Обсессия

Сехун был пленен Тао с первых минут их встречи. С первого пронзительного взгляда, словно видящего все твое существо насквозь, тут же меняющегося поистине невинным выражением лица со смущенно-глупой улыбкой влюбленной школьницы. С первого неловкого разговора на ломаном, практически непонятном, но все же всепоглощающее очаровательном корейском. И, несмотря на этот раздражающий контраст, совершенно не вписывающийся в существующую реальность, что-то в Сехуне щелкает и со скоростью 120 м/с аксоны избивают каждую клетку тела, настойчиво трезвоня о пронзенном сердце. Слишком резко, выстрелом прямо в висок, Тао обосновывается в его голове, расчистив себе нехилый угол тонущего сознания. Он честно и добропорядочно старался побороть чувства, от которых в груди становилось тесно, а дышать и вовсе невозможно, но всегда проигрывал в этой неравной схватке, когда Тао практически невесомо касался его руки и, склоняясь слишком близко, шептал какую-нибудь глупость. Его разум плывет, медленно пробираясь сквозь вязкую пелену юношеской запретной влюбленности. Он окончательно сдается, вывешивая белый флаг и смиренно принимая поражение однажды вечером, во время слишком затянувшейся паузы и лихорадочно сбившегося дыхания, найдя в затуманенных взглядах друг друга выход из реальной жизни в единый на двоих мир, начавшийся с несмелых, но обжигающих своей сдержанной страстью, прикосновений губ. Словно момент абсолютный истины, когда все тайком брошенные взгляды и недомолвки наконец выстроились в единую картину. Как ни странно, ни один не чувствует сковывающей неправильности происходящего или стесняющей неловкости. И они тонут, отчаянно отдаваясь порывам своей страсти. Сехун одержим Тао. Одержим ровно настолько, что с частотой обсессивного психопата мысленно дает себе пинков не смотреть и прикасаться к китайцу столь откровенно и часто под прицелом десятков камер. Старается не бросать гневные испепеляющие взгляды на остальных мемберов группы за невинные дружеские объятия, но его маленькое безумство сильнее, громче и ярче чистого голоса разума. И Тао лишь улыбается так тепло и в то же время самодовольно, когда, скрытые от всего бытия в темной комнате для персонала, макне срываясь, непроизнесенными словами царапает шею, плавит кожу сухими губами, обнажая тихий вздох с еле сдерживаемым стоном. Сознание мутнеет и туман перед глазами вновь рассеивается, когда Сехун обнаруживает себя в мягком кресле гостиничного номера со штанами и нижним бельем валяющимися где-то на полу. Он поднимает взгляд и вся оставшаяся адекватность его мыслей готова самолично отправиться на покой при виде обнаженного предмета своей одержимости грациозно-соблазнительно подходящего к парню, потому что Тао в одежде - прекрасен, но Тао без нее - божественен. Неосознанно, Сехун подается вперед, хочет как можно скорее прикоснуться к столь желанному телу, которое со всеми мелкими шрамами из детства, синяками с тренировок и набитыми от неуклюжести шишками, видится ему гармонично-идеальным. Он знает, где нужно нежно провести ладонью, а где до красных пятен впиться зубами, чтобы заставить Тао стонать, столь соблазнительно прикусывая губы. Его кожа практически дымится, ощущая крепкие, даже немного болезненные объятия парня, желающего буквально вплавиться, отдавая всего себя с толикой душащего безумия. Сехун не знает, в какой именно момент Тао из обычной влюбленности занял статус навязчивой идеи в его голове, ибо единственное, что имеет значение - столь же одержимый им Тао, который аккуратно обхватывает тонкими пальцами лицо О, интимно тихо выдыхая в губы "мой".