Peace

Узко, неудобно и донельзя смущающе. Чарльз Грей чувствует себя идиотом на этом вечере, ему кажется, что даже с такой маскировкой его узнают все, а потому смеются и перешептываются. Рука коллеги по цеху держится спокойно и уверенно, и граф молча давится злобой на весь мир, включая самого себя, буквально впиваясь в локоть Фиппса. Для всех Грей — прекрасная француженка, дальняя родственница, которая почти не говорит по-английски. Надо отдать графу должное: французский его поставлен превосходно и не вызывает нареканий. Фиппс знает язык дворян не в той же мере, но зато свободно общается с немцами и испанцами. Чарльзы знакомы со школьной скамьи, а потому лорд внезапно улыбается и опускает глаза. Он-то наверняка знает, что его коллега не имеет способностей к языкам. Он-то помнит, сколько нервов ушло у Грея, чтобы выучить один-единственный иностранный язык. Сколько книг пришлось чинить из-за буйного нрава будущего графа. Младший Чарльз не отличался терпением. Он ненавидел ждать и привык получать желаемое если не сразу, то на следующий же день. Ему не хватало усидчивости, чтобы завершить задуманное. Каждое неосторожное движение — новый виток неоднозначных ощущений. Грей жмурится, оставляя на руке лорда еще один синяк. Сам виноват. Фиппс, сволочь, улыбается. И это бесит. Граф ненавидит карты, ненавидит покер. Но в большей степени — проигрывать. У старшего Чарльза рука первоклассного шулера. Младший всегда требует реванша. Фиппс никогда не проигрывает. Играть на деньги — скучно, да и незачем. Дворецкие королевы могут позволить себе купаться в несчетном золотишке, но находят подобное развлечение глупым. Куда интереснее трястись в карете с целью доставить очередное послание Псу или же подмести за ним следы, а в процессе попытаться вытащить флеш-рояль. В последний раз каре Грея разрушила милая дама, столь некстати выпавшая последней. Лорду Фиппсу чертовски везет в азартных играх, с этим не поспоришь. Граф Грей уже давно словил клеймо неудачника, но слишком горд, чтобы признавать очевидное поражение. Старший Чарльз не умеет придумывать нормальные желания. Он слишком честен, слишком джентльмен, но младший Чарльз давно подозревает, что эта дурацкая курица раскрывает карты своему хозяину. Плевать, что это практически невозможно, она явно недолюбливает Грея. Надо было сразу отдать ее личному повару королевы. Такой бы ужин получился. Пышное длинное платье, стесняющий привычную свободу движений корсет, дорогие туфельки на маленьком каблуке и нежные белые подвязки — лорд Фиппс всегда выполняет свою часть сделки на высшем уровне. Спустя полчаса или час это становится даже забавным. Лепетать милую чушь на французском, с показной нежностью прижиматься к объекту собственных злоключений, смеяться над его шутками вместе с остальными дворянами. А наедине — гневным шепотом обещать самую зверскую расправу. — Осторожнее, друг мой, — спокойно завершает тираду графа Фиппс. Кратко, четко и по-немецки. Единственная фраза, которую Грей запомнил за годы их общения. Просто потому, что слышит ее чуть ли не каждый день. Мерзкая, совершенно не картавая «р». Дурацкий язык, столь похожий на английский. Иногда лорд читает ему произведения немцев в оригинале. Скучными вечерами обыкновенных дворян, когда так хочется тишины и покоя. От идеального немецкого плавится голова. Голос Фиппса делает эту процедуру почти приятной. — Да-да, — устало и раздраженно. Графу надоел маскарад, о чем он тут же сообщает. С этой почти нативной картавой «р», от которой сводит зубы. Рука старшего Чарльза вздрагивает — впервые за вечер, а дыхание сбивается. Увы, он слишком быстро успокаивается. Младший заливисто смеется, потому что знает эти жесты. Понимает. А потому не осуждает. В конце концов, сегодня на него пялятся все. *** Фиппс почти идеален. Они знакомы чуть меньше двадцати лет, поэтому Грей уверен как никогда. Лорд мало чего не умеет в этой жизни, однако две вещи моментально приходят графу в голову. Старший Чарльз не умеет придумывать нормальные желания. А еще он отвратительным образом подбирает подходящие места. В пустом обеденном зале холодно, даже чересчур. Грей морщится и обнимает сам себя в попытках согреться. Прохладный шелк перчаток, увы, желаемого результата не приносит. Огромный стол с расставленной чистой посудой, унылого цвета одинокое кресло возле камина, графины с водой и прочими напитками. Кормить их явно будут не скоро, если вообще собираются. Фиппс, впрочем, все же подпирает креслом двери. На всякий случай. Сначала — те самые дорогие туфельки. Граф с удовольствием отпинывает их в сторону, а после стонет от наслаждения, когда натертые ступни касаются пола. Все такого же холодного. Фиппс омерзительно педантичен, Грей ребячески нетерпелив. Когда сталкиваются две подобные противоположности, образуется хаос. Они умудряюся жить в мире. Граф стягивает перчатки. Сперва свои — быстро и небрежно, после — лорда. Уверенно, но осторожно. Вздрагивает, когда теплые ладони касаются подвязок и распускают аккуратненькие бантики. А потом синхронным резким жестом стягивают вместе с чулками. На корсете не выдерживает уже сам Фиппс. Нервными движениями дергает за веревки, игнорируя наигранные возмущения Грея о том, что ему потом это надевать. На мгновение припадает щекой к груди, слушая бешено колотящееся сердце. Это выглядит столь нелепо и уютно со стороны, что граф бы даже обнял его за голову и прижал крепче. Но это не в его стиле. В его стиле вцепляться ладонями в скатерть столов, неизбежно сталкивая посуду на пол. Стонать под грохот разбивающегося фарфора. Охотно подставлять шею, зная, что на ней обязательно останутся отметины. Слишком нежная и чересчур бледная кожа. Вставать первым, когда хочется лежать на одежде и бездумно рассматривать потолок. Грей редко поддается мимолетным порывам. Только не сегодня. Только не с этим человеком. Небрежным жестом подает перчатки и натягивает чулки, мимолетно подумав о том, что эти бантики уже никогда не будут такими же красивыми. Уверенным движением подвязывает растрепанные волосы атласной лентой. Ему не привыкать. — Пожалуй, нам самое время уйти, — скупой на эмоции голос Фиппса раздается уже у самой двери, где лорд со скрипом отодвигает несчастное кресло. Они всегда такие опустошенные — после. Грей молчит, что ему не свойственно. — Сыграем разок в дороге? — Изволь придумать желание попроще, — граф отнюдь не признает свое поражение. Ему просто хочется покоя.