Что слышат стены театра.

- Петрович, погаси свет! - донеслось из глубины коридора. Рабочий сцены вытащил из-за уха помятую сигарету, закурил, наплевав на все правила и пошел выключать свет. Во всем здании уже почти никого не осталось. Публика давно ушла, некоторые прямо после первого акта, актеры тоже разбежались по домам. Знаете ли, за эту работу не так уж хорошо платят, чтоб ночевать в маленьких гримерках, где всегда немного пахло сыростью и каким-то запустением, несмотря на то, что порой, в таких комнатенках готовились к выходу четыре, а то и пять человек. Свет погас, наступила непроглядная тьма. Где-то капала вода из плохо закрытого крана, лязг металлической двери, закрываемой на замок, эхом отдался по всему театру. Какое-то время ничего не было слышно. Здание замерло. Вдруг раздался какой-то шелест, будто кто-то не закрыл окно, и теперь ветер гуляет по щелям. Заскрипели половицы, заскрежетали замки. Будто тихий шепот пронесся по коридорам и затих где-то в глубине театра. Стены задышали. Ожили. Сколько они видели на своем веку! Местами потрескавшиеся, кирпичные, они помнили, как в старый театр приходили актеры, сменяя друг друга в бесконечном круговороте жизни. Они жили, чтобы играть и играли, чтобы жить. И умирали на сцене глубокими стариками. А потом приходили другие, новые, полные надежд и неукротимых амбиций. И все повторялось сначала. Рушились судьбы и открывались таланты, рождались знаменитости и умирали кумиры. Все забывалось, уходило в никуда. А стены все знают. Они все помнят. Просто не любят расставаться со своими тайнами. Старая подсобка на первом этаже еще помнила, как лет восемьдесят или даже девяносто назад, директор труппы заметил молоденькую актрисочку. Девчонка была молода и кокетлива, мечтала пробиться на большую сцену и свергнуть тогдашнюю звезду. Этим двоим не найти было места. Девчонка жила в общежитии, у директора дома ждала жена. Это не помешало ему завести ее в темную каморку, закрыть за собой дверь и усадить на ветхий крохотный стол, который угрожал развалиться. Что происходило дальше, стены предпочитали не слушать. В отличие от людей, им было стыдно. Зато они сполна насладились скандалом, который устроила жена директора. Впрочем, таким драматическим спектаклем насладился весь театр. Видимо, кто-то все же нашептал этой женщине о любви ее мужа к молоденьким актрискам. Но это не стены, нет. Они всегда молчат. Были и трудные времена, как сейчас. Стены перестали красить, штукатурить. Однажды, старая кирпичная стена на черной лестнице начала осыпаться. Весь театр задрожал, зашевелился. Ведь если рушатся, стены, значит, рушится и сам театр. Стену быстро заштукатурили и забыли, а она еще долго отплевывалась от дешевого бетона, положенного неумелыми руками. А однажды театр закрыли. Дубовые двери в кабинете директора доверительным басом сообщили ковру в приемной, что денег нет совсем. И театр закрыли тоже насовсем. Стены были в ужасе. Они перешептывались, советовались с стариком-фундаментом и думали, как жить дальше. Противные жучки забирались в щели, стены трескались, чихали сыростью и пылью и изредка вспоминали самые интересные истории, которые нашептывал театральный дух. Ему завидовали абсолютно все. Он гулял, где хотел и видел весь театр от подсобок до самого последнего стула в партере. Он смотрел на лица людей, наслаждался запахами грима и духов, подслушивал последние сплетни актеров и разносил их по всему зданию. Стены с жадностью впитывали каждое слово, каждый образ и тихо завидовали этому проказнику-духу. А он любил сыграть злую шутку. Например, заставить Татьяну Ларину забыть свои слова или вскружить голову молоденькой актрисе, чтобы она возомнила себя центром этого мироздания. А потом проказник тихо поскрипывал половицами, пугая уборщиц, срывал краны в подвале, за что получал строгий выговор от кряхтящего пола и ворчливого фундамента. Но духу театра было все равно. Ему нравилось веселиться, кружа головы людям. И все терпели эти причуды, потому что без этого театр зачахнет. Где-то далеко засерело небо, предвещая скорый приход дня. Рассвет нагло наступал на пятки ночи, выгоняя ее за пределы города. Стена в туалете чихнула известковой крошкой. У нее была аллергия на сырость и бедняга постоянно чихала. Ну ничего. Скоро придет старая баба Валя, достанет свою жуткую тряпку и начнет ворчать, что кто-то слишком много ворует и не может починить этот чертов капающий кран и заменить протекающую трубу. Театр наполнится людьми, они начнут ссориться и смеяться, разговаривать и выполнять повседневную работу. Потом день закончится и вновь наступит ночь. И вновь оживут стены.