Галстук, торт, китайские фонарики

— Нет, нет, а я откуда знаю? Господи, мне-то какая разница? Нет, я не знаю. Что? Да нет же. — Дорогой, — Аматис дотронулась до плеча Стивена. Он обернулся, приложил палец к губам и снова вернулся к телефонному разговору. — Нет, мистер Фэйрчайлд, я не занимаюсь программным обеспечением. Откуда мне знать, какого хрена оно не работает. Как я его перевезу, если в нем едва ли не несколько тонн? Мистер Фэйрчайлд, позвоните по номеру триста шестьдесят восемь четырнадцать три нуля один. Я знаю, что это номер Идриса, — Стивен прикрыл глаза ладонью и покачал головой. — Вам же оттуда его привезли. Нет, я не могу ехать в Аликанте, свяжитесь с Майклом Вэйландом. И что, что он в отпуске, а я по-вашему где? Но звоните-то вы мне. Да, у него есть секретутка, то есть секретарша, вам послышалось. — Дорогой, — Аматис помахала перед лицом Стивена бумажкой с нарисованными голубями, но тот только отмахнулся. — Как зовут кого? Секретаршу? Селин Монтклер. Что значит “отдыхает”? Мистер Фэйрч… да, я понимаю, но, черт возьми, каким боком я отношусь к неполадкам вашего компьютера. Ну и что, что я разработчик? Все, свяжитесь с Вэйландом или Пенхаллоу, я не могу говорить, нам с супругой нужно к врачу. К какому? — он отнял трубку от уха и прижал к плечу. — К какому? — одними губами спросил у Аматис. — Акушер. — К акушеру. Есть подозрения. Спасибо, мистер Фэйрчайлд, мы обязательно постараемся. И про ружье под матрасом не забудем. Спасибо. Да, всего доброго. До свидания. — Стивен, милый, — опять завела Аматис, тыкая "милого" картонкой с голубями. Стивен вздохнул и повесил телефонную трубку. На его красном загоревшем лице читалось вселенское отчаяние. — Что за макулатура? Аматис широко, по-акульи, улыбнулась во все свои тридцать зубов, уселась за обеденный стол и придвинула картонку с мужу. — Это приглашение на свадьбу. Стивен мысленно взвыл: “О боже, нет, пожалуйста, только не чья-то свадьба, только не сейчас. Господи, прости мне мои прегрешения, накажи другим способом”, но несмотря на это изобразил каменное лицо и спросил: — Чью? — Роба Лайтвуда. — Странно, — Стив поднялся и отправился к плите — поставить чайник и кастрюлю с макаронами, — с каких это пор у нас разрешены однополые браки? Аматис фыркнула и раскрыла приторно-кремовое приглашение с черными рунами и контуром голубей. — Роб женится на Марисе Трублад. Начало торжества двадцать восьмого июля в восемь часов вечера. — Прости, не расслышал, кто на ком женится? — Роберт Лайтвуд на Марисе Трублад. — Это, случайно, не на той, которая прострелила мне колено? Аматис замялась. — Ну да. Стив пожал плечами и зашуршал пакетом макарон: — Прекрасно. Похоронный венок пришлем по почте. — Стивен! — Аматис возмутилась, вскочила и уперла руки в бока. — Нас пригласили на свадьбу! На важнейшей событие в жизни твоего друга! — Ой, Ами, ты все излишне романтизируешь, — Стивен помешал воду с макаронами, погибающими смертью храбрых корсаров. — Роб как спал с Вэйландом, так и будет. Тоже мне, событие. Чайник засвистел, выпуская пар вместо Аматис. — Они же парабатай! — Слушай, родная, ты только со мной такая глупая, или это производственный брак? — Я… Ты… Стивен! - задохнулась она, даже всплеснув руками от возмущения. Невыносимое унижение! В душу, негодяй, плюнул, гордость растоптал! — Видимо, все-таки брак. Макароны закружились в водовороте кипящей воды, повинуясь умелой руке Стивена Эрондейла, который стоял спиной к огромному окну, статуе Христа и океану. Лучи заходящего солнца ползли по цветастым шортам до колен, загорелой спине, обгоревшим до облезающей кожи плечам и светлым волосам. Картина маслом, портрет акварелью. А Аматис бесилась. То есть, не то чтобы очень уж сильно, ведь когда шла замуж, прекрасно понимала, на что подписывалась, но все равно. Немножко обидно все-таки. Немножко. Совсем чуть-чуть. Самую капельку. — Ты у нас, я так погляжу, самый умный. Сам знал, что брал. Теперь не ной, а на свадьбу мы пойдем. Стивен хмыкнул и даже повернулся лицом к жене: худощавой, высокой, светловолосой и… и… и… и больше он ничего придумать не мог. Она была просто классной. По крайней мере для него. Любовь, она такая. — И кто это у нас так сказал? — Я, — она скрестила руки на груди и закинула ногу на ногу. Полы махрового полотенца сильно разошлись, и Стивену пришлось тяжело сглотнуть. Ох уж эти женщины: ни совести, ни совести и ни совести. Аматис снова поменяла ногу и тряхнула мокрыми после душа волосами. С обнаженными женщинами спорить так же бесполезно, как со стенами, но те хотя бы не пытаются соблазнить. — Ладно, — сдался Стивен, чувствуя шевеление в брюках. — Но я ни за что не надену строгий костюм. ****************** — И что это такое? — спросил Стивен, держа двумя пальцами и на расстоянии вытянутой руки черную тряпку. Брезгливость с его лица можно было бы стирать с отбеливателем, такая уж она была явная. Аматис старательно оттопыривала попу, медленно натягивая тонкие чулки. — Дорогой, — она подошла, слегка покачиваясь на высоченных шпильках, — это галстук. Его надевают к рубашкам. Стивен взвыл, отбросил тряпку подальше и рухнул на кровать, показательно выдергивая на голове волосы: — Господи-и, за что-о? В чем я провинился? Забери у меня жену, но не заставляй давиться в галстуке! Аматис села рядом, положила руку на внутреннюю сторону бедра Стивена и начала медленно подниматься наверх. Медленно. Медленно. Еще медленней. И Стивен на время забыл, как дышать, зачем дышать, куда дышать. Нет, все-таки спорить с женщиной — себе дороже. — Милый, — проурчала она, ложась рядом и устраиваясь на крепком мужском плече. — Это такое важное событие. Не упорствуй. — Знаю я твои “важные события”, — коротко хохотнул Стив и прижал Аматис к себе. — Просто скажи, что хочешь похвастаться новыми платьем и серьгами, в которые я вгрохал половину своей зарплаты. И кожаный костюм охотника. И, — тут он начал загибать пальцы, — кинжал Румиэля, плюшевого медведя, подаренного твоим братом. — Медведя!? Да как ты мог вообще? Стивен пожал плечами и начал накручивать на палец завитые бигудями локоны. — А что? Он все равно не был нужен. Так, продолжаем, на чем мы остановились? — На медведе от Люциана. — Ну да. Медведя, набор марок тысяча двадцать пятого года, мумифицированный труп любимого кузнечика, пястные кости младенцев и, кажется, все. Ух и нехило я выложился, — он усмехнулся. Еще бы нехило. Для любимой жены и не такое можно сделать, но вот кузнечика действительно жалко. — Жмотяра, — рассмеялась Аматис и по-кошачьи потянулась. Часы на стене показывали пять, а это значило только одно: хочешь-не хочешь, а собираться нужно. Надевать приличный костюм, а не шорты-гавайки, заляпанную машинным маслом футболку и комнатные тапочки. Хуже, чем вот такие сборы на официальные мероприятия, нет ничего. Нет, не так. Ничего хуже, чем эти сборы, даже вообразить нельзя. Стивен вздохнул и сел на кровати. Вот уж кара господня. Как чувствовал, что нужно было исповедаться, вдруг пронесло бы? А теперь осталось только взять себя в руки, посмотреть на Рио-де-Жанейро из окна, порыдать в подушку и отправиться на эту чертову вечеринку в честь дня свадьбы двух идиотов. — Стиви, в каком платье мне лучше: в черном или синем? — помахала двумя вешалками Аматис. Суровый охотник Стивен Эрондейл уже в который раз за последние несколько дней тяжело вздохнул и тоскливо посмотрел на океан за окном. Сложно быть мужчиной, ох и сложно. — В черном. — А это, случайно, не цвет покойников? — Господи Иисусе, дай мне сил, — закатил глаза Стив и ушел в ванную. Бриться. ****************** Аликанте встретило чету Эрондейлов шумом, светом и слюнявыми поцелуями. — Ами, котик, ты так здорово выглядишь. — Джо, детка, у тебя умопомрачительная прическа. — Селин, ты так похудела. — Эмма, зайка, какие украшения, где покупала? Это было слишком даже для терпеливого и спокойного Стива. Он спихнул супругу в разноцветную щебечущую толпу женщин и спрятался за столом с закусками, возле которого устроили лежбище другие мужчины, сбежавшие от жен. Стивен ощутил себя в своей стихии. — Весело? — раздался рядом знакомый голос, Стивен обернулся, увидел, кто там стоял, снова повернулся спиной и развернулся лицом к собеседнику. Дожевывать рыбные котлеты стало несколько проблематично. — Угу, — промычал он, быстро работая челюстями. — Весело. — А мне вот — нет, — Ходж Старкуэзер поправил тонкие очочки и грустно уставился на Стивена, как бы намекая, что все тлен и бытие бренно. — О-и-аю, — согласно покачал головой Стив. А что тут непонятного? Наверняка, все такие вот “мероприятия” придумали женщины, чтобы выйти “в свет” и посветить своими нарядами, бриллиантами, сапфирами, изумрудами и мужьями. Очень часто — мужьями. Слишком часто. Предельно часто. А вот Ходж женат не был, и какого черта он тогда здесь забыл, было огромной загадкой. Стив наконец-то проглотил рыбу и смог вдохнуть спокойно. Вот теперь можно было и поговорить, а не просто помычать. И заодно посмотреть на дивные китайские фонарики, феерические самовспыхивающиеся ленты, торт для молодых и огромную коллекцию спиртных напитков. Серьезно огромную. Стив бы даже сказал внушительную. — Как ты тут оказался? Ходж отпил из высокого бокала и взглянул на Стивена больными глазами. — Пригласили. — И тебя? — Стив даже удивился. Нет, он, конечно, знал, что вероятность приглашение Старкуэзера есть, потому что они все в одной компании юных покорителей вселенной под названием “Круг”, но что его действительно позвали — это все-таки была новость. — И меня, — грустно подтвердил Ходж, сверкнув стеклами очков. Стивен покачал головой и похлопал Ходжика по плечу. Надо же было как-то поддержать несчастного. К тому же, Стив отлично понимал, что тот чувствует: оказаться в компании рефлексирующих женатых мужиков и воодушевленных замужних женщин — это вам не демонов на капусту пускать. Тут нужны выдержка, терпение и сноровка, а Старкуэзер не отличался ни тем, ни другим, ни третьим. И он не был женат. Это все решало. Ходж благодарно кивнул, блеснул на прощание очочками и отчалил в толпу пока что достаточно трезвых, но уже и не совсем, сумеречных охотников. Стивен почувствовал гордость и подумал, что его призвание — спасать людей от затяжных депрессий, наркомании и алкоголизма. Но теплое ощущение собственной значимости продержалось совсем недолго. Ровно до того момента, как за спиной Стива раздался густой бас: — Мистер Эрондейл! — Мистер Фэйрчайлд! — Стивен яростно затряс протянутую ему руку и на всякий случай закивал головой. Не каждый день встретишь отправленного в задницу клиента, вот уж не каждый. — Рад вас видеть, мистер Фэйрчайлд. Как дела, как самочувствие? Мистер Фэйрчайлд тряхнул седой с рыжиной гривой и добродушно хохотнул. — Замечательно. Что там с супругой? Мальчик, девочка? — Никого пока, — сказал Стивен и состроил похоронную мину. Такое ведь трагичное событие — полгода в браке, а все никаких признаков беременности, и что делать, как жить, куда бежать. Мистер Фэйрчайлд сложил руки на животе, обтянутом белой сорочкой и черным фраком. Лакированные туфли ловили свет фонарей и жутко бликовали. — Знаете, — мистер доверительно притянул к себе за галстук Стивена, — у меня есть хороший врач по этой, — он стрельнул глазами ниже пояса и намотал галстук на кулак, — части. Мне вот восемьдесят девять, а я все могу. Девки до сих пор пищат от восторга. Стив захрипел и покраснел, потому что галстук затянулся, как петля. Галстуки — зло и орудие пыток. Долой галстуки, свободу пролетариату! — Д-да-а, мис-с-стер, — засипел Стивен, дергаясь и топчась на месте. Мир начал медленно угасать, теряя краски и вращаясь по кругу. — Что говорите, а то я немного не слышу. Восемьдесят девять, сами понимаете, — мистер Фэйрчайлд затянул галстук еще туже, и мир сузился до желтых и красных точек перед глазами. — Соглас-сен. — Вот и здорово, — сказал мистер Фэйрчайлд, отпустив петлю на шее несчастного Стивена. Помилование пришло внезапно, и Эрондейл едва сдержался, чтобы не упасть на колени и не поблагодарить господа за такое чудесное спасение. Аминь, нет, не передавайте за проезд в один конец, я сойду сейчас. Стивен тяжело задышал, ощупывая руками шею, и невнятно пробормотал, что жена-де у него где-то в толпе, а она так ведь восприимчива к алкоголю, нужно увести ее до того, как ее унесет в страну грез, воображения и розовых единорогов. Мистер Фэйрчайлд согласился, ведь женщины, они такие. Слабые создания, нужно защищать, вот недавно приходил хахаль его внучки Джослин, ну, этот, с нацисткой фамилией. Моргенштерн, подсказал Стивен. Ну да, вот тот белобрысый фриц. Так вот, о чем это мистер Фэйрчайлд говорил? О внучке? Так вот, о внучке. Приходил этот Моргенштерн чинить водопроводный кран и заявил, что за работу он ничего не возьмет, потому что это, мол, помощь любимой женщине, а дед ему и ответил, что он бы ему и так ничего не дал, зря что ли фриц внучку его оприходует. Обиделся. Эти фашисты вообще все такие: чуть что и сразу в слезы. Уж сколько он, дед, их на войне перебил, столько и не посчитаешь. Стивен согласно кивал головой и никак не мог надышаться. В конце концов, кто он такой, чтобы спорить. На войне не воевал, в армии примитивных не служил, детям в Африке гуманитарную помощь не оказывал. В рейды ходил, да, конечно, он ведь сумеречный охотник, как же иначе. — Ну, милок, — мистер Фэйрчайлд похлопал Стивена по спине, — самое главное не забудь. Ложишься с женой, клади под матрас ружье. Вот мы с супругой, царствие ей небесное, так мальчика и заделали. Хотели над вторым постараться, да в угаре страсти сняли ружье с предохранителя. Заряд дроби прям по жене прошелся, но это уже издержки производства. Стивен сначала немного побледнел, потом позеленел, а потом вспомнил, что он, черт побери, сумеречный охотник, он и не такое видел. Ну подумаешь, заряд дроби, ну подумаешь в жену, с кем не бывает. — Да, конечно. Обязательно, мистер Фэйрчайлд, всенепременно. Мы сообщим результаты, — и Стивен слинял так быстро, как только мог. Нырнул в толпу, и был таков. Заиграла музыка, и все вокруг вспомнили, что для хорошего праздника недостаточно просто напиться, нужно же еще что-то выкинуть. Но до этого еще далеко, градус пока не тот, сейчас можно и потанцевать. Локтями. Стивен пробирался через толпу слегка пьяных и прилично потных мужчин и женщин, дергающихся в стиле эпилептиков в ударе. Самый главный вопрос на повестке дня был таков: куда делась Аматис и какого хрена он сам все еще здесь. Это был один вопрос, вытекающий из… ни из чего не вытекающий. Просто вопрос. Наконец, где-то на окраине танцевальной площадки, под раскидистыми дубами появилось знакомое черное платье, а за ним и знакомое раскрасневшееся лицо. — Ами, слава ангелу, — Стивен схватил Аматис за руку, она расхохоталась и лихо накренилась в бок. “Санта Мария” Колумба сгорела бы от зависти, увидь она такое. — До-о-ро-го-ой, — пьяно протянула Аматис, повиснув на многострадальной шее Стива. — А мы тут разго-о-вариваем с Джрс… Джоср… Джолс… с Джо, короче. И Валентином. — Конечно, рыбка. Джослин, Валентин, здравствуйте. Валентин коротко и зло кивнул, показывая, что вращал он этот праздник на детородном органе, Джослин просто не обратила внимания. Она смотрела на листья и думала. Аматис глупо захихикала и попыталась поцеловать Стивена в губы, но малость промахнулась и попала в ухо. Затем снова попыталась в губы, но опять не попала. Вряд ли ее остановили бы неудачи, если бы Джослин внезапно и совершенно не в тему заявила, как красив этот чудный дубовый листок, его нужно срочно нарисовать, Валентин, зая, где мой мольберт. — Он дома, Джос. — Почему? — искренне удивилась Джослин, как будто это было самым ненормальным вокруг. — Потому что мы на свадьбе Марисы и Роберта, мольберты на такие мероприятия не приносят, — пояснил Валентин, слегка пожав плечами для смотревшего на него Стивена, как бы намекая, что ничего не поделаешь, Джослин художница, на них в периоды вдохновения накатывает, но зато она рыжая и котик, а Стивен козел. Стив моргнул, сообщая: Джослин неадекватная, а он, Стивен, пони. И девчонка у него нормальная. Аматис покачнулась на шпильках, расставила руки и завопила: — Я самолет! Стиви, я самолет! Полетели! Ну она и полетела куда-то в толпу. Валентин отвернулся созерцать дивные чудеса малых форм жизни, а Стивен ударил себя по лбу. — Детка, куда ты? — но Аматис уже улетела искать аэродром, поэтому Стиву осталось только вдохнуть поглубже и уйти искать новую взлетную полосу. Он нырнул в толпу, которая сначала расступилась, потом сомкнулась и начала засасывать его в себя. — Иди сюда, сладенький, эй, мужик, аккуратней, потанцуй со мной, я тебе глаз на жопу натяну, к тебе пойдем или ко мне, убери руки от моей девушки, урод, — раздавалось со всех сторон. Толпа волновалась, перекатывалась, отправляя Стивена то в один конец танцпола, то в другой, то болтая в середине. Стив выдохся, пробираясь через это море рук, ног, голов и прочих конечностей. Внезапно в поле зрения замаячила высокая прическа с воткнутым в нее флагом Идриса на длинной ножке. Вот это патриотизм, вот это похвально! Аматис балансировала, раскачиваясь, как молодое деревце на ветру. Спасать, решил Стивен, и ломанулся сквозь столпотворение, наступая на ноги и расталкивая локтями. — Детка, я иду, держись! Наконец он добрался до стола, на котором расселась Аматис, забросив ногу на ногу. Она демонстрировала вместительность декольте при наличии груди третьего размера. Туда, к примеру, поместились два персика и гроздь красного винограда. — Ами, что ты творишь, — зашипел Стивен, стаскивая жену со стола, одновременно прикрывая ее обнаженные ноги. — Идем домой. — Утю-тю-тю, мой котичек, — Аматис нажала на кончик его носа и рассмеялась. — Мы еще ни-и-и-куда не идем. Я не поздравила моло-о-о-дых. Кстати, вот и они-и-и. И Аматис улетела. Стивен решил, что раз Ами самолет, то он — авианосец. Должна же она где-нибудь парковаться? Или самолеты не паркуются? Господи, в тысячный раз за вечер подумал Стив, зачем мне такие испытания, я же не Валентин, я не хочу захватить мир прямо сейчас, уберите от меня все проблемы, купите билет в Рио-де-Жанейро. — Мариса, ты так здорово выглядишь, — прощебетала где-то рядом Аматис, и Стивен направился на голос, жизнерадостно втиравший про то, какой получился праздник, как все счастливы, как любят Марису, ведь она такая классная. Стивен материализовался из пустоты и обнял жену сзади, крепко сцепив руки. Теперь-то точно не ускользнет, и можно будет с чистой совестью свалить домой. Ледяная Мариса холодно поблагодарила, осматривая собравшихся гостей, дошедших до нужного состояния, которым теперь что свадьба, что перевыборы Консула, что смерть любимой бабушки — все одно. Танцы! Танцы! Алкоголь! Дивные китайские фонарики давно улетели в родной Китай, самовозгорающиеся ленты превысили срок использования и сгорели окончательно, торт сожрали еще до появления молодых, а коллекция алкоголя таинственным образом испарилась. Чудеса да и только! Кто-то рядом со Стивеном тяжко и горько вздохнул. Вот уж кому-то не повезло, так не повезло. Стив повернул голову. Роберт Лайтвуд тихо страдал, выискивая взглядом своего парабатай, который, судя по всему, либо ушел еще до начала праздника, либо не пришел вообще. Зная Майкла, второе было намного более вероятным. А вообще, над Робом можно было смело растягивать плакат “Спасите Наши Души”. Или “Что я здесь делаю”. Или “Я не виноват, меня подставили! Майкл, забери меня домой”. — Поздравляю, — сказал Стивен Роберту, надеясь поддержать его в такой тяжкой минуте. Стать заложником политических игр — это совсем невесело. Роб презрительно фыркнул и приблизился к Стиву на четверть шага. Потом еще на четверть. И еще. И еще. И прижался плечом к плечу Стивена. — Чувак, — почти беззвучно зашептал Лайтвуд, улыбаясь так, словно у него внезапно все лицевые нервы парализовало. — Чувак, спаси меня. — Не могу, — так же беззвучно ответил Стивен, надеясь, что Мариса не заметит их разговор и не искромсает электрумным хлыстом, подаренным Робертом на помолвку. — Жаль. — Можно спросить? — Да. — Ты Майкла или он тебя? — По очереди. Найди мне его. Стивен уж собирался пообещать, что найдет, обязательно, это же последнее желание приговоренного к смерти, такое выполнять обязательно, но тут Мариса перевела на них свой тяжелый взгляд питбуля, и что-то Стиву стало страшно. Очень. — Даже. Думать. Не смей, — механически отчеканила она и направилась к столу, рассекая толпу танцующих как ледокол в Северно-Ледовитом океане. Роберт обреченно воздел руки к небу и поплелся за супругой. — Странно, — задумчиво протянула Аматис, повисая на руках Стивена. — Что странно, родная? — Такое чувство, будто Роб и не рад вовсе. — Не бери в голову, — ответил Стив, прижимая к себе Аматис, двигаясь под медленную музыку и дыша ей в затылок, но подумал, что, наверное, в ее настройках все нормально, и еще никогда она не была так права. Роберт вовсе и не рад. Галстуки — зло.