Исповедь

Небольшая церковь погрузилась в благоговейную тишину перед таинством исповеди. Молодая женщина в строгом черном платье и с покрытой платком головой сидела перед священником в черной сутане на коленях и тяжело дышала, собираясь с мыслями. — Мое имя Диан, и я хочу признаться в том, что я, будучи женщиной влюблена в женщину, — хрипловато произнесла женщина, пристально смотря в глаза священника, и наступила гробовая тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием двух человек. — Первый раз мы столкнулись в пустом коридоре, по которому мы все выходили в свои гримерки, — неожиданно начала свой рассказ Диан, и ее красивый тихий голос разнесся по пустой церкви. — Я несколько раз тупо моргнула, смотря в красивое лицо девушки, которую только что чуть не сбила с ног, и… Убежала. С того дня я все время высматривала ее на сцене, когда репетировали наши танцовщицы. И когда замечала, непременно смотрела только на нее — пристально, изучая, пытаясь запомнить каждую черточку ее лица, — Диан на некоторое время замолчала, снова собираясь с мыслями. — В один из подобной череды дней я сидела, как и обычно, в зале и смотрела на танцоров. От меня не требовалось постоянное присутствие на репетициях, но я все равно приходила, и все уже давно к этому привыкли, — женщина еле слышно вздохнула, погружаясь в воспоминания. - Привет, — услышала Диан милый голос где-то справа, и тут же рядом на сиденье упала та самая девушка, ради которой Диан вообще приходила на репетиции танцоров. — Сегодня так жарко, совсем не хочется ничего делать, — она замахала на себя руками в доказательство своих слов и лукаво посмотрела на Диан своими почти черными глазами. — Привет, да, ты права, — неловко выговорила Диан, робко улыбаясь и буквально прилипнув к ней взглядом. — Ты… Ты актриса? Я тебя не видела, — спросила она, и каждая из них в тот момент осознала, насколько нелеп их разговор. — Точнее, твою игру. — Я из массовки, — Диан пожала плечами и еле слышно вздохнула. — Меня зовут Диан. Диан Дассини. — Приятно познакомиться, — девушка протянула Диан руку и чуть склонила голову. — Тамара Фернандо. — Она первая протянула мне руку, — проговорила Диан, вынырнув из воспоминаний. — Я пожала ее хрупкую ручку со всей любовью и благоговением, которые я к ней испытывала. Это был один из самых волшебных моментов моей жизни, — Диан снова еле слышно вздохнула, после умолкая на гораздо более долгий срок, чем во все остальные разы. Священник тоже молчал, не подгоняя спокойное течение мыслей женщины, которая сидела перед ним. — Несмотря на то, что изначально разговор наш был крайне нелепым, мы подружились. Она доверяла мне все свои секреты, как и я ей. Мы поверяли друг другу тайны, проводили вместе все свободное время, делали все вместе, — когда Диан снова заговорила, ее голос звучал очень глухо. — Только одно я не могла ей доверить - то, что я влюблена в нее, — Диан снова прервала свой монолог, глубоко задумавшись, а затем пристально посмотрела на священника своими светлыми глазами: — Вы когда-нибудь любили девушку? Более того, вы когда-нибудь любили лучшую подругу? Если да, то вы должны понять, какое это божественное чувство. Да-да, именно так, — глаза Диан загорелись странным огнем. — Дружба для меня священна. Я всегда отдавала ей все свои силы и оттого, что теперь к ней была примешана влюбленность, дружба оказалась еще бесценней, — Диан рассеянно улыбнулась и провела пальцами по подолу платья. — Чаще всего я любовалась ей. Ее плавными движениями, ее лицом и мимикой, ее руками, шеей, грудью… На самом деле, нет ничего прекрасней любимой женщины. И нет никакой разницы, какого ты пола. Ведь, как известно, любить имеет право каждый человек и кого угодно, главное, чтобы человек действительно умел любить, — Диан рассмеялась и посмотрела прямо в глаза священника. — Вы можете не согласиться со мной, но женщина священна. Это на самом деле так. Она — жизнь во плоти. Кусочек Бога. А Тамара так и вовсе казалась мне каким-то божеством, — Диан замолчала, но вскоре вновь заговорила еще тише, чем раньше: — Но нашу идиллию в один прекрасный день нарушил неожиданный звонок Тамары. Она вообще-то редко мне звонила, но в тот раз… — Диан рассеянно замолчала, погружаясь в воспоминания. -Ди? — неуверенно проговорил Тамара на том конце провода, пока Диан пыталась одной рукой держать телефон и другой взять форму для выпечки со стола. — Я слушаю, — беспечно проговорила Диан, все-таки сумев взять в руки формочку с пирогом внутри и теперь пытаясь одной рукой запихнуть его в духовку. — Ди, я… Я сегодня не приду, меня Флоран пригласил на свидание, — радостно, но в то же время со стыдом проговорила Тамара в трубку. Диан уронила формочку на пол, промахнувшись мимо духовки. — Удачно сходить, — пролепетала Диан, чувствуя, как в груди поднимается жар, словно раскаленной лавой обжигая изнутри. — Спасибо, — Диан знала, что в этот момент Тамара улыбается, и оттого было еще больнее. — Ты же не обижаешься? За то, что я не приду. — Нет, что ты, — нарочно бодро проговорила Диан, чтобы не расстраивать подругу. В конце концов, какая от этого польза? — Спасибо, дорогая, — Тамара облегченно выдохнула на том конце провода. Почти незаметно, но Диан-то ее знала, как свои пять пальцев. — Она позвонила и сказала, по сути, что у нее теперь есть парень, наш общий друг. Она попросила прощение и, сказав, что приедет вечером, бросила трубку, не дав мне с ней попрощаться. Она очень не любила любой вид прощания. «Мы же не умираем, чтобы прощаться», — часто говорила она, — Диан горько усмехнулась, смотря куда угодно, но не на священника. — Когда она положила трубку, я все бросила, села на пол и разрыдалась. Потом, успокоившись, позвонила Мелиссе, с которой мы вместе ежедневно выступали, и пригласила ее в кафе. Я просто не могла встречаться в тот день с Тамарой, это было слишком тяжело для моего несчастного сердца, которое буквально разрывалось от боли, ярости, любви к Тамаре и ненависти к Флорану. Со временем я привыкла к тому, что я просто была незримо рядом с Тамарой. Помогала ей, наблюдала за ней и вообще вела себя с ней, как и прежде. И ждала, — Диан замолчала, глядя за плечо священника на резные витражи. — И сейчас жду. Я знаю, что рано или поздно она будет моей. Так и должно быть. Ведь человек всегда получает по заслугам. Всегда, — тишину, наступившую после этих слов, можно было резать ножом. Это была самая странная исповедь за все время, что священник был на своем посту, а это было немного — немало двадцать лет. И пожалуй, самая искренняя. Любой бы понял, что Диан не хотела, чтобы ей отпустили грех. Она вообще не считала это грехом. И первый раз в своей жизни священник подумал о том, что, возможно, любовь и не есть грех, какой бы она ни была.