Девочки в шестнадцать

Девочки лет этак в пять начинают понимать, что слезы - главное женское оружие, и уверенно пускают его в ход при каждом удобном случае. Девочки выпрашивают кукол, шоколад, новые платья и юбки - девочки любят нравиться в любом возрасте - и, в общем-то, много другой совершенно ненужной и бесполезной дребедени. Девочки в пять лет учатся просить, изящно топать ногой в розовых босоножках и плакать до сорванного горла, успокаиваясь за несколько секунд. Таня в пять лет перестает плакать, кусая упрямо сжатые кулачки и глотая злые слезы, утыкаясь по ночам в подушку на прохладной лоджии. Таня донашивает шорты, которые велики ей чуть больше, чем навырост, носит майки, у которых лямки иногда свешиваются с худого плеча, из-за чего приходится ежеминутно поправлять то одну, то вторую. Девочки в пять лет крепят на короткие волосы огромные банты, таскают мамины каблуки, порой их ломая и кривя губы. Девочки в пять лет учатся читать. Таня затягивает волосы в тугой хвост, пытаясь сделать огненную копну как можно более незаметной, шнурует большие кроссовки и затыкает уши ладонями, стараясь не слышать то, как Пипа старательно выговаривает по слогам. Для Тани это невыносимо почему-то. Девочки в восемь особенно четко понимают, почему к мальчикам, у которых рубашка не заправлена в брюки, а рукава рубашки закатаны, подходить не стоит. Таня не видит этой грани, иногда подходя к каждому, у которых растрепаны волосы. Таню дергают за волосы и говорят, что у рыжих нет души. Таня теряется, после чего уверенно щелкает зубами, заявляя, что каждая ее веснушка - это съеденная душа. Таня говорит, что у нее не одна душа. На следующий день сумка Тани теряется как-то сама собой, клок волос тоже выпадает сам, да и тетрадки рвутся явно не из-за кого-то. Таня кусает губы, собирает обрывки и повторяет, что она никогда не будет жаловаться. Девочки в одиннадцать лет начинают отдалять грань между мальчиками и девочками, подходят к ним сами и окончательно не верят в сказки. Таня закрывается на переменах за огромной книгой, отбиваясь ей от особо настойчивых, после школы поспешно уходя домой. Девочки в одиннадцать тихо таскают косметику матерей, размазывая помаду немного больше, чем надо и усердствуя с тенями. Девочкам в одиннадцать запрещают, а у Тани нечего и отбирать. Таня решительно отодвигает от себя протянутую палетку одноклассницы, качая головой. Господи, Тане сначала нужно тщательно отмыть себя внутри, чтобы делать хоть что-то снаружи. Девочки таскают тушь матери, пока Таня впервые дерется и наставляет себе синяки. После чего идет в травм.пункт, накладывать повязку на вывихнутую кисть. Таня говорит, она упала с лестницы. Тетя Нинель не заморачивается. Девочки в тринадцать стремятся потерять свое детство и заполучить так необходимую "целованность". Таня прячется от чьих-то взглядов, когда у нее начинает расти грудь. Таня прячется в широкие свитера и разношенные джинсы, и тогда всех больше начинает волновать грудь Катьки-у-которой-уже-второй. Девочки в четырнадцать рассказывают о своих поцелуях, надевают каблуки и красятся как можно более вызывающе, бегая на свидания. Таня падает с контрабаса, пытаясь сделать перевертон. Таня царапает локти о песок поля, ломает нос и ставит многочисленные синяки, пока Гробыня вертится перед зеркалом, выбирая юбку покороче. Таня может уже не носить свои глубокие свитера, но она почему-то заказывает только их, упрямо шнуруя кеды каждое утро и игнорируя косметику. Тушь размазывается от ветра, когда выходишь в особо удачное пике, а в иной одежде холодно на поле. Тане в принципе более уютно, когда на ней одежды чуть больше, чем следует. Девочки в шестнадцать говорят своей невинности "прощай". Таня в шестнадцать в первый раз смущается, получая черную розу под ноги. Таня разглядывает юбку Гробыни, чтобы вздохнуть и вернуть ее соседке, покачав головой. Таня не пользуется косметикой, подрисовывая простуде на губе крылышки зеленкой и закатывая рукава свитера, оголяя содранные локти. Таня не носит шорты хотя бы потому, что на коленях шрамов, как у мальчишки. Девочки в двадцать спешат выскочить замуж, а Таня позволяет коснуться своей щеки губами, тут же пряча лицо в сгибе локтя. Девочки рожают в двадцать пять, когда Таня впервые целуется "по-настоящему". "По-настоящему, это когда его руки у тебя на талии, а твои - за его шеей. Вы обнимаетесь, и долго целуетесь"- поясняет Дуся в тринадцать,-"я никогда так не целовалась"- со вздохом признается она. "А я вообще никак"- Таня болтает ногами в воздухе, надувая жвачку. Таня целуется "по-настоящему", у нее подкашиваются ноги, и она не совсем уверена, что "по-настоящему", это в ступе на пронизывающем ветру, и когда чужие губы прихватывают кожу на шее. Девочки редко доживают до девяноста, когда у настоящей ведьмы - самый разгар сил. Ведьмы не жалеют о том, что у некромагов не может быть детей. Ведьмы смеются и чешут дракона по горячей чешуе, слушая очередной выпуск магвостей. Ведьмы не плачут, потому что некромаги убивают причину их слез. Девочки лежат под землей уже давно, когда им уходит за тринадцатый десяток, а у Тани появляются морщины. - Это - по-настоящему,- шепчет ее некромаг, и ведьма смеется очень громко.