Никогда

Инга не его, не была и не будет. Разум сразу сказал об этом, подсознание подключилось пару месяцев спустя, а окончательное понимание пришло, когда Деннис попытался её поцеловать. В пощёчине, которую она ему отвесила, не было ни капли кокетства – только неозвученное «иди к чёрту». Вслух Инга цинично посоветовала ему проспаться. Деннис даже не извинился – предпочёл просто вычеркнуть этот этап и «остаться друзьями и коллегами». И тогда – именно тогда – это началось. Чувство даже близко не было любовью: острое отчаяние и желание быть рядом. Деннис не представлял себе жизни без этого. Бросься Инга в его объятия, он растерялся бы, не зная, как дальше жить второстепенностями – группой, вечерами с чешским пивом, старыми книгами на разных языках, – не страдая и не задыхаясь ночами. Выход был. В окно. Но Деннис – человек искусства, а у людей искусства всегда есть резервный вариант. Обезумевший творец выберет именно его, даже если смерть стократ лучше. Он выточил свою Ингу из живого мрамора фантазий и одел в чёрный бархат тоски. Невозможную, идеальную, холодную Ингу, которой можно касаться и которую можно, не спрашивая согласия, целовать в сомкнутый рот... …и глядеть без страха в глаза, пронзительно зелёные и полные отвращения к тому, кто целует воображаемый камень, не в силах совладать с собой. Но даже не оживлённая Галатея оказалась слишком живой, чтобы выдержать пытку чужой болью. Она умерла внезапно. Без позволения. Расплавилась под мелким дождём, стекла по собственному стальному каркасу, оставшись парком в воздухе и волдырями на руках. В реальной жизни Инга пела, целовала рубленые скулы кого-то чужого и качала на руках кого-то чужого, не имеющего ни малейшего отношения к опустошённому Деннису Шунке. В реальной жизни она выкручивала ему кисть, пока он не выпустил лезвие, а потом гладила зачем-то по плечу, в то время как Басти звонил каким-то врачам. В реальной жизни она не его, не была и не будет. Деннису плевать, что там с группой, как зовут нового вокалиста и какова официальная версия его ухода. Он умер, когда серебристая лужица, бывшая Ингой – настоящей – обожгла его пальцы. Ему плевать на посетителей и на их сочувствие-непонимание. Только Инга пусть убирается. Пусть не приходит. Никогда.