Сенат и граждане Рима

- Смелее! – Хилла толкнула меня вперед. Я сделала невольный шаг. Под ногами лежала долина, застроенная домами, крыши которых подпирали ослепительно-голубое небо. Меж их стенами петляли дорожки. Они сливались в одну широченную мостовую у особняком стоящего красавца-Колизея, неровно выложенные разными по размерам камнями, тем и чудесные. Мостовая эта уносилась далеко за пределы города с его дверями на распашку и шумными жителями и, все так же кривясь, бежала по холмам к величественным храмам, в отличие от стройности и строгости мрамора, разрозненным по стилю и разбросанным бездумно. Дорожка кружила, но верно огибала все святилища – ни про одно не забыла – и мчалась во весь опор мимо свободных площадей, где жизнь текла своим безумным чередом, насыщенная разговорами легионеров и стуком мечей, заканчивающихся линиями старых акведуков, до военного лагеря, обнесенного неприступными стенами, с башенками и бойницами, из которых, как и полагается, выглядывали солдаты. Длинные и невысокие, без изюминки домики стояли бок о бок. В контраст белому городу, они были выкрашены в темный бордовый. Там же высилось квадратной формы здание угрожающих размеров. Флаг из тяжелой, грубой ткани лениво развевался на его крыше. Рим окружала река. Неширокая, мутная, она огибала лагерь и заканчивалась озером посреди белого города. Через нее были перекинуты редкие каменные мосты. До ближайшего, ведущего как раз к воротам лагеря и трем караульным, чьи шлемы заметно блестели на солнце чересчур не осторожно, идти не так уж много. Даже меньше пяти минут. Даже меньше… Я стояла на месте. Что-то внутри рвалось с тем противным звуком, как рвется ткань, и в глазах темнело. Волчица Лупа - мы с сестрой прожили у нее последние несколько месяцев - говорила, что мой дом за этими воротами. Моя мать, Беллона, сказала то же. Но вся эта красота в долине меня не только не прельщала, она казалось чужой и неправильной. Я тяготела к сестре и этим ее пальцам с длинными острыми ногтями, что упирались в спину. Почему я не могу остаться с ней? Я хотела быть такой же взрослой, как она, так же смело говорить и чтобы меня так же внимательно слушали. Я мечтала, чтобы кто-нибудь сказал, что мне поздно, как и ей, в легион. Но я маленькая. - Рейна, что же ты медлишь?! – Хилла говорила почти возмущенно. - Не хочу, - покачала головой я. И это «не хочу» звучало жалко, по-детски. - Мама сказала, так будет лучше. - Она… - я запнулась. Ничего не понимает. Эти слова застряли в горле. Я хотела спросить у сестры, что она собирается делать, но опомнилась вовремя. Я задавала Хилле этот вопрос сотни раз, успела надоесть ей. Она собиралась пойти к матери, куда-то далеко. И уже без меня. Что-то внутри рвалось настолько больно, что слезы на глаза наворачивались. - Мы увидимся? – прошептала я. - Конечно. А теперь иди. Я пошла. Сначала медленно, мучаясь обидой и боясь оглянуться на сестру, потом все скорее и скорее, чтобы точно не вернуться. Я добежала до реки за какую-нибудь минуту. Миновала мост и остановилась у ворот, перед караульными в доспехах. Трое, все выше меня на голову и с прямыми спинами в расписных доспехах, смотрели на меня с презрительным любопытством. Они свели длинные копья со странно толстыми древками на входе крестом, не пройти, и, очевидно, ждали чего-то от меня. Я невольно опустила глаза. За воротами кипела жизнь, вот-вот выплеснется. Ребята всех возрастов и, как один, в ярких футболках и с оружием за поясом переговаривались меж собой беспрестанно и излишне громко, не стесняясь, на ходу занятые каждый своим делом. Две девочки бегали туда-сюда с большими деревянными ящиками, полными какого-то барахла; четверо парней чинили крыльцо одного из скучных домиков, раскинув широко инструменты. Я заметила пару людей с козлиными копытами, Лупа называла их фавнами, и золотистых существ, полупрозрачных и полуживых. Страшно и как-то неловко… Я ежесекундно задерживала дыхание, лишь бы только римляне его, шумного, хриплого, не услышали. В боку кололо жутко, мне бы сесть или, еще лучше, прилечь, но их острые, холодные взгляды заставляли расправить плечи. С людьми всегда говорила Хилла. Она не стеснялась завести разговор с Цирцеей, не испугалась пиратов, что привезли нас на большую землю, первая обратилась к волчице. Я оглянулась назад, на холм, где мы с сестрой расстались, коротко, всего на мгновение. Вековые дубы дружно качали кронами на ветру, радостно-зеленые. Хиллы не было. Я осталась одна, совершенно одна. Без опоры, без поддержки, без никого. Дыхание перехватило разом, будто кто в кулак меня сжал. Грубая тишина зазвенела в ушах. Слезы скопились в глазах, много-много; мир поплыл, размякший, в их пелене, я неловко качнулась. Я заморгала часто-часто в надежде прогнать их - безуспешно. Как смешно, должно быть, это выглядело со стороны!.. Что-то внутри оборвалось окончательно, с треском, и стало отчаянно грустно, пусто и глухо. Туманное «ничего не хочу» и «будь что будет» возобладало, расслабило на свой манер. А солнце палило, шлемы легионеров сверкали, они по-прежнему ждали моих слов. - Я от Лупы, - пробормотала я. Они кивнули. - Моя мать, Беллона, сказала мне поступить в легион и служить Риму столько… - настоящее ее «до конца жизни» мне не нравилось, - сколько потребуется. Трое переглянулись, заслышав имя богини. Копья, зацепившись друг за друга наконечниками на мгновение, разъехались для меня в стороны. Один караульный вызвался меня провожать. Он махнул мне рукой в сторону лагеря и сам шагнул за ворота. Вздохнув порывисто, унимая странную дрожь в коленях, я прошла мимо молчаливых охранников под свод толстой стены. Кирпич на кирпиче, давнишняя кладка. - Твоя мама признала тебя? Давно? – спросил провожающий. Голос его исказился из-за тяжелого шлема. - Месяца три. Я разглядывала низкие строения с дружелюбно распахнутыми дверями и многочисленными сандалиями у крылец. Внутри, наверное, не жарко, подумалось мне. - Прилично, - присвистнул легионер. Мы шли мимо занятой разношерстной толпы. На меня то и дело падали взгляды со всех сторон, я терпела их. Обрывки фраз долетали до меня, безликие, произнесенные полушепотом. - В какую когорту, интересно? Надеюсь, не к нам. - В пятую! - Спорим?! - Давно не строились. - А что, кстати, у нас сегодня на обед? Я хмурилась, припоминая рассказ Лупы о когортах. Волчица говорила, что у меня есть все шансы попасть в первые две, к хорошим, сильным ребятам, если смогу понравится римлянам. Изнутри суета в лагере вовсе не казалась всеобщей. Каждый общался не с каждым и не должен был. Это неуловимое, негласное соглашение я прочувствовала сразу же. На острове Цирцеи было также. Мутные, давным-давно спрятанные где-то далеко, воспоминания всколыхнулись. Я не могла назвать их хорошими и плохими, как делала это Лупа с людьми, с воинами, цинично и со странным блеском глаз. Они привычные, они мои, они прошлое. Прошлое под замком ото всех, мы с Хиллой это твердо решили. Прошлое, разрушенное в один миг, с легкой руки мальчика с лихорадочно радостными глазами цвета моря и девочки-блондинки с холодным, цепким взглядом. Тоже полубоги? Я всматривалась в лица еще больше, но врезавшихся навсегда, то самое редкое «навсегда», в память лиц не находила. - Нам направо, - на ухо сказал мне караульный. Я кивнула, поворачивая в нужную сторону. Легионер снял шлем и теперь нес его в руке. Да он совсем мальчишка, чуть постарше меня!.. Высокий только. Это неожиданное открытие грело душу. Нескладный, с длинными ногами, он шагал широко. Нестриженные его светлые волосы отливали золотистым на солнце, а голубые глаза с длинными ресницами смотрели уверенно вперед. - Здорово, брат! Рядом с нами остановился высокий, мускулистый взрослый парень, лет этак восемнадцати. Он пожал руку моему провожающему, тот разулыбался. На плече у незнакомца, на внутренней его стороне, я заметила рисунок с подписью и несколькими четкими, разрозненными, прямыми линиями. - Как дежурство? – спросил старший. - Без происшествий. Парень удовлетворенно кивнул, бросил на меня быстрый, ничего не значащий взгляд и пошел дальше, выкрикивая уже следующее имя. - Центурион первой когорты, - пояснил мой провожающий, оглядываясь на старшего легионера. – Ты же знаешь, что такое когорта? - Да, Лупа рассказала мне, - ответила я просто. - Сейчас я отведу тебя к преторам. Ты должна подтвердить свое намерение вступить в легион перед ними, а потом поклясться в верности Риму перед всем легионом. Я кивнула мальчишке, выражая благодарность, стараясь не показывать, из вежливости, что меня это не интересует. Все мои мысли занимало нечто другое, нечто более важное… Я подняла глаза на высокого римлянина, меня так и подмывало задать вопрос, заговорить с ним. Но его доспехи и оружия, небывало голубые глаза смущали. - Тот парень, центурион, - набралась смелости я. – Он твой брат? - Нет, это выражение такое, - улыбнулся караульный. Еще больше смутившись, то ли от собственной глупости, то ли от его улыбки, я почувствовала, что краснею. - Он сын Марса, а я - Юпитера, - для убедительности прибавил он. Сын главного бога? Разве он не должен управлять легионом? Я отбросила эти вопросы, решив, что ответы на них придут со временем. - Стой, мы пришли! – объявил мальчишка. Двери в квадратный штаб с знаменами на крыше безумной высоты были приоткрыты. Солнечные лучи проникали внутри через эту щель, выхватывая тонкую полоску мрамора. Сын Юпитера открыл передо мной дверь, приглашая внутрь. Сдерживая неприятную дрожь, я шагнула через порог. Здание, тихое, неприступное, отдавало величием, презрительным таким. Будь оно человеком, то, конечно, знаменосцем в доспехах впереди всего войска и с высоко поднятой головой. Тишина и безмятежный покой. За длинным столом, захламленным до ужаса, сидели два парня в длинных тогах. Они говорили друг с другом в полголоса, наверняка, о чем-то важном: здесь о другом и говорить-то не получится. Я вздохнула, и неровное дыхание мое подхватили стены, ухнули эхом. - Добрый день, - голос караульного в этих стенах вдруг тоже стал значительным. – Я привел новобранца. Эти слова, конечно, были излишними. Преторы заметили нас тут же и уже поднялись со своих мест в знак приветствия. Странно, но в этом, казалось бы, дружеском жесте я не ощутила ничего теплого. Напротив, невидимая их сила, заключенная в каких-то мелочах, будь то серьезный взгляд или сложенные в кулак ладони, захлестнула меня и заставила уважать преторов. - Хорошо, Джейсон, можешь быть свободен. Джейсон, повторила я про себя. Молча, сын Юпитера вышел. - Как твое имя, девочка? – обратился ко мне претор. - Рейна, дочь Беллоны, - проговорила я, волнуясь. - Твоя мать признала тебя? - Как мы можем знать, что ты не врешь? Я нагнулась вниз, к подолу старого платья, задрала его до колен, достала из сапога короткий кинжал с вырезанным на рукоятке лицом матери. Точно такой же она дала Хилле при нашей встрече. Погибая под взглядами внимательных глаз, я подошла ближе к столу и протянула оружие преторам. Они посмотрели на материал, покрутили кинжал перед глазами и вернули его мне также аккуратно. - Ты уже сражалась с монстрами? - Нет, - сказала я. Решение отказаться от воспоминаний о наших с Хиллой приключениях на пиратском корабле казалось мне благородным, правильным. Я соврала, и эта ложь придала мне уверенности. - Готова ли ты вступить в легион, Рейна, дочь Беллоны? - Да.