Леди и фортепиано

- Дочь моя, а почему ты не музицируешь? – спросил однажды граф Грей за завтраком. Джером как раз оттачивал мастерство филигранной чистки вареных яиц, когда вопрос застал его врасплох – серебряная ложечка стукнула с силой: и скорлупа, и жидкое содержимое под ней разлетелись по скатерти бело-желтой субстанцией. - Может, потому, что я не умею, отец? – вопросом на вопрос ответил Джей. - Что же, я напрасно покупал фортепиано?! – не уступал граф. – Стоит, пылится в гостиной. Решено! – граф практически невесомо хлопнул ладонью по столу: - Мистер Такер! - Слушаю, сэр, - Тощая Тень тут же нарисовался в поле зрения. - Нам нужен лучший учитель по фортепиано! - Конечно, сэр, найдем самого лучшего, - дворецкий подчеркнуто склонился. Старая мокрица. - Дорогая, через два месяца будешь услаждать гостям слух! Я перевел взгляд на Джерома и едва сдержал смех: судьбу его вершили без него, и сын графа Грея был этому не рад. Мне было заведомо жалко того, кто придет учительствовать. *** - О, charmant! Beau mademoiselle! [1] – зажурчал учитель по фортепиано, стоило ему увидеть леди Грей. Вертлявый денди мне не понравился сразу. Высокий и худой, похожий на оживший газовый фонарь, он был нелеп и несуразен. Одет с иголочки, кок начесан, впалые щечки подрумянены. И это - лучший из лучших?! Джей застыл с поднятой рукой, потому что месье Гийом захватил в плен его ладонь и приник губами. Джером перевел недоумевающий взгляд на графа, а граф – на мистера Такера. - Месье Гийом лучший преподаватель по фортепиано в Лондоне, - попытался оправдаться Тощая Тень, но потом добавил, потупив глаза в пол: – Из тех, кто не занят. Месье Гийом наконец-таки оторвал свои губы от руки благородной леди и закудахтал: - Можете не сомневаться! Юная мадемуазель будет играть как ангел! je parie que si! [2] Джером скосил на меня взгляд, и уголки его губ поползли вверх. Месье Гийом, я Вам сочувствую. - Bien! [3] Покажите мне, пожалуйста, инструмент. После скачки вокруг фортепиано с возгласами: «Ах, какой чудный инструмент!», - француз все же угомонился и приступил к обучению. Первый месяц, хочу отдать ему должное, учитель фортепиано был весьма терпелив. - Это невыносимо! Faux! [4] Мадемуазель, Вы издеваетесь над клавишами! У меня даже пятилетки через месяц начинают играть Моцарта, а Вы даже «Блошиный вальс» [5] не можете правильно наиграть! Джером изображал смирение, как мог: глаза заблестели от невыплаканных слез, щеки разрумянились, губа закушена. Вся его поза выражала скорбь и сожаление. - Ох, мадмуазель! – всплеснул руками месье Гийом и подсел к Джерому на скамеечку. – Charmant, ну не стоит так расстраиваться. Мы что-нибудь придумаем! Даже медведи играют на балалайках! Джером совершенно натурально вскинул оскорбленный взгляд, и черные очи переполнились слезами. Я стал свидетелем рождения драматического актера: он всхлипывал и икал, утирая щеки от слез. Переполошенный месье Гийом сунул ему под нос белый батистовый платок, в который «юная мадемуазель» не преминула высморкаться. - Я - такая бездарность! – причитал Джей, встряхивая сопливый платок и засовывая его обратно в нагрудный карман своего учителя. – Мне так стыдно! - Ну, будет Вам, мадмуазель, - уговаривал месье Гийом. Подобные представления еще не раз грели мне душу, но близился час «Икс», а толку от графской дочери было ноль. - Как долго ты намерен над ним издеваться? – спросил я, наблюдая в окно за удаляющимся учителем фортепиано. Его походка стала неуверенной, пальцы рук слегка подергивалась, будто он продолжал обучать игре одну неспособную особу. - Мне не нравится, - сказал Джером, и в этой короткой фразе был весь ответ. - Отчего же? Он сел в кресло, чинно сложив руки на коленях, и пожал плечами: - Я устал, что из меня делают рафинированную барышню. - Но ты и есть – рафинированная барышня, - указал я на очевидное, и, предвкушая эмоциональную бурю, поспешил добавить: - Я, к примеру, не барышня, но сыграть «Блошиный вальс» могу без запинок. - Тоже мне достижение, - фыркнул мелкий Гаденыш. - Может быть и нет, - настал черед ухмыляться мне, - но ты и этого не можешь сделать. Я сел за фортепиано и стал наигрывать старую разухабистую песенку. Джером слушал молча, елозил в кресле, перекидывал ногу на ногу, жевал губы и все же не выдержал: - Что ты играешь? - Хочешь научу? Уличный фольклор давался ему, на удивление, легко. Тонкие пальцы Джерома быстро привыкли нажимать нужные клавиши. - А слова? – спросил он радостно, продолжая игру. У меня было хорошее настроение, вызванное раскрасневшимся от удовольствия лицом Джея, и я спел фривольную песню. - О, майн гад! Юной леди нельзя знать подобное! Неприемлемо! Нихт! – вошедшая Марта была зла, как тысяча чертей,= и, подобно скандинавской богине, метала глазами молнии. Была она непокобелима. То есть – непоколебима. *** Появление прекрасной леди Грей в гостиной, как всегда, вызвало ажиотаж: мужчины бессознательно расправили плечи и подобрали крепче животы, женщины натянули фальшивые улыбки. Очередной вечер лжи и фарса официально признан открытым. Чудно-чудно. Джером был свеж как весенний цветок: улыбался открыто, подавал ручки для поцелуев, делал книксены, шурша нежно-зеленой муслиновой юбкой по паркету. Очарователен. И мой. Признаться, оставаясь в тени сего мероприятия, я испытал чувство удовлетворения от этой мысли. Мистер О’Нелли, вы – распутник. Собственно говоря, сегодняшний раут не был организован специально ради музицирования леди Грей, это должно было стать приятным дополнением. Граф Грей, как бы вскользь упомянул, что леди берет уроки игры на фортепиано, и, естественно, все тут же изъявили желание послушать. Джей заверил, что это честь для него - порадовать своей игрой гостей, и грациозно водрузил свою соблазнительную фигуру за инструмент. Признаться, Шопен в его исполнении звучал премерзко. Джей сбился несколько раз, перестал играть и посмотрел на меня. Не нравится мне этот взгляд. Ох, не нравится. «Леди» снова сосредоточила свое внимание на фортепиано, и я услышал знакомые аккорды той песенки, которую пел ему три недели назад. Этот Гаденыш еще и спел её, увлекшись настолько, что стал притоптывать ногой в такт. Ну, хоть чувство ритма у него есть… Приглашенные дамы зашептались и захихикали, прячась за своими веерами. Джентльмены старались держать лицо: кто-то из них ухмылялся в усы, кто-то старался изобразить суровость, но леди Грей была очаровательна в своем безобразии. Ох, кому-то завтра будет больно сидеть. Джей исторг из многострадального инструмента финальный аккорд и обвел окружающих искрящимися глазами нашкодившей белочки: я бы тоже обманулся его прелестной мордашкой, если бы не был уверен, что он мастерски пользуется своим обаянием. Я перевел взгляд на графа, и его поджатые губы дали мне знак, что пора спасать положение: - Ох уж эта прислуга! – театрально заявил я. - Никогда не знаешь, где достигнет ушей юной леди всякое непотребство. Леди Грей, наших гостей Вы достаточно встряхнули. - О! Это было очаровательно! – заявил лорд Бингли. - Вот она – бунтарская юность! - Ах, где же мои шестнадцать лет! – поддержала миссис Бингли. - Матушка! – хихикнула мисс Бингли, прикрывшись веером. Уважаемые леди и джентльмены, спешу уведомить вас, что вас обдурили, облапошили, обвели вокруг одного тонкого холеного пальчика. А вы попались на крючок. Ну, как говорится, проблемы негров шерифа не волнуют. - Господа, если вы позволите, то мы с леди Джей сыграем вам вместе. Я, не дожидаясь одобрения, сел рядом с Джеромом. - Вы будете всю ночь играть на моей флейте в наказание. Это у Вас получается восхитительно, моя леди, - сказал я тихо, слегка наклонившись в его сторону. - Вы мне льстите, мистер О’Нелли, - Джером изобразил самую милую и самую, что ни есть, фальшивую улыбку. Мы в две руки сыграли довольно сносно несколько композиций, и публика решила больше не мучить ни нас, ни себя. - Если бы ты не был столь очарователен, чадо мое, я бы тебя прибил, - заявил граф Грей, и осушил одним глотком стакан с бренди, когда за последним гостем закрылась дверь. Я шел вершить расправу. Время перетекло за полночь, и я предвкушал, как стащу с разморенного сном Джерома одеяло и буду учить его уму-разуму долго и со вкусом. Дом спал, даже половицы не скрипели. Я открыл дверь в комнату Джея и вошел, осторожно прикрыв её за собой. Одинокая лампа на тумбочке освещала комнату, тени забились по углам, змеями свернулись в складках одеяла, но на самой кровати никого не было. - Не меня ищите, мистер О‘Нелли? Я повернул голову на голос и увидел сидящего в кресле Джея: халат на голое тело едва скрывал грудь, разъехавшиеся полы оголили стройную ногу, закинутую на подлокотник. - Весьма распутная поза, моя леди. - Вы считаете? – Джером закинул ногу на ногу. - Считаю. - Вы меня накажете? - Естественно. - Я был сегодня плохой маленькой леди. - Очень плохой. Его глаза смотрели в упор на меня, ни на секунду не отвлекаясь. Я стоял там, где он застал меня своим голосом, предоставив ему делать то, что взбрело в его хорошенькую головку. Джером медленно поднялся, и одна половина халата съехала по плечу: маленький розовый сосок съежился, превратившись в горошину. - Вы сказали, что у меня лучше всего получается играть на флейте. Он подошел вплотную, положив теплую ладонь мне на грудь: я ощущал её даже сквозь жилетку и рубашку. Почти больно. Почти клеймо. - Вы позволите сыграть сегодня для Вас? – он стал ловко расстегивать одну пуговицу за другой. - Безусловно. Тонкие длинные пальцы быстро справились с застежками, и я остался в расстегнутой рубашке и спущенных до щиколоток брюках. Горячая щека прикоснулась к моему бедру, тонкие пальцы запутались в рыжих курчавых волосах в паху, и Джером слегка потянул их, вызывая у меня окончательный стояк. Я не смог сдержать нетерпеливого вздоха, когда влажные мягкие губы впустили мою плоть глубоко в рот Джея. Мягкие стенки глотки сомкнулись: сжали и отпустили. По моему телу пробежала легкая судорога, и её сила нарастала все больше, с каждым мягким, но неумолимым заглатыванием. А потом резко все закончилось, и влажный от слюны член обдало прохладой. Я открыл глаза и кинул взгляд вниз: Джером смотрел на меня, улыбаясь. Что-то ведь задумал. - Разоблачайтесь полностью, мистер О'Нелли, - сказал он, поднимаясь во весь рост. – Я продемонстрирую Вам всё своё умение игры на флейте. Его глаза потемнели до черноты, губы припухли и заблестели. Черный шелковый халат съехал по плечам и упал к ногам. И, как всегда, неприкрытая нагота Джерома, обрамленная обсидиановой волной волос, скрутила все мои внутренности нестерпимым желанием. Я высвободился из остатков одежды, стараясь не терять лицо и не быть излишне торопливым, и направился прямиком к нему, собираясь схватить, сжать, не отпускать… - На кровать, мистер О’Нелли, флейтой вверх, - ухмыльнулся он. Я выгнул бровь: не смог сдержать похотливого предвкушения. О, да. Флейтистка из леди Грей куда как лучше, чем пианистка. *** Солнце заливало гостиную светом сквозь высокие окна. Мелодия, вдруг зазвучавшая в комнате, была нежной, полилась неуверенно, но с чувством. Она создавала иллюзию воспоминаний из моего детства – воспоминаний, которых у меня не было. От этой музыки пахло матерью. Джером сидел за фортепиано, и его пальцы трепетно оглаживали и нажимали на черно-белые клавиши. Между темных бровей залегла маленькая складка, а в глазах затаилась неуверенность с легкой примесью горечи. Когда мелодия приобрела твердость и заиграла без разрывов, Джей улыбнулся. Улыбнулся той улыбкой, которой мне он никогда не улыбался: нежной и печальной. Передо мной предстал совсем другой Джером – юное существо с вселенской печалью в сердце. Эта картина навсегда отпечаталась в моем сознании: хрупкий ангел на фоне солнечного окна со склоненной над музыкальным инструментом головой. - Я думал, он не помнит этой мелодии, - сказал граф, бесшумно появившись рядом. – Эмили всегда напевала её, укладывая Джерома спать. Я оставил это откровение без комментариев, отметив про себя, что они неплохо смотрятся вдвоем: моя леди и фортепиано. Конец. ______________ [1] – Очаровательна! Прекрасная мадмуазель! (фр.) [2] – Держу пари, что да! (фр.) [3] – Хорошо (фр.) [4] – Ужасно! (фр.) [5] – «Блошиный вальс» - европейское название «Собачьего вальса», хотя у этого вальса своя история, с которой интересно будет ознакомиться. Гугл вам в помощь, друзья ;)