Особенная

С некоторых пор ее раздражают люди. Раздражение растет внутри постепенно, не сразу. Она любит свою работу, она прирожденная актриса и всегда может великолепно сыграть, изобразить все, что угодно, даже милую улыбку — в то время как самой хочется разорвать в клочья надоевших ублюдков. Цубаса в этом списке первая. Или первый — уж больно заигралась в эти игры. Игра не есть жизнь, игра — то, что помогает выжить. Юри знает это с детства: тогда, не притворяясь послушной девочкой, она не имела бы ни шанса остаться в живых. Цубаса предпочитает витать в облаках. — Мы дополняем друг друга на сцене, дополняем и в жизни, — говорит она, нежно улыбаясь, и Юри хочется впиться ей в лицо ногтями, разодрать его до крови. Цубаса не понимает. И никто из них не понимает. Они не видят картину в целом, так, как ее видит Юри, — только отдельные детали. Они придают значение исключительно мелочам, раздувают ничтожные вещи до размеров галактики, трясутся над собственными мельчайшими достижениями, как будто все это хоть чего-то стоит. Юри добилась столь многого не потому, что несла себя высоко. Потому, что видела истинную суть вещей и делала, делала, делала. Когда-то Момока спасла ей жизнь; Юри не имела права растратить эту жизнь впустую. Ведь драгоценный дар не выбрасывают на помойку? Юри решила добиться всего, чего сможет: только тогда она будет достойна дара Момоки. Решила и добилась. Для кого-то достижения Юри — настоящее чудо; они и правда кажутся чудом в сравнении с тем, чего добились остальные. Но саму Юри покоренные вершины не слишком заботят. Она с самого начала знала, что либо достигнет желаемого, либо умрет. У нее, в отличие от остальных, не было выбора. У Цубасы выбор есть, но она не понимает. Она считает то, чего достигла, исключительно собственной заслугой, и не видит колеса судьбы. Никогда не увидит. Цубаса сидит за клавиатурой новехонького ноутбука и бодро строчит что-то в социальных сетях — от мужского имени, как же иначе. Она всегда пишет и говорит о себе в мужском роде, относится к этому чересчур серьезно и очень обижается, когда к ней обращаются как к женщине. Лишь на Юри она не обижается. Юри все сходит с рук — как же, любовь. Цубаса играет на сцене, и в какой-то момент игра эта претворяется в жизнь. Так она, наверное, думает. Юри считает иначе: ей нравится заниматься сексом, но, с кем бы она ни была, рано или поздно ей становится скучно. Скука закономерно перерастает в раздражение: как можно придавать значение таким глупостям? Как можно видеть любовь в сиюминутном удовольствии? Момока была не такой. Момока видела всю картину от и до, и это видение она передала Юри. Поэтому Юри никогда не сможет полюбить кого-то, кроме Момоки. — Ты мне надоела, — роняет Юри. Цубаса резко оборачивается; глаза ее горят болью. Люди не понимают. …Он гениальный скульптор… Видят только мелочи. …Он должен отсечь все лишнее… Только собственные страдания. Их не заботят страдания других. …Но отсечь не получается, ведь благодаря Момоке Юри пересела на другую линию судьбы. — Прощай. Юри не слушает отчаянных криков Цубасы. Юри может думать только о Момоке; призраки прошлого возвращаются, руки дрожат. Юри идет дальше — в отличие от большинства, она точно знает, ради чего живет.