Чувство воздействия — ощущение того, что мысли, чувства и действия навязаны некими внешними силами, которым необходимо пассивно подчиняться. Шизофрения: симптомы первого ранга по Шнайдеру. Терпение — ослабленная форма отчаяния, замаскированная под добродетель. Амброз Бирс. Словарь Сатаны.
Место: цирк. Дата: какое-то августа 177-го года После Колонизации. Контроль: отсутствует. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: лицемерие. Блокировка. Я пропитался этим местом, пропах им. Как будто прожил здесь намного дольше, чем мне кажется. Как будто я сижу в одной из клеток. Меня удерживают здесь ненормальные блестящие глаза фарфоровой куклы, которая совсем недавно была уверена, что это – то самое место, которое может меня спасти. Замечательно я им так пропитался. Только сегодня! Только сейчас! Только для вас! Единственное в своем роде представление! Трова Бартон, экс-пилот Гандама с начинкой из вашей слащавой до тошноты сказки! Приколоченный к грязному яркому шатру широкими ножами, он запихивает голову в пасть голодному крокодилу, жонглирует мускулистыми силачами левой ногой, из ушей извергает огонь до самого дырявого купола к ночному звездному небу, ловит изящную акробатку, изображая пантомиму, вам на радость срет голубями и белыми кроликами в черных цилиндрах, а на причиндале вертит халахуп… Легкое арбе дешевого кофе в пластиковом стаканчике и звериного дерьмеца! Билеты в первый ряд приобретайте у администрации, вон она кряхтит прокуренными легкими, сидя на перевернутом проржавевшем ведре без ручки. Налетай, вечно голодное до чудес быдло... Мое тело состоит из липкого грима и тонкой пестрой ткани, внутри – только равнодушная пустота. Каждый день – воздействие извне: шорох её короткой пышной юбки, сотни разных голосов, сливающиеся в нестройный, рваный хор, крикливый шум музыки, кряхтение и старческая отдышка хозяина цирка, запахи сладких булочек, колы, звериных экскрементов, потных от волнения людей. Катрин готовит мне завтрак, я чувствую в воздухе сладковатый пар каши с фруктами. Мое сердце делает лишний удар, когда я улавливаю запах кофе. Каждое утро, открывая глаза, я почему-то жду перемен. Я прохожусь по клеткам, выгребаю их аммиачное содержимое, меняю подстилки и кормлю артистов. Животные не пытаются со мной о чем-то поговорить, просто смотрят полными усталости и печали слезящимися глазами. Глазами пленников. Это – моя любимая часть дня. Катрин что-то щебечет с наигранной жизнерадостностью, накладывая мне грим. Я смотрю в зеркало и не узнаю отражающуюся пустую оболочку. Потом всегда приходят люди. Вот только не делайте вид, что вас все устраивает, дядя. Давайте же, не стесняйтесь, отберите мороженное у этого мелкого чудовища. Руки же так и чешутся? Вы знаете: он обляпается, получит за это от мамаши по башке и зайдется в бессмысленном и беспощадном визге избалованного ребенка. Возьмите его за шкирку и дайте хорошего пинка. Я совсем не против. Он все равно ни черта не понимает, и все, что ему сейчас надо, чтобы на сцене скорее появились «слоники» и «тигрики»… Хватит, парень, сколько можно. Если бы я умел смеяться, то не мог бы спокойно смотреть на твою напряженную рожу. Пожираешь её глазами с того момента, как Катрин появилась на сцене. Я никогда сам этого не чувствовал, но знаю наверняка, ты думаешь, она загадочная и опасная, утонченная и хладнокровная. Если бы ты вдруг оказался с ней наедине, не смог бы и слова из себя выдавить, просто побледнел бы, как полотно, а потом твое лицо покрыли бы ярко-красные пятна. Разгляди как-нибудь внимательно её изрезанные запястья и подумай, готов ли ты провести пару дней рядом с истеричкой. Сказки всегда имеют обратную сторону. А, вот и ты, дамочка в четвертом. Я-то надеялся, что хотя бы сегодня прогуляешь. Приходишь на каждое выступление, смотришь на моё лицо, наполовину скрытое маской, и, судя по твоему влажному взгляду и учащенному дыханию, совсем не прочь утешить несчастного Пьеро. Если бы что-то могло меня раздражать, то это порядком уже задолбало бы. Я не ранимый соплежуй, я не рыдаю никому в жилетку, а еще у тебя крайне отвратительный берет. Мой тебе совет – сожги его к черту. Мамаша, заткните своего маленького упыря, и вон тот дядя будет вам очень благодарен. Одинаковые и ненастоящие еще больше, чем я, люди, приходящие поглазеть на что-то необычное, потому что в вашей жизни слишком много серости, как же вы меня утомляете. Но сегодня черт с вами. Сегодня вы мне даже почти нравитесь. Жрите и дальше свой поп-корн, пускайте слюни на почти неодетую Катрин. Болтайте по телефону, оставляйте после себя кучи мусора, топайте ножками и визжите про слоников. Упивайтесь своим гребанным Абсолютным Миром, потому что скоро, хотим мы того или нет, снизойдет освобождение. Настало время срывать маски. Самообман номер один: мне необходимо имя. Лгуну не нужно имя, он должен быть незаметным. У меня нет имени, никогда не было и не будет. Самообман номер два: мне необходимо место, куда я могу вернуться. Ловкачу хорошо, когда он сам по себе, ему не нужен дом и люди, которые будут ему рады. Самообман номер три: мне необходима Катрин. Лицемеру незачем притворяться чьим-то братом, если ему это надоело. Пусть подыщет себе другой объект для заботы. Уже можно очнуться после долгого изматывающего сна, перестать лгать себе и снова обманывать других. Место: Марсель, окраина кладбища. Контроль: не требуется. Задача: наблюдение. Отличительная особенность: нафталин. Он не пытался протиснуться ближе к гробу, чтобы в последний раз взглянуть не нее – слишком много людей, слишком шикарные похороны. Странно, думает он, стоя в стороне, в добрых пятистах метрах от входа на кладбище. Странно видеть рыдающих мужчин, женщин, рвущих на себе волосы из-за человека, которого они и не знали-то толком. Смерть Рилины Дориан, Рилины Пискрафт, стала трагедией для всей Единой Нации. Девяносто три человека добровольно расстались с жизнью, оставив предсмертные записки, адресованные Королеве Рилине. Двести девяносто восемь инфарктов, половина со смертельным исходом, случились в тот день в недавно восстановленном Марселе. Банда пьяных студентов с бейсбольными битами ворвалась в резиденцию главы Стражей. Отлично вооруженную и превосходно обученную охрану, Леди Уне и Миримию забили насмерть. После этого линчеватели подожгли резиденцию, да так хорошо, что и сами из пожара выбраться не смогли. В пьяных драках в тот день в Марселе погибло пятьсот сорок три человека, треть из которых были случайными прохожими. И еще черт-те сколько идиотов погибли в давке, провожая Рилину Дориан в последний путь. Единая Нация скорбела, как могла. Как на заказ, небо затянули свинцовые тучи, и сверху обрушился поток слез. Засунув руку в карман пиджака, он нащупал какой-то маленький хрустящий пакетик и смял пальцами твердые шарики в тонкой гладкой оболочке. Нафталин. Контроль: включение защитных механизмов. — Уверен, несмотря на весь этот бардак, она упокоится с миром. Я знал, что он придет, и ощутил его присутствие спиной. Все тот же лживо-беспечный тон, все тот же фальшиво-ласковый голос. Он стоит так близко, что если бы эти скорбящие и вопящие клоуны разом заткнулись, я бы услышал его спокойное тихое дыхание и равномерное биение сердца. Я знаю, что он улыбается своей неизменной мягкой улыбкой. — Мои соболезнования, Хиро. Косой взгляд в сторону. Снова нацепил белый воротничок. Насколько мне известно, ни одного из нас благополучная загробная жизнь не волнует, даже самого Максвелла. Неужели надеется, что у кого-то настолько поедет крыша, чтобы исповедоваться хладнокровному убийце, который мнит себя духовником и вершителем судеб всего заблудшего человечества, самопровозглашенному священнику, не верящему в бога и, готов спорить, так и не дочитавшему библию до конца? Если он её вообще в руки брал. На кончике любопытного носа устроились большие темные очки. Дань трауру? Скорее — средство спрятать единственное, что его выдает с головой – жадный и нетерпеливый блеск в глубине огромных безжалостных глаз. Давай-ка, Дуо, выверни себя наизнанку, чтобы все твои ангелы заплакали кровавыми слезами от того, что увидят внутри. Покажи им того, кто настолько боится смерти, что превратился в палача, чтобы решать самому, кто будет жить, а кто нет. Иллюзия контроля. Людской поток не ослабевает, в паре шагов от нас, перекрывая всеобщие стенания, взвизгивает ребенок и тут же начинает реветь — громче, пронзительнее, горше – уже о своем, о детском. Невольно морщусь. Я промок до нитки, черный костюм, впитав влагу, стал ненормально тяжелым и давит на плечи. Разворачиваюсь и шагаю прочь, не по дороге, а вдоль, по щиколотку проваливаясь в размякшую осеннюю грязь. Иду, не оборачиваясь — я знаю, он пойдет за мной. Место: Марсель, штаб-квартира Стражей, тринадцатый этаж, кабинет экс-президента. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: точка кипения. Блокировка. От Зекса и Нойн уже два месяца ничего не слышно. Пропали. Растворились. Как в воду канули. Чанг не исключал, что они стали очередной жертвой космолома, но ему с трудом верилось, что все так просто. С большей вероятностью он допускал даже то, что они свалили подальше на неосвоенные территории, чтобы им никто не мешал спокойно играть в шахматы. Минус – Леди Уне. Стражей осталось двое – он и эта глупая женщина. На её помощь Чанг не рассчитывал. Он все сделает сам. Он уже допросил пару десятков подозреваемых в убийстве Рилины Дориан, но особых результатов это не дало. У Тровы бы это получилось гораздо лучше, Ву Фей огорченно думает, что не создан для работы детектива, но – больше некому. Лучше бы он отправился остудить горячие головы на улицах. Повинуясь его скупому жесту, ребята в форме вынесли очередного подозреваемого. — Киньте его пока к остальным. Этот старикан все время был рядом с ней, и Чанг, доверяя больше животной интуиции, чем своему дедуктивному методу, был уверен, что поговорить с ним еще будет о чем. Порыдав вволю, Парган, возможно, подкинет пару здравых идей. Глупая женщина куда-то пропала, может быть, напрягает сейчас своих знакомых по партизанской деятельности, другая глупая женщина, которая выписывала ему бумажки, после нервного срыва угодила в дурку, третья глупая женщина, бывшая глава Стражей, мертва, так что он сейчас хозяин положения. Наконец-то никто не лезет в душу, не учит его жить, не говорит, что делать, но, почему-то, он растерян. Впервые за два месяца он вспоминает Натаку. Уничтожать его было не просто ошибкой. Это было святотатством. Рука невольно сжимает карандаш, и тот ломается. Чья-то тень поспешно ретируется за дверь. Ву Фей думает, что раньше все было куда проще. Заниматься терроризмом веселее, чем искать иголку в стоге сена. Он смахивает со стола кипу анонимных признаний в убийстве девицы Дориан и устало откидывается на спинку большого кожаного кресла. Место: Марсель, какая-то квартира. Контроль: значительно ниже нормы, требуется включение защитных механизмов. Задача: поиск оптимальной вероятности, отмена, поиск, отмена, поиск… Отличительная особенность: безумно тупой день. За окном воют сирены, орут наперебой голоса в громкоговорителях, на больших экранах – успокаивающие картинки. Мы сидим на полу в комнате с голыми стенами в лужах дождевой воды, стекшей с одежды, и какое-то время изучаем друг друга. Максвелла прямо-таки распирает от желания о чем-то поговорить, но он ждет, пока я начну первым. Такт? Едва ли, но, чем черт не шутит. Настороженность? Не исключено. Знаю, на что я сейчас похож — за два коротких месяца в больничке стал подозрительно напоминать скелет, обтянутый жесткой кожей. Полная апатия редко подогревает аппетит, и, если бы меня порой не кормили насильно, то свои последние дни я провел бы не в силах подняться с кровати. Поэтому Дуо сейчас и осторожничает, пытаясь убедить себя в том, что эта бледная тень напротив – тот самый Хиро, к которому он приехал. — Аааа, я так больше не могу! – Максвелл срывается намного позже, чем я ожидал. – Знаешь, что тебе сейчас нужно? Пожрать! И мне надо пожрать! Хлопнув себя по бедрам, он поднимается из лужи, в которой сидел, и направляется к стоящему на полу телефону. — Знаешь номер какой-нибудь пиццерии? Черт! Эта квартира вообще обитаема? Раздраженно бросив молчаливую трубку, уходит на кухню, что-то недовольно бормоча под нос. Устало облокачиваюсь на холодную бетонную стену. С белого потолка, как неизвестный фрукт, свисает лампочка. На кухне грохочут немногочисленные полки, жалобно дребезжит посуда. Все это я уже видел, все это уже происходило. Но никто из них ничего не помнит, да и я тоже начинаю забывать. Блуждая кругами, я видел многое, но еще ни разу не получил цельной картины, ощущения законченности. Меня переполняют воспоминания о звуках, вкусах, запахах, но я не могу соотнести их с каким-то конкретным событием. Мысли и чувства иногда повторяются, но, может быть, раньше они мне просто снились? Или же, все произошедшее – не обман, и было на самом деле? Насколько реально то, что я видел? Насколько реально это “сейчас”? Я снова хожу кругами. Максвелл возвращается с большой миской кукурузных хлопьев и усаживается напротив. — Им два месяца. — Плевать. Жуй, давай. Зачем ему непременно нужно смотреть мне прямо в глаза? Это беспокоит, раздражает. Он пытается что-то найти? — Хорошо, что она умерла. Говорю и чувствую колоссальное облегчение – я сам в это верю. Дуо же окидывает меня непонимающим и обеспокоенным взглядом, двигается ближе, нависает. Я вижу в его зрачках себя – спокойного и равнодушного. — Её убийство было актом милосердия. — Хиро, друг мой, ты уверен, что правильно понимаешь значение этого слова? Терпеливо и осторожно, состроив излишне недоуменную гримасу. Дуо снова потихоньку начинает раздражать. — Система Зеро перед уничтожением Винга показала мне несколько вариантов будущего. — И? – Хмурится, склонив голову на бок. — Война всегда возвращается. Она умерла счастливой. — Ой-ой… — Откидывается назад, опираясь на ладони. – Хиро, сделай одолжение, не проникайся ко мне нежными чувствами. Я еще слишком молод и хочу жить. Тупая шутка вместо прямого вопроса, в этом весь Максвелл. — Зачем ты приехал? Я знаю, что он сейчас думает: Хиро бы совсем не помешало хоть чуть-чуть притвориться, что ответ на вопрос ему заранее не известен, да и изобразить на своей каменной физиономии немного интереса к беседе. — Я не мог отсиживаться в стороне, — ухмыляется он, а я, против собственной воли, как чертов голодный зомби, впитываю в себя этот момент, совершенно не слушая его слов, впитываю голос, как всегда наполняющий меня нехорошим предчувствием. – Сейчас на Земле ад, и его столица здесь, в Марселе, — Дуо подходит к окну, опирается руками на стекло, и заворожено продолжает. – Мой учитель устраивает грандиозное представление, и я обязан был взглянуть на него с вип-ложи. С небольшой задержкой до меня доходит смысл сказанного, и я, наконец, стряхиваю охватившее меня оцепенение. Он такой же тронутый, как я. Нет, как все мы. Я возвращаюсь к реальности. — Запад готовится объявить о своей независимости, — говорю и огорчаюсь тому, что нельзя общаться с помощью мыслей. Мы уже решили все для себя, но вынуждены соблюдать этот нелепый ритуал. Если бы можно было избежать формальностей, то мы уже начали бы… что? Что бы мы уже начали?! — Да, я слышал, — Максвелл потягивается и поэтому не замечает, как нелепая, будто бы чужая мысль пробегает по моему лицу. Что это сейчас было? О чем я думал?! — Сдается мне, там будет еще веселее. Ты едешь? Никаких девочек, никаких щенков.… Задолбало себя этим успокаивать. Или я устал убеждать себя в том, что именно этого на самом деле хочу? Вместо ответа: — Мне надо принять душ. Чувствую, как в мою спину впивается его обеспокоенный взгляд, и мысленно чертыхаюсь. Место: Марсель, какая-то квартира, душ. Контроль: отсутствует. Задача: восстановление задачи. Отличительная особенность: стойкие эротические галлюцинации, никак не связанные с задачей. Блокировка. Капли воды с глухим неприятным звуком разбиваются о потрескавшийся кафель, бьют мое тело, стекают по волосам на лицо. Вкус хлорки на губах. Я внимательно смотрю на маленький водоворот слива. Ты поедешь, Хиро? Давно не слышал его голос, успел забыть, как от него пробирает. Густой, приглушенный, уверенный, слишком насыщенный, чтобы я не думал о разговоре с ним, как о чем-то интимном. Надо ехать. В конце концов, я ждал этого. Я не хочу, чтобы все повторялось. Я не могу позволить себе снова быть причиной человеческих страданий. Она бы этого не хотела. У нас почти получилось. Я должен умереть. Дуо все равно поедет. Почему я должен оставаться? Кого я обманываю? Я тоже этого хочу. Он может все испортить. Нельзя позволить ему влезть. У него такие же глаза, как у меня. Он тоже видел смерть той девочки. Он тоже хочет убежать. Я должен его убить. Убить нас всех. Иначе мы снова все испортим. Нам необходимо остановиться. Я не хочу этого делать. Я хочу поехать. Я должен держать себя в руках. Я уже видел все это. Место: Марсель, какая-то квартира. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: газетные строчки. Блокировка. Максвелл копается во вчерашних газетах и жует найденные им на кухне хлопья. Он ненавидит себя за радостную дрожь в руках — скоро начнется война. «Воспитательница отравила детей газом. Свой поступок она объяснила тем, что не хотела, чтобы дети выросли в мире, полном злобы и насилия, в мире, который убил Рилину Пискрафт». Чтобы он не делал, люди вокруг все равно умирают. Даже во времена Абсолютного Мира. «Полицией схвачена и обезврежена группа сектантов, захвативших помещение морга и пытавшихся совершить человеческое жертвоприношение. Их целью было вернуть душу Рилины Дориан из потустороннего мира». Многие люди на самом деле заслуживают смерти. Он давно успокаивал себя этой мыслью. «Бывшие территории Китая, Египта и Австралии вышли из состава Единого Конгломерата и объявили о своей независимости. Нет совершенно никаких признаков того, что их политика приобретет милитаристский уклон». А то, как же. «Сегодня вооруженная дубинками толпа двинулась на штурм здания Парламента. Мятеж в короткие сроки был подавлен Стражами, пострадавшие доставлены в ближайшие больницы». А еще, наверняка, сейчас крушат магазины и прут под шумок телеки… «Прошла поминальная служба…». «Обезумевшая толпа насмерть забила священника…». «Дискуссионный клуб «Хочешь мира – готовься к войне» открыт для всех желающих…». Ох, и плачет же по этому миру Шинигами… Контроль: значительно ниже нормы, требуется включение защитных механизмов. Задача: усиление контроля, выход на предположительную оптимальную вероятность. Отличительная особенность: выкусите. Хиро в джинсах и футболке заходит в комнату. С мокрых волос на спину и грудь капает вода, оставляя на одежде темные пятна. Берет в одну руку миску с оставшимися хлопьями и начинает их неторопливо есть, подойдя к окну и глядя на улицу. Дуо отрывается от газет: — Ву Фей гоняет обезумевшую толпу. Ребятам сказочно повезло, что Шенлонга больше нет. — Не смешно, — безучастно бросает Хиро, с трудом подавив легкую улыбку при звуке знакомого имени. — Смешно, смешно. Да Ву Фей просто создан, чтобы творить массовые репрессии! В памяти всплывает лицо Чанга, глаза, полыхающие праведным гневом, и Хиро не выдерживает: заходится тихим и каким-то по-детски счастливым смехом, прикрыв рот ладонью, чтобы удержать внутри хлопья, в уголках глаз появляются слезы. Он слишком давно не смеялся. У Максвелла отвисает челюсть: — Позовите кто-нибудь доктора, пациенту плохо! Хиро, за те два года, что я тебя знаю, ты выбрал самый нелепый момент и самую идиотскую шутку, чтобы заржать. В глубине глаз Хиро на секунду мелькает какое-то неуместное удивление и тут же пропадает. Максвелл морщится, озадаченно трет лоб и напоминает: — Ты не ответил. Во взгляде Хиро появляется что-то откровенно беспомощное, и Дуо от ужаса прошибает холодный пот. Максвелл озадаченно кривит брови, подходит к нему и, положив руки на плечи, заглядывает в глаза: — Старик. Я, конечно, понимаю, что вопрос дебильный, но у тебя все в порядке? С ним совсем недавно разговаривали так же терпеливо и заботливо. Воспоминание помогает взять себя в руки, Хиро отстраняется: — Все нормально, Дуо. Помоги мне собрать вещи. Брови Максвелла взлетают вверх: — А я думал, мы поедем налегке. Хиро подходит к небольшому скромного вида шкафу и открывает левую дверцу, демонстрируя содержимое. Максвелл невольно присвистывает и потрясенно бормочет: — Боже, благослови пока что открытые границы. Место: где-то над Тихим Океаном. Дата: 30 августа 177-го года После Колонизации. Контроль: удовлетворительный уровень. Задача: отдых. Отличительная особенность: наличие внешнего раздражителя. Они летят в самолете уже два часа, а Максвелл ни на секунду не замолкает — расписывает Хиро все прелести предстоящей студенческой жизни. Хиро сдержанно слушает. Его не раздражает эта болтовня, наоборот, он не хочет, чтобы Дуо замолчал. Это помогает вспомнить. Да, так и должно быть. Вот он, мир, в котором нет дохлых щеночков, маленькой девочки, Рилины, мир, в котором человеческая жизнь снова ничего не стоит. Все, что он умеет – разрушать и убивать, а этот мир ничего другого не заслуживает, Система Зеро ясно дала ему это понять. Он снова одиночка, а компанию Дуо терпит по единственной причине – Максвелл точно такой же. Сначала Дуо только и делал, что путался под ногами, мешал, отвлекал. Хиро даже подумывал избавиться от него. Теперь они знают друг друга гораздо лучше, настолько, что уже не чувствуют отвращения ни друг к другу, ни к себе самим. Больше ничего не имеет значения – ни чья бы то ни было жизнь, ни Абсолютный Мир. Наконец-то можно перестать думать, откинуться на спинку кресла, притворившись задремавшим, и рассеянно слушать беззаботную болтовню такого же убийцы с добрыми глазами. С каких это пор присутствие Максвелла начало его успокаивать? Странно, но не важно… Контроль: срочное включение защитных механизмов. Задача: сохранение оболочки. — Хиро… – Его настойчиво трясут чьи-то руки. Кажется, он все-таки заснул. — Мы еще не сели. — Знаю. Я, между прочим, с тобой беседовал, — в уголках глаз Максвелла появляется что-то почти ласковое, когда он тихо его журит. — Тебе не кажется, что дрыхнуть, пока тебе что-то рассказывают, признак не очень хороших манер? Хиро устало трет переносицу и спросонок слегка улыбается: Дуо, рассуждающий о хороших манерах… Максвеллу же немедленно становится не по себе от вида улыбающегося Хиро, потом он трагически вздыхает и примирительно бормочет: — Ну и ладно, проехали. И, как будто вспомнив что-то, интересуется: — На территории Западного Конгломерата раньше ведь была какая-то страна? Максвелл чувствует облегчение, когда Хиро становится самим собой и сдержанно, неэмоционально рапортует: — Еще до Колонизации. Когда Федерация узурпировала власть, эти земли использовались для производства Мобильных Доспехов и Мобильной Брони. Сейчас по всему восточному побережью построили города, Парламент стимулировал миграцию туда из перенаселенной центральной Европы. Столица Западного Конгломерата в Милфорде, его построили на месте развалин какого-то старого города. Максвелл довольно щурится и приобнимает Хиро за шею: — Будем столичными избалованными студентами. И все девчонки будут наши… — Милфордский Университет на окраине города, Дуо. Это закрытая территория, так что, забудь о прогулках по ночному городу, — не злорадно, просто констатируя факт, не поворачиваясь к собеседнику, сухо бросает Хиро. — Вот умеешь ты испортить настроение, — отстраняется Максвелл, вздохнув с показным смирением, убирая руку. Хиро уже индифферентно смотрит в иллюминатор. Заговорщически тихо Дуо шепчет ему на ухо: — Скажи по секрету, на кой черт тебе нужен был такой арсенал в шкафу? Ты был так уверен, что затея с Абсолютным Миром провалится? — Знал наверняка. Дуо кривит брови, но понимает, что расспрашивать бесполезно. Если бы Хиро хотел рассказать о чем-то еще, он бы это сделал. Место: Бриджпорт, автовокзал. Контроль: удовлетворительный уровень. Отличительная особенность: жара. Использовать их старые кодовые имена, конечно, было верхом наглости, но война, как ни странно, оставила в памяти людей только два имени – Трез Кушренада и Рилина Пискрафт. Да и меркла как-то эта наглость, когда Дуо вспоминал о набитых под завязку тяжелых спортивных сумках. Кроме того, самые разыскиваемые на территории Республики и Альянса террористы еще два года назад попадались на многом, но, ни разу – на засвеченных именах и документах. Даже немного обидно сделалось при проверке, когда какой-то старикан принялся вспоминать героя колонистов. "В конце концов, это меня показывали по ящику. Меня и мой Детсайт". "Правда, — пришлось нехотя признать, — ныне покойного Хиро Юи – куда чаще". На самолете они благополучно добрались до Бриджпорта, в котором находился единственный уцелевший аэропорт Западного Конгломерата, и приобрели билеты на автобус в Милфорд. Поставив сумки в багажное отделение, Максвелл решил купить коробку сока. Он убирал сдачу в нагрудный карман, когда его внимание привлек шум и специфический лязг: по дороге в направлении порта двигалась колонна новеньких бронетранспортеров, поднимая клубы пыли. Местные провожали её недоуменными и встревоженными взглядами. Максвелл занял свое место, автобус, полный опасливо перешептывающихся пассажиров, тронулся. Дуо и Хиро обменялись понимающими взглядами: они еле успели. Окна были открыты, но солнце все равно пекло невыносимо. Вспомнив про сок, Максвелл отгрыз край пакета, сделал глоток. Зубы свело от холода, и он удовлетворенно вздохнул. — Будешь? Хиро заинтересованно покосился. — Из холодильника. Взяв протянутую Дуо коробку, Хиро сделал три жадных глотка. Максвелл слегка улыбнулся. И, все-таки, он не железный. Место: Маганак, особняк Винеров. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: отварчики. Блокировка. Кватре запрещают вставать с кровати уже четвертый день. Четвертый день его заставляют пить какие-то отварчики. Четвертый день Рашид и остальные совещаются в соседней комнате. Он слышит их возбужденные голоса, бойцы Маганака горячо спорят. Сначала после уколов ему было совсем неинтересно. На третий день он начал безразлично прислушиваться, порой пытаясь разобрать отдельные слова. Не потому, что ему стало любопытно, в чем суть, просто, чтобы занять себя чем-то. Сегодня он проснулся с ясной головой, отказался от отвара и велел позвать к себе Рашида, Ауду и Абудулу. Те пришли нехотя и начали топтаться в дверях. Молодой Винер нахмурился: — Хватит уже, я вполне здоров и готов вас выслушать, — ему показалось, или его голос прозвучал слишком жестко? Если да, тем лучше. Сегодня опять заходил тот парень. Кватре никак не может запомнить его имя, что раздражает не меньше, чем молчаливый бунт Рашида и компании. Ты слишком долго их баловал. Они думают, что ты – изнеженный маменькин сынок, не способный столкнуться с действительностью, но это неправда. Ты даже не знал своей матери. Докажи им, что ты не размазня, надави на этих бесполезных нянек. Рашид грузно опускается на стул у его кровати, Абдула и Ауда с виноватым видом начинают толпиться у него за спиной. Поняв, что сами они не начнут, Кватре вызывает их на разговор: — Единый Конгломерат распадается, так? — Да, — после паузы выдыхает Ауда. — Выходит, нам невыгодно сейчас поддерживать политику разоружения, иначе мы будем беззащитны. — Именно, — кивает Абдула. Кватре косится на Рашида: — Что я еще не знаю? — Запад готовится закрыть границы. Весь Западный Конгломерат. — Играя желваками, сдается и Рашид. – И Запад не скрывает своего желания наращивать после этого вооружение. Кватре, скрестив руки на груди, стискивает зубы. Все повторяется. — Убийцу Рилины еще не нашли? — Нет, — качает головой Ауда. — Если западные территории объявят о своей независимости, от Конгломерата останется не больше тридцати процентов, — не глядя на Кватре, произносит Рашид. — Страна, добровольно отказавшаяся от оружия.… Конгломерат растерзают, — Винер понимает, что Ауда прав. — И мы, вместе с Конгломератом, окажемся в глубокой… — последним словом Абдула давится, когда Рашид прожигает его раздраженным взглядом. Кватре с покорной и печальной улыбкой вздыхает: — Маганак должен немедленно объявить о своей независимости. Позовите кого-нибудь, мне нужно переодеться. Место: Милфорд, общежитие университета. Контроль: критический уровень. Задача: внедрение. Отличительная особенность: День Албанской Авиации, стойкие эротические галлюцинации, никак с ним не связанные. Попытка блокировки. Отказ. — Соседи, давайте отметим ваше заселение!!! – Доносится из-за двери чей-то не очень трезвый голос. — И начало нового учебного года! – Вторит ему какая-то девушка. — Ребят, мы же знаем, что вы там, выходите, не стесняйтесь! – Совсем уж заплетающимся языком поддерживает их кто-то третий. — Им скоро надоест, — говорит Хиро и задвигает сумку под кровать. — Не скоро, — возражает Максвелл, опершись локтем на подушку и закинув ноги на стул. – Хиро, это общага. Сложно будет не общаться с соседями. Что-то про себя обдумав, Хиро направляется к двери, по которой немилосердно тарабанят уже добрых пятнадцать минут. — Если ты откажешься и сделаешь очень недружелюбное лицо, они все равно так просто не отстанут, — безнадежно вздыхает Максвелл. – Градус в их крови, спровоцировав ничем более не подкрепленное гипердружелюбие, будет настойчиво требовать общения и внимания. — Есть идея? – Поворачивается к нему Хиро и слегка морщится от очередного вопля: — Ребят, ну открывааайте!!! Дуо садится на кровати и делает очень сосредоточенное лицо. Хиро редко прибегает к посторонней помощи, точнее – практически никогда. Вопрос, заданный почти безразличным тоном, без тени смущения напоминает, каким темным лесом кое для кого являются социальные отношения. Шесть секунд проходят в напряженном молчании. Потом лицо Максвелла растягивается в самодовольной ухмылке: — Есть идея. Сбей дыхание. Левая бровь Хиро едва заметно приподнимается. — Просто поверь мне, что это сработает, — встает Дуо и направляется к нему. Хиро сбивает дыхание, и Максвелл продолжает: — Кусай губы. Наблюдая за ним, Дуо лениво думает, что буравящий взгляд холодной рыбы убивает весь эффект настолько, казалось бы, эротичного действия. Потом Максвелл взъерошивает его волосы, снимает свой белый воротничок, окидывает Хиро критическим взглядом с ног до головы и заключает: — Чего-то не хватает. После секундного колебания, он приобнимает Хиро правой рукой, левую кладет на затылок, вынуждая слегка отклонить голову вбок, и, не спеша, оставляет на его шее след от смачного засоса. Хиро любит физический контакт не больше тех самых социальных отношений, но сейчас не сопротивляется, и это заставляет Максвелла почувствовать себя не в своей тарелке. Дуо быстрым движением расстегивает пуговицу на его джинсах, стаскивает с плеча лямку зеленой армейской майки, отстраняется и заговорщически улыбается: — Вот теперь, то, что надо. Давай. Леденящим кровь взглядом Хиро намекает Максвеллу, что его идея, как минимум, далека от гениальной, и открывает дверь. Хиро встречают бурными пьяными овациями и высказыванием наперебой предложений отметить заселение, начало учебного года, нового семестра и День Албанской Авиации. Дуо распахивает на груди черную рубашку, вытаскивает футболку из галифе и отправляется на выручку: — Ребята, дорогие сокурсники и ненаглядные соседи! – Овации становятся тише, когда он подходит сзади к Хиро, забирается правой рукой под его майку и проводит рукой по жесткому животу. Прикосновение к чужой теплой коже снова заставляет его почувствовать себя как-то странно, но он быстро берет себя в руки. – Мы бы с удовольствием приняли ваше любезное предложение, — он опирается подбородком на плечо Хиро и мило улыбается. Его слушают внимательно, если не сказать – испуганно – но мы только что, наконец, свалили от предков и хотим побыть наедине. Вы же нас извините, если мы к вам не присоединимся? В пьяных глазах постепенно появляется понимание ситуации. Смущенное бормотание, извинения, и потрясенные соседи бредут в соседнюю комнату, слегка трезвея по дороге от определенного душевного диссонанса. Хиро закрывает дверь, выскальзывает из не совсем дружеских объятий и направляется к столу, на котором стоит компьютер. Проходя мимо зеркала на стене, косится на засос и бросает Максвеллу: — Ты привлекаешь ненужное внимание. Потянувшись, Дуо отвечает с довольной миной: — Зато они больше никогда нас не побеспокоят. Контроль: ниже критической отметки, срочное включение защитных механизмов не спасает. Задача: сбой задачи. Отличительная особенность: навязчивые эротические галлюцинации. Кажется, весь мой запас терпения и благодушия был исчерпан в самолете, а этот ненормальный, мучительный и душный день никогда не кончится. Дуо не просто раздражает больше обычного, он будто делает это специально. Я и раньше об этом думал – как же хреново, наверное, когда необходимо постоянно кого-то лапать для собственного душевного спокойствия. Меня бесит то, как по-хозяйски, спокойно и небрежно он делает это теперь. Ему не хватает тактильного контакта, словно он недавно лишился кого-то, к кому мог прикасаться постоянно. Наверняка, Хирди. Кажется, я видел это. Максвелл и Хирди трахаются, как чертовы олимпийские чемпионы по марафонской ебле. Его мускулистые руки удерживают её бедра на весу, крепкие пальцы до белизны сжимают кожу, кончик косы подпрыгивает на мокрой от пота пояснице в такт движениям его крепкой задницы, на лице блуждает какая-то странная, слегка ненормальная улыбка, пока он входит в нее резкими, почти свирепыми толчками. Его покрасневшие от раздражения колени, её замученный взгляд, и он все еще пытается заполнить пустоту внутри дурацкими телодвижениями, влажным дыханием и мокрыми простынями. Дуо знает, что это бесполезно, но с остервенением продолжает, опустошая себя до предела. Его способ забыться. Слушая пьяные крики соседей, отмечающих начало нового учебного года и, почему-то, еще и День Албанской Авиации, я сижу на своей кровати и не могу оторвать взгляд от его согнувшейся над сумкой спины. Он сутулится, что-то тихо ворчит себе под нос, а его голые по локоть ловкие руки быстро мелькают. Вскоре ему надоедает это занятие, он встает, задвинув сумку ногой под кровать, и поворачивается ко мне. На губах все та же мягкая улыбка, маленький ржавый крючок проходится по моим внутренностям, не разрезая, а разрывая плоть. Не спуская с меня взгляда, он начинает медленно расстегивать рубашку на груди. Наивные и беспощадные синие глаза, гладкая белая кожа, грубая черная ткань, несколько капелек пота на гибкой шее, густые, немного растрепавшиеся за день, волосы, легкие гипнотизирующие движения цепких пальцев, крепкий живот… Я не могу проглотить очередную порцию раскаленного воздуха. — Жарко тут, как в аду. Я в душ, — беспечно произносит он. Кажется, это была неосознанная попытка соблазнения. Долбанный наркоман. После того, как Дуо выходит, поворачиваюсь к стене и, не раздеваясь, пытаюсь уснуть. Дата: 31 августа 177-го года После Колонизации. Контроль: оптимальный уровень. Задача: поиск информации. Отличительная особенность: всегда бы так. — Это же новое комфортное общежитие, тут должна быть хорошая звукоизоляция. Так какого черта? — Морщится Максвелл от звуков за стеной, постепенно наливаясь краской. — Здесь хорошая звукоизоляция, — невозмутимо констатирует Хиро, проглядывая свежие новости. — Вопрос второй – зачем ТАК громко орать? – Дуо засовывает голову под подушку. — Маганак объявил о своей независимости. Максвелл с недовольной миной вылезает, чтобы посмотреть на фото Кватре. Кому-то в соседней комнате становится ну очень хорошо, и Дуо раздраженно бьет кулаком в стену. — Интересно, что Трова с Ву Феем поделывают, — задумчиво тянет Максвелл, разглядывая уткнувшегося в монитор Хиро. — Ву Фей по-прежнему в Конгломерате, — не отрывая взгляд от экрана. — У Стражей сейчас, наверняка, навалом работы. О Трове что-нибудь слышал? Хиро качает головой. Дуо опирается локтем на его плечо, переносит на него вес тела, наклоняется к монитору, вглядывается. — А Кватре совсем не изменился. Хиро молча открывает новую вкладку. Место: Милфорд, актовый зал университета. Дата: 1 сентября 177-го года После Колонизации. Контроль: наилучший. Задача: наблюдение. На следующий день они пришли на ориентацию для первокурсников. Когда актовый зал заполнился суетящейся молодежью, ректор занял место за трибуной: — Лекцию о нашем университете и порядках в нем вы прослушаете позже. Сейчас начнется экстренный выпуск новостей, и вы, как сознательные молодые люди, внимательно его просмотрите. Сказав это, он занял место среди преподавателей в первом ряду. Дуо растянул губы в плотоядной улыбке и шепнул Хиро: — Начинается. Хиро, пожиравший глазами заставку, кивнул. На экране появилось изображение крупного человека средних лет с решительными чертами лица. Информационное поле внизу экрана сообщало: «Вильям Кенни, глава Конгресса Западной Республики». Шёпот в зале стих. Максвелл начал кусать губы, чтобы спрятать улыбку. Сильный голос опытного оратора обратился сразу ко всем и к каждому в отдельности: — Очевидная истина гласит: все люди созданы равными и наделены неотчуждимыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье. Мы приняли Конгломерат с идеей Единой Нации, когда он обещал эпоху без войн и насилия, мир, в котором все люди будут равны, и им не нужно будет беспокоиться за свою жизнь. Что же мы получили? Что сделал Конгломерат для Запада? Конгломерат помог нам возродиться, подняться с колен, на которые нас вынудила встать Федерация, но так ли велика его заслуга? Федерацию уничтожил не Конгломерат, её уничтожила ОЗ. Именно ОЗ финансировала исследовательские центры на этом континенте, именно ОЗ начала строить здесь города на месте руин. Да, нас использовали, но в то же время, нам дали глоток свежего воздуха. Что же случилось, когда мы стали частью Конгломерата? Нас вынудили уничтожить заводы по производству Мобильных Доспехов. Не переделать под другую отрасль, а именно уничтожить. В результате двадцать процентов наших граждан осталось без работы, начался экономический кризис. Всех инженеров, ранее связанных с ОЗ, выслали на колонию Р3da. Только десятая их часть колонии достигла и оказалась там заперта из-за космолома. Некоторые из них проектировали нашу столицу. Взамен, Конгломерат прислал своих ученых на исследовательские центры ОЗ. Более половины нашего континента – закрытая территория, принадлежащая Конгломерату. Коренное население не принимают туда на работу даже уборщиками, эта зона повышенной секретности. Парламент Конгломерата неоднократно отказывался давать свое согласие на принятие законов, в высшей степени полезных и необходимых для общего блага, распускал наше правительство, поставил судей в исключительную зависимость от своей воли путем определения сроков их пребывания в должности. Что же получили мы? Иммигрантов и диктатора. Едва ли Конгломерат стал для нас идеальным правительством. Сейчас, когда рухнула идея Единой Нации, и Принципы Абсолютного Мира этого самого мира нашей стране совершенно не гарантируют, настал момент решить судьбу Запада. Стоит ли идти на дно, следом за нашим неудачливым тираном? Мужчина в сером пиджаке сделал паузу, по залу прокатилась волна взволнованного шепота и тут же стихла. — Сегодня, первого сентября 177-го года После Колонизации, Конгресс единогласно принял Декларацию Независимости Западной Республики. С сегодняшнего дня наша страна, её граждане свободны от каких-либо обязательств перед Конгломератом. Отныне и впредь, Западная Республика – независимое государство, а вы — Свободная Нация Запада. Место: Милфорд, университетская аудитория. Контроль: ниже нормы, требуется включение защитных механизмов. Задача: изоляция от внешних раздражителей во время лекции. Отличительная особенность: Эш. Частичная блокировка. — Я бы посоветовал тебе начать со кваки, все начинают с кваки. Она достаточно не заморочена, походу разберешься, что к чему. Пару раз сыграй сам, привыкни к управлению, потом можно будет по сети гонять. Бегаешь, собираешь оружие, мочишь все, что выпрыгивает из-за угла и с потолка… Я не знаю, почему он решил, что мне это интересно, но, в любом случае, лучше слушать его, чем старого зануду лектора. Правда, справа от меня кое-кто снова очень недоволен тем, что я с кем-то треплюсь. Я уже отчаялся объяснить Хиро, что больше внимания привлекает как раз его манера поведения. — По сети интересней? — Намного. Веник тебе нужен будет... Интересно, зачем. Уточню потом. — Самое главное – серьезно подойти к делу. Кое-кто уверен, что это все развлекуха, но вот что я тебе скажу: настоящий задрот – задрот ответственный, опытный — всех натягивает. Чем чаще будешь играть, тем лучше будешь знать карты, оружие, бонусы… Впервые слышу, как кто-то с такой гордостью произносит слово “задрот”. — Ну, хоть во что-то ты уже играл? — Пока не приходилось. — Да ладно! — Звиняй. Но я быстро всему учусь. Мы с Эшем улыбаемся друг другу, и я чувствую спиной холодок и почти физическую угрозу, исходящую от Хиро. Кажется, задротом мне стать так и не дадут, даже не знаю, хорошо это или плохо. — В таком случае тебе открывается новый, удивительный мир! Выполнение квестов, получение новых уровней, развитие навыков и профессий, исследование неизведанных территорий, борьба с ужасными монстрами… А, забудь. Это так тупо звучит, потому что я рассказываю. Тут слова бесполезны, лучше самому один раз попробовать, все равно что. Я вот до сих пор помню, как в первый раз играл. Не знал ни черта, долго нубил, дох постоянно. Зато потом, когда я проходил своим третьим персом, была сказка. Если бы так по жизни было можно! Только представь: знаешь, например, что завтра лектор заболеет – и можешь спокойно поспать пару лишних часов. Или: вон той грудастой блондиночке будет крайне одиноко в определенном месте в определенное время – оказываешься там, и она, возможно, даст себя утешить! Или: завтра здесь будет теракт, — и я, и Хиро невольно насторожились. – Но ты-то в курсе, потому что все уже не впервые, и просто не пойдешь туда, куда не стоит! В общем, знание – это сила! Пара голов поворачивается в нашу сторону. Эш, уже ничего не замечая вокруг, снова открывает рот, но тут случается что-то невообразимое. — И не надоедает каждый раз начинать сначала? Вот это номер! Надеюсь, я не присвистнул. Хиро проявил интерес к чему-то не относящемуся к делу?! — Каждый раз – одно и то же, неужели весело? – Тихий, злой шепот. Быть не может. Из-за такой ерунды? Да что с ним? Как будто, его и правда это волнует. — Конечно, нет, — наклонившись вперед, Эш поворачивает голову, чтобы видеть Хиро. – К счастью, в большинстве игр можно сохраняться, так что ты не будешь все время возвращаться на старт. Если хочешь, я подгоню тебе классную рпг, недавно вышла… Снова приняв свой обычный холодно-равнодушный вид, сказал, как отрезал: — Спасибо, нет. Фух, даже полегчало: вот он, наш миляга Хиро, которого мы все знаем и очень любим. Только какого черта сейчас произошло? Место: Милфорд, общежитие университета. Контроль: ниже нормы, требуется включение защитных механизмов. Задача: взлом. Отличительная особенность: тактильное раздражение. Хиро сидит за компьютером и стучит по клавиатуре. Подхожу сзади и облокачиваюсь на спинку кресла, заглядывая через его плечо на экран. Во время останавливаю руки, уже тянущиеся в привычном движении. Хирди не хватает. — Служащий технического персонала в здании Конгресса. Хиро… Я тут подумал: если хотя бы десятая часть из того, что сказал сегодня этот мужик – правда, мы встали на сторону очень нехороших парней. Хиро отрывается от работы, поворачивается и слегка улыбается грустной улыбкой: — Мы были орудием возмездия, сражались за независимость колоний, и нас предали. Мы боролись за то, чтобы космос был безоружным, а колонии породили Белый Клык. Мы отстаивали Принципы Абсолютного Мира, а сами так и не смогли их принять. Мы никогда не были особенно разборчивы в выборе своей стороны. Его лицо слишком близко, намного ближе, чем обычно позволяет себе Хиро, так любящий всякого рода дистанции между людьми. С ним что-то не так, уже не первый день в голове вертится эта мысль, но сейчас я не могу не улыбнуться в ответ и не развести руками, признавая его правоту: — Что ж, придется и на этот раз карать, кого ни попадя. Может быть, этот новый Хиро даже лучше старого, и я смогу привыкнуть к его раздражающей смене настроений. Задача: восстановление контроля. Карать, кого ни попадя. Это они умеют лучше всех. Хиро думает, что им пятерым лучше было бы вообще никогда не появляться на свет, но кто-то посторонний заставляет его продолжить разговор. Кто-то, кому очень понравилась удушающая близость губ Максвелла, когда тот склонился над его плечом. — Дуо, знаешь, что было до колонизации символом правосудия? — Что? — Статуя, с повязкой на глазах. Максвелл улыбается уголком губ: — Суровые же были времена. Хиро закрывает его глаза ладонью: — Кого ты так будешь карать в первую очередь? Тех, кто виновен? — Пожалуй, — хихикает Максвелл, и Хиро напряженно следит за его наивно приоткрытыми губами. – Тех, до кого дотянусь. – И улыбается, а Хиро быстро убирает руку и возвращается к своему занятию. — Завтра я установлю жучки, твоя задача – сидеть и слушать запись в те дни, когда я буду там, — уже без улыбки на лице и без улыбки в голосе сообщает Максвеллу привычный Хиро. Место: Милфорд, общежитие университета. Дата: 2 сентября 177г. После Колонизации, 3:11. Контроль: отсутствует. Задача: восстановление сил. Отличительная особенность: мозги на стене. Блокировка. Ну, вот, опять это шевеление за стенкой. Тихо шепчу: — Хиро, ты спишь? — Уже нет. — Хиро, мы же друзья? — Смотря, что тебе понадобилось от меня в три часа ночи. — Давай потрахаемся. Вот какого черта я это брякнул? — Заткнись и спи. Затыкаюсь и пытаюсь уснуть. Черт, как же хочется хоть кого-нибудь. — Хиро, ты спишь? — Хиро. — Хиро. Не то, чтобы я такая свинья. Я, правда, не могу уснуть. — Хиро. — Что? Рад я или нет, что все-таки разбудил его? — А мы — жуткие лицемеры. — Спи. Я даже не слышу его дыхания, но в темноте можно разглядеть забравшееся почти с головой под одеяло тело. Я снова не один. От этой мысли и радостно, и страшно. Я должен уснуть. — Хиро… Вот сейчас прозвучит классическое: “Я убью тебя”. — Хиро, а что ты делал после мятежа Миримии? Спит. Тем лучше. — Хиро. — Хиро, спишь? Шевеление на соседней кровати. Упс. — Хиро?! Да, Максвелл, ты снова не один. Доказательство этого – холодное дуло, уткнувшееся аккурат между твоих глупо вытаращенных глаз. Кажется, наш миляга Хиро спит со стволом под подушкой. Разве, не прелестно? Тихо, без малейшего оттенка раздражения: — Спи. Это же шутка, правда? Просто шутка. Хиро – тот еще приколист. Зажмуриваюсь. Чувствую, как он усаживается на меня верхом, не убирая пистолета. Приоткрываю глаз. У Хиро замученный вид, он борется со сном из последних сил. Наверное, стоило дать ему отдохнуть. Кое-кому было крайне хреново в последнее время. — Ты же не собираешься так спать? Дрогнувшие веки, дуло вжимается в мой лоб сильнее. Притвориться спящим, он уйдет. Но кто-то тянет меня за язык: — Ты, правда, веришь, что можно уснуть, пока кто-то тычет в тебя пушкой? Его спокойный голос звучит немного невнятно спросонок: — Можно. В твоем случае – нужно. Его голова начинает медленно клониться вниз, неровная челка падает на глаза. Теряя последний страх, я не могу сдержаться, шепчу быстро, скороговоркой: — Скажи, ты тоже рад, что все начинается заново? Или я один такой урод? Ответь, Хиро! Не знаю, понял он меня или не разобрал сквозь дрему ни слова, но ствол с предохранителя снял. Зажмуриваюсь и отчаянно пытаюсь заснуть. Просыпаюсь, чувствуя на себе приятную тяжесть чужого тела. Хирди? Не открывая глаз, прижимаю к себе, провожу рукой по спине. Что-то твердое упирается в мой подбородок. Распахиваю глаза, боясь сделать вдох. О, боже мой. Так, Дуо, главное без паники. Вот эта тяжелая нога на твоей, голова, от которой затекло плечо, волосы, которые щекочут лицо, жилистая рука, давящая на грудь, – это Хиро, а жесткая штуковина, которая упирается в подбородок – это пистолет, который он сжимает. Рискнешь благополучием своей черепушки, чтобы проверить, насколько крепкий у него сон? С другой стороны, можно сейчас помолиться и попытаться уснуть, но утром твои мозги все равно могут оказаться размазанными по стене. Губы против воли кривятся в тупой ухмылке. Это будет крайне нелепая смерть. Осторожно перевожу дыхание. И, все-таки, оно бьется. Тихо, размеренно, успокаивающе. Еле слышный вдох, еле слышный выдох щекочет кожу на шее. Слишком умиротворенный сон для такого, как он. Да, чего там. Наверняка, я тоже сплю, как младенец. Лицемерим даже во сне. Доволен, Максвелл? Ты не один такой, снова не один. Страшно. И радостно. Место: Милфорд, общежитие университета. Дата: 3 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: безответственность. Блокировка. Сегодня их куратор им заявила, что после лекций они обязаны посещать психологический тренинг, который она ведет. Максвелл сразу решил, что это будет что-то дурацкое, но, как ни странно, ему понравилось, чего нельзя было сказать о Хиро. Тот откровенно отбыл его, как наказание. После он отправился на свою “подработку”, а Дуо лег на кровать и нацепил наушники. Через какое-то время, Хиро, очевидно, удалось установить жучки, потому что голоса в наушниках стали четкими. Один из них был ему уже знаком. Вильям Кенни, глава Конгресса Западной Республики, заверял невидимых собеседников: — Конгломерат на это не пойдет, но он поставлен в очень тяжелое положение. В случае если он все-таки решится объявить нам войну, у нас будет время. Да, я знаю, что Парламент Конгломерата сейчас горячо обсуждает необходимость и дальше следовать принципам Абсолютного Мира. Да, возможно, он начнет вооружаться, но политика полного разоружения поставила его в точно такое же положение, как и нас. Более того, мы имеем фору, и я надеюсь на разум членов Парламента Конгломерата. — Но если Конгломерат втайне сохранил часть вооружения? – Недоверчивый молодой голос. — Абель, мои агенты предоставляют мне исчерпывающие сведения о состоянии Конгломерата. У них нет совершенно ничего. — Возможно, не стоит гадать на кофейной гуще, и просто напасть первыми? – Решительный голос жесткого и энергичного мужчины уже вступившего во вторую половину жизни. Даже чуть подальше, поправил себя Максвелл. — Ты торопишься, Листер. В нашем случае овчинка выделки стоить не будет, — ленивый и меланхоличный, полный пренебрежения. — Что ты хочешь этим сказать, Ян? – Похоже, Кенни всерьез обдумывал предложение старика. — Я хочу сказать, — все так же лениво, словно не заметив раздражения в голосе главы Конгресса, тянет Ян – что ситуация в мире на сегодняшний день сравнима, например, с сидением на пороховой бочке. Никто не хочет нападать первым, люди стали нерешительными за два года Абсолютного Мира, но стоит кому-то начать первым – бац! – Максвелл был готов поклясться, что от этого темпераментного восклицания подпрыгнул не один член Конгресса, а Ян с внезапно вспыхнувшими от возбуждения глазами навис над каким-нибудь Листером, вгоняя душу последнего в пятки. – Бац! И первого агрессора остальные, словно перепуганные дети, немедленно заколотят насмерть палками, а потом уже примутся друг за друга. Одним словом, — его голос наполнился ледяным спокойствием, — я бы не советовал Западной Республике пытаться навязать войну Конгломерату, более того, когда он объявит нам войну, что он сделает непременно, потому как выбора у него никакого нет, Республика должна выглядеть в глазах соседей самой невиннейшей из овечек. — Какого черта вы слушаете этого психа? – Взрывается после пары секунд напряженного молчания Абель. — У нас до сих пор нет гарантий, что он перешел на нашу сторону! А вдруг он по-прежнему поддерживает Конгломерат? — Достаточно, — кажется, у Кенни начинается мигрень. — Но… — Достаточно! Ян Боэ мог нас предать и раньше. Если он до сих пор с нами, я не желаю, чтобы кто-то обсуждал его кандидатуру как члена Конгресса. Абель, отчет об официальной реакции остальных свободных стран на объявление независимости Республики, готов? — Готов. Если будут какие-то свежие новости, мне сообщат. — Переходи к докладу. Хиро, как обычно, принял решение, не поинтересовавшись моим мнением. Не то, чтобы меня это так сильно не устраивало. Смешно, но мне даже в голову не пришло отказаться от этого нелепого занятия. Сейчас он развлекается на полную катушку, выясняя всякие интимные подробности работы системы безопасности, а мне остается только валяться на кровати, пялиться в потолок, слушать зануду Абеля и изредка посылать ленивые проклятья в адрес своего более удачливого приятеля. Ах, да, еще я запоминаю и тщательно анализирую все услышанное. У нашего идеального Хиро всему найдется рациональное применение, даже такой дурацкой и бесполезной хреновине, как я. Спасибо, дружище, я-то думал, что мы едем развлекаться, но ты очень вовремя напомнил о своих методах работы. Все решает Хиро, а потом самостоятельно исполняет задуманное. Даже если в первоначальном плане про это не было ни слова. Отличные новости, Хиро! Я сегодня выяснил кучу полезных вещей, даже не знаю, с чего начать. Во-первых, Листер так сипит легкими, что наша помощь будет излишней – он вполне успешно скопытится скоро и вполне самостоятельно. Во-вторых, малыш Абель говорит быстро, практически без пауз и какой-либо интонации, кроме того – немного картавит, так что наши вероятные противники обречены на полную информационную блокаду относительно внешней политической ситуации. В-третьих, Кенни сам не знает, как утрясти то, что он начал из побуждений хоть и глупых, но исключительно благородных, и уже пару-тройку дней не может уснуть, не проснувшись под собственные вопли, и успокаивает его только мысль о парочке броневичков, вроде тех, что мы видели в порту. Как только до него дойдет, в какой заднице он оказался, он может отмочить все, что угодно. Ну, будем надеться, что его к тому времени доканает бессонница. Есть еще Боэ, но на его счет можно даже не озадачиваться, через пару дней идейные противники упекут его в респектабельную дурку, и, возможно, терапия пойдет ему на пользу. Ах, да, чуть не забыл самое главное – Китаю, Индонезии, Австралии и Независимой Эфиопской Республике на независимость Запада глубоко начхать. Я знаю, как все будет. Он выслушает молча, занимаясь каким-то посторонним, но крайне важным для его плана делом, полностью на нем сосредоточившись и сделав вид, что меня в комнате просто нет. После того, как я закончу и наберу воздуха в легкие, чтобы заявить, что не собираюсь еще один день убивать на это дерьмо, он бросит пару слов, адресованных не мне, а кому-то в его голове, более надежному напарнику, посвященному в его планы, но так, чтобы я прекрасно его слышал. Остыв и обдумав клочок их диалога, я пойму, что именно картавость Абеля или ночные кошмары Кенни помогут нам провернуть что-то крайне забавное. Мне будет немного обидно оттого, что я сам это упустил, немного неловко за то, что я собирался наговорить сгоряча и очень даже интересно, что я услышу на следующий день. И я, как ребенок, которого провели коварные взрослые, с удвоенным рвением возьмусь за дело, которое сейчас мне кажется абсолютно бесполезным. Он производит обманчивое впечатление замкнутого тихони не от мира сего, но, когда ему что-то необходимо, чтобы действовать самостоятельно, Хиро легко играет на этом. В конце концов, если бы мы не умели хитрить, для нас бы все давно закончилось. Я уже понял, что даже разозлиться толком не смогу, как и в тот раз, когда этот святоша внезапно решил скрутить с моего Детсайта пару запчастей и быстренько умотать по своим делам. Хиро слишком совершенен, чтобы нуждаться в чьей-то помощи, но, черт возьми, должны же люди со временем хоть чуть-чуть меняться! Кажется, это еще одно правило, применимое ко всем, кроме него. Интересно, Хиро вообще можно хоть чем-нибудь выбить из колеи, кроме заявления о сотрудничестве ОЗ и колоний? Это навряд ли. Когда я выпустил его, рассматривая засос, он даже бровью не повел, обычный скучающий взгляд нашего идеального Хиро мне только намекнул, что я отмочил очередную глупость. Не покорность – равнодушие. Даже если бы я прижал его тогда к стенке и полез ему в штаны, он бы просто смотрел на меня как на идиота, не сопротивляясь, он бы заставил меня остановиться. Я уверен. Боже, как же не повезло принцессе, непросто, наверное, любить настолько самодостаточный булыжник. Пфф… Кто-нибудь, угомоните уже малыша Абеля… Я уверен, он ждал бы, пока я остановлюсь. И Хиро был бы уверен, что я это сделаю. А если бы он ошибся? Допустим, мне совсем недорога эта светлая голова на моих плечах, а вот выяснить границы терпения Хиро – крайне важно, что бы тогда получилось? На что бы я сам пошел, только для того, чтобы заметить короткое недоумение, а, может даже – растерянность? Ох, что-то мне подсказывает, что все было бы напрасно, но любопытство, пожалуй, единственный мой серьезный недостаток. Чтобы стереть эту кислую мину с лица нашего идеального Хиро, я бы пошел на многое. В конце концов, он же живой человек, а не машина, и у него ведь есть обычные человеческие желания. Наверное. Кстати, о желаниях, вот же черт. Ну, дружище Хиро тут не виноват. Надо будет найти кого-нибудь на один раз. Хотя… Прямо сейчас он же не вернется? А для того, чтобы внимательно слушать и анализировать, мне свободные руки не нужны. Вот только заткнулся бы Абель хотя бы на пару минут… И, все-таки, он бы удивился или нет?.. Задача: срочное включение защитных механизмов, восстановление контроля. Войдя, Хиро замер на пороге. Потом тихо закрыл за собой дверь. Не открывавший глаз Максвелл пребывал в счастливом неведении, а Хиро не мог понять, откуда у него во рту взялся соленый привкус. Разжав челюсть, облизнул прокушенную нижнюю губу и шагнул к кровати. Еще, еще немного.… Нет, он больше не может терпеть.… И вдруг – чья-то рука снимает с него наушники. Растерянный Максвелл открывает рот и закрывает его, так ничего и не сказав. Хиро смотрит на него, но не с осуждением: его правая бровь и уголок рта недоуменно кривятся, когда он подносит к правому уху наушники и слышит Абеля. Потом молча возвращает наушники Дуо и, открыв холодильник, ищет там что-нибудь, похожее на ужин. Молниеносно застегнув штаны, Максвелл пулей вылетает из комнаты, что-то опрокидывая на ходу. Контроль: неустойчивый. Задача: разработка операции. Отличительная особенность: успешная блокировка эротических галлюцинаций. Хиро жует разогретую в микроволновке пиццу, слушает запись и щелкает мышкой. Он ест не торопясь, аккуратно доставая кусочки из коробки, лежащей на кровати, и изучает план здания Конгресса. Доев четвертый кусок, вспоминает про Максвелла. Куда бы он ни умотал, его слишком долго нет. Беспокойство мимолетное – волноваться за него не стоит. Даже в таком странном состоянии он ни во что не вляпается и не сделает какую-нибудь глупость, во всяком случае – раскрывающую их глупость. Каким бы придурком он не был, Дуо – профессиональный террорист. Через два кусочка пиццы, Хиро вспоминает о нем еще раз. Максвелла где-то носит целый час. Хиро снимает наушники, откладывает их в сторону и с легким беспокойством смотрит на дверь. Одинокая муха, жужжа, пролетает мимо, но до нее никому нет дела. Глухо и неприятно ухает за стеной – соседи включили музыку. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: долбанный наркоман. Блокировка. Блокировка. Сбой. Надо срочно что-то предпринять, иначе я скоро начну домогаться кого-то вроде Хиро или карги Йохансен, а ни то, ни другое до добра не доведет. Мои попытки приставать к соседкам или одногруппницам Хиро немедленно пресечет кастрацией, но вот махнуть в город мне никто не запрещал – вполне конспиративно. Дверь открыта, и я заваливаюсь в плохо освещенную единственной лампочкой комнату, пропахшую за два года обедами быстрого приготовления и грязными носками. У стены на столе, как единственный источник быстро затухающей здесь жизни, горит широкий монитор. Происходящее на нем заслоняет кудрявая и давно забывшая о расческе макушка, на которую нацеплены наушники. Хозяин этого явно сатанинского помещения, так и не заметивший меня, продолжает что-то гневно кричать в микрофон на малопонятном мне языке и получает не менее эмоциональные и непонятные ответы братьев по разуму. Подхожу сзади, быстро стаскиваю с него наушники, другой рукой одновременно хлопаю по плечу: — Эш, погнали в город! Подпрыгнув на стуле, но, так и не обернувшись, мой пока что единственный знакомый в общаге (Хиро, как полностью бесперспективный в плане прогулок, не в счет), захлебываясь какими-то явно недосказанными соратникам словами, быстро бормочет: — Еще три босса и десять паков трешей, давай часов через пять. Чувствую себя последним нормальным человеком на этой планете, как если бы рядом со мной был Хиро или Ву Фей. — Эш, пошли клеить девчонок, та эльфийка тебе все равно не даст. — Мне триня позарез нужна с Лютого Хламосвина и два баджа на плечи не хватает… Да не лезь ты в аое, долбоеб рогатый!!! Мне становится интересно, я предпринимаю последнюю попытку и небрежно роняю: — Тебя за дверью ждут две грудастые блондинки, которых так и таращит с кудрявых очкариков. Если это не поможет, то, чур, не я буду объяснять его предкам, почему у них никогда не будет внуков. Пауза. — Нет, Дуо, прости, но если ливну, с меня дкп вычтут. Хрен с ними, с блондинками. Невольно проникаюсь к нему каким-то странным уважением. Ну, да, тут он Эльф Стовосьмидесятого Уровня, а там что – две какие-то блондинки, еще и грудастые к тому же. Выходя, слегка стискиваю переносицу – еще один киборг на мою голову. Может, ко мне во время подготовки Доктор Джи какой-то специальный магнит приделал? С него станется. Настроение куда-то тащиться совершенно пропало вместе с успевшим уже опротиветь зудом, который, впрочем, обещал скоро вернуться. Топая по коридору в сторону своей комнаты, бросаю косой взгляд в полумрак сушилки и задумчиво останавливаюсь. Короткие шорты, майка с тонкими лямками на голое тело, два маленьких вздернутых соска, пышная рыжая шевелюра. Облокачиваюсь на косяк, меня встречает строгий взгляд больших серых глаз. Не то, чтобы у меня созрел какой-то хитрый план, просто мой язык почему-то порой немного быстрее мозга: — Не знаешь случайно, как задроты размножаются? Кривит тонкие брови, смотрит как на идиота. Прямо как Хиро минут десять назад. Ох, и дурацкий сегодня денек. — А, забудь. Махнув рукой, собираюсь уходить. — Тебе зачем? Непосредственный, чувственный голос приколачивает меня к месту. Кажется, о риторических вопросах она знает не больше, чем Хиро. Ну, немного пофлиртовать с симпатичной девчонкой все же лучше, чем слоняться без дела, слушать про “сааамый” сложный дпс-цикл или играть в молчанку с андроидом, который живет в моей комнате. Расплываюсь в умудренной улыбке: — Это очень долгая история. Ловлю её заинтересованный взгляд и понимаю – провал, я перестарался. Не в том месте, не в то время, вообще некстати. Надо срочно делать ноги. Спустя две минуты мы уже увлеченно, словно в последний раз в жизни, целуемся и обжигаем друг друга прикосновениями незнакомых рук, скользящих по спинам под нашими майками. Как мне это удалось? Профессиональный секрет мастера Дуо. Или круглого идиота Дуо. Если Хиро узнает, мои расчлененные останки найдут на каком-нибудь пустыре лет через пять или не найдут вообще. Я не должен здесь ни с кем сближаться, если она что-то заподозрит, нам крышка, самая настоящая и распоследняя, но я же что-нибудь придумаю, правда? “Ты привлекаешь ненужное внимание, Дуо”. “Ты должен действовать осторожней, Дуо”. “Перестань летать в облаках, Дуо”. М, ладно, последнее – это уже Хирди. Кстати, о Хирди. Как-то Говард от души надрался и сетовал на то, что даже крайне милые девушки имеют обыкновение вызывать раздражение, если провести с ними слишком много времени. Не знаю, в чем загадка этого феномена, но старик был прав на сто процентов… Она прижимается ко мне своим подрагивающим от возбуждения телом, и мои руки, которые теперь действуют быстрее мысли, нырнув вниз, немедленно сжимают две аппетитные выпуклости под её шортами. Вседозволенность анонимности, осознание нашего маленького секрета и ни малейшей попытки сопротивления. Это действует, как пинок под зад – отлично подталкивает к дальнейшим действиям, хочу я того или нет. Кстати, хочу, и хочу так, что яйца болят. Перспектива кастрации от рук Хиро перестает казаться чем-то жутким, и мои губы быстро пробегают по нежной шее (мягкие волосы пахнут малиной и щекочут нос) к ямке у её основания и дальше, в глубокий разрез майки, которую я благополучно уже как-то стащил с её правого плеча. Тонкие, но сильные пальцы забираются в мои волосы, прижимая меня к упругой груди, сбитое горячее дыхание обжигает ухо, когда она шепчет: — Не здесь. Здесь и прямо сейчас, вопит в ответ все мое существо, но я быстро киваю, ткнувшись напоследок в её твердый и влажный сосок носом. Поправив одежду, выходим в коридор и идем, очевидно, в её комнату, соблюдая конспиративное расстояние, что меня более чем устраивает. Зайдя в одну из одинаковых дверей, она ждет меня внутри, горячая, немного растрепанная, с маленьким пятном моей слюны на майке там, где находится сосок. Закрыв за собой дверь, усаживаю её на стол (на пол летят какие-то мелкие и явно бесполезные непонятные штуковины) и, устроившись между подрагивающих колен, начинаю быстро стаскивать с нее одежду. Её узкая ладонь делает попытку приласкать предателя и двух его товарищей, с которыми мне скоро, возможно, придется распрощаться, но я останавливаю её руку. Поняв, что я на пределе, она решает заняться моей одеждой и тянется к колоратке. Ступор. — Как это снимается? Если чем и можно испортить долгожданный секс, так это вопросом, подкрепленным очень серьезным и сосредоточенным взглядом. Буравящим. Сканирующим. До ужаса знакомым. Рыкнув что-то невнятное, я быстро избавляюсь от белого воротничка, и её пальчики ловко справляются с пуговицами рубашки. Сказать, что все произошло раз в пять быстрее, чем мне хотелось бы, значит сильно преуменьшить масштаб трагедии. Если я немного задержусь, можно предпринять вторую попытку, но какое-то тревожное предчувствие накрыло меня сразу после того, как затихла последняя волна долгожданной разрядки. Возможно, это был образ Хиро, взвешивающего в руке большие садовые ножницы. Задумчиво завязав резинку на узел, я отправляю её в полет из окна (обожаю мусорить там, где не живу) и, скользя косым взглядом по её еще разгоряченному телу, одеваюсь. Она молчит, исподтишка прощупывая меня своими серыми глазами. Если не произнесет ни слова, стоит как-нибудь повторить, мелькает соблазнительная мысль, но дело вновь доходит до колоратки. — Зачем это? А-яй, снова этот взгляд, в котором ясно читается неконтролируемое желание таскать мне каждый вечер батоны. Тут становится опасно. — Я чертов маньяк-убийца, заставляющий перед смертью исповедоваться каждую свою жертву. Говорю серьезно и убедительно, но она спокойно пожимает плечами: — Думаю, смогу к этому привыкнуть. С трудом удерживаюсь на ногах – приняла за чистую монету и еще строит какие-то планы, которые в перспективе непременно обрастут батонами. Ни-ни-ни!!! Глажу её щеку ладонью, она осторожно отвечает на мою улыбку. Её первая улыбка с тех пор, как я к ней подошел. — А вот привыкать уже лишнее. Кстати, спасибо за бесплатный секс. Потирая быстро опухающую щеку, вспоминаю, что видел в углу открытую спортивную сумку с баскетбольной формой. Утешает только её вполне некибернетическая реакция. Контроль: значительно ниже нормы. Осторожно проскальзываю в комнату и немедленно натыкаюсь на внимательный взгляд Хиро. Скрестив в кармане пальцы на удачу, сглотнув внезапно загустевшую слюну, прохожу внутрь и безразлично интересуюсь: — Какие планы на завтра? Невольно затаив дыхание, жду его реакции. Жужжит муха, которая уже чувствует себя полноправным жильцом нашей комнаты. Не догадается, не догадается, не догадается… — То же самое. Не успеваю облегченно выдохнуть, как Хиро начинает скользить своим подозрительно задумчивым, леденящим, как прикосновение стетоскопа к голой коже, взглядом по моему лицу. Жужжит муха, тихо шелестит кулер в системнике, что-то глухо ухает за стенкой. Хиро молча продолжает изучение моей физиономии, где-то в глубине моего существа почему-то просыпается жгучее желание вмазать ему так, чтобы он отлетел назад вместе со стулом, на спинку которого сейчас опирается. Ах, да, моя щека. Невольно провожу рукой по ноющей скуле. Или меня жутики берут, или в уголке его губ появляется что-то, у нормального человека способное потом стать улыбкой. Так ничего и не сказав, Хиро поворачивается к компу. По крайней мере, мои яйца целы, но слегка гнетет то, насколько мне везет в этой жизни на компанию биомеханических представителей мира сего. Место: Марсель, какая-то квартира. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: бессилие. Блокировка. Старик, наконец, отревелся, но Ву Фей, поговорив с ним, в особый восторг не пришел. Лучше бы он этого не делал. Теперь Чанг ощущал себя в еще большей заднице, чем раньше. — Я не уверен, что это правильный путь, но сказать об этом должен. В день, когда г-жа Рилина была убита, вышел из клиники для душевнобольных Хиро Юи. Ву Фей не поверил тогда своим ушам: — Он был в дурке?! Но почему? Пожевав нижнюю губу, Парган опустил взгляд: — После мятежа Миримии, Хиро Юи вел себя несколько… странно. Было похоже, будто на него какая-то блажь снизошла, озарение.… Улыбался каким-то своим мыслям. Г-жа Рилина настояла на том, чтобы его обследовали. Он не возражал, его это как будто не волновало. — Эта ненормальная упекла Хиро в дурку?! Парган чуть заметно сморщился: — Г-н Чанг, в моем положении я не могу требовать чего-либо, но смиренно вас прошу: не говорите плохо о г-же Рилине. Что бы она ни делала, она всегда заботилась о других. Ву Фей оскалился: — Чудесная забота, ничего не скажешь! Будто бы не заметив его реплики, Парган продолжил: — Г-жа Рилина на самом деле очень волновалось за Хиро. Его душевное состояние тогда было плачевным, говорю вам, как человек, ставший этому свидетелем. Его поместили в самую престижную клинику, с ним работали лучшие специалисты. Г-жа Рилина ввиду своего положения не могла навещать его сама, но я регулярно справлялся о его состоянии. Считается, что до конца излечить шизофрению невозможно, поэтому наилучшим результатом лечения является приведение больного в состояние, в котором он не опасен для себя и окружающих. — А Хиро был опасен? — Для окружающих его опасным не считали, он был очень спокойным, я бы даже сказал, умиротворенным, но он не мог объективно воспринимать реальность. Его лечащий врач считал, что причиной заболевания, скорее всего, являлось то, что он использовал Систему Зеро. Когда человек не может правильно оценивать происходящее, его жизнь постоянно подвержена опасности. Всего за два месяца для него было сделано все возможное, и в тот злосчастный день г-жа Рилина попросила меня забрать его из клиники. Но Хиро Юи каким-то образом ускользнул, и, когда я приехал, его уже не было. Я бы не хотел строить какие-то догадки, просто счел, что вы должны знать… — Старик. Ты ведь слышишь, о чем каждый день орет эта толпа на улице? — Она требует, чтобы вы нашли убийцу г-жи Рилины. Это и мое желание. — Ты хоть понимаешь, что, если это на самом деле сделал Хиро, будет проще научить всех на ушах ходить, чем его достать? — Понимаю. — Те, которые на улице, и другие, которые в Парламенте, мне не позволят половину моей жизни гоняться за Хиро. — Это я тоже понимаю. — Старик, мне нужен убийца. Чертовски срочно нужен. Нахрена ты мне это сейчас рассказал? Если это Хиро, то его уже давно нет на территории Конгломерата. — Вам придется выбрать кого-то, — печально хмыкнул в усы Парган. – Кого-то, кто признается в убийстве. А потом найти настоящего виновного. Секунду помолчав, Чанг выпрямился и навис над ним. Без малейшей тени пафоса, выплевывая в лицо каждое слово, он произнес: — Это низко и подло. Если я поступлю, как ты говоришь, Натаку не сможет покоиться с миром. Гордые слова, правильные, единственно возможные в этой ситуации. Но, к сожалению, не решающие его проблемы. А проблема его маленькой не была. Стоя в давно покинутой квартире Хиро, Чанг Ву Фей со злостью сжал кулаки и впервые в жизни задумался о том, сможет ли он быть таким же, как раньше, всю свою жизнь. Место: Маганак, особняк Винеров. Контроль: достаточный. Задача: поиск. Отличительная особенность: желтый лимузин. Вынужденная блокировка. Рашид уже не первый день неуверенно мнется с ноги на ногу рядом с Кватре. Молодого Винера это, пожалуй, развеселило бы, если бы он не знал Рашида так же хорошо, как себя. Если этот великан чувствует себя рядом с ним неловко, значит, Кватре опять что-то неизвестно, а это очень, очень плохо. Абдула и Ауда, судя по их виноватым лицам, тоже что-то знают. Он пытался добиться от них ответа, ловил по одному, но все было бесполезно – бойцы Маганака как воды в рот набрали, а так как лгуны из них еще хуже, чем из самого Кватре, ситуация начинала приводить Винера в состояние тихой истерики. Была еще одна причина для нехорошего предчувствия – вчера приехала Дороти Каталония, и разговор с ней подлил масла в огонь. Она приняла гражданство Маганака, купила себе новый желтый лимузин, оделась на манер местных девушек и не отходила от Кватре ни на шаг. В её присутствии он не мог еще раз попытаться поговорить с Рашидом и компанией. Когда он все-таки сорвался и напрямую спросил, что ей от него надо, Дороти невинно захлопала ресницами: — Я просто хочу быть на стороне г-на Винера, — произнесла она покорным тоном, и Кватре решил, что лицемерка из нее гораздо лучше, чем из вольных бойцов Маганака. – Г-жи Рилины больше нет, и мне надо как-то примириться с этой мыслью. Я решила, что смена обстановки пойдет мне на пользу. Аскель снова заходил, Кватре, наконец, запомнил его имя. Он из Маганака, его ровесник, у него смуглая кожа, резкие черты и хитрые зеленые глаза. Кажется, он племянник то ли Рашида, то ли Ауды, Кватре все время забывает уточнить. Аскель интересуется технологиями изготовления Мобильных Доспехов, и они иногда обсуждают разные модели. Сегодня Кватре рассказывал ему о Гандамах и Системе Зеро. Такого щенячьего восторга он не видел ни на чьем лице уже давно. Ему очень нравится общаться с Аскелем, они понимают друг друга с полуслова, но у него не так много свободного времени, а с приездом Дороти его стало еще меньше. Эта девчонка врет, она ничего не делает просто так. Вытащи из нее правду. Вечером они пили чай, Кватре рассеянно мешал ложечкой сахар, который забыл насыпать. Через пятнадцать минут она осторожно поинтересовалась: — Г-на Винера что-то печалит? Кватре вздрогнул от её голоса, вспомнив, что он не один. — Меня многое печалит, Дороти, — грустно улыбнувшись, произнес он. – Например, то, что я уверен, что ты что-то замышляешь. Он видит, как появляются кровоточащие порезы, рисуя поперек лица, от одной щеки до другой: ЛГУНЬЯ. — Я сказала правду, Кватре, — заглянув ему в глаза, необычайно серьезно ответила она. – Я уже потеряла Рилину. По всему миру сейчас начинается лихорадочная гонка вооружений. Она станет гонкой на выживание. Все, чего я сейчас хочу – просто быть рядом с победителем. — Дороти! Ты ошиблась адресом. Маганак не планирует вести военные действия. В конце концов, у нас даже нет оружия! Она лукаво улыбнулась, и Кватре заметил в её глазах прежний хитрый блеск. — Маганак и его нефтяная компания слишком лакомый кусочек, чтобы то, что ты сказал, было правдой. Если бы у Маганака, в самом деле, не было оружия, ты бы чувствовал себя неуютно. — Я и чувствую себя неуютно, — вздохнул Кватре. – И что ты имеешь в виду под этим «если бы»? — Я знаю, что у Маганака оружие есть. Самое грозное оружие на этой планете, оружие, которого нет больше ни у кого. Мобильные Доспехи. — Глупая шутка, — потерянно пробормотал он. – Наши Мобильные Доспехи и заводы по их производству были уничтожены два года назад. Я сам контролировал… Пряча улыбку, Дороти прикрыла рот тонкими пальцами, и Кватре понял, что ему не спешил сообщать Рашид. ХА-ХА-ХА!!! Ты ведь надеялся? Да, ты надеялся. Какого черта ты еще тут? — Да как они могли… Только не это снова. Ты же не будешь сидеть на заднице, получив такие шикарные новости? — Они думали о вашем благе, — хихикнула она. — Ты знала с самого начала? Дороти кокетливо протянула: — Возможно. — Но откуда?! Накручивая прядку волос на пальчик, Дороти улыбнулась своей самой прекрасной и гнусной улыбкой: — Маленькие женские хитрости, г-н Винер. Беспокоясь о благе г-жи Рилины, я интересовалась… многим. Жаль, — картинный вздох, — её это не уберегло. Место: не известно. Контроль: отсутствует. Задача: поиск. Отличительная особенность: имя. Вынужденная блокировка. — У всех есть имя. И у тебя тоже должно быть. Без имени – неправильно, потому что… потому… никто не сможет с тобой познакомиться, если у тебя не будет имени! Время бежит слишком быстро. Он старается шагать медленнее, но разбитая дорога под ногами как будто несется сама. — А я не собираюсь ни с кем знакомиться. Отвечая на её дурацкие реплики, он чувствует себя идиотом, но проще сказать еще какую-нибудь глупость, чем молчать. Она все еще пытается не отставать. — Это тоже неправильно. Когда один – очень грустно. Похоже, у него появилась новая нянька. — Я придумала! Я всегда буду рядом с тобой. На секунду остановиться, взглянуть вниз, взъерошить короткие светлые кудри и невесело улыбнуться. Что ж за пропасть… Место: Марсель, штаб-квартира Стражей, камера в подвале. Дата: 2 сентября 177г. После Колонизации, 23:23. Контроль: значительно ниже нормы. Задача: поиск. Отличительная особенность: сомнение. Вынужденная блокировка. — Старик. Я совсем запутался. — Вчера вы выглядели увереннее, г-н Ву Фей. Это был Хиро Юи? — Я не могу позволить осудить кого-то невиновного. Но Конгломерату необходим человек, на котором можно будет выместить гнев. — Выбор за вами. — Я не хочу выбирать. — Сейчас вы уже не пилот, который сам решает, что ему делать, вы – Страж. А Страж Конгломерату сегодня необходим, как никогда. Государство, созданное г-жой Рилиной, переживает агонию, но вы не можете его покинуть, потому что вы – человек чести. Иногда необходимо пойти на мелкие жертвы ради высокой цели. Я стар, и мне некому больше служить, — когда Парган это произнес, Ву Фей вскинул голову и бросил на него горящий взгляд, полный нехорошего предчувствия. – Да, г-н Ву Фей, я бы тоже хотел, чтобы покарали настоящего убийцу, но сейчас время не терпит. Ради памяти г-жи Рилины, ради Единой Нации, Абсолютного Мира, ради Конгломерата, я признаюсь в её убийстве. И не надо меня отговаривать, это решение я принимаю не из жалости к вам. Я хочу лишь одного – потом Хиро Юи должен быть наказан. Место: Милфорд, общежитие университета. Дата: 7 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Блокировка. — Конгломерат угрожает началом военных действий, если мы не откажемся от Декларации. Мне сегодня звонил премьер-министр. Нам дали неделю, чтобы подумать, — после слов Кенни повисло тяжелое молчание. Максвелл чихнул и поправил сползшие наушники. — Им нечем нам угрожать, они блефуют, — не очень уверенно успокоил сам себя Абель. — Нечем, — согласился Ян, — но и выбора у них нет. Если Конгломерат потеряет Запад, он лишится территориального преимущества. На него слетится толпа стервятников. — Я считаю, что необходимо выждать. Возможно, Конгломерат откажется от этой идеи, — осторожно предложил Листер. — Конгломерат не откажется от своего заявления. Мне стало известно: в то время, пока официально не принято окончательное решение по вопросу вооружения, началась подготовка к войне, и идет она полным ходом, — тяжело вздохнул Кенни. — Ну, так в чем проблема? – Оживился Листер, — Тянем время, и, если Конгломерат нападает, разносим его в пух и прах. О фактическом положении наших вооруженных сил Конгломерату не известно, мы быстро сотрем его в порошок. — Лишь бы после этого никому в голову не пришло выставить агрессорами нас… — Вздохнул Абель. — Мы должны идти на мелкие компромиссы до тех пор, пока это будет возможно. Как можно больше публичных выступлений и заявлений о наших мирных намерениях с трансляциями во все уголки земного шара… — Вильям. Неплохо бы еще учредить пару-тройку государственных праздников. Несколько демонстраций, и наши дорогие граждане пойдут за тобой в огонь и воду. — Ян прав. Сейчас, как никогда, Республике необходима сплоченность, — впервые Абель согласился с Боэ. — Праздники.… Неплохо, если они будут перекликаться с недавно прошедшим Днем Независимости… — Бормотал Листер. – Как насчет Дня Освобождения от гнета Федерации? Когда пала последняя военная база федералов на Западе? — Если не ошибаюсь… — начал Абель, но Ян его прервал. — Одиннадцатого сентября. — Через четыре дня, — задумчиво произнес Кенни. – Неплохо придумано, я согласен. Итак, Абель до этого времени проводит тайные переговоры с другими независимыми странами, Листер и Ян выступают от моего лица в местном эфире, организуют пару демонстраций с бесплатными конкурсами и прочей ерундой, кроме того, Ян активнее берется за пропаганду идеи Свободной Нации Запада, а Листер контролирует наращивание наших военных сил. Я делаю официальные заявления в мировом эфире, посещаю пару конференций, свечусь на каких-нибудь демонстрациях, в детских садах, раздавая детям конфеты, навещаю в госпиталях ветеранов прошедших войн и так далее, а одиннадцатое объявляю Днем Освобождения от гнета Федерации и еду выступать… хм. — В Милфордский Университет, например, — приходит на помощь Абель, и спине Дуо пробегают мурашки: вот оно! — Милфордский Университет? Отличная идея. Патриотическая речь перед гордостью нации. Так и поступим. — Объявлять об этом в целях безопасности пока не будем? — Да, Листер, пока не стоит. Абель, что у нас нового, кроме грядущей войны? Место: Марсель, здание Парламента. Контроль: не требуется. Задача: отсутствует. Отличительная особенность: истерика. Блокировка. — Смертная казнь?! Да об этом варварстве уже пару сотен лет никто не слышал! – Ву Фей растерянно оглядывает собравшихся. Одинаковые лица, похожие на маски. Им все равно. Премьер-министр Конгломерата Жан Кастер поднимает на него взгляд, в котором ясно читается пренебрежение. — Г-н Чанг, даже учитывая то, что вы – нынешний фактический глава Стражей, я бы попросил вас больше не врываться в мой кабинет. Решение отменить мораторий на смертную казнь принято Парламентом единогласно. Вы ничего не можете изменить. — Вы, жалкие людишки, протирающие штаны за этим столом, хоть понимаете, что сделали?! Кастер нажимает кнопку на спикерфоне: — Охрана, проводите г-на Чанга, он не в себе. — Вы обрекаете человека на смерть! — Этот человек повинен в убийстве Рилины Дориан! – Неожиданно взрывается Кастер. — Или вы сомневаетесь в правильности своего решения? От этих слов у Ву Фея пол уходит из-под ног, и он глухо отвечает: — Нет. — Вот и отлично. Отправляйтесь домой, отдохните. Вы отлично поработали, но, похоже, перенапряглись. Охрана берет его под руки, и он не сопротивляется, когда его выволакивают из кабинета. Ужасная ошибка. Прости, Натаку. Место: Милфорд, здание университета. Дата: 8 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: отсутствует. Задача: восстановление задачи. Отличительная особенность: провал. Попытка блокировки. Сбой. Попытка блокировки. — Если верить плану здания, лестница ведет на чердак. Надо будет проверить. Он произносит это тихо, поднимает голову вверх, разглядывая пролеты. Жесткий стоячий воротничок плотно обхватывает шею, и я стараюсь не думать о том, насколько доверчиво с его стороны так спокойно поворачиваться ко мне спиной. Подхожу к двери в коридор, провожу пальцем по дверной ручке. Толстый слой вязкой пыли. — Этим выходом давно не пользовались. — Отлично, — шепчет он совсем близко, и, слушая равномерные громкие удары его сердца, я замираю, как истукан. Легкое теплое дыхание Дуо касается моего правого уха, и я проклинаю тот момент, когда согласился пойти сюда. Мне слишком душно рядом с ним. — Думаю, я успею это сделать, — он говорит как о походе в супермаркет. – Сколько у меня будет времени? Ощущение опасности приходит на долю секунды раньше, чем звук приближающихся шагов. Дуо давится следующей фразой, потому что я быстро накрываю его рот ладонью и затаскиваю послушное тело под первый пролет лестницы, туда, где царят пыль, прохлада нежилого помещения и темнота. В тот момент, когда ключ с той стороны со скрежетом входит в замок, я уже сижу на грязном полу под основанием лестницы, опершись спиной на холодную стену, и прижимаю к себе затихшего Дуо. Моя правая рука продолжает жестко стискивать болтливый горячий рот, левая – все еще крепко удерживает его грудь. Плевать я хотел, что необходимости в этом больше нет, я умираю от желания и дальше плавиться от соприкосновения с его напрягшимся телом. Моя кожа горит в тех местах, где прижата к нему так плотно, насколько позволяет одежда: руки, грудь, живот, внутренняя сторона бедер, неудобно вывернутые колени. Мое сердце бьется ровно, его – колотится под моей рукой, над моей верхней губой выступает неприятная мелкая испарина. Прямо сейчас я легко могу свернуть ему шею. Скрип двери, несколько человек проходят над нашими головами, открывают запасной выход. Они что-то переносят, возможно, старую мебель на свалку, пыхтят и переговариваются друг с другом, но это замечает только другой я, та часть моего сознания, которая осталась незамутненной. Все остальное мое существо сосредоточено на дыхании, обжигающем мою ладонь, на доступной мягкости приоткрытых губ, прижимающихся к её внутренней стороне. Маленькие очаги пожара по всему телу, его преступная податливость, физически ощутимые пара сантиметров между моим лицом и несколькими короткими волосками, выбившимися из косы, и теперь прилипшими ниже основания его уха, взмокшего то ли от волнения, то ли от моего дыхания. Странно, он не пытается высвободиться. Его рука накрывает мою, сжимающую влажный, горячий ад его рта, но через мгновенье нерешительно замирает, и так и остается на ней. Все тело будто током прошибает, и, забывшись, я невольно тяну его еще ближе к себе, хотя ближе уже некуда. Я чувствую прикосновение его мягких волос, и уже готов кончить, так как от мучительных двух сантиметров осталось не больше половины, и мысленно задыхаюсь от восторга. Окончательно теряю связь с реальностью, когда до меня доходит, что этот последний барьер пытаемся разрушить мы оба: он мягко, осторожно, почти незаметно уступает давлению моей руки и тянется к моему горячему дыханию. Я невольно облизываю пересохшие губы и подыгрываю ему в эти как бы случайные поддавки. Его сердце ухает, как молот по наковальне, даже удары моего становятся неровными, несмотря на все прилагаемые усилия. Мы нерешительно замираем в тот момент, когда мои губы практически касаются изгиба его ушной раковины. Теперь нужно или остановиться, или продолжать, плюнув на все, но мы наслаждаемся этой пронизывающей мучительной близостью. Я весь сейчас – шершавость своих пересыхающих искусанных губ, каждый клочок моей кожи обретает болезненную чувствительность. Его горячая ладонь чуть заметно сжимается на моей руке, возможно, случайно, но больше никакой мотивации мне не требуется. Клокочущее во мне нетерпеливое животное возмущенно воет от того, как медленно я трусь о тонкую линию его хряща своими приоткрытыми губами. Он так легко соглашается стать моей добычей, что меня накрывает с головой желание заставить его об этом пожалеть. В игру включается мой язык, а прикосновения губ становятся все настойчивее. В какой-то момент я уже рьяно грызу и обсасываю мягкую мочку его уха, а Дуо еле слышно пыхтит в мою ладонь. Я пытаюсь сорвать левой рукой ненавистный белый воротничок, который, не в пример хозяину, никак не желает мне уступать. Вкус его плоти, бисеринок пота, выступивших от волнения, запах его волос, ощущение упругого, напрягшегося в ожидании тела никак не дают сосредоточиться, и я продолжаю отчаянно сражаться с колораткой. Неожиданно мне на помощь приходят умелые горячие пальцы его левой руки, и через секунду я уже жадно впиваюсь в его шею, срывая нетерпеливой рукой пуговицы на его рубашке одну за другой, провожу ладонью по гладкой груди, поднимающейся в рваных вдохах, и останавливаюсь, ощутив отчаянную пульсацию внутри. Я хочу, чтобы его сердце прямо сейчас взорвалось. Я всасываю в себя тонкую кожу его шеи, моя рука опускается ниже, к напрягшимся кубикам пресса, и начинает мять и больно стискивать его горячую кожу. Чем ниже она опускается, тем отчаяннее с каждым разом Дуо пытается прикусить мою ладонь. Его беззастенчивая податливость распаляет меня до состояния полного помешательства, и я до безумия хочу, чтобы он выл в моих руках. Он начинает тихо поскуливать, когда мой язык добирается до его ключицы, а у меня перехватывает дыхание. Я хочу его разрушить. Его руки оказывают неубедительное сопротивление, когда мои подбираются к выпуклости у его раздвинутых ног, но я легко отбрасываю их в сторону и поражаюсь тому, что чувствую жар упругого напряженного комка через ткань штанов. Его судорожный вдох, и я отчаянно мну этот раскаленный комок, помогая ему принять более убедительную форму, а мои губы возвращаются к беззащитной шее. Дуо прижимается ко мне спиной, и я даю себе клятву: если кто-то из тех, кто ходит по этой чертовой лестнице над нашими головами, услышит нас и заглянет сюда, помешав мне довести все конца, я разорву его на части голыми руками в этот же момент. Еще несколько движений, и его член уже отчаянно рвется из штанов, а я милосердно расстегиваю ремень и молнию. Стаскиваю с него галифе одним движением вместе с брифами, высвободив напряженно покачивающийся орган, а его голую задницу усаживаю к себе на колени, чтобы Дуо сразу перестал строить какие-то иллюзии, относительно того, кому из нас я собираюсь сегодня доставить много удовольствия, и какого рода это удовольствие будет. Очевидно, до него что-то доходит, потому что он пытается осторожно вырваться из моих рук, не производя лишнего шума, но я его легко удерживаю и обхватываю левой рукой основание его приятеля. Начинается самое интересное: пока я, прикусив мочку его уха, гоняю свою руку вдоль пульсирующего ствола, Дуо, который никак не может остаться равнодушным к моим манипуляциям, начинает так выгибаться у меня в руках и поерзывать от удовольствия на причине своего недавнего испуга, что мне остается только вцепиться в мягкую плоть его плеча зубами, чтобы не орать в голос от удовольствия. Я задыхаюсь, жар внутри меня жаждет выхода. Его возмущенный стон сдерживает моя ладонь, когда я отпускаю готовый взорваться от желания уже скользкий член, но тут же переходит в благодарное судорожное сопение, когда моя рука добирается до мягких и упругих яичек и начинает их ласково мять и поглаживать. В это время моя правая рука ослабляет хватку, и её средний палец проникает в его скользкий и горячий рот. Чтобы сдержать стон, Дуо сжимает губы и прикусывает его, сначала невольно, потом вполне осознанно посасывая и лаская языком. Если бы это был не палец, а кое-что, что жаждет оказаться в этом мягком, сводящем с ума плену гораздо больше, я не продержался бы и пары минут. Погружая толчками палец внутрь, я чувствую, что он увлекся своей игрой, и осознание этого накрывает меня новой волной боли и желания. Интересно, он хотя бы понимает, что вытворяет, и чем это может закончиться? Моя левая рука отрывается от его горячего паха, рывком стаскивает рубашку с болезненно-бледных в темноте плеч, прижимая его локти к бокам, и возвращается на место дезертирства. Несколько дразнящих движений по скользкой плоти, и его язык благодарно мне отвечает, потом я обхватываю ладонью всю его мошонку и, нежно смяв, перемещаюсь к внутренней стороне его бедра, вынуждая приглашающее раздвинуть ноги. Он уже ни черта не соображает и легко подчиняется моему движению. Сначала я поглаживаю его бедро там, где оно переходит в его крепкую круглую задницу, а он выгибает спину назад и еще призывнее разводит ноги, потом, пробежав пальцем по пылающей плоти, я снова высвобождаю руку, и его возмущению нет предела. Не волнуйся, Дуо, скоро ты свое получишь. Отстранив его на секунду, я быстро через голову стаскиваю с себя майку и сминаю её в комок. Теперь мне понадобятся обе руки, а я совсем не хочу, чтобы те ребята нас услышали, а орать кое-кому скоро очень захочется. Пока он не без интереса следит за моими действиями, я разворачиваю его лицо к себе и нежно целую в уголок распухших мокрых губ. Они податливо раскрываются, и я, оттянув правой рукой его челюсть вниз, быстро заталкиваю в рот левой свою майку. От удивления он сначала даже не сопротивляется, делает попытку вырваться только спустя секунду, но рубашка продолжает удерживать локти, и я снова хозяин положения. Сдержав пару отчаянных рывков, моя левая рука начинает нежно поглаживать его грудь и быстро спускается к паху. Её ласковые распаляющие движения гасят последнее сопротивление. Моя голая грудь прижимается к его гладкой спине, и между нами только маленькие капельки пота, но я все равно хочу быть еще ближе и, надеюсь, наша кожа срастется, когда я прижмусь к нему еще крепче. Он уже отчетливо дрожит в ожидании развязки, когда моя правая рука оказывается на внутренней стороне его бедра. Благодаря его слюне, она легко скользит вокруг трепещущей круглой мышцы, но, кажется, крышу у Дуо унесло окончательно. Масштаб трагедии до него доходит только тогда, когда мой средний палец делает попытку проникнуть внутрь. Он испуганно сжимается, но слюна делает свое дело, и ему приходится принять в себя первую фалангу. Вот теперь я точно знаю, что кляп был не лишним. Мой палец удивительно легко скользит внутри него, и там жарче, чем в аду. Упругое кольцо сжимается и разжимается, а его член гудит от напряжения, и я останавливаю левую руку. Я заваливаю его вперед, голая грудь упирается в какой-то хлам, туго скручиваю руки рубашкой и ногой раздвигаю бледные колени. Дуо делает попытку подняться, но моя рука удерживает его в этом неудобном, но очень аппетитном положении. Левой расстегнув ремень и спустив джинсы, я понимаю, что терпел намного дольше, чем следовало. Головка моего члена упирается в скользкую мягкую плоть, но войти не получается, потому что Дуо сжался изо всех сил. Я поглаживаю обеими руками две упругие выпуклости, его поясницу, бока, спину. В какой-то момент он настолько расслабляется и поддается моим движениям, что я почти проскальзываю внутрь, но он быстро спохватывается. Мои ладони мнут его крепкие плечи, смыкаются вокруг шеи и начинают осторожно душить его. Он моментально раскрывается и принимает меня всего, без остатка, и я с трудом сдерживаю оргазм. Внутри него слишком тесно и сладко, Дуо глухо рычит в кляп, по моей спине пробегают мурашки удовольствия. Не размыкая рук, я начинаю двигаться внутри него. Сначала – короткими осторожными толчками, потом медленно засаживая ему полную длину. Моя грудь скользит вдоль его мокрой спины, подрагивающее колечко внутри, когда я выхожу, захватывает мою головку, и я не кричу только потому, что мне не хватает голоса. Когда я вхожу в него, прижимаюсь как можно ближе, надеясь, что тонкая полоска плоти между нами все же исчезнет, а он раскрывается все легче, сладко постанывая в кляп в сетях возносящего возбуждение на самый пик удушья. Мои рывки становятся все резче, отчаянней, я хочу обладать им еще и еще, руки все жестче стискивают его шею. Дуо бьется в судорогах то ли удовольствия, то ли агонии, и я чувствую, что, наконец, могу кончить в его жаркое и тесное естество, потому что теперь он весь без остатка принадлежит мне. Я хочу его разрушить. Чей-то локоть легко тыкает меня в ребро. Возвращаюсь к реальности и понимаю, что рабочие уже ушли, а я неизвестно сколько просидел, прижимая к себе Максвелла. Кажется, он не обижен. Его ладонь, по крайней мере, по-прежнему лежит на моей. Удивленно отмечаю, что у нас очень похожая форма и размер руки, только его чуть больше. Спохватившись, выпускаю его, а Дуо, развернувшись ко мне, все еще сидя в плену моих ног, внимательно присматривается. Его лицо слишком близко, и, когда он, непонятливо кривя брови, прикусывает нижнюю губу, что-то стальной хваткой сжимает мои потроха. — Хиро, ты уснул что ли? Не дышал почти. Рукой отодвигаю его в сторону, чтобы встать. Дерьмо, дерьмо, дерьмо. Со мной происходит что-то странное. Место: Милфорд, здание университета. Дата: 11 сентября 177г. После Колонизации. Контроль: не требуется. Задача: восстановление задачи, поиск. Отличительная особенность: кадавр. — Максвелл, срань господня, ты мог хотя бы сегодня, одеться как нормальный человек?! – Злобный шепот куратора, поймавшего его за локоть в коридоре. — Мисс Йохансен, мне эта одежда дорога как память. — Крайне уважительная причина! – Маленькая, тощая, немолодая, она продолжает стискивать его руку, словно стальными клещами. Дуо виновато улыбается и, почему-то тоже шепотом, неуверенно произносит: — Отпустите, пожалуйста. Мне на линейку пора… — Какая к черту линейка?! – Тут же взвивается она. – Вас же на первой паре предупредили, кто приедет. Максвелл, я не могу позволить, чтобы ты позорил своим видом наш университет! Никуда ты не пойдешь! — Да меня даже видно не будет, встану подальше… — Журналисты будут снимать наших студентов перед речью! Тебя необходимо где-то спрятать… — Произносит она так серьезно, что Дуо решает, что на их с Хиро планах уже можно ставить жирный крест. — Я, правда, буду самым незаметнейшим из ничтожеств. Она с сомнением косится на него. Морщин на лице костлявой Мисс Йохансен тут же становится в три раза больше. — Если. — Если? — Я увижу тебя хоть на одной фотографии, хоть в одном ролике, твою пятку, твой нос, твое ухо, твою чертову косу!!! Максвелл, клянусь памятью моей бабушки, если хотя бы часть тебя станет достоянием общественности, я эту самую твою часть выдерну, и назад ты её не приклеишь! Понимая, что она не шутит, он осторожно кивает: — Поверьте мне, мисс Йохансен, я буду ловок и хитер, как настоящий ниндзя! Дуо вскрикивает, когда шпилька её туфли со злостью опускается на его правую ногу. Поправив накрахмаленный воротничок блузки, она добавляет напоследок: — И, Максвелл, пора вам уже вести себя серьезнее. Место: где-то на полу. Дата: где-то между апатией и агрессией. Контроль: нет такого критерия. Задача: нет никакой задачи. Дуо ему не доверяет. Эта мысль колотится в голове уже третий день. Не доверяет, и правильно делает, добавляет кто-то. Ты сам не доверял никому с самого начала. Ни тому, кто тебя вырастил, ни этому сумасшедшему ученому, ни Рилине, ни ему, вставляет кто-то третий. Ты предпочитал жить, полагаясь лишь на собственные силы, не видел необходимости в друзьях, не считал нужным с кем-то делиться своими мыслями. Ты был самодостаточным. Ты был цельным. Целым. А потом они тебя сломали. Своей заботой, своими советами, слезами, улыбками, истериками, своей упертостью, твердолобым желанием быть рядом, помогать, сочувствием они превратили тебя в тряпку, ничтожество. Они приняли тебя таким, какой ты есть, приняли твою холодность, твое равнодушие. И ты, сам того не замечая, начал меняться. Ты никогда не признался бы в этом себе, но ты старался оправдать их надежды, отплатить им теплом. Ты – несовершенная машина для убийства, бракованная. Тебе пора на свалку, Хиро. На свалку или обратно в больничку. Что ты выберешь? Не верит. Ты уже выбрал. Иначе бы не приехал сюда. Больнички тебе хватило. Дуо тебе не доверяет. Потому что ты сам этого хочешь. Так проще. Так удобней. Это нормально. Вот только ты слишком много об этом думаешь. И это тебя огорчает. Потому что они тебя сломали. Все эти сволочи. Ты больше не оружие. Потому что ты-то ему доверяешь. Доверяешь не потому, что знаешь о нем что-то, не потому, что руководишь всеми его действиями, копаешься в его голове. Ты доверяешь ему необоснованно. Ты – ничтожество, Хиро, старый хлам. Странно, что тебя еще не списали. Все из-за нелепого тренинга. Вас заставили играть в поводыря. Когда поводырем был Максвелл, ты с закрытыми глазами спокойно следовал туда, куда он тебя направлял. Ты не лишен эмоций, просто хорошо их контролируешь. Но тебе не пришлось прилагать каких-то усилий, чтобы идти за ним. Ты ему доверяешь, пожалуй, куда больше, чем себе. А вот Максвелл судорожно вцепился в твое плечо и не сделал не единого шага. Не смог. Дуо тебе не верит. Затылок опирается на холодную стену. Сползти. Закрыть глаза. Уже ничего не важно. Я – хлам, космолом. Меня пора переработать. Не верит. И, все-таки, до чего порой бывает обидно… — Хиро. Не спишь? … — Хиро. Поворот головы в его сторону. Максвелл нервно облизывает губы и не смотрит ему в глаза. — Ты убил Рилину? Вчера он ответил. Ответил правду. По крайней мере, ту правду, которую помнит сам. Он даже рассказал, что пересчитывал патроны. Разве Дуо не принимал его таким, какой он есть? Не верит. Оглядеться. Где я? Что я тут делаю? Услышать эхо: — Эй, парень, что ты здесь забыл?! Руки… Больше ничего не имеет смысла. Все равно, невозможно снова стать целым. Место: Милфорд, территория университета. Дата: 11 сентября 177г. После Колонизации. Блокировка. Стоя в толпе студентов, Максвелл поглядывает на часы. Солнце печет макушку, уши терзает голос, усиленный микрофоном, тело сковывает от нервного ожидания. Лучше бы это сделал Хиро. Это по его части. 11:20. Рано. Злобный взгляд мисс Йохансен. Может, кошелку тоже подстрелить? От этой приятной мысли на пару секунд жара перестает казаться адской. 11:21. К зданию университета подъезжает большая черная бронированная машина. Лишь бы Хиро не подкачал. 11:22. Угрюмые мужчины с переговорными устройствами сопровождают к трибуне высокого человека в сером пиджаке. Публика заворожено замирает. Теперь выход Шинигами. Максвелл стискивает переносицу, пока не чувствует что-то липкое и горячее внутри носа, и направляется к сестричке из медкабинета. Пробравшись к ней через толпу, он одной рукой зажимает нос, а другой дергает её за рукав. Кровь стекает на губы и подбородок. Повернувшись, она раздосадовано всплескивает руками и начинает вместе с ним проталкиваться через студентов к пустому зданию университета. — Быстрее, скоро будет выступать Кенни! Максвелл виновато что-то гундосит в ответ. Когда они заходят медкабинет, она, не глядя на него, всовывает Дуо в ноздри вату. — Иди, умойся. Открывает окно и, облокотившись на подоконник, смотрит на человека, поднимающегося на трибуну. Дуо быстро ретируется за дверь, пробегает по коридору, заскакивает в мужской туалет, окна которого выходят на внутренний двор университета. Распахивает окно, выпрыгивает на улицу, пробегает вдоль высокого цоколя здания до двери на служебную лестницу, на ходу натягивая резиновые медицинские перчатки, дергает ручку, открывает, попав внутрь, запирает замок и опрометью бросается по ступенькам. Второй этаж. Лучше бы этим занялся Хиро. Третий этаж. Возможно, сегодня закончится не начавшаяся война. Четвертый этаж. Главное – успеть. Пятый этаж. Хиро не подведет. Чердак. В четыре широких прыжка добраться до винтовки, лечь, прицелиться, восстановить дыхание. Место: Марсель, окраина, камера. Дата: 11 сентября 177г. После Колонизации. Блокировка. Смертельная инъекция была последним использовавшимся видом казни до введения моратория. По мнению критиков данного метода казни, она создавала лишь видимость гуманного способа умерщвления, не являясь таковым в действительности. На практике дозировки препаратов нередко нарушались. Изучение записей о результатах вскрытия нескольких казнённых показало, что концентрация обезболивающих веществ в крови у них была ниже, чем необходимо для хирургической операции, а в некоторых случаях настолько низка, что казнимые могли оставаться в полном сознании. Между тем, при отсутствии обезболивания введение павулона и хлорида калия вызывало удушье и сильнейшие боли. Кроме того, квалификация персонала, делающего инъекции, часто была недостаточна для того, чтобы уверенно и быстро ввести иглы в вены. Известны случаи, когда казнь затягивалась на десятки минут, а казнимый оказывался буквально исколот из-за того, что исполнителям не удавалось найти подходящую для инъекции вену. Ву Фею попалась в архивах история некого Анхеля Диаса. Ему не попали в вену и ввели растворы в мышцу, в результате чего до наступления смерти прошло более получаса. Чанг решил, во что бы то ни стало, не отводить глаз. Это будет его наказанием за слабость. Он запомнит каждое мгновенье. Шторы раздвигаются. Парган в хлопчатобумажных штанах, рубашке и тапочках без задников, распят на поднятом сейчас кресле, его голова не закреплена. Он поднимает распухшие веки и ловит взгляд Ву Фея. Не забывай. Умру я – умрет Хиро Юи. Я помню, старик, помню. Хотя, не принимал раньше ни разу столько отвратных решений сразу. В его вены для надежности ввели две трубки — по одной в каждую руку, сейчас по ним бежит соляной раствор. Трубки тянутся в помещение за занавесом, там находится палач. Немногочисленные зрители напряженно ждут. Казнь транслируется в прямом эфире по всем каналам. Лицо Чанга – каменная маска. Он хочет достать табельный пистолет и расстрелять этих упырей, которые сидят рядом с ним. Но знать об этом никому не обязательно. Кресло опускают. По сигналу палачи начинают вводить яды в вены смертника. Сначала в его организм закачивается пентотал натрия, который используется при операциях для анестезии. В больницах его вводят в количестве от 100 до 150 миллиграмм, а приговоренный получает повышенную дозу — до 5 граммов, которые погружают его в глубокий сон. По крайней мере, так должно быть, если смертник – обычный преступник. Какую дозу обезболивающего получит человек, убивший Рилину Дориан, знает только палач. В любом случае, его тело не будет двигаться или трястись, так что разницу не заметит никто, кроме самого Паргана. Незаметный сигнал, и по трубкам проходит павулон, который парализует диафрагму и легкие. Он начнет действовать через пару минут. По стеклянному взгляду старика невозможно понять, чувствует он сейчас удушье или нет. Если да, то ему должно быть очень, очень больно. Невидимый палач переходит к следующей фазе. По прозрачной трубке бежит хлорид калия, который остановит сердце. При условии правильного проведения и соблюдения дозировки препаратов казнь с помощью смертельной инъекции оказывается быстрой и безболезненной. Парган должен умереть в течение минуты. Место: Милфорд, чердак университета. Блокировка. Две секунды. Можно было бы подумать о правильности их решения. Можно было заколебаться. Но Максвелл переводит перед выстрелом дыхание, и, единственное, что ему приходит в голову в поворотный момент истории: «Лучше бы это сделал Хиро. Я же не белка-летяга». Шинигами спускает курок и забирает чужую жизнь. Место: Марсель, окраина, камера. Блокировка. Через двадцать четыре минуты тело отстегивают от кресла, чтобы убрать в мешок. Конгломерат избавлен от зудевшей проблемы с поисками убийцы Рилины Дориан. Восторжествовала справедливость, добропорядочные граждане могут ликовать. Ву Фей, стискивавший зубы на протяжении казни, внезапно чувствует усталость и полное безразличие.1.2 Побуждение.
30 апреля 2011 г. в 23:03