Когда вернёмся домой

«Когда вернёмся обратно — признайся Энни», — так говорил Райнер. Райнер — да что он мог знать о любви, если сам боялся открыть свои чувства золотоволосой Кристе? Но в чём-то Райнер был прав. Держать это в себе дальше было просто невозможно. Бертхольд очень мало знал об Энни. Они никогда не говорили по душам, никогда не были близкими друзьями — Леонхарт всегда отдалялась от них двоих, всегда была сама по себе, и когда они с Райнером отправились в Легион, предпочла Полицию, удаляясь за безопасную Шину. Бертхольду всегда было интересно, о чём она думает. На лице Энни постоянно отражались безразличие и скука. Казалось, её ничто на свете не интересует, и живёт она только по принуждению. Потому что «так надо». Надо просыпаться по утрам, завтракать, тренироваться. На попытки заговорить с нею Энни отвечала коротко и сухо — что же было у неё на уме? Но Бертхольд почему-то сразу в неё влюбился, как только увидел. Влюбился в безразличные голубые глаза, тонкие губы, сухой тон голоса, хрупкое на вид тело, что таило в себе огромную силу. И скучал по тому времени, когда они трое были кадетами, потому что после их разделили стены. Неумолимые стены высились между бывшими напарниками, отсекая всяческие попытки на сближение — да и согласилась бы на это Энни? Они часто говорили о том, что вместе вернутся домой. Но Энни сломала их планы, внезапно обратившись, убив отряд капрала — она тогда ни с кем не посоветовалась, действуя самостоятельно, и попалась в руки Легиона. Они же попытались уйти домой. Но — вернулись обратно. Как бы ни хотелось уйти на свои земли, они с Райнером не могли бросить Энни, ведь изначально были вместе. Лица закрывали плащи. Лошади несли к тюрьме, где её держали. Бертхольд надеялся, что с ней ничего не случилось — кто знает, что могли сделать с титаном-оборотнем разведчики, в частности капитан Ханджи, которой Берт раньше боялся? Он и сейчас боялся, неловко ёрзая в седле и то и дело бросая взгляды на Райнера, который наблюдал за округой. План был удивительно прост, как и всё гениальное. Придумали его вместе, не продумывая деталей, хотя Берт настаивал. Но промедление могло всё испортить, они оба это понимали — и потому спешили. Энни могли перевезти в другое место, могли растворить кристалл, могли… дальше Хувер предпочитал не думать, слишком ему было страшно. — Райнер, а если они… — подал голос Колосс, заранее виновато глядя на друга. Этот вопрос звучал уже не в первый раз — Райнер вздохнул, посмотрел на грустное лицо Хувера и широко улыбнулся, подбадривая. — Всё в порядке. Смотри, уже подъезжаем. — Только ты осторожнее. Постарайся никого не убивать, — тихо попросил Бертхольд, понимая, что его просьба бессмысленна, и без жертв не обойдётся. Но Браун кивнул, подтверждая, что постарается. У них обоих были с собой иголки. На подходе к зданию тюрьмы, пока Райнер дожидался сигнала, Колосс отъехал на приличное расстояние от друга, спешился и подошёл к стражам у дверей — благо, лица его было не видно отчасти из-за капюшона, отчасти из-за сумерек. — Люди добрые, — вдохновенно начал Берт, — во имя Стен, не могли бы вы подсказать… Дальше он не говорил, потому что Райнер, услышав его голос, тут же пронзил иголкой ладонь и сзади послышались крики, визги и шум разрушения — ещё бы, не каждый день мирные обыватели видят, как посреди дороги внезапно вырастает Бронированный Титан. Стражи у ворот закричали что-то и побежали — то ли спасать кого-то, то ли спасаться самостоятельно, не суть важно. Берт, секунду поколебавшись, выбил ногой дверь и помчался внутрь. Коридоры, коридоры. Бесчисленные коридоры. Колосс спешил, зная, что Энни прячут в подвале. Не разбирая дороги, нёсся по ступенькам, рискуя сломать себе шею, пару раз чуть не упал, но не остановился. Райнер не может держаться долго, ведь здесь, скорее всего, есть разведчики, и вдруг они окажутся сильнее… Берт и об этом не хотел думать. У двери подвала были охранники. Этого Хувер не ожидал, но понял, что с ними придётся драться, со вздохом поднимая кулаки. Внутрь камеры он прорвался в поистине героическом виде — порванная рубашка, наливающийся под глазом синяк и почему-то радостная улыбка. Кристалл был на месте. Колосс подошёл ближе, всматриваясь в лицо Энни, в закрытые глаза и поджатые губы — даже в таком виде казалось, что она откровенно скучает. Положил ладонь на кристалл, там, где была рука девушки, тихо позвал: — Энни! Холодное, как она сама, молчание повисло в воздухе. — Энни, слышишь? Это я, Бертхольд… И Райнер тут. Отзовись, мы заберём тебя! Видимо, Леонхарт всё же слышала голоса извне, так как на кристалле появилась трещина. Сначала незаметная, маленькая, потом побежала по поверхности, раскалывая оную пополам, кроша на кусочки. Берт заворожённо глядел на совершающееся чудо, всё ещё не веря, что она его услышала. Кристалл рассыпался со стеклянным звоном, и Колосс догадался подхватить Энни на руки, чтобы она не порезалась об осколки. Её тело было холодным. Секунду, показавшуюся вечностью, Бертхольд всматривался в неподвижное лицо, потом её веки дрогнули. — Ты жива! — выдохнув что-то, похожее на стон, Колосс прижал к себе недоумевающую девушку, которая не могла пока что сопротивляться, и она замерла, пытаясь понять, где находится, почему её обнимают, почему целуют её щёки и почему у того, кто её целует, мокрые глаза. Отстранившись, коснулась ладонью лица Бертхольда, утирая слезу, слегка недовольно протянула: — Мужчины не плачут. — Ты жива, да? — глупо спросил Берт, ловя её холодную руку и целуя ладонь. Энни поморщилась, но руки не отняла. — Вы пришли спасти меня? Так спасай, сюда прийти могут. И опусти, сама пойду. Поняв, что всё ещё держит её на весу, Колосс опустил Энни, открыл рот, чтобы что-то сказать, и… потерялся, застеснялся, покрылся румянцем. Он сотни раз представлял себе то, что скажет Энни. Даже репетировал иногда. И получалось же, получалось! Но когда перед ним оказалась настоящая, живая Энни, смотрящая с ожиданием — все слова немедленно куда-то укатились. И тут его схватили за воротник порванной рубахи, дёрнули вниз, и — не успел Берт опомниться — поцеловали в губы, сильно, властно, как, в принципе, не должны целовать хрупкие девушки. Он часто-часто заморгал, только через две секунды сообразив, что на поцелуй надо отвечать, что он мужчина, в конце концов. Обняв Энни за плечи, притянул к себе, проникая в её рот языком и уже желая продолжения — прямо здесь, на осколках! — но её ладонь легла ему на грудь, останавливая. Губы Леонхарт также отстранились от его губ. — Надо уходить, Берт, — она посмотрела в его глаза, — потом ещё будет время. Когда вернёмся домой… Когда они втроём скакали обратно, никем не замеченные из-за произведённых Райнером разрушений, Энни сидела за спиной Бертхольда, обнимая его, чтобы не упасть. Браун подмигивал другу, а тот был уверен — как только они вернутся домой, он всё скажет Энни. Всё, что чувствует. Даже несмотря на то, что она и так это знает.