Архаичные улыбки

      Изумрудная листва переливалась на солнце, словно грани драгоценных камней. Разноцветные клумбы казались заключенными в дорогую оправу из сочной травы, идеально подстриженной трудолюбивыми руками рабочих, что постоянно следят за зеленым убранством парка. Идущие по аллеям люди упивались солнечным деньком, не частым гостем в Санкт-Петербурге и его окрестностях. В одном его пригороде сейчас и находился Франциск. Что он там забыл, никто вам не скажет, и даже он сам. Просто ни с того, ни с сего ему захотелось побродить по небольшому городу Пушкину, ранее известному как Царское Село. Можно было и в Петергоф заглянуть, но это золотое великолепие было напоминанием, что его любимый Версаль обогнали по красоте эти несносные русские. Да уж. Русское барокко - это не французское. Пышность и помпезность барокко в исполнении русских затмевали стиль, который он так любил.       Век ярких празднеств и торжеств, удивительных маскарадов и тайных посланий времен Людовика XIV ушел. Впереди был век рококо. В середине XVIII столетия и появилось в России это великолепие - Екатерининский дворец. Голубые стены, бело-желтая отделка подражали своими цветами небесному своду. Если Эрмитаж напоминал призрака в туманную погоду, растворяясь в дымке промозглой мороси, то его летний собрат даже в сырую погоду не терял своего блеска и походил на роскошную даму в платье "а ля францез" и с огромным пуфом, что украшают золотые цветы, а дожди только добавляют кокетства, напоминая утонченный веер, за которым дама прячет свою таинственную улыбку.       Франциск любил это место, хотя дворцов у него немереное количество. Было что-то манящее в этом свойственном русским размахе, с каким они делали подобные постройки. Сейчас, медленно спускаясь по ступенькам главной аллеи, он немного терялся под взглядами и архаичными улыбками мраморных статуй, столь белоснежными, что в солнечную погоду на них было больно смотреть. Наверное он за это и любил данную аллею: мрамор своим цветом напоминал ему кожу одного небезразличного ему человека. Подойдя к одному из зеркальных прудов, и, смотря на свое белокурое отражение, он невольно стал вспоминать его первую встречу с ним.       Это было самое начало XVIII века. Тогда он шел по одному из голландских городов, пытаясь отыскать Нидерланды. Когда он пришел в его резиденцию, то ему сказали, что их господин находится на верфи с каким-то русским, приехавшим на стажировку. Франц тогда решил, что речь идет о России - вряд ли воплощение страны будет лично и в индивидуальном порядке давать урок кораблестроения обычному человеку, но он решил все-таки уточнить.       - Простите, а как этот русский выглядит? Или вы его не видели?       - Видели, господин.       -И?       - Ну, он был высокий. Волосы светлее Ваших, только цвет иной. Я бы сказал, что они были пепельные. Одет неприметно, но его осанка и взгляд говорят о нем больше, чем одежда.       "А похож. Лично я его не видел, но если верить слухам..."       - А он случайно не представился?       - Да, господин. Он назвал себя Иван Романов.       "Точно, он"       - Спасибо, вы мне помогли.       - Мы были рады услужить Вам, господин Бонфуа,- ответил ему стройный хор слуг.       Тот только хмыкнул и пошел на поиски Нидерландов. Впрочем, сейчас его больше интересовал этот таинственный русский. Выйдя к верфи, он поправил свою широкополую шляпу и одернул пижонские кружевные манжеты, торчащие из-под рукавов роскошного жюстокора. Надо же ему было выглядеть на все сто при встрече с Россией. Однако, самого Ивана ни капли не волновал этот факт. Когда месье Бонфуа наконец-то нашел их, то он не сразу понял, что перед ним Россия. Оказалось трудно узнать воплощение страны в молодом человеке с растрепанными волосами, выглядывавшими из-под белого платка, защищавшего голову от строительного мусора, когда на нем только белая рубашка с закатанными рукавами, чтобы не мешались, да кюлоты, обтягивавшие узкие бедра. Шею от чужих глаз прятал платок, обмотанный вокруг нее несколько раз, а не шарф, как был наслышан воплощение Франции.       - Франциск? А я ждал тебя только завтра,- послышался сзади знакомый голос.       Бонфуа дернулся от неожиданности.       - Тим, ты меня напугал.       - Странно, обычно ты говоришь, что меня можно за милю учуять,- протянул Нидерланды.       - Да, куревом ты пропах так, что этот запах уже ничем не вывести.       Голландец с самым невозмутимым видом поджег трубку с табаком. Затем он вдохнул дым и, слегка запрокинув голову, выпустил изо рта серое облачко.       - Пойдем, познакомлю тебя кое с кем.       - Ты о России?- спросил Франциск.       Тим приподнял бровь, выражая тем самым легкое удивление.       - Верно. Слуги сказали, что он здесь?       -Они самые.       Кивнув своим мыслям (явно решая сделать выговор болтливым слугам), голландец повел Франциска к работавшему над чертежами молодому человеку, которого он сперва принял за простого рабочего. Сомнения развеяли глаза юноши, когда он оторвался от черчения и посмотрел на француза. Что ж, слуги были правы, этот взгляд не может быть у простого человека. Россия мягко выпрямился, являя Франциску идеальную, королевскую осанку. Он плавными движениями обошел стол и остановился в паре шагов от других стран.       "До чего он хорош. Даже в рабочей одежде он великолепен, а эта мраморная кожа просто поражает воображение. Про глаза я уже не говорю."       - Знакомьтесь. Франц, это Иван Романов - воплощение России.       Юноша склонил голову в знак приветствия. Франциск же заворожено наблюдал, как на этом холодном лице зарождается искренняя улыбка. Похоже Иван был счастлив этому знакомству, и это, если честно, льстило французу.       - Иван, это Франциск Бонфуа - воплощение Франции.       Пытаясь произвести самое лучшее впечатление, Франциск отточенным жестом снял шляпу и поклонился в ответ. В глазах Ивана мелькнуло легкое восхищение. То, с какой элегантностью были сделаны движения француза, не могло не поразить человека, который об европейском этикете знал лишь по-наслышке, но лично еще не видел.       - Мне приятно познакомиться с Вами, месье Романов. Я был наслышан о Вас и Ваших успехах. Жаль, что раньше мы не могли встретиться.       - Для меня честь знакомство с Вами, Франциск Бонфуа. И я приношу свои извинения, что во время Великого посольства я не посетил Вашу прекрасную страну и Версаль, о красоте которого столько разговоров.       - Ох, месье Романов, Вам не за что извиняться. Я уверен, Вы еще не раз побываете у меня. Ваш правитель, кстати, обещал построить дворец превосходящий по красоте Версаль. По мне так, не в обиду Вам это сказано, данный факт просто невозможен.       Иван наклонил голову на бок и хитро улыбнулся, а затем ответил самоуверенному французу.       - В этом мире нет ничего невозможного, месье Бонфуа. Уж я-то знаю.       - Время покажет, сударь.       Что ж Петр I сдержал свое слово, и, когда Франциск впервые увидел золото Большого каскада и искрящиеся брызги воды, то понял, что проиграл пари, которое он и Россия заключили в той мастерской. Поэтому ему больше нравится Екатерининский парк. Здесь нет напоминаний о проигрыше на поприще, в котором он был несомненным лидером, обошедшим даже Северную Италию с его Ренессансом.       Иван оказался прав: нет ничего невозможного. Удивительно, как быстро из дикой, по мнению Европы, северной страны выросла настоящая империя. Россия блистала на их фоне драгоценным рубином, как камень большой короны императоров. Даже сейчас Франциск не знает, когда заинтересовался Иваном чуть больше, чем просто деловым партнером на политической арене.       Франциск продолжал бродить по парку. Он потратил на это целый день, и время неумолимо приближалось к закрытию парка. Француз вновь вышел к подножию дворца. Над ним, как обратил внимание Франциск, и по сей день развивается имперский флаг: черно-желто-белый, а в центре вензель Екатерины Великой, появившейся там во времена ее правления.       - Органично смотрится, неправда ли?- раздался над самым ухом француза мягкий тенор.       - Да, вполне. Главное - привычно,- ответил он Ивану, ведь его голос он узнал бы из тысячи.       Брагинский улыбнулся, и Франц знал, что улыбка не такая, какая вызывает страх у всех в округе, а та, какая была при их первой встрече. Она была искренней. Франциск повернулся лицом к Ивану. Тот стоял в привычной для всех шинели, а на шее был белый шарф. Длинная челка слегка прикрывала васильковые глаза, в которых резвились столь знакомые французу искорки предвкушения.       - Ну, что? Пойдем?       Франц кивнул и пошел за ушедшим вперед Иваном. Как и всегда ему было трудно подстроиться под его бодрый армейский шаг, все-таки Франциск привык двигаться более размеренно и плавно. Они зашли через черный вход во дворец.       - Можешь оставить не нужные вещи здесь,- сказал Франциску Иван, указывая на небольшую комнатку, где обычно отдыхал охранник, которого в этот момент там не было. - Я пойду возьму необходимое, а ты подожди меня в зале, как закончишь.       - Хорошо, - ответил француз и начал снимать с себя лишнее.       На стуле через мгновение оказались шелковый платок и жилет. Из сумки Франциск достал перчатки из тонкой кожи и надел их на руки. Рукава кипельно белой рубашки он заправил в перчатки, чтобы ему ничего не мешало. Оправив отвороты щегольских высоких сапог, он направился в главный зал дворца, где проходили балы и приемы. Когда Франц вышел в центр зала, он позволил себе в который раз восхититься окружавшим его великолепием. В огромных зеркалах отражалось его спокойное лицо, хотя внутри у него бушевал ураган эмоций. Пытаясь как-то успокоиться, он стал вглядываться в свет заходящего солнца, что отражался в золотых украшениях зала. Тут его от этого занятия отвлек стук каблуков, разносившейся эхом по бальному залу. К воплощению Франции подошло воплощение, нет, не России, а Российской Империи. Ведь именно таким его запомнил Франциск, и таким он его пленил. Белоснежная рубашка с широкими рукавами, на шее любимый шарф Ивана, закрепленный брошью, в форме небезызвестного всем орла. Узкие брюки заправлены в высокие ботфорты, а руки в перчатках держат две шпаги, одну из которых он протягивал французу.       Поклонившись, в знак благодарности, он взял в руку позолоченную рукоять. Франциск медленно, упиваясь моментом, вытащил клинок из его убежища и отложил ножны в сторону.       - Вы готовы, месье Бонфуа?- прозвучало под сводами зала.       - Я к Вашим услугам, месье Романов.       В ответ только улыбка. Обожаемая им улыбка.       Встать друг против друга. Глаза в глаза.       Поднять шпагу, приветствуя противника.       Взмахнуть ею и принять стойку.       И дождавшись безмолвного приглашения, сделать первый шаг вперед.       Почему мужчины не могут любить друг друга? Могут, но чуть иначе. Эта любовь всегда будет с терпким ароматом соперничества.       Почему мужчины не могут станцевать парный танец? А зачем? У мужчин свой танец. Он смертоносный и опасный. Единственный танец, где нет места женщине - это дуэль.       Две страны сейчас танцуют, под одну мелодию известную лишь им двоим. Мелодию, что поют их шпаги, эхо разносит по залу, а зеркала, как в замедленной съемке отражают безупречные движения двух фехтовальщиков. Сейчас они наслаждаются этим танцем и друг другом.       И никто их не увидит, кроме золотых амуров на стенах зала, откуда они следят за всеми, улыбаясь своими архаичными улыбками.