***
Марина сидела на камне, касаясь воды самыми кончиками хвостовых плавников, и просто умирала от скуки. Не хотелось заставлять рыб летать, надоело смотреть как издевается над мохнатиком-с-острова Шарко, потому русалка скользнула в воду. Её волосы взметнулись темно-рыжим облаком, но Марина резко забила хвостом, выученным у кальмаров движением посылая свое тело вперед... ракушки отлетели на втором повороте. Укрытая собственными волосами, как одеялом из водорослей, она не чувствовала стеснения. Впрочем, она никогда и не задумывалась, почему предпочитала скрывать свою верхнюю часть, хотя все рыбы вокруг не одевались. Плыть оставалось недолго. Вскоре, остановившись на краю ущелья, она вдруг заплакала. Никто не знал об этом.***
Барни сидел на песчаной отмели и смотрел на закат, на то, как солнце, как сколотый когтем желток, расплывалось по горизонту, даруя небу оранжевый свет. На то, как чайки, кружа и оглушительно вереща пытаются найти местечко получше среди бирюзовых волн. На то, как макаки несут в дар Большой Обезьяне свежесрезанные бананы, хотя вряд ли они без сюрприза. Мимо пролетел Зиг, в очередной раз врезавшись в многострадальную пальму, — получил по ушам кокосом — и вновь попытался достать смеющуюся рыбку. Барни перевел взгляд вдаль, примечая темную, с белыми всполохами надвигающуюся бурю. Пора было строить убежище. Но маленький краб остался сидеть на пляже, поджидая гиену.***
Шарко когда-то служил Нептуну, носил костюм с золочеными эполетами и слыл самым бесстрашным воином в морской армии. Но обретя брюшко, обрел вместе со степенными манерами вечную ссылку в акваторию рядом с заброшенным островом. Остров не был отмечен ни на одной карте, потому рыбы и прочей живности хватило бы Шарко на долгую жизнь. Но оказалось, что сюда отсылали не только акул, но и других хищников – русалок, а привыкнув служить полурыбьему королю, Шарко хотел присоединиться к свите здешней «королевы». А она не замечала. Никакого внимания не предавала его попыткам её защитить. И даже не пыталась убить совершенным пением. Она смеялась — и всё.***
Зиг, вообще-то не был глуп. Он просто плыл по течению, шел туда, куда заведет дорога судьбы и изредка почитывал гороскопы из приносимых разбившимися кораблями журналов. А еще он любил рыбу... и Шарко. Вот как-то так получилось. В тех журналах попадались рецепты, и Зиг уже давно решил, что Хаукарль – это то, без чего он просто жить не может. Осталось только дождаться пока основной ингредиент дойдет до готовности... Спустя месяц Зиг понял, что быстрее состарится, чем акула протухнет. Наступила пора действовать. Но отчего-то каждый раз, когда он ступал в воду, его манила русалка... как песней своей корабли топила, его – уводила от цели.***
Ракушки – редкость на одиноком пляже одинокого острова. А вокруг него все уже разобрали. Вот только Марина жаждала пополнить свою коллекцию, а тот, что жил в треугольной... ах... перламутровой раковине, никогда не спускался к океану. Да и использовать голос она считала нечестным, по правде говоря, слышать ей собственную песню было так же, как другим, к примеру, — звук когтей, царапающих стекло. Барни всегда беспокоился о себе, как же иначе, он — королевский краб. Но потом оказалось, что опасность его поджидает не на суше, а в воде, и он смирился. И даже нашел что-то положительное... а вскоре нашел немного машин. И почти забыл океан.***
Лист резной, зеленый нес ветер. Опрокинул на ржавую голову Марины, но с возмущенным криком русалка выкинула небесный дар. Ветер нес его дальше, прислонил (отдохнуть) у края вулкана, но и там изумрудную, живую красоту затоптали. Спасая, лист оказался оставлен на крыше бунгало, но и там он находился недолго – Барни построил новую машину и понадобились лопасти для вентилятора. Все шло в дело на этом острове. И получалось, порой, так, что из рыбьих костей создавался гарпун. Больше ничего прекрасного ветер им не принес. В отместку (ах, тонкая натура) дождливую тучу пригнал... но и это для обитателей острова и синих волн вокруг — для дела.***
— Свергнем Марину! — по океану шептались о многом, но столь дерзкие слова сливались со звуками прибоя. — Свергнем Марину! Изгоним её! — соглашались и рыбы, и морские звери. С тех пор, как появилась эта русалка корабли начали тонуть, а все обитатели прибрежных вод — ранится из-за обломков. — Долой Марину! — постановили на одном из общих тайных собраний. Если бы Шарко вдруг оказался среди этих революционеров, чтобы он сказал, ведь он так бережет эту русалку-сирену? «Та-а-ак, разговорчики?» - и хрум, ням-ням? Или, быть может: «Та-а-к, революцию устраиваем? Малышку-богиню свергнуть хотим? Без генерала?» - и снова… ам!.. недовольных. Но ни одна рыба или зверь не смогли – свергнуть.***
«Повторяйте за мной, дорогая: а-а-а!» Марина вертела в руках плоскую, слегка склизкую штучку… из тех, что для нее приносили из кораблей. И послушно повторяла. Глаза русалки были затянуты гипнотической, разноцветной пеленой. Зачаровали чаровницу! «Повторяйте, милая: бэ-э-э! Как говорит овечка? Бэ-э-э. Как говорят, когда тошнит? Бэ-э-э». Марина раскачивалась, лишь чудом не слетая со своей скалы: бэ-э, вэ-э. Луна и солнце, устроив догонялки, мчались по небу, а русалка все повторяла за словами из странной штучки. «Я. Ма-ма. Ма’и-на. А-ку-ла». И повторяла. Пока прикосновение холодных щупалец к руке не вернуло ее к реальности: — Ось-ми-ног? Осьминог! — Марина оглянулась и бросилась в воду: — Шар-ко! А-ха-ха!!***
Отшельником быть у него написано на роду, и папа, и сестры, и братья, и мать – все разбрелись кто куда. Даже странно, что Барни знал о своих братьях и сестрах. Но он принимал свое одиночество, как должное, специально остров подбирал неоткрытый. Однако… на острове народу – тьма. Куда не сядь — чужая территория. А тут еще и гиена привязался, и ведь ни как ему не исчезнуть. Барни строил дом – Зиг на новоселье пришел. Строил убежище – пришлось принять «супергероя». Решил к сирене послать… она его послала. Тут «взыграло ретивое»: мой гиена – только я имею право его отшивать. И Барни решил отомстить, а Зиг согласился.