Клаустрофобия, или Ким Сонгю

Его шаг становился шире, а сама походка немного торопливой, когда в конце рабочего дня он стремился по узким коридорам 43 этажа к лифтам. Еще несколько метров вперед, а потом в скоростной кабинке - вниз, и наконец-то свобода, городской привычный воздух, влажное тепло сеульского лета, может быть, дождь. В закрывающиеся двери лифта успели зайти двое мужчин и девушка (Ухён, за все годы работы менеджером в этой корпорации, мог безошибочно предположить, что это наверняка клиенты, причем, при немалых деньгах. Взять хотя бы женскую сумочку из крокодиловой кожи и дорогую ткань их строгих костюмов). Ухён вскользь кивнул им, привычно кивнул своему отражению в зеркалах, успев набрать и отправить смс Мёнсу: «еду домой!!!». В знак освобождения из-под гнета дресс-кода, он быстро снял темно-синий хлопковый пиджак, расслабил галстук, оставаясь в белоснежной рубашке, и теперь выглядел немного расхлябанным. Издав оповещающий сигнал, лифт плавно последовал вниз, его движение было почти незаметно, Ухён научился не обращать внимания, отвлекая себя в эти минуты и глубоко запрятывая внутреннее напряжение, с детства он боялся замкнутых пространств, и когда впервые, пятилетним оказался в лифте, закатил настоящую истерику, омма, не поняв что к чему, краснела. Он перехватил в зеркале взгляд девушки, не удержавшись от того, чтобы улыбнуться ей, но то, что произошло в следующие несколько секунд, в корне изменило его настроение. Лифт резко замедлил свое движение, дернулся, и, словно наткнувшись на какое-то препятствие, остановился. Свет моргнул несколько раз, в попытке включить аварийное освещение, но в итоге все равно погас. Ухён, сделал невольный шаг назад, прижимаясь лопатками к зеркальной стенке, и застыл так, пытаясь справиться с собой, с дыханием, с дрожью. Это было сложно. Сердце уже трепыхалось в груди как пойманное в капкан животное, на спине выступил холодный пот. Ухён терял способность здраво мыслить по секундам. «Клаустрофобия» - успел выдохнуть он своим безмолвным спутникам, и спустя пару секунд девушка коротко ахнула. В кромешной темноте, к которой не успели привыкнуть глаза, приступ клаустрофобии зарождался и нарастал как снежный ком, несущийся с горного склона, все увеличиваясь и увеличиваясь в размерах. Сначала ему не хватало воздуха, потом темнота начала сгущаться и двигаться на него, окутывая и сдавливать грудь, Ухён нелепо взмахнул руками и задышал сбито, шумно, борясь за каждый вздох, мигом взмокший от паники, и наконец бросился в отчаянии вперед, спотыкаясь о чьи-то ноги, не осознавая себя, с глухим стуком врезался в стену, и вдруг почувствовал на себе две пары рук, как будто бы двое пытались удержать его. Ухён не понимал ни слова из того, что ему говорили, вцепляясь в воротник рубашки, краем сознания отмечая, как со звонким стуком пуговицы упали на пол, пока он пытался сорвать одежду с себя. ...Потом ворвалось одно слово. Он услышал: «Дыши!» - навязчиво повторяемое ему прямо в ухо, как будто бы говоривший пытался таким образом проникнуть в его сознание. Тот же голос потом перерос в смех, объясняя оставшимся адекватным собеседникам: «Когда моя жена рожала, на подготовительных курсах говорили, что самое важное это дыхание. У рожающей женщины тоже, знаете ли, случается паника, ей больно..» Ухён осознал себя сидящим на полу лифта, в нем было все так же темно, очертания людей, стен и отражений проявились в зеркалах, когда второй мужчина достал свой смартфон и проверил на нем сигнал. «Сигнала нет!» - сообщил он всем, и Ухён начал снова проваливаться, не замечая, как дыхание участилось, прерываемое всхлипами. И тогда, почти уже на грани нового приступа паники, на самом его пороге, он услышал, как ему быстро, почти скороговоркой, вкладывают в ухо (и сознание), опустившись перед ним на корточки: «Хей, а я читал, что при панических атаках, особенно в обстоятельствах, которые нельзя изменить, нужно попытаться отвлечься. Вот Вы.. Как Вас зовут?» - «Нам Ухён», - Ухён выпалил так же быстро, как и мужчина, чтобы успеть, уже чувствуя, как холодные струйки пота потекли по позвоночнику, в любой миг он мог сорваться и опять потерять голову, превращаясь в загнанное животное. «Наверняка в Вашей жизни, Ухён-ши, происходили интересные события. Те, воспоминания о которых полностью захватывают сознание. Мы случайные люди, больше никогда не встретимся с Вами. У нас все закончено в этой конторе - в кармане билеты домой, в Гонконг. Так расскажите нам, Ухён-ши». В голове у Ухёна не было почти ни одной мысли, кроме той, пульсирующей, нерешаемой: как выбраться из этой кабинки, полный кавардак, и он сам не до конца осознал, как начал рассказывать, но голос уже звучал. И он впервые рассказывал об этом. Ему тогда было 19. Сразу после учебы в школе Ухён поступил в институт полицейского права, летом, на последнем курсе обучения, их раскидали помощниками по огромному аэропорту Инчхон. Первые несколько дней он только стоял рядом со своим напарником – кем-то из опытных сотрудников, собаку съевших в своем деле, но потом, из-за большой загруженности аэропорта, потока туристов, хлынувших со всех уголков мира на проводившиеся тогда спортивные соревнования в Сеуле, Ухёна поставили самостоятельно досматривать пассажиров с внутренних рейсов и также поток, направляющийся в Японию. После того, как вылетающие проходили рамку, он ощупывал их согласно правилам, собственными руками и с применением металлодетектора на наличие запрещенных предметов. До него пассажиры проходили паспортный контроль, чуть подальше рамок начиналась посадочная зона, магазинчики и места для ожидания. Ухён справлялся, и справлялся такое количество времени (пару недель подряд) без особых проволочек, что приобрел тот оттенок профессиональной расслабленности (он даже чувствовал себя старше), когда работалось отлажено, как часы, не задумываясь об этом. - Теперь я понимаю, что не должен был тогда сильно расслабляться, - горько хмыкнул Ухён полной темноте, услышав подбадривающий смешок справа. Этот парень летел в Токио, и хотя - в этом потоке бесчисленных туристов и граждан Кореи он, можно сказать, ничем не выделялся (выделялся всем, - спорила теперь память) - по крайней мере, его одежда на первый взгляд никакого дополнительно внимания не привлекла, внимание как раз привлекла какая-то общая расслабленность. Ухён заприметил его еще в очереди, в потоке пассажиров, следующих на рейс в столицу Японии. Тот разговаривал по телефону и смеялся. Смеялся так самозабвенно, по-детски, откинув голову и сверкая зубами. Ухён на пару секунд залюбовался им, и пока пропускал людей, то и дело возвращался взглядом к нему, в какой-то момент вдруг наткнувшись на ответный, хотя глаз его почти не было видно в темных очках. Когда парень наконец подошел к Ухёну, и Ухён смог рассмотреть его нелепую в двадцатиградусную жару смешную шапочку, растянутую футболку с геометрическим рисунком "сломай мозг", бесконечно узкие его джинсы в облипку, то тот улыбнулся уже конкретно ему, вежливо поприветствовав его, и шагнул вперед. В юную и благодатную память Ухёна с тех пор намертво врезался корешок его билета, и простое имя – Ким Сонгю. Но сейчас он не озвучивает этого, оставляя персонификацию только себе. - Он даже не снял солнечные очки, - рассказывал Ухён. - Рамка отреагировала на его появление резким возмущением, и я два раза просил его проверить все карманы, снять ремень с железной пряжкой, уточнял, не вшит ли в него кардиостимулятор, лично проверил, нет ли среди документов медицинского разрешения. И никаких зацепок! Приборы пищали, а экран не показывал ничего. Ким Сонгю раз, второй, проходил через рамку, предварительно демонстрируя пустые карманы худи, похлопывая себя по бедрам (джинсы сидели так плотно на нем, полностью повторяя все изгибы тела, что ничего не могло, как казалось визуально, протиснуться в карманы), задирал футболку, мелькая бледной кожей совсем неспортивного живота, показывая, что никакого ремня на нем нет, а рамка продолжала пищать и возмущаться. - Вы же знаете, что это может быть, - настаивал Ухён, слегка выбиваясь из профессиональной линии. Молодой человек только пожимал плечами, и казалось, что тень улыбки проходилась по его губам, когда он наклонял голову. - Понятия не имею, что это может быть, секьюрити-ним. Ухён наконец попросил стоящих за проблемным Кимом в очереди, пройти на досмотр в соседний пункт, а сам решил тщательнее обследовать парня с помощью металлодетектора. Металлодетектор точно должен был помочь. Хотя бы с локацией. Спустя время, он сам не мог понять, почему так долго сам возился с этим парнем, а не вызвал подмогу. Наверное, ему хотелось справиться со сложностями самостоятельно и получить похвалу. А может быть, просто не хотел ударить в грязь лицом перед Кимом Сонгю. Ким Сонгю все с такой же расслабленной полуулыбкой шагнул к нему ближе, и Ухён с некоторой опаской ощупал его сначала руками... - Говорят, что подобное люди чувствуют на химическом уровне. Или - на метафизическом, кто уж знает, однако, если я не расскажу вам эту часть, то дальше вы ничего не поймете. Этот парень.. был очень сексуальный. Даже я, прирожденный гетеросексуал, на тот момент имевший девушку, с которой мы дружили с самой школы, почувствовал это. Когда мои руки, конечно же, строго профессионально, одними ладонями, проходились по его телу в поисках рукояток пистолета или пакетика с наркотиками или драгоценностями, привязанному к телу под одеждой (а, скажу вам, чего только не случалось, досмотрщики делились друг с другом разнообразными байками, которые иногда были до смешного невероятны - люди глотали килограммы золота, проталкивали в прямую кишку пакеты с героином, зашивали под кожу алмазы, всячески экспериментировали с багажом, и фантазия их была удивительна) Когда я ощупывал его.. Ухён запомнил жар его тела. Проводя ладонями – сильными линиями вдоль торса, рук и ног, он не мог не чувствовать этого, тело будто говорило с ним на только ему одному понятном языке. Оно влекло. Ухён удивился, вскидывая голову – и встречаясь совсем непрофессионально удивленным взглядом с холодными стеклами – и своим отражением в них. Ким Сонгю медленно снял очки – и его глаза были узкие и смешливые, и вся в целом его внешность показалось Ухёну необыкновенной. - Я уже разумом воспринимал его, как опасного объекта и подумывал звать на подмогу, но почему-то все медлил, а он гипнотизировал меня, и улыбался, и не отрывал взгляда. - ...под его безразмерной футболкой, и, естественно под джинсами - я руками почувствовал только теплую, почти горячую, кожу, ничего там не оказалось, металлоискатель никак не отреагировал на его очки, который досматриваемый наконец снял.. В какой-то момент Ухён понял, что они просто стоят друг напротив друга уже несколько долгих секунд, металлодетектор сигналит на уровне бедер Сонгю, а тот застыл с полузакрытыми глазами, то ли сонный, то ли разморенный, а потом вдруг привалился к плечу Ухёна (и Ухён не мог отстраниться, потому что – вдруг человеку плохо?) и каждая клеточка тела внезапно уже была готова подчиниться инстинктам – бери, что так беззаветно ложится тебе в руки, бери и беги. И Ким Сонгю, расслабленно полуулыбаясь и практически касаясь плеча Ухёна щекой, вдруг выдохнул, дрожаще, и, Ухён, опуская взгляд к сигналящему прибору, вдруг увидел, как в районе ширинки парня набухает на глазах, и точно загипнотизированный, он почему-то не выпускал край его футболки, который поднял, чтобы лучше видеть, от чего пищит. - Что бы это могло быть? Что все-таки у вас в кармане? - отрывисто спросил Ухён, облизывая пересохшие губы, все еще стараясь удержать под контролем ситуацию, но голос дрогнул, но парень, улыбка которого становилась все слабее, будто он много сил прилагал, чтобы удержать в себе что-то огромное, все же не исчезая с лица, качнулся на ногах (стройных, обтянутых джинсой ногах) - и попробовал засунуть руку в карман, но у него не получилось.. - Он сказал мне: попробуйте Вы, и в это время, правду говорю, улыбался, и мне показалось, что он уже давно понял, что я попал, так глупо, и вся моя рубашка была мокрой от волнения, которое я вдруг в тот момент всем существом осознал. Большей частью от того, что стал посмешищем, и что он ведет. Но отчасти и от того, что я понимал, как сильно хотел его. Я приблизился и положил руку поверх его кармана, снова подробно ощупывая все, тонкую ткань... Горячий, очень горячий Ким Сонгю, отдающий своим жаром в ладонь - невольно снова качнулся ближе и опустил голову, и выпуклость за ширинкой все поднималась. Эти штаны так обтягивали его, и не давали ей расти, и Ухёну вдруг стало его страшно жаль – больно же, наверное, так больно. Ему показалось, что он нащупал что-то под тканью кармана. - Ким Сонгю-ши. Вы слышите меня? Вам придется снять джинсы.. Бледные руки и тонкие пальцы парня тут же метнулись к застежке с видимым облегчением. - Стоп! - громко прошептал Ухён. - Не здесь, конечно же. Вы напугаете.. – Ухён запнулся, – пассажиров. Я проведу вас в комнату досмотра. Он имел право делать это на свое усмотрение, и Ким Сонгю покорно и немного неловко от неуместного стеснения в собственных штанах, пошел впереди него, таким же расслабленным неспешным шагом, будто шел не на досмотр, а в кровать... Когда дверь за ними закрылась, и они оказались отрезанными от шумного зала отбытия, в маленьком помещении, этот парень вмиг будто заполнил его собой полностью, потянувшись сходу снимать штаны, изредка поднимая голову, и озаряя Ухёна улыбкой. - Мне было всего 19 лет, так что я просто стоял неподалеку и смотрел.. Он так смотрел, не спуская глаз, не моргая, кажется, на периферии сознания разум стенал – что почему, почему с ним, именно с ним случилось такое, и почему этот Ким Сонгю такой обаятельный. И с трудом стянув узкие джинсы, устояв на ногах, тот отшвырнул их в сторону, и Ухён завис взглядом на голых бледных ногах, в общем-то обычных мужских ногах – с достаточно развитыми мышцами, будто их обладатель в прошлом занимался спортом, но теперь оставил это занятие, и это была совсем по-другому сексуальная плоть. Эти ноги в тот момент подгибались в коленях - Ким Сонгю привалился к двери, и откинул влажные рыжие волосы со своего лба, снимая каким-то слишком изящным и интимным жестом с головы шапку, и улыбнулся вдруг совсем по-другому, счастливо, еще светлее, более открыто, и Ухён на миг забыл, где они находятся, доверяясь этой улыбке, отражая ее. Ухён не помнил как оказался рядом с ним, словно примагниченный, и в следующую же секунду они целовались, жадно, ненасытно, наслаждаясь губами друг друга, и Ким Сонгю, который еще минуту назад смотрел так твердо своими маленькими глазами, стал издавать тихие жалобные стоны прямо Ухёну в рот, цепляясь за его плечи. - Кто ты? – выдыхал раскрасневшийся Ухён, сумев оторваться от влажного жадного рта только на секунду, и сам не хотел отрываться, и Сонгю не отпускал его от себя. Они вспотели, и Ухён чувствовал его запах, смешанный с дорогой туалетной водой, он кружил голову, у Ухёна перехватывало дыхание, и несколько долгих секунд спустя, он осознал, что впервые в жизни, но так, будто делал это не раз, запросто забрался в модные дизайнерские трусы другому мужчине, перехватывая твердый влажный от перенапряжения орган... - Химия делает с людьми какие-то невообразимые вещи! Мы стали вдруг с ним будто давно знакомые, друзья, и я первый начал неформально обращаться к нему, сказав "да держи же эту свою долбанную футболку!" - она все время сползала и мешала мне видеть его, прилипала к его телу, а он хихикал почти как девчонка, от шекотного дыхания, от всего смешного, что как казалось ему, говорил я... Неловко зарываясь носом в его жаркие взмокшие крашенные волосы, чтобы перевести дыхание - его запах только привязывал сильнее - Ухён не думал, Ухён и не мечтал оторваться, сжимая в ладони твердый и в то же время нежный пенис. Это был первый мужской орган, который он держал в руках, и своя собственная реакция на ту часть, все еще способную здраво мыслить, произвела просто шок - он подумал, что тот прекрасен. Сонгю, вздрагивая всем телом, прижимаясь к нему, хватаясь за его рубашку длинными пальцами и сминая ткань, кончил достаточно быстро, простонав ему в шею, вызывая табуны мурашек, от одних которых Ухёна повело и он дернулся сам, как от электрического разряда. Сонгю прикрыл глаза, привалившись к нему, и его рука очень ловко помогла ему кончить тоже, и они оба, тяжело, загнано дыша и держась друг за друга, осели на пол. Ухён разглядывал его. Маленькие, закрытые сейчас глаза, чуть подведенные карандашом, длинные дрожащие ресницы, растущие под таким углом, что нельзя было адекватно оценить их длину, пересохшие губы. Словно почувствовав взгляд, Ким Сонгю облизал их, поднимая затуманенный взгляд на Ухёна. И улыбнулся. - Пирсинг. – сказал он хрипло, – Он всегда звенит. – и засмеялся, почти беззвучно, запрокидывая голову, и одуревший Ухён смеялся тоже, слабо, нащупывая в нежной плоти маленькое титановое колечко, а потом целовал открытую шею, слизывая соленые дорожки. - Это вредно для твоего пениса - смеялся Ухён, готовый залиться краской от того, что произошло и происходило тут, но ему было всего 19... - Мы даже о чем-то поговорили с ним. Я не помню, эндорфины совсем помутили мой рассудок. Мне тогда показалось, что я влюбился. Чем еще объяснить то, что произошло? Но потом тот парень поднялся, оделся, поклонился мне, мы пожали друг другу руки, и распрощались. А после выяснилось, что в комнате была установлена камера видеонаблюдения. Запись, конечно, проверили и выперли меня по-тихому не только с практики, но из университета.. Женский голос потрясенно выдохнул в темном лифте. - Впрочем, теперь мне кажется, что мое призвание – менеджер, - успокоил девушку Ухён. - Вы больше не встречались с тем парнем? – спросила она с интересом. И Ухён уже совсем пришедший в себя и почти забывший про свою панику (нужно только не думать, ни о чем не думать) почувствовал, что краснеет. - Нет, - ответил он коротко и принялся тереть пылающее лицо. Сейчас было бы к месту, если бы он провалился, пока не включили свет. Ким Сонгю забыл тогда шапку. Оказалось, что это дизайнерская шмотка, стоившая половину Ухёновой зарплаты. Он забрал ее себе, как воспоминание, надев на вазу, подаренную кузиной на его восемнадцатилетие. Так она висела там и до сих пор, покрываясь пылью и раздражая Мёнсу. Ухён отказывался стирать ее, потому что она до сих пор пахла, как ему казалось, загадочным нимфоманом Сонгю. Хотелось ли ему встретить Кима Сонгю? Он никогда не думал об этом, даже тогда, в огромном аэропорту понимая, что это случайная встреча. В каждой жизни бывают такие. - Похоже, этот перец был порядочный эгоист и засранец, - засмеялся тот же голос, что рассказывал про рожавшую жену, а Ухён пожал плечами. – Он жил так, как хотел. Это почти искусство. - Когда мы сейчас застряли, - продолжил голос, без обидняков, прежде чем покатиться со смеху. – Сонгю-хен и Хе-юн хотели заняться сексом. - Дону! – прикрикнули на него из угла совсем рядом с Ухёном, и пока тот, оцепенев, пытался что-то сообразить и что-то разглядеть в темноте, свет услужливо вспыхнул, точно в кино, и лифт дернулся, медленно поплыв вниз. И это был Ким Сонгю. Сидящий совсем рядом с ним, на полу, Ким Сонгю, прямо в своих дорогущих брюках, с коротко стриженными темными волосами. Он улыбался, сияя гораздо ярче, чем электричество. И, наклонившись, он проговорил вполголоса, чтобы кроме Ухёна, никто не услышал. – Привет.