Недосягаемый...

Можно ли поверить в то, что Неба больше нет? Весь мир кружится в странном цветовом калейдоскопе с замысловатыми и ужасающими изображениями. А ещё, когда весь мир рушится на мелкие кусочки, то это почему-то происходит очень тихо. Настолько тихо, что, кажется, будто во всем мире исчезли звуки. Их просто нет. А были ли они? И зачем они нужны, когда больше не услышишь звонкий смех кареглазого чуда? Его больше нет… Эти слова эхом разносятся в голове, ударяясь и глухо отображаясь в пустом сердце болью. Так больно, будто сердце разрывают на тысячи крошечных кусочков свежей плоти, которые мелкими каплями крови орошают душу. Это неправда! – так хочется это сказать, но слова бесполезны, они не обладают волшебными свойствами сбываться. Почему мы начинаем ценить людей только тогда, когда они покидают нас? Все так привыкли видеть рядом Тсуну, что как-то не обращали внимания на многие его слова, поступки, жесты, улыбки – все это было слишком обыденным и привычным. Они не ценили то, что имели. А потом стало слишком поздно… Все Хранители с бледными и осунувшимися лицами стояли, окружив черный гроб, с римской цифрой десять, похожую на неправильный крест. Надгробный крест. Это насмешка судьбы? Никто не проронил слезу, даже Ламбо, который плакал по любому поводу и без, молча, стоял, пытаясь как можно реже моргать. Слезы – непозволительная для Хранителей роскошь. Ведь Тсуна не хотел бы, чтоб они плакали, скорбели, страдали. Вот он – Савада Тсунаеши – лежит, не двигаясь, будто сломанная кукла. Бледная, почти мраморная кожа и такая же холодная на ощупь, его глаза умиротворенно закрыты и даже длинные ресницы не вздрагивали, боясь нарушить вечный сон юноши. Его руки скрещены на груди, и несколько прядей длинных волос, уже утратившие свой блеск и свежесть, но по-прежнему храня сладковатый запах тела, лежали на хрупких плечах. А ещё на нем был белый костюм. Он всегда неловко себя чувствовал, надевая такие официальные наряды, и постоянно неловко краснел, мило смущаясь и заикаясь, сейчас – ни одна эмоция не отображается на его лице, будто надета маска. Маска Смерти. Савада неловок, слаб, неуверен, робок, застенчив, он уж точно не тот, кому предназначено стать Десятым Босом Вонголы – главой темного мира мафии. И в то же время, только ему под силу объединить столь непохожих друг на друга людей в большую семью. И это не просто слово, а важная сущность частицы души всех вонголовцев. Часто происходят конфликты внутри семьи: между Хранителями, между подчиненными, Варией, служащими. Казалось, назревающую драку ничто и ни кому не под силу остановить, но Тсуна лишь тепло улыбается, его карие глаза лучатся чистой и светлой добротой, и все затихают. Уступают этому свету, даже виновато улыбаются и в следующую секунду никто даже и не вспомнит – а из-за чего начался конфликт? – да это и не важно, ведь Савада так тепло улыбается, а в его глазах цвета сосновой коры пляшут солнечные зайчики. И невозможно противиться. Тсуна никогда не приказывал, только просил, и это было достаточно. Любое его слово или просьба тут же беспрекословно исполнялась. В его кабинете ничего не изменилось. Все вещи стояли на своих законный местах, словно ничего и не случилось, а хозяин кабинета всего лишь заснул крепким сном, но скоро он проснется и вернется, усевшись за письменный стол, заваленный разными важными бумагами, а когда кто-нибудь из Хранителей зайдет, то тут же встретят теплую, немного усталую, улыбку, а карамельные глаза зажгутся ярким пламенем даря кусочек солнца. Время проходит, а кабинет по-прежнему пустует. И сколько бы Хранители не заходили, лишь холод и уже почти полностью исчезнувший запах обладателя кабинета встречал их. Небо исчезло, его больше нет. Связующая золотая нить между парнями исчезла, их ничего не связывало. Каждый был занят своими делами, лишь изредка они пересекались, удостаивая друг друга легкими кивками, не останавливаясь, не говоря ни слова. Раз в году они снова становились прежними. Не сговариваясь, не решая, не планируя, просто приходили все в один день, в одно время, в кабинет Десятого, даже если у них были важные дела, все это не имело значения. И тогда они говорили и говорили – только о Тсуне. Только о нем. Вспоминая каждый момент, когда он присутствовал в их жизни. Они словно оживали, переживая заново те или иные события. Другая реальность - в которой все живы и счастливы. Парни смеялись над смешными и комичными ситуациями в которых почти каждый раз оказывался их Небо, и казалось, будто рядом – за креслом, виднеется смутный хрупкий силуэт Савады, который неловко краснеет и забавно дуется на них за это. « Хии?! Такого не было!» - будто, вот-вот и он вскочит с кресла и отчаянно краснея, возмутится. Но нет. Это лишь иллюзия. Призрак. Тогда они замолкают, погружаясь в раздумья, в полной тишине отсиживаются до утра и молча, уходят. Возвращаясь в мир без него. В мир, где нет жизни. В мир, где нет Неба. Иногда возле его кабинета можно заметить легкую тень – очередной Хранитель или служащий, который пришел навестить босса. Только Варии будто не было никакого дела на смерть Десятого. Так казалось со стороны. Занзасу было все равно на этот мелкий, пугливый мусор, который каким-то чудом стал Десятым Босом Вонголы. И лишь непонятно откуда появившаяся на столе в кабинете Савады бутылка дорогого и хорошего виски скажет, что это не так. Не все равно. Не наплевать. И ещё это тоже больно. Потерять Небо. Тсуна – пугливый воробушек с сердцем льва, который так отчаянно стремился защитить близких и дорогих ему людей. И он защитил. Своими руками. Тонкие, изящные пальцы, хрупкая кисть и запястье, которое без труда можно обхватить двумя пальцами. Просвечивающие светлые вены небесного оттенка, чем-то похожие на ветвь дерева, идя по запястью, по тыльной стороне ладони, по изгибу локтя – прекрасные узоры, которые создала природа бытия, украшали все тело паренька. Ухоженные ногти. Кольцо Неба на безымянном пальце. И эти руки защитили, закрыли, уберегли всех – кроме себя. Он не жалел. Возможно, поэтому в день его похорон небо было кристально чистым, в первозданной своей красе. Не было дождя, за которым Хранители смогли бы скрыть свои слезы. Было чувство, будто Савада знал, и именно поэтому не дал даже шанса скрыться в себе, погрязнуть в бездне отчаяния, укрыться от неба. Эй, Тсуна, ты ведь плачешь? Тебе ведь тоже больно, как и нам? Ты ведь сожалеешь об этом? Ты ведь… жив? Но парень в гробу молчит, не отвечая на застывшие вопросы в глазах своих друзей. Своей семьи. Своих любимых. Каждый верил до последнего, что кареглазый парень спит, очень крепко, настолько, что даже позабыл дышать, но скоро он откроет свои глаза цвета карамели, посмотрит – тепло, открыто, наивно, смущенно, виновато и улыбнется, а потом скажет какую-нибудь глупость, все равно какую, лишь бы он был рядом – живой. И это окажется шуткой, жестокой, но шуткой. Они разозлятся на него, побьют немного, обидятся, но в конце концов все равно простят… - Безумцы, - однажды скажет Реборн, сокрушенно качая головой, но в глубине души прекрасно понимая их чувства. Они, казалось, сошли с ума, потеряли остатки разума, сорвались с цепи – хладнокровно и без жалости карая преступников, идеально выполняя миссии, собирая информацию, держа все под жестким контролем, без секунды отдыха. Они стремились защитить все, что создал Савада, пытаясь хотя бы таким образом стать ближе к нему, прикоснуться, защитить. Не замечая, как с каждым днем Вонгола погрязает в темной, почти черной, крови. Раз в неделю Хранители приходили на могилу Десятого. Они никогда не сталкивались друг с другом, словно чувствовали, что именно сейчас рядом с черным гробом кто-то находится и ждали, когда тот уйдет, чтоб потом пойти самому и пустым взглядом смотреть на белый крест.С замиранием сердца, которое все ещё бьется, в то время, когда другое, являясь самой жизнью – молчит, они ждали. Терпеливо. Однажды Реборн решил прекратить все это, он собрал все вещи своего глупого ученика в коробки и спрятал. Не сжег, не выбросил. Просто не смог. Уничтожить единственное, что напоминало о нем. Просто не хватило сил. И он знал, что поступает глупо, но по-другому не мог. На следующий день, входя в кабинет Десятого, он увидел, что все вещи находятся на своих местах. И Хранители смотрят угрожающе, предупреждая, что никто не смеет прикасаться к священному. Они больше не позволят… Бывали времена, и Хранители разговаривали с Тсуной, когда оставались наедине со своими мыслями. Усталые после сражений, измотанные работой. О чем они говорили? Когда слова эхом бьются в тишине, исчезая в кромешной тьме одинокой и пустой комнаты. Обо всем и в то же время ни о чем. О жизненно важном и о всяких не стоящих внимания пустяков. И каждый пусть и не озвучивал, но мысленно просил прощения, что не смог уберечь, защитить, спасти. Хранители стоят и мертвым взглядом смотрят на гроб, они не открывают крышку, боясь увидеть его и в то же время, так отчаянно к этому стремясь. Они не плакали. Это просто маленький дождик, и не имеет значения, что на небе нет ни единого облака. Просто соленый дождь. Каждый из них смотрел на небо. И Небо казалось таким далеким и недосягаемым…