óÔÔò ↂ
Лоралоралора. Где Лора? Его никогда так долго не оставляли в клетке, холодной и жёсткой. Почему он здесь? Лора всегда говорила, что клетка ему не нужна, а теперь стальные прутья неприятно впивались в лапы, там, где они соскользнули со слегка подранной и слишком узкой подстилки. Запах. Почему здесь нет запаха Лоры? Духов, её уверенности, средства для волос, булочек-сконов... Запаха семьи. Лора — это семья. Без неё он совсем один. — Он неконтактный, предупреждаю до того, как он откусит вам яйца, Финсток уже лишился одного, — Харрис наверняка корчит рожу. — Давно отдали бы на усыпление, но Дитон тянет резину. А я не могу выцарапать его из клетки. Неприятный Харрис, злобный. Стучит миской по прутьям, громко, шумно. Хлопает дверь, голоса становятся ближе. Порыв затхлого ветра принёс новый запах — мужской, острый, с ноткой металла, пороха и кислинкой кофе. Чужак пахнет иначе, чем Лора, но аромат не агрессивный (Опасность! Защищать! Бежать!), а скорее успокаивающий. — И как зовут? Он заинтересованно двигает ушами. Голос приятный, не как у Харриса. Он поднимает голову, когда ноги в джинсах останавливаются перед его клеткой. Ботинки смешные, рыжие, с выбитым тиснёным узором, и упоительно пахнут новой кожей. Клыки сладко ноют, так хочется цапнуть за поскрипывающую подошву. — Мы зовём его Дьявол. Подумайте хорошенько, последний раз ему ставили десятку*, а вы не выглядите тем, кто сможет его усмирить, — выплёвывает Харрис, но подходит слишком близко. Зря. Оскалиться или нет? Да, пожалуй, вот так лучше — он лениво хлопает лапой по решётке, звонко проезжаясь по ней когтями. Решётка дрожит, не выдерживая напора, Харрис отскакивает в сторону, как ошпаренный: — Бешеная псина! — орёт он. Чужак смеётся, но в его смехе нет издёвки или злости, только искреннее веселье. Ха. Если бы ему позволяла физиология, он бы тоже улыбнулся — от Харриса смрадно несёт страхом, того и гляди, штаны обмочит. — Десятку? Я вижу твёрдую девятку. Привет, Дья... Фу, ну что за имя для собаки, — у клетки на колени бухается человек, не щадя джинсов. Лора не любила пачкаться, а этому ничего. Он удивлённо смотрит — сквозь решётку на него глядит вовсе не мужчина, обычный парень в гражданском. Рубашка в клетку, смешная мешанина цыплячье-жёлтого и морковного, ремень со значком Супермэна — он знает, видел у Лоры футболку. Большой улыбчивый рот растягивается в широкой ухмылке. Запах металла и кофе становится ярче, к нему добавляется безнадёжно застарелая горечь медикаментов и — совсем слабая, почти истаявшая — дыма. Продублённой огнём кожи, горелой плоти, воняющей палёным шерсти. Запах отмеченного огнём. Равного. Скулёж, тихий и надсадный, сам рвётся из горла, оплакивая чужую потерю. — Ну, что ты, мальчик? Всё в порядке, ш-ш-ш, — голос ласкает слух, нервные пальцы пробегаются по перекрестьям-сеточкам прутьев прямо напротив морды, отбивая затейливый ритм. — Как там тебя зовут, Дюк? Дрейк? Где бумаги? — шелест. — А, вот они. Ого, чёрный чешский волчак? — чужак присвистнул. — Я думал, у них чёрных вообще не бывает. За щенка дают от тысячи баксов, золотая собака во всех смыслах, неужели управление расщедрилось? — Хозяйка пришла уже с ним, — бубнит Харрис. — Понятно, — кивает тот. – Нихрена себе имечко, хозяйка была с фантазией! Ну, Дерек Теодор Хейл фон Блэк Вервульф, ничего, если мы подсократим? Не уверен, что мой язык не завяжется тройным узлом, если я захочу сказать тебе «фас», — чужак смешно тараторит, быстро-быстро, глотая окончания. Слабая надежда, что Лора просто уехала или задержалась на задании, растаяла как... Как дым? Дерек повёл носом, почти ощутив его призрачный терпкий шлейф, и тяжело опустил голову на изорванную подстилку. Уши сами прижались к голове. — Итак, Дерек, — чужак чуть виновато улыбается, но его сердце бьётся ровно, — меня зовут Стайлз. Теперь мы будем как Тёрнер и Хуч**. Ты больше не останешься один. Дерек плохо понимает, что такое «Тёрнер и Хуч», но в словах чужака он не чует ни капли лжи.óÔÔò ↂ
Год спустя. — Эй, Айзек, ты с нами? Мы хотели заглянуть в пиццерию на углу, — кричит уже-год-как-сержант специального нью-йоркского подразделения К-9-29 Стайлз Стилински, бодро и вдохновенно клацая клавиатурой, словно безумный пианист, дорвавшийся до инструмента. — Говоря «мы» я имею в виду не меня и моих воображаемых друзей, а тебя, меня, Эрику, Скотта, и, заметь, тебя я спрашиваю исключительно из вежливости и в последний раз, потому что в следующий притащу твою задницу силой. Ты не можешь торчать здесь сутками напролёт грёбанным памятником, что мы, смертные, слишком мало пашем, — Стайлз отрывается от компа, треплет по холке сидящего рядом Дерека и снова возвращается к битве титанов Стилински vs. Windows 98. Курсор мыши ехидно моргает и намертво прилипает к экрану — допотопный компьютерный динозавр, помнящий ещё лихие девяностые, свою молодость, и, возможно, французскую революцию, безнадёжно виснет. Немного поразмыслив, Стилински выдаёт кнопочный аккорд Ctrl+Shift+Esc, который, судя по проказливому выражению лица Стайлза, должен как минимум, вызвать в этот мир демона или открыть портал в параллельную вселенную, но вместо этого запускает всего лишь скучный диспетчер задач. Который, кстати, так и не запускается. Уж лучше бы портал. Философски пожимая плечами, он отхлебывает остывший кофе из кружки и вытягивает длинные ноги. Между штаниной форменных брюк и ботинком показывается яркая полосатость носка, оттенка совершенно недостойного и даже порочащего честь настоящего детектива-сержанта. Стайлз хмыкает, довольно разглядывая красно-зелёное полосатое безобразие, и косится на валяющегося под ногами Дерека. Тот сверкает в ответ голубыми глазами и вываливает из пасти колбасно-розовый язык. Похоже, Дерек ничего против подобных носочно-чулочных изделий не имеет. Или просто умеет держать свое мнение при себе. — У меня ещё остались недописанные отчёты по утреннему выезду. И по вчерашнему патрулированию вертодрома, — кудрявый Айзек высовывается из-за перегородки соседнего рабочего стола и демонстрирует внушительную стопку бумаг. Вчера они и впрямь топтались в Центральной вертолётной станции Манхэттена, встречая несколько частных вертолётов, исключительно в целях профилактики. — Ну, надо же, а я думал, ты умер над этими скучными бумажками. Ты в курсе, что большой процент японцев умирают прямо на рабочем месте от переработки? Давай-ка не будем делать из тебя японца, — назидательно произносит Стайлз и ещё раз тыкает курсором зависший комп. — Разве субботний вечер не существует для того, чтобы насладиться законным отдыхом, дарованным нам всем Господом богом? Я обещаю заказать для тебя самую кошерную пиццу во всём Нью-Йорке. — По-моему, Бог создал субботний вечер только для того, чтобы ты меня доставал, — с вежливой улыбкой отвечает Айзек и утыкается в отчёт, отчего из-за пластиковой перегородки торчат лишь несколько светлых завитков на макушке. О, Господи боже ты мой. Стайлз закатывает глаза. У этого чувака начисто отсутствует чувство юмора как таковое. — Ты какой-то неправильный еврей, — бурчит Стайлз. — Анти-шаббатный. Анти-шаббатальный. Анти-ша... Да блин, как эту херь правильно сказать-то! И приправленный щепоткой асоциальности. — И наверняка необрезанный, — громким шёпотом делится предположениями недавно вернувшаяся из патруля Эрика, которая занимает смежный со Стайлзом стол, а в данный момент деловито разделяет рабочие бумаги на две стопки. Стилински громко ржёт, Айзек нарочито дует губы и мстительно кидает в Эрику смятым чеком из пекарни, из которой частенько приносит очешуительно вкусные крендельки с сахарной посыпкой. Рейес с хихиканьем прикрывает голову ладошками и пригибается, пытаясь уйти от снаряда. Бумажный шарик отскакивает от её лба бумажным астероидом и укатывается в неизвестном направлении. — Контрольный выстрел в голову, — радостно констатирует Стайлз. — Ты труп, Эрика, добро пожаловать в загробный мир. Ну и ладно, мне же больше еды достанется, — справедливо заключает он и стучит по системному блоку костяшками пальцев. Тот надсадно гудит и греет, как сдуревшая печка, но висит. — Ну же, зараза, думай! Чёртова доисторическая железяка! — Опять ломаешь казённое имущество? — за спиной материализуется Дэнни, как по волшебству. О, Махилани хорош, даже слишком, по скромным меркам того же Стайлза. Безупречен, просто как ходячий секс, сошедший с глянца журнальной обложки — гладкая загорелая кожа бугрится мышцами, тёмные волосы ложатся в небрежную укладку, а всё это великолепие завершает, словно вишенка на торте, проницательный и смешливый взгляд из-под тонких, невесомых на вид стёклышек очков. Окей, немного ехидная вишенка, но какая есть. Стайлз дорого бы дал, чтобы выяснить номерок того, кому можно заложить душу и стать вот таким же неотразимым красавчиком. Неотразимость Дэнни достигает каких-то абсурдно невообразимых масштабов и устремляется в изборождённую спутниками космическую бесконечность, стоит Стайлзу учуять густой запах свежего кофе. И точно — Махилани сжимает в ладонях стаканчик из Старбакса. Эмблема со страшной двухвостой русалкой Стайлзу, после дня, полного лазанья-беганья-преодоления мелких препятствий и заборов под палящим солнцем, кажется леонардовской Джокондой и немного, самую капельку — святой. — Не работает, — ослепительно улыбается ему Стилински и жадно тянет носом, вдыхая животворящий кофейный дух. Дэнни молча ставит исходящий паром стаканчик на стол и нагибается, изучая неполадку. — И почему ты всегда оказываешься рядом, стоит мне вступить в конфронтацию с техникой? Взгляд Стайлза проходится по гибкой спине, где через тонкий синий кашемир свитера выступают округлые позвонки, и воровато скользит по заднице. Шикарной, к слову. Куда уж лучше, чем у самого Стайлза. Стайлз задумывается о вселенской несправедливости и о том, что пока Дэнни стоял в очереди небесной канцелярии за задницей, ему, Стайлзу, как всегда достались одни хреновые приключения и длинный язык. Может, последнее ему пора использовать как секретное оружие? Угрожающе показывать его в сторону злоумышленника, например. Или забалтывать преступников до смерти, дотошно цитируя им букву закона. — Потому что он на тебя часами пялится, слепой ты придурок, — шепчет Рейес, навалившись (внушительной) грудью на стол. — Пока ты весь день пускал самолётики, уничтожая годовой запас офисной бумаги, серверная весь день стояла открытой, как раз, чтобы видеть тебя и твой вопиющий идиотизм во всей красе. Личный кабельный канал «Стилински +». Слишком громко шепчет, потому что уголок рта Дэнни — восхитительного-о-боже-мой рта — дёргается, а скулы наливаются жарким румянцем, как алая кожура кофейных ягод. Стайлз от неловкости закусывает внутреннюю сторону щеки, ерошит короткий ёжик волос, грозит кулаком ухмыляющейся Эрике и сдвигается в сторону, чтобы Дэнни было легче оживить его компьютер нажатием пары волшебных кнопок. Вдруг ему понадобится пространство для своих ритуальных танцев с бубнами. — Ты пойдёшь с нами в пиццерию? — спрашивает он у Махилани. Тот тонко улыбается в ответ и медленно отстраняется, лишая Стайлза чудесных ракурсов. — Я бы рад, но мне нужно будет уйти через пятнадцать минут. В следующий раз? — Дэнни прикусывает губу, в тёмных лукавых глазах бесенята отплясывают джигу, а Стайлз пялится на его рот и то, как белоснежные зубы мнут нижнюю губу, делая её соблазнительно припухшей. — В следующий, — эхом отзывается Стилински, провожая взглядом уходящего Махилани, и спохватывается. — А кофе? — Для тебя, — усмехается Дэнни и исчезает в дверях серверной. Стайлз пялится в пространство с диковатым выражением лица, словно Дэнни был самим посланником небес, у которого за спиной болтались белоснежные крылья. И нимб для полного комплекта. И ме-е-едленно тающая чеширская улыбка. Интересно, а такие ангелы бывают? — Стилински, ты зажравшийся, помешанный на рыжеволосых стервах идиот, — бормочет себе под нос Эрика. — Между вами такое сексуальное напряжение, что мои трусики можно будет выжимать. Почему бы тебе не позвать Махилани на свидание? Или хотя бы потрахаться ради разнообразия? Хоть с кем-нибудь уже, а? Стайлз задумывается. Ему не особо хочется поднимать эту тему, но Эрика так упорно пытается его свести с любым представителем человеческой расы его возрастной категории, что он всерьёз обдумывает, как объяснить ей, почему, собственно, нет. Он даже открывает рот, но в этот момент Дерек поднимает лобастую голову и лениво смахивает лапой стаканчик с кофе с края стола, где тот знакомится с гравитационным притяжением и всякими примочками в виде свободного падения тел, чтобы в итоге встретиться с полом. На тёмно-сером линолеуме участка расплывается здоровенная неопрятная лужа, напоминая то ли о разливах илистого Нила, то ли о продуктах жизнедеятельности щенка с тотальным несварением. — Вот поэтому, — с обречённостью в голосе заявляет Стайлз и грозит кулаком псу, который чересчур довольно скалит клыкастую пасть. — Ванильный латте не выдерживает никакой конкуренции с твоей блохасто-клыкастой персоной, приятель, можешь быть спокоен. Именно поэтому у Стайлза нет личной жизни и не будет, да! Дерек пристально смотрит ему в лицо и отчётливо фыркает. На широком матерчатом ошейнике качается, блеснув, металлическая капсула, в которой содержится бумажка с домашним адресом, контактными телефонами (отделение полиции, ветеринар, Стайлз, отец Стайлза), группой крови (B) и заметкой об аллергической реакции на рыбу и лактозу. Короче, на все случаи жизни, не включающие в себя зомби-апокалипсис и появление Годзиллы. И честно говоря, в бою между Дереком и гигантским ящером, Стилински готов ставить все честно заработанные на своего верного напарника. — Даже твой собственный пёс смеется над твоими приоритетами, — хохочет Айзек. — Между прочим, о нем я пекусь больше, чем о самом себе. И что я получаю в благодарность? Насмешки самого пса, издевки коллег и шерсть во всех труднодоступных местах квартиры, — Стайлз огрызается, сожалея о кофе, и достает из-под стола тряпку, которой промакивает кофейную лужу. — Благодарю тебя, о мудрый отрок Моисея, что просветил меня. — Позови меня, когда ему надоедят плохие еврейские шуточки, — говорит нисколько не обидевшийся Айзек и задумчиво закапывается в бумажки. Дерек зевает во всю клыкастую пасть и опять разваливается у ног Стайлза, раз уж его собственности больше не грозит опасность. — Бойда с собой не возьмёшь? — интересуется Стайлз у Эрики. Бойдом зовут здоровенного ротвейлера, эдакий таран, прущийся напролом везде, где только можно. На кроссах и тренировках они только диву давались, как миниатюрной блондинке с немного обдолбаным взглядом удаётся вертеть и так, и сяк этим Халк-вейлером. При всём уважении к Халку, Бойд чудовищно огромен и действует сначала по схеме «Бойд крушить», «Бойд кусать», «Бойд думать, что где-то его наебали», после чего программа требует повторения цикла. — Потом по пути обратно заберу, — легкомысленно отмахивается Рейес и отворачивается, гипнотизируя работающего Айзека взглядом. Стайлз вздыхает и растекается по креслу вялой медузой, прокручивая в голове такие же вялые мысли. Судьба — та ещё сучка, однозначно, потому что Эрика, которая прямым текстом советует ему схватить Дэнни и утащить в койку, а лучше — сразу к алтарю, мается неразделённой любовью к Айзеку, который либо совершенно этого не замечает, либо начисто игнорирует её неловкий флирт. Кто-кто, а Стайлз-то точно в курсе, что за образом вульгарной и прямолинейной девицы Эрика Рейес скрывает нерешительность бывшего гадкого утёнка и самой непопулярной девчонки школы. Той самой, с брекетами и кофточками а-ля тётя Мюриэль, которую ребята из футбольной команды поливают слашем и обматывают туалетной бумагой. Похоже, один в прошлом стрёмный чувак всегда видит другого в прошлом стрёмного чувака, а потом они намертво приклеиваются друг к другу; иного объяснения, почему Стайлз в первый же год сдружился именно с Эрикой, у него нет. Нет, ну со Скоттом, предположим, он тоже сдружился, но Скотт-то босс и вообще себе на уме, а с Эрикой можно позволить и прорву шотов текилы в свободный от дежурств пятничный вечер, и неловкие пьяные обжимашки, не закончившиеся ничем, кроме пары слюнявых сестринско-братских поцелуев. Не то чтобы Стайлз собирается целоваться со Скоттом. Фу, конечно, нет. Тихоня-Айзек тоже держится в стороне, типичный белокурый и внешне очень правильный еврейчик из неблагополучной семьи. Кто-то в управлении пустил слушок, что Лейхи — бывшая жертва домашнего насилия, из серии запирания в холодильнике за плохие оценки, побоев и всё в этом духе. Ещё поговаривают, что, уже после поступления Айзека в Полицейскую Академию, отца Айзека нашли в грязной подворотне с перегрызенным горлом. Стилински, конечно, эту ересь всерьёз не воспринимает, но соглашается в одном: статистически в замкнутом, заросшем тиной водоёме всегда обитает приличное количество мифических рогато-хвостатых с вилами. Откуда-то же берутся правильные мальчики и девочки, которые любят в свободное время переодеваться в кожу и хлестать друг друга хлыстами? Хотя, кажется, эту мысль тоже не стоит развивать. И собака Айзеку под стать — поджарый доберман Эйдан, непредсказуемый и быстрый. «Резкий как понос», — фыркает Стайлз насчёт последней характеристики, но факт остаётся фактом — в нужной ситуации Эйдан умеет сливаться с окружающей средой как крадущийся тигр, затаившийся дракон и собачий Брюс Ли в одном четвероногом флаконе. Конечно, Стайлз Лейхи уважает, потому что тот — настоящий боевой друг и исполнительный полицейский, но самым неоспоримым его достоинством Стайлз считает то, что пара Айзек-Эйдан частенько работает с доберманом Итаном и блистательной Лидией, молодым сержантом, к которой уже много месяцев пытается подкатить Стилински. Ну, Стайлз бы хотел думать, что он подкатывает. Лидия Мартин — это воплощение солнечного света, мерцания крылышек фей, нежный перезвон серебряных колокольчиков и сотни романтичных до приторности вещей, на которые только способен больной мозг Стайлза. Правда, эта романтика несколько потеряла свой первоначальный блеск после того, как Лидия в вежливой, но категоричной форме оповестила его, что рассматривает Стайлза как говорливое, пышущее энтузиазмом, но пустое место. Эдакий ноль, возведённый в бесконечность. Желудок требовательно урчит, взывая к благоразумию хозяина и порции чего-нибудь адски вкусного. Стайлз мельком смотрит на часы и приободряется, слыша перестук каблучков — в управлении служат двенадцать женщин, и только одна из них может дерзко нацепить неуставную обувь за десять минут до окончания смены. Её Лучезарное Величество Лидия гордо шествует по коридору, посылая убийственными волнами терпкий сладковатый шлейф духов от Москино, ведьминского очарования и его, Стайлза, несбыточных надежд. Челюсть Стилински готова отпасть прямо сейчас, пробив стол и устремляясь к земному ядру, потому что в честь субботнего вечера Лидия принарядилась, сменив стандартную тёмно-синюю форму на ультракороткое красное сатиновое платье с настолько стильной комбинацией вырезов, декольте и прочих устрашающе милых дамских вещиц, что те просто призваны лишать мужчин разума. Возможно, под раздачу убийственного очарования могут попасть и несколько женщин. Дерек смешно морщится и громко чихает, пряча нос между лап — приторные, ничуть не похожие на привычный кофе, бензин или индейку из сэндвича, нотки самым наглым образом ввинчиваются в нос, щекоча чувствительные рецепторы. Стайлз почти не реагирует на это, продолжая пялиться туда, где только что проплыло божественное видение. — Давай, Стилински, хорошие мальчики глотают, — доверительно сообщает ему Эрика и многозначительно улыбается. — Я сделаю вид, что здесь не было двойного подтекста, и вообще я тебя не слышал ла-ла-ла, — морщится Стайлз. — А ты о чём? — Слюни проглоти, капают, — фыркает Эрика и достаёт свой арсенал косметики, рассчитанный на маленькую женскую армию из ста пятидесяти боевых единиц. Рейес подкрашивает губы тремя видами разной алой помады и распускает тяжёлый пучок на макушке, скрученный из шафраново-жёлтых локонов. — Мне не улыбается переписывать твои покоробленные и расплывшиеся от слюней отчёты, — говорит она, глядя на себя в зеркальце с видом сытой акулы. — Пойдём, Скотт нас заждался.óÔÔò ↂ
В забегаловке Долли не протолкнуться — Стайлз шагает за порог и усмехается, потому что все места заняли свои; то тут, то там мелькают тёмно-синие формы сержантов и лейтенантов, торжественно блестят начищенные щитки жетонов. И оранжевые бумажные тыквы скалят свои пасти, развешанные в преддверии праздника умертвий и охочей до конфет детворы. Пожалуй, в субботний вечер эта забегаловка может претендовать на звание самой супер-защищённой на всём Манхэттане — нужно быть распоследним имбецилом или самоубийцей, чтобы ворваться в место, где на сотню посетителей приходится восемь десятков копов при табельном. Впрочем, Долли это на руку, в ответ она делает щедрую скидку на кофе и фирменные пончики с двойной глазурью. А ещё сюда пускают с собаками. Стайлз автоматически отмечает парочку знакомых хендлеров*** и безошибочно находит единственный полупустой столик, поспешив к нему. На полшага впереди трусит Дерек, тщательно обнюхивая всё доступное, и вытягивается под столом. — Шериф Стилински, разве вы не должны сегодня находиться в своём офисе в Бронксе, решая проблему массовых катастрофически неправильных парковок велосипедов? — строго интересуется Стайлз. Остальные, в лице Эрики и Скотта (Айзек остался в управлении) садятся рядом, наблюдая за представлением. — Напротив, сержант Стилински, я был мимо проездом и решил заглянуть на огонёк. Здесь подают неплохой Цезарь, — с достоинством отвечает ему отец, но его глаза смеются. Стайлз плюхается рядом, посмеиваясь и про себя отмечая, что отец слишком нервно косится в сторону касс. Их маленькая игра — Стайлз упорно пытается сделать отца ортодоксальным вегетарианцем или хотя бы отбить у него охоту к фастфуду, тот же делает вид, что сдался, но втихую перехватывает что-нибудь вкусное и очень-очень запретное. Как будто они были просто отец и сын-подросток, препирающиеся за ужином, а не шериф Нью-Йорка, находящийся на короткой ноге с мэром города, и сержант-кинолог, постоянно влипающий в передряги вот уже последние пару лет. — Привет, пап, — Стайлз легонько толкает его бедром, чтобы тот подвинулся. — Привет, сын, — шериф Стилински треплет его по короткому ёжику волос. — Ваш гамбургер и луковые кольца, шериф, — пухлая и неторопливая Долли неожиданно ловко протискивается между пластиковыми столиками и опускает перед шерифом поднос с заказом, который (вот неожиданность) ни разу не салат. — Содовая за счёт заведения. — Пап, — тянет Стайлз, пока шериф благодарит Долли и тянет через соломинку газировку. — Что? — невинно вопрошает шериф. — Она диетическая. Имею я право после тяжёлого трудового дня насладиться первым за неделю... — Р-р-воу, — глухо подаёт голос Дерек. Стайлз улыбается, помня об этой Дерековой особенности — тот как будто принципиально не лает, предпочитая волчьи способы связи с окружающим миром. — ...вторым... — быстро поправляется шериф. — Р-р-воу-воу, — кажется, Дерек думает иначе. — …неважно каким по счёту гамбургером, — тяжело вздыхает шериф Стилински. – Он, что, следит за мной? — Мне повезло стать обладателем первого в мире собачье-волчьего детектора лжи, смирись, пап. Сто сорок пять фунтов клыкастого обаяния, мохнатости и мировой любви. Ладно, ешь свою жирную прожаренную вкусняшку, пока я сегодня добрый, — заявляет Стайлз, цапает самое большое луковое кольцо и на время затыкает фонтан красноречия насущными потребностями организма. В конце концов, болтовнёй себя особо не накормишь, а вкус колечек временно выключает Стайлза из реальности, делая его беззащитным и очень-очень восторженным комочком вкусовых рецепторов. И можно на законных основаниях игнорировать, что шериф Стилински смотрит на сына грустным взглядом родителя, который в очередной раз признал — его ребёнок, если и повзрослеет, то случится это нескоро. Не в ближайшие лет тридцать. Или даже больше. — Как дела, Скотт? — интересуется шериф, когда троица, спустя некоторое время, снова пришвартовывается к столику, уже с полными подносами еды. МакКолл тоскливым взглядом провожает красавицу-обаяшку Эллисон из аналитического отдела и не сразу ухватывает суть вопроса. Стайлз тихо ржёт, давясь чизбургером, потому что когда твой лучший друг и босс в одном лице смотрит с тихой щенячьей нежностью и смирением на кого-либо, молчать не получается. — Нормально, эээ, шериф, — потерянно говорит Скотт и пытается снова свернуть шею, наблюдая за Эллисон, которая, подхватив свой поднос, садится за дальний одиночный столик. В слежке Скотт ну просто ноль, потому что девушка быстро замечает его интерес и чуть улыбается. На лице МакКолла в ответ проступает самое настоящее блаженство, граничащее с помешательством. — О, да, я вижу, — замечает Джон и дипломатично замолкает, сосредотачиваясь на своём бургере. — У меня тоже всё отлично, — добавляет Эрика и хищно вгрызается в кусок пиццы. — Так как там ваши велосипеды? — По-моему, тебе стоит просто подойти, — шепчет Стайлз Скотту, пока отец и Эрика заняты светской полицейской беседой, а именно — статистикой раскрытия дел в отделах. — Пару раз сделаешь коронный щенячий взгляд, и она твоя, бро. Гарантирую. — То-то ты не можешь к Лидии подойти, мастер пикапа, — Эрика чувствительно толкает его локтем под рёбра и зарабатывает подзатыльник. Потому что никто не может смеяться над Стайлзом Стилински, великим консультантом по отношениям и тому, как их точно гарантированно НЕ завести. — А ты не грей уши, — шикает он на подругу и в отместку зачерпывает картофельной палочкой соус из её баночки. Который оказывается ядрёным таким чили. — Ай-о-оу, горит! Жжётся! Атмосфера за их столиком оживляется: Эрика хохочет до слёз, пока покрасневший Стайлз тушит пожар во рту газировкой, отец снисходительно на них поглядывает, словно на расшалившихся младенцев в песочнице, тайком подкармливая Дерека очень неполезной котлетой-гриль из чизбургера, и Стайлз довольно жмурится, дуя в трубочку пузыри. Будто ему пять, а не двадцать пять, ей-богу. Эрика стонет, вытирая салфеткой слёзы и потёкшую тушь, даже Скотт улыбается, когда радостную суету нарушает требовательная трель мобильного телефона. — Ох, не-ет, — гундит Стайлз, — нет-нет-нет! Чутьё подсказывает, что вечерний звонок из управления не предвещает хорошего. Скотт хмурится и берёт трубку, внимательно слушая стрекотание диспетчера на том конце линии. — Руки в ноги, у нас вызов, — Скотт быстро-быстро дожевывает бургер, отодвигает поднос и будто преображается: перестаёт быть похожим на растерянного щеночка, и Стайлз думает, что так должно выглядеть превращение Кларка Кента в Супермэна, потому что черты лица друга заостряются, становятся резче, а упрямо выпяченный подбородок ещё сильнее (и мужественнее) косит в сторону. — Похищение, возможно киднеппинг, — спокойно и чётко говорит Скотт, и от этого не по себе. — Стайлз, позвони Лейхи, пусть захватит Мартин и всех свободных хендлеров. Общий сбор через пять минут на поле. — Вот тебе и шаббат, — растерянно бормочет Эрика, обтирая пальцы от соуса. Стайлз не может не согласиться: он рассеянно хлюпает остатками колы, вытряхивает последние палочки картошки в рот и хлопает отца по плечу, после чего уходит из закусочной. Дверной колокольчик истерично заливается вслед, а Дерек идёт за ним шаг в шаг, даже звать не надо. Субботний вечер плавно летит псу под хвост, и это почти не метафора.óÔÔò ↂ
Сборы — привычная рутина, почти как у пожарников, только безо всяких там стриптизёрских шестов, ореола брутальности и шибающего в нос тестостерона. Команда собирается быстро, но спокойно, вот только у Стайлза всё равно нервно подрагивают пальцы, когда он натягивает ботинки военного образца, что тогда, что теперь. Стилински хлопает по многочисленным карманам брюк и проверяет экипировку, мысленно проставляя галочки в списке: девятимиллиметровый Глок в наплечной кобуре — есть, газовый баллончик— есть, далее идут пластиковые наручники, фонарик, поясная рация и два полных магазина для пистолета. Уф. А теперь, во имя паранойи, надо перепроверить всё ещё раза на три. Немного подумав, Стайлз добавляет к своему арсеналу армейский нож, закрепив его в ножнах на левой ноге, отвёртку, пластиковый (и от того небьющийся) флакончик с нашатырём, блистер кофеиновых таблеток и энергетический батончик, потому что неизвестно, куда его занесёт. С недавних пор Стайлз решил быть во всеоружии. На Дерека он цепляет жилет-шлейку с полицейскими шевронами и полосками светоотражателей — чтобы в случае перестрелки, остальные не приняли служебную собаку за кого-нибудь похуже. Дерек, конечно, не Бойд, но тоже здоровый, а ещё у него клыки со стайлзов палец и глаза в темноте голубым светятся. Тот, кто рискнёт своим здоровьем и наставит на Дерека пушку, не будет выяснять, генетическая мутация ли это или просто старые сказки ожили и пошли кушать нехороших мальчиков. — Давай, Скуби-Ду, покажи класс, — нервно смеётся Стайлз, оправляя шлейку и ошейник, и Дерек смотрит на него ужасно серьёзно, почти оскорблённо, будто понял шутку и нисколько её не одобрил. Стилински в который раз думает, что будь Дерек человеком, ходить ему мрачным таким мужиком с щетиной. И в кожанке. — Ладно, будешь Белым Клыком, окей? — примирительно бормочет он и ставит для пса миску воды. Наверняка бегать придётся долго. Мимо проносится Эрика с медицинской сумкой, в которой есть даже портативный дефибриллятор, не считая вороха стерильных бинтов и всякого такого полезного барахла. Стайлз немного отвлекается, увидев, что Лидия едет с ними — туфли на каблучке сменили высокие ботинки на шнуровке, а густые клубничные локоны сплетены аккуратной косой. Выглядит охренеть как эффектно и опасно, особенно, когда Мартин перезаряжает ствол и ставит его на предохранитель. Айзек как-то обмолвился, что у неё один из самых лучших показателей по стрельбе во всей Академии. «Вернули с пол дороги», — думает Стайлз, любуясь Лидией, которая запахивается в короткое модное пальтишко и берёт на поводок Итана. Тот нервно дёргает острыми ушами и встаёт в стойку идеальной ищейки, готовый кинуться по следу прямо сейчас. — Так, ребята, двигаем в Квинс, — командует Скотт, собрав всех на тренировочном поле. — Добираемся до места и там уже разбираемся по обстоятельствам. Девочку засекли камеры продуктового магазинчика и банкомата. Машины впереди, фургон за нами. — А почему мы? — тихо интересуется Стайлз, пожалуй, впервые за долгое время проявляя неожиданное немногословие. — Я о том, что у них там своих кинологов нет или как? — Кинологический отдел в Квинсе расформировали и временно направили в Бруклин. Нам быстрее добираться, — объясняет Скотт, но вид у него какой-то слишком напряжённый. — Капитан МакКолл попросил об одолжении. Стайлзу в кои-то веки всё понятно: у семейки МакКоллов драма похлеще, чем у Монтекки и Капулетти. Вроде как папаша Скотта завёл семью, будучи частично под прикрытием, а потом попросту слинял, когда предложили другую должность. Как говорится, пишите письма мелким почерком. Мелисса, мать Скотта и просто мировая женщина, воспитывала сына в одиночку и даже знать не знала, что сын поступил под командование собственного отца в прошлом году. «Биологического отца», — сердито уточнял Скотт, потому что папашу не простил и прощать не собирается, хотя тот иногда вился наседкой, пытаясь загладить давний грешок. Стайлз лично садится за руль служебной Краун Виктории, где рассаживаются Скотт, Эрика и Айзек, а Дерек смирно лежит у последних в ногах. С момента их встречи хвостатый не любит клетки, поэтому Стайлз всегда возит его с собой, не пользуясь спец-фургоном для поисковых собак. На Бруклинском мосту они включают сирену, пугая по пути резвые мини-куперы и степенные шевроле. Стайлз пытается включить любимых Blitzen Trapper, чтобы не киснуть в тишине, но МакКолл просит выключить, и приходится подчиниться. Джипиэс-навигатор показывает, что их путь тянется по Миртл-авеню и пересечения с Юнион тёрнпайк, а искомая местность — аккуратный треугольник со смешной загогулиной внутрь, обозначающей въезд на территорию и, может быть, парковку. — Вы знаете, что в Квинсе снимали «Улицу Сезам»? Помните Элмо? Лет в шесть мне он нравился до безумия, я настолько хотел быть на него похожим, что задалбывал отца вопросами шесть часов без перерыва, пока он не пообещал заклеить мне рот скотчем, — говорит от нечего делать Стайлз, ловя в зеркале заднего вида снисходительный взгляд Айзека. — У тебя и сейчас варежка не закрывается, — информирует его Эрика, сама доброта и тактичность всего Манхэттена. — А ещё ты, как Элмо, навязчивый, громкий, везде лезешь и говоришь о себе в третьем лице. — Кто говорит? Стайлз говорит? Быть того не может, ты должно быть, что-то путаешь, — Стилински комично округляет глаза. Скотт не обращает на них внимания и пялится в окно невидящим взглядом. — И это единственное, что тебя напрягло? — фыркает Эрика. Стайлз пожимает плечами и сосредотачивается на дороге. На любых делах, связанных с детьми, он нервничает и который раз клятвенно обещает себе не заводить мелких спиногрызов. Не потому, что испытывает отвращение к детям как к таковым, а потому что сойдёт с ума, воображая, что с ними может приключиться. Особенно с его наследственностью-то. К дому Макото и Ношико Юкимура они попадают чуть меньше, чем через час. Огненно-рыжее солнце только-только оседает за горизонт, небо полно апельсиновых и ярко-розовых росчерков, и Стайлзу кажется диким, что в мире, где вот так запросто пропадает ребёнок, вообще могут существовать такие яркие краски. Как на рисунке детскими восковыми мелками. На поверку дом оказывается маленьким коттеджем с покатой, стилизованной под японскую крышей. Традиционный американский белый заборчик занятно перекликается с покачивающимися под крышей веранды белыми фонариками из тонкой рисовой бумаги и крошечным садом камней. Чета Юкимура живут в Большом яблоке уже больше десяти лет, но не собираются отказываться от своего культурного наследия. — Почему вы не обратились за помощью раньше? — спрашивает МакКолл у отца семейства. Мистер Юкимура устало трёт узкоглазое лицо, за его спиной тихой плачущей тенью маячит жена. Юкимура что-то бормочет о том, что девочка приёмная, но она им как родная дочь. Что они думали — она рассердилась и убежала к подружке, и поняли, что ошибались, слишком поздно. Что работа мистера Юкимуры тесно связана с посольством, и если Киру похитили из-за его работы, он готов уволиться, отдать выкуп и уехать обратно на острова, лишь бы она была жива. Стайлз от души ему сочувствует, хотя это непрофессионально. Дерек не вертится рядом, как остальные ищейки, а сидит мохнатой статуей у крыльца и сверкает синими глазами, присматривая за своим человеком. Где-то на периферии Эрика с руганью вытаскивает Бойда из фургона, Айзек негромко переговаривается с Лидией и ещё парочкой кинологов. Где-то в середине разговора у Стайлза в кармане жужжит телефон, звонит Дэнни: — Привет ещё раз, — Стайлз даже ёжится от сладких мурашек, стекающих по загривку к пояснице. Голос Дэнни, как смесь топлёного шоколада, кофе и щепотки чёрного перца — ласкает, но одновременно царапает чувствительный слух чуть заметной хрипотцой. Блин, ну кто виноват, что у Стайлза нездоровая фиксация на хорошо поставленных голосах, и вообще он аудиал? — МакКоллу я не дозвонился, поэтому тебе отдуваться за него, — со смешком говорит Дэнни и вываливает на Стайлза всю нужную информацию. — Мы нашли камеры слежения в двух продуктовых магазинах на углу Метрополиан авеню. По записи, девочка вернулась к перекрёстку и перебежала через надземный переход в сторону Форест Хилс и затерялась в толпе. Возможно, она заблудилась в его менее облагороженной части. Стайлз передаёт Скотту всё слово в слово и, пользуясь случаем, заглядывает в сад — его манит маленький прудик, над которым каменной дугой раскинулся мостик, и стоит увитая пожелтевшим виноградом беседка. Сад дышит осенней горьковатой свежестью, водой и покоем, словно их тут вообще никого нет. Дерек деловито суёт нос в воду и звонко чихает, сторожа любопытствующего хозяина. Стилински задумчиво присаживается на скамейку и касается ладонью деревянного стола, на котором лежат швейные принадлежности — пяльцы с незаконченной вышивкой сакуры, пёстрые лоскутки из скользкой ткани и вполне узнаваемая фигурка зайца из них же; заяц слегка косоват и не досчитался одного уха, но его это даже не портит. — Тиримэн-дзайку, из лоскутков шёлка, — тихо говорит Ношико, появляясь за его спиной как призрак. — Джемме нравится шить. — Джемме? — переспрашивает Стайлз, отдышавшись и перестав хвататься за сердце. — Я думал, что её зовут Кира. Дерек снисходительно косится на него, едва не закатывая глаза. О, Великое мироздание, чем он согрешил, что ему досталась такая вредная собака? — Кире не нравится то имя, которое ей дали в детском доме, поэтому придумала своё, — поясняет Ношико. В сумерках её лицо выделяется светлым пятном и выглядит гораздо моложе, без морщин и резких теней. Припухлость глаз тоже почти не видно. Стайлз тарабанит по столешнице пальцами и размышляет, что он-то точно её понимает, ведь он, Стайлз, профи по изменению ненавистного имени. В четырнадцать он тайком влез в полицейскую базу отца, сменив своё на звучное «Стайлз». — Ооками*, — Ношико слабо улыбается и вынимает из кармана накидки кусочек печенья. — Будешь, гость? Пока Стайлз дивится чужим заскокам, Дерек глухо фыркает и отводит морду в сторону, игнорируя подношение. — Мы найдём её, миссис Юкимура, — торопливо говорит Стилински и вылетает из сада, слыша зов Скотта и громкий мат Эрики, которая не стесняясь в выражениях призывает на его голову все кары небесные. Дерек нехотя трусит за ним, долго оборачиваясь назад.óÔÔò ↂ
Стайлз уже изрядно подзабыл, как выглядит парковый лес Форест Хилс — в сумерках он ничем не отличается от лесов в книжках про маньяков, где под каждым деревом лежит завёрнутый в чёрный целлофан труп. Не то чтобы Стайлз сильно боится, но он чертовски рад, что идёт не один, а со своим мохнатым другом. Ещё в книжках про маньяков смерть ожидает всех, кто решает разделиться, но это же литературный вымысел, чтобы пощекотать нервишки скучающим обывателям, — успокаивает себя Стайлз, но наматывает поводок покрепче. Им дают самый большой северо-восточный квадрат для прочёсывания, и очень скоро галдёж полицейских и блеск мигалок исчезает в сплошной стене деревьев. Каким-то глубинным чутьём (которое наверняка отпечатано в его ДНК, скажем, где-нибудь между второй и девятой хромосомой, и помогает поколениям мужчин рода Стилински выживать при своей нелёгкой работе, чтобы успеть дать потомство) Стайлз чувствует приближение глобального пиздеца. Даже не так — в сознании Стилински искрит огромная неоновая вывеска кислотно-зелёного цвета, ненавязчиво так намекающая, что в этот выезд закончится чем-то более глобальным, чем найденный ребёнок или нычка наркоты под кустом бузины. В некогда обожжёных подушечках пальцев, давно и прочно заросших новой кожей, зудит и покалывает, как в предчувствии опасности, и Стайлз сжимает пальцы в кулак. Дерек коротко мотает мордой, издавая глухой рык из самых недр его волчье-собачьей сущности, и срывается с места — Стайлз едва успевает отмотать длинную ленту поводка и рвануть за ним, расшвыривая осеннюю палую листву. Ботинки топочут поступью грациозного слонопотама, вышедшего на чудесную прогулку, чтобы попугать мирных лисичек и белочек — Супер-Стилински спешит на помощь, забыв свои синие портянки и алый плащик в прачечной. Тёмные стволы торчат как редкие зубы какой-нибудь реликтовой ящерицы размером с гору, а Стайлз чувствует себя то ли героем компьютерной игрушки, где нет заветной сохранки во время выполнения миссии, то ли участником низкопробного фильма ужасов. Темнота жадно жрёт свет фонаря, в непроглядной стене черноты только поблескивают светоотражатели на жилете Дерека и дерековы же глаза. Волчак замирает, как вкопанный, отчего Стилински врубает экстренное торможение и едва не перелетает через внушительную чёрную спину. — Ты чего, Дер? — пёс коротко и досадливо рыкает, мол, заткнись и не мешай, и снова чутко прислушивается. Стайлз не успевает подумать, кто у них в паре хозяин, а кто на побегушках, потому что Дерек оглушающе громко рычит и снова срывает их с места, забирая на юг, в самую чащу. Фонарик острым жалящим световым клинком отгоняет темноту, выкусывает у неё куски, захватывая то ворох цветных кленовых листьев, то шершавые подагрически скрученные стволы, то парковую дорожку из жёлтого кирпича, и Стайлз нервно ржёт от аналогий с Элли. Но они-то не в Канзасе! И даже не в лесах Нового Орлеана, где каждый квадратный метр кишит подозрительными пожилыми слепыми женщинами со сморщенной куриной лапкой в ожерелье! Листья сменяет мшистая подложка с росчерком крошечных пихтовых иголок. В зелени мха щедро рассыпаны алые точки — твёрдые и кислые (Стайлз-то знает точно) ягоды кизила валяются тут и там, как застывшие кровавые капли. Чем дальше в лес, тем сильнее пахнет сыростью и перегноем, узкие дорожки цивилизации тают в густых зарослях папоротников и каких-то неопознанных кустов, хватающих Стайлза за штанину, намереваясь устроить ему стриптиз. — Да твою ж мать, — Стайлз спотыкается об торчащий петлёй корень, выпускает из рук поводок и на миг теряет Дерека из виду — фонарик лихорадочно скачет по кустам, не показывая ничего, кроме копошащейся шелестящей листвы. Вот теперь становится немного не по себе. Или не немного. — Дерек? — зовёт Стилински и следует тем же курсом, продираясь сквозь кусты. Лес напряжённо молчит, не слышно ни других кинологов, ни птиц, ни-че-го. А спустя долю миллисекунды воздух дрожит от воя такой силы, что уши закладывает намертво. Леденящий, вибрирующий в тишине звук пробирается под кожу, вползает в вены, фонарик выскальзывает из влажной ладони и валится в какую-то яму, разбрызгивая свет по листьям. — Дерек?! — Стайлз подхватывает фонарик и несётся вперёд, не разбирая дороги, а вой взлетает всё выше и выше в стратосферу, доставая до самой луны, блестящей в чёрном небе куском замёрзшего молока. Стилински словно возвращается к своим шестнадцати, когда он на таблетках от СДВГ, а ноги слишком длинные и непослушные — то путаются, то превращаются в студенисто-дрожащее желе. Он кубарем выкатывается на поляну, по пути заезжая в какую-то лужу коленом, и ругается на все лады, когда падает не понять куда. Может быть, это он падает в самую глубокую задницу мира, глубже неведомого вулканического кратера в Карибском море, куда сам Джеймс Кэмерон не плавал. Стайлзу хватает секунды понять, что он лежит, упираясь щекой в чью-то холодную руку, а у того, что имеет вполне себе человеческую руку, есть и голова. А голова эта принадлежит молодой женщине с растрепавшимися волосами. Голова, руки и вся верхняя половина тела, если быть точнее. Потому что нижняя валяется где-то в метре от остального, непозволительно далеко и абсолютно несовместимо с жизнью. Дерек рядом сияет синими глазами гигантским Баргестом, возвещающим чью-то кончину. Да, чёрт возьми, понятно, чью, Стайлз успевает даже малодушно порадоваться, что сам жив, прежде чем обнаруживает себя на карачках у ближайших кустиков, сотрясаясь рвотными спазмами. Ха, а он-то думал, что шоколадка ему не пригодится. От воспоминания о еде его снова тошнит. Дерек громко скулит и снова начинает душераздирающе выть, делает пару шагов в сторону тела, и Стайлз слышит серию громких хлопков, словно кто-то поджёг цепочку пиротехнических снарядов, и они взрываются один за одним. В нос бьёт ужасающе сильный запах мяты с перцем, Стайлз закашливается, прикрывая рот и нос рукавом куртки. Дерек рядом вертится и скулит, оглушённый и сбитый толком мощью запаха. Стайлз, шатаясь, поднимается на ноги, вытирает мокрый рот и поворачивается к телу, когда видит с другой стороны поляны Лидию — та соляным столбом стоит у самого края. Снятый с поводка Итан злобно скалится в сторону мёртвой женщины с затянутыми белой пеленой зрачками. Очевидно, день «Устроим взрыв мозга Стайлзу Стилински» для него не заканчивается, потому что если бы Стайлзу сообщили, что он будет обниматься с Лидией Мартин, тот бы покрутил у виска шутника. Потому что не бывает в его жизни всё так идеально. И правда, не бывает — сначала Лидия визжит, отчего у Стилински чудом не лопаются барабанные перепонки. Потом — бросается на Стайлза, кажется, решив, что именно он злодейски и под покровом ночи играл в фокусника и случайно распилил мёртвую дамочку на части. И только после — да, Стайлз, местами расцарапанный и слегка охреневший, заворачивает рыдающую Лидию в свою куртку и гладит по голове. У Мартин колготки изодраны до дыр и дорожек, через которые видно молочно-белую кожу, а Стайлз сидит на границе опушки и неистово надеется, что скоро прибудут свои. Лидия беззвучно кривится, зажимая ладонями рвущийся крик, и Стайлз закрывает ей обзор, обнимая крепче. — Лора, — причитает Лидия, пока Стайлз ласково покачивает её, как неразумного ребёнка. — Это Лора! И только когда Стайлз наконец видит, как Дерек ложится рядом с трупом женщины, почти утыкаясь носом ей в мертвенно-белую щёку, пазл в его голове с щелчком становится на место — Лора Хейл была последней хозяйкой Дерека, которую год назад объявили пропавшей. Внутренний спидометр, означающий количество единиц пиздеца в единицу времени, зашкаливает и с радостным треском перегорает. _________________________________________________________________________ * Тёрнер и Хуч — герои одноимённого фильма с Томом Хэнксом о детективе и собаке-свидетеле преступления, которые вынуждены жить вместе. **Примечание: по шкале темпераментов, 9 — это уравновешенные (сильный защитный инстинкт). Эта собака крайне доминантна и ориентирована на жизнь в стае. Хотя она постоянно стремится доказать свое лидерство, такая собака будет подчиняться хендлеру с достаточно твердым характером. Может быть отличной патрульной или полицейской собакой. 10 — не поддающиеся дрессировке: «альфы» (крайне агрессивные) *** Хендлер — в среде К-9 так называют человека, работающего в паре с собакой. Так же хендлерами называют людей, занимающихся представлением собак на выставках. **** Ооками — (яп.) Волк. И два.óÔÔò ↂ
Огонь с утробным голодным урчанием жрёт деревянные доски — сухой настил пола трещит, облизываемый жадными языками пламени, некогда весёленькие обои в разномастный цветочек сворачиваются тлеющими чёрными струпьями и бесшумно падают вниз. Пламя от души празднует своё пиршество — пробует на вкус лёгкие хлопковые занавески, обшивку кресла, оставив сахарно-белые балясины лестницы, ведущей на второй этаж, на десерт. Удушающая гарь забивает носоглотку и щиплет горечью, в лицо пышет жаром, да таким, что волосы сухо трещат, скатываясь на кончике комочками пепла и воняя палёным. Рич вертится рядом и скулит, переступая с лапы на лапу и встревоженно вскидывая умную морду. Стайлз сдирает с себя куртку и цепляет её на собаку, проталкивая тяжёлые массивные лапы в рукава и подвязывая импровизированную защиту от огня ремнём. — Давненько хотел сменить стиль. Лысину удобно полировать, тряпочкой протёр — и никаких проблем, не говоря уже о всяких там стрижках и колоссальной экономии на шампуне, тебе не кажется? — болтает на автопилоте Стайлз, утирая мокрое от пота лицо. В любой экстренной ситуации его реально пробивает на поговорить, да и не в экстренной тоже. — А вот тебе, чувак, лысина во всё тело совсем не улыбается, так что носи. Жар поднимается выше, огонь неловко лезет по лестнице, как ребёнок, только вставший на ноги, но скоро он окрепнет и пойдёт куролесить. Стайлз сбивает с рукава рубашки пламя и быстро бежит по лестнице, чувствуя, как огонь заинтересованно трогает подошвы и носки ботинок. На втором ещё не так дымно, но всё равно воняет. Внутри дома что-то трескается и падает с грохотом — Стайлз подозревает, что пока они тут возятся, первый этаж превращается в местный филиал ада, которому не достаёт только котлов и чертей с вилами. Первым делом Стайлз суётся в двери — одна ведёт в крошечный санузел, зато вторая заперта, и Стилински видит в этом добрый знак. Он высаживает её плечом c третьего раза, мысленно говоря отдельное спасибо государственным строительным компаниям и проворовавшимся владельцами, которые позволяют ставить вот такие куски фанеры с ручкой вместо нормальной двери. На первый взгляд в комнате чисто, но исключительно в метафорическом смысле — тут тебе и разобранная постель с ворохом давно не стиранного белья, и закисшие остатки китайской жратвы, успевшие покрыться трогательной пушистостью плесени. Рич упрямо вьётся у встроенного шкафа, царапая дверцу. Дым ест глаза, Стайлз расшвыривает вешалки со шмотьём и выбивает ногами стенку шкафа. Набор стандартный — пара не зарегистрированных стволов, обрез, связанные тонкой резинкой пакетики наркоты и пара пачек налички на чёрный день. — Добро пожаловать в мексиканскую Нарнию, — бормочет Стайлз и пытается открыть ещё одну маленькую дверцу. Из приоткрытого шкафного нутра несёт застарелой мочой и грязным телом, а когда дверца таки поддаётся, из темноты на него блестят белками три пары глаз. Чёрт бы подрал живодёра Кадену, получающего дань мексиканскими девчонками, и всю его мафиозную семейку заодно. Этот трусливый пиздюк с наклонностями пиромана сбежал, решив уничтожить своё логово вместе с живыми и неживыми уликами, а им отдуваться. — Так, дамы, меня зовут сержант Стилински и сегодня я ваш гид в большой мир без плохих парней. По-ли-цей-ский, — громко повторяет он по слогам, — коп, policía. Кто-нибудь вообще здесь говорит по-английски? Одна из девчонок, наименее грязная и диковатая, кивает. Ей на вид не больше шестнадцати, хотя под слоем грязи хрен разберёшь. — Переводи: сейчас я выведу вас отсюда, внизу ждёт наряд копов, медики и спасатели. На выход, понятно? Ферштейн? — Стайлз скрипит извилинами, вспоминая далёкие-далёкие уроки испанского и обёртку от любимых батончиков. — Bueno?* Девчонка вздрагивает и быстро тараторит, тыкая в сторону Стилински грязным пальцем. Мексиканки бегло переговариваются на родном языке, пока Стайлз щёлкает рацией: — Блин, чёртовы батарейки! — только что охренеть как нужное средство связи превратилось в бесполезный кусок пластмассы, а всё благодаря его забывчивости. Рич вскидывает умную морду и пару раз громко лает, предупреждая, что огонь подбирается слишком близко. Стайлз баррикадирует дверь, надеясь, что хлипкая деревяшка потянет время, и высовывается в окно — пожарные уже подъехали и окружили дом кольцом. Он, блин, как Грейс в огне, только буквально. — Билински, — орёт в мегафон Бобби Финсток, имеющий среди молодых курсантов и «своих» абсолютно несерьёзное прозвище «Пирожок», а среди горожан — авторитет и пост начальника пожарной охраны. — Я тебя урою, хренов засранец!! Тебе жить надоело? Ты в какое грёбаное пекло влез? — Я Стилински! — надсадно вопит в ответ Стайлз. — Сержант Сти-лински, побуквенно — София-Тревор-Итан! Мне нужен тент для катапультирования трёх заложниц и собаки, сэр! И желательно до того, как нас можно будет подавать на блюде и с запечённой корочкой! Стайлз мимоходом радуется, что пока здесь только Финсток и Ко — это значит, что он мирно получит по ушам и взыскание без занесения в личное дело. «Пирожок», конечно, странный, но на самом деле вполне нормальный чувак. Финсток даёт команду, и пожарники тащат тент, растягивая его под окном. Само собой, второй этаж — не десятый, но Стайлз не горит особым желанием покорять воздушное пространство, чтобы потом собирать себя по кусочкам. Стилински со всеми доступными манерами джентльмена выталкивает бывших заложниц в окно и собирается дождаться Рича, когда пол под ногами вздрагивает и резко ухает вниз, а внутренности Стайлза, кажется, целую секунду болтаются в воздухе, прежде чем рухнуть за ним следом в пылающую бездну. Свет в голове меркнет. Что-то рядом трещит и падает прямо на него, то ли балка, то ли кусок стены, больно вдаряя по рёбрам и левой ноге. Стайлз лежит недвижимой и скулящей от боли кучкой костей и мяса, ожидая высочайшей степени прожарки. Боже, если он выживет, никогда не сможет есть стейки. От плавящего мозги жара текут слёзы. Наверное, они даже не успевают капнуть на пол, испаряясь с тихим шипением. И он лишится ресниц, хотя смешно переживать из-за ресниц, когда готовишься сдохнуть. Спина разламывается от боли. Стайлз скребёт ногтями по полу, ломая ногти, единственная подвижная рука слепо шарит вокруг и наталкивается на что-то пушистое, очень мягкое, царапает плотную ткань куртки. Огонь лижет штанину и бок, жар удушает. Он вырубается, напоследок чувствуя, как пламя широким, влажным мазком пробегается от глаза до щеки... Влажным?! — Ы-ы-э-а, — всё ещё загнанно дышащий, Стайлз распахивает глаза и пытается скатиться с кровати, но стратегическому отступлению мешает кое-кто пушистый и желающий получить по мохнатому заду тапкой. — Перестань меня слюнявить! Дерек, да отвяжись ты, блохастая скотина! Дерековская туша здоровенная и горячая, как огромная грелка, которая надсадно дышит и пахнет псиной. Или как большой мешок угля, навалившийся всей своей дурью. Стайлз отталкивает Дерека обеими руками и вытирает мокрую щёку тыльной стороной ладони. Фу, в детстве он делал проект про пользу собачьей слюны и её антибактериальные свойства, но проверять это на практике не был готов. Стайлз официально готов заявить, что утра он ненавидит всеми фибрами души, особенно вот такие, когда будильник надсадно пищит уже после пробуждения. Зато Дерек с ним не согласен — если бы взгляд мог укусить, то Стайлз бы не досчитался пары эстетически важных кусков его организма: Дерек выглядел так, словно уже прикидывал, как будет расчленять его труп. Стилински трёт глаза (господи, в них что, песка насыпали?) и громко зевает, готовый продать душу и три пары полосатых носков только за то, чтобы доспать ещё минут тридцать. До того, как они сдали пост другой бригаде, Эрика, Айзек, Скотт и он мотались по лесу до трёх ночи как минимум. Судя по тому, что телефон благополучно молчал, новостей о пропавшем ребёнке не было. Хреново дело. — Окей-окей, ты не блохастый, ты выглядишь как ходячая реклама шампуня от перхоти с эффектом сияния единорогов. Ну прости, волчатина-собачатина, я зря усомнился в твоих способностях утешителя, — примирительно заявляет Стайлз и выползает из кровати, затыкая противный будильник. Дерек цокает когтями по полу и валится на свой матрас-подстилку, подметая пушистым хвостом сор с пола, а Стайлз соскребает остатки здравого рассудка со стенок черепа и пытается стряхнуть с себя сон. Или вытряхнуть его из себя, это как посмотреть. Отвратительное послевкусие сна, отдающее горелым, испаряется, но руки и спина всё равно ужасно зудят, поэтому Стайлз шлёпает в душ. Если это вообще можно назвать душем — ржавая сидячая ванна в сочетании с такими же ржавыми, надсадно гудящими кранами, явно не тянет на джакузи, но уж чем богаты. Не глядя в зеркало, Стайлз стягивает с себя растянутую футболку и врубает воду, успокаивающее шелестение разбивается об эмалированное дно, а Стайлз встаёт под струи, которые смывают и кошмар, и воспоминания, словно приставшую к разгорячённой влажной коже копоть. Он тяжело опирается обеими ладонями в стену, облицованную весёленьким голубым кафелем, и разглядывает свои руки, розовые пальцы с давно отросшей новой кожей, совсем не чёрные от сажи и огня, без сорванных ногтей и царапин. Стайлзу трижды приходится напоминать себе, что он не в Калифорнии, а в Большом Яблоке, прежде чем он успокаивается окончательно. Всё пройдёт, говорили они. Будет лучше, говорили они. Стайлз усмехается и снова суёт голову под душ, отфыркиваясь и отплёвываясь от воды. Они — это самые дебильные психиатры из всех, кто ему встречался. Ха, пройдёт, конечно же. Стилински хватает с шаткой пластиковой полки бутылку апельсинового геля для душа и выливает почти половину, растираясь так яростно, словно хочет вместе с мыльной пеной и плёнкой липкого пота сцарапать с себя свою глупость и клеймо неудачника. Финсток, который хорошо знал его отца, даже сидел с ним рядом, пока Стайлз («по собственной дурости, Билински! Да что с тебя взять-то!») оправлялся от ожогов — больше всего пострадала левая рука и спина, не говоря уже о том, что о ресницах и длинных волосах он мог забыть надолго. Рич, его самый лучший четвероногий напарник, погиб, а Стайлз пару недель проболтался в дымке от обезболивающих и антибиотиков, расплачиваясь за вопиющий идиотизм. И за самоуверенность. И за то, что мотался туда-сюда, из Бикон-Хиллс в Нью-Йорк, потом из Нью-Йорка обратно в Калифорнию, вместо того, чтобы прижать зад и жить в одном месте. Нахрен Калифорнию, серьёзно. Из душа Стайлз вываливается чуть более благодушный, но ничуть не менее ворчливый. Даже учитывая тот факт, что из одежды на нём одни трусы с Бэтменом и чудесное зелёное полотенчико, болтающееся на шее. — Ты меня преследуешь, да? — подозрительно спрашивает он у таскающегося за ним по квартире Дерека, решив позволить себе такую будничную радость, как хлопья с молоком. Хлопья с радостным сухим звоном колотят по дну керамической миски. Дереку он сыплет «очень полезный, сбалансированный и рекомендованный профессионалами» корм, больше похожий на продукт жизнедеятельности коз. Стайлз стопроцентно уверен в их сходстве, хоть никогда не был знатоком жизни на ферме. — Мне не нужен психотерапевт, — как бы невзначай добавляет Стайлз. Звучит жалко. Ну чёрт с ним. Зато Стайлз нормально ест (не на бегу, а сидя за столом и не то, что уже отрастило щупальца, мумифицировалось или изобрело письменность), у Стайлза почти не трещит с недосыпу башка, что вообще можно посчитать за бессрочное пребывание в персональном раю, поэтому может же он чуть-чуть позаниматься самообманом? Для человека, который каждый вечер жжёт до утра на заднем дворе костры, пытаясь не бояться пламени, и пользуется исключительно электрической плитой, заявление о психотерапевтах слишком смелое. «Нужен», — как бы говорит красноречивый взгляд Дерека, вяло похрустывающего своим кормом. — Не нужен, — отрезает Стайлз и яростно впихивает в себя хлопья. Дерек отворачивает морду и шумно лакает из миски воду, мол, «я всё равно останусь при своём мнении». — Первым делом мой психотерапевт спросит, почему я разговариваю со своей служебной собакой и считаю её человеком, запертым в четвероного-хвостатом теле. А я пока не готов ответить на этот животрепещущий вопрос. Если бы Стайлз писал книгу вроде «Мимика братьев наших меньших или как распознать, что ваш пёс вас презирает?», то классифицировал бы взгляд Дерека как «Удивление с плавным переходом в шок», пять по пятибальной шкале, и разместил в конце сноску с подробным рисунком. — А чего ты на меня так таращишься? Сам подумай: ты открыто надо мной смеёшься, умудряешься молча (!) препираться, и это-то при стандартном собачьем интеллекте, срываешь мои попытки свиданий — ты ещё ответишь за кофе Дэнни! И вообще. Может ты пришелец с Альфа-Центавры? «Фрэнк, ты был лучшим чёртовым напарником для ремолийца»*, нет? Дерек медленно поднимает морду от миски, и Стайлз не впервой размышляет о том, как у некоторых хвостатых получается ненавязчиво намекнуть «я тебе кадык вырву» без единого слова. На самом деле, Дерек реально отличный пёс — умный, не особо склонный в эти дурацкие собачьи штучки вроде «кинь-кинь-кинь-мне-мячик» или страсти к собачьему печенью. У Дерека абсолютный нюх. Дерек с ленивой грацией ловит преступников, словно делает всему миру одолжение. Дерек просто купается в лучах собственной охуенности. Порой создаётся впечатление, что он отлично понимает абсолютно всё, что Стайлз ему говорит. И это пугает до усрачки. — Значит, нет. Да я и не настаиваю, — бурчит Стайлз, закидывает чашку в мойку и рандомно вытаскивает носки в горе постиранного, но не тронутого утюгом белья. Для поддержания боевого духа пусть один будет лиловым, другой — малиновым. У малинового нет пары, потому что его как-то раз нагло обжевали в отместку за то, что Стайлз оставил мохнатого напарника на сутки дома. — Неа, Дерек, ты со мной не идёшь, — Стилински влезает в форму и поправляет фуражку, а Дерек смотрит на него убийственно, настолько, насколько вообще адская помесь собаки и волка может смотреть на человекообразного и прямоходящего. Какое-то шестое, девятое или сто сорок пятое чувство подсказывает, что сегодня в жизни Стайлза снова ожидаются некоторые перемены в гардеробе. Пожалуй, если бы у Дерека были брови, имеется в виду человеческие, они бы наверняка топорщились как испытывающие обоюдное и непреодолимое притяжение мохнатые гусеницы-переростки. Может быть, выложить фото Дерековой морды в инстаграмм и создать новый интернет-мем? А что, звучит — Собака-НЕ-улыбака. Не всё же ловить славу и мировую любовь всяким там мрачным котикам. — Приказ капитана не обсуждается, энсин Чехов, — поучительно говорит Стилински, треплет пса по холке и сбегает из дома. Вслед ему несётся очень недовольный вой.óÔÔò ↂ
Похороны Лоры Хейл состоятся к полудню — Стайлз её совсем не знал, но всё равно отворачивается, когда закрытый гроб накрывают полосато-звёздным флагом и дают отмашку работникам кладбища, чтобы те опустили последнее пристанище в землю. Скотт немного сбивчиво произносит речь о том, что Лора была выдающимся полицейским — верным и преданным идеалам, готовым пойти на жертву ради спасения жизни. Его жетон сияет, пуская вокруг солнечные зайчики. Стилински вздыхает. Слова гладкие, дежурные, отполированные временем и сотней поколений полицейских — кто в здравом смысле будет говорить плохо о мёртвом копе, даже если он был распоследним мерзавцем и жрал младенцев на завтрак? Солнце припекает плечи под тёмной тканью формы, воздух влажный, густо замешанный на аромате влажной земли, травы и тяжёлом, со сладковатым душком разложения — лилий. Прикрыв ладонью глаза, Стайлз смотрит на границу, где за торчащей бахромой травинок начинается тёмный провал могильной пасти — интересно, так же будут говорить и о нём? Никакой достоверной информации, что он, скажем, любил булочки с корицей и искренне ненавидел маринованный лук, носил полосатые носки и ходил на футбольные матчи младшего брата Эрики, что на заданиях ему было страшно или чуточку безрассудно — нет, кто-то тоже бросит горсть земли вслед и скажет, что он, Стайлз, был отличным копом. Верным идеалам, прекрасным, как сотня тысяч рассветов, и умершим в Хеллоуин. Какая гадость. Уж лучше в пятницу тринадцатого числа. А ещё лучше — жить вечно. Немногочисленный народ мнётся, вяло пережидая речь Скотта и жару, только у Лидии, которая стоит у самой могилы в маленьком чёрном платье, по-настоящему заплаканные глаза. Она неотрывно следит за тем, как земля засыпает светлое дерево крышки, и нервно крутит на большом пальце тоненькое золотое колечко. — Мы с Лорой почти не общались, — шепчет на ухо грустная Эрика, и Стайлз невпопад кивает, закрывая глаза полностью и любуясь солнечно-рыжими пятнами на изнанке век. Ему вот тоже как-то не довелось. Стайлз вяло размышляет, что похороны должны проходить обязательно в дождь, чтобы чёрные зонты, шуршащие непромокаемые плащи и всеобщее уныние, а не солнце-птички-радость, словно ничего не произошло. Потом околофилософские мысли испаряются, и их место занимает одна, простая как кувалда: «День, начатый с похорон — это полная херня». И: «Бедный, бедный Дерек». А ещё: «Лора что-то накопала», потому что людей не перепиливают пополам ради развлечения. И Стайлз всерьёз намерен сунуть в это нос и выяснить, в каком именно месте зарыта метафорическая собака, даже если от неё остался старый, поеденный червями скелет.óÔÔò ↂ
Добравшись до участка, Стайлз, в первую очередь, намерен поднять все последние дела Лоры — он запасается самым огромным стаканчиком кофе из всех существующих (Дэнни — Бог. Точка.) и посещает архив. Мэтт Дэлер, занудный и чутка странноватый малый, выдаёт ему под расписку копии подшитых дел. Только от них никакого толку — обычные ограбления, кражи, убийства, хранение оружия и всякая такая дребедень, которая не приближает его к разгадке ни на йоту к предположительному убийству сержанта Хейл. Дело официально ведёт капитан МакКолл, но Стайлзу совсем не хочется сидеть ровно на заднице и ждать приказа сверху, поэтому он разворачивает своё собственное мини-расследование, а именно — потихоньку шерстит в архиве и подговаривает Эрику покрутиться возле морга в попытке выведать подробности у судмедэксперта. Эрика возвращается обратно необычайно довольной, застёгивая пару верхних пуговиц формы и лишая простых смертных счастья лицезреть её декольте. Обольщение — оружие всех времён и народов — работает безотказно, двадцать четыре часа в сутки и без выходных. — «Убийство посредством рассечения тела обоюдоострым лезвием», — на память цитирует Рейес и нагло отхлёбывает его кофе. — Думаешь, у нас объявился Мрачный жнец? — Тогда уж придурок с мечом, коса вряд ли подойдёт, — скептично хмыкает Стайлз и забирает у неё стаканчик, отставляя подальше. — Ты целый час флиртовала с экспертом, чтобы рассказать мне только это? — Вот она, чёрная неблагодарность, — Эрика с деланным интересом разглядывает свой кроваво-алый маникюр и, сочтя его приемлемым, лезет в декольте, доставая маленький квадратик бумаги. — Зато я нашла последний адрес Лоры Хейл, которого нет в базе данных, — она пододвигает к нему бумажку, обманным манёвром пытаясь цапнуть кофе, но Стайлз оказывается проворнее. — Ты же не планируешь заниматься этим в одиночку, тайком от Скотта? — Эрика сбрасывает маску плохой девчонки и смотрит на него с беспокойством, достойным старшей сестры. — Ну, вообще-то мне не улыбается сидеть ночными сменами и рубиться в маджонг. Хочешь повышения — проявляй инициативу. Я скажу тебе первой, если что-то будет серьёзное, — искренне обещает Стайлз и даже не скрещивает пальцы.óÔÔò ↂ
Так или иначе, день плавно исправляется с отметки «минус» на «плюс». Усердие, с которым Стайлз изучает дела, окупаются сполна, и он срывает банк уже спустя два часа и тридцать восемь минут — последним запросом Хейл значится пожар восьмилетней давности в жилом доме, в ходе которого сгорела целая семья. Доме в чудесном местечке под названием — барабанная дробь! — Бикон-Хиллс. Сюрприз-сюрприз! Стайлзу привет из родного дома не нравится от слова совсем — он распечатывает двухстраничный отчёт на чёрно-белом принтере и глотает горький комок в горле, отдающий привкусом палёной шерсти, читая о смерти восьми человек, задохнувшихся угарным газом. Чета старших Хейлов, Питер Хейл, его жена Эмили и двое детей-погодок, пяти и шести лет, одиннадцатилетняя Кора и брат, по имени Дерек... Сухие строчки и заключение о смерти подтверждают, что Лора Хейл оказалась единственной выжившей из всей большой дружной семьи. Стайлз в красках представляет, как огромный двухэтажный дом пылает, как рушатся балки и оседают перекрытия, словно карточный домик, погребая под тлеющими останками почерневшие тела, и чувствует, что внутренности будто накручивают на кулак. Он с грохотом выбирается из-за стола, долго совершает оздоровительные, но ничерта не помогающие дыхательные упражнения, высунув голову в форточку, и пьёт ледяную воду. Зубы сводит, а легче не становится. Стайлз как никогда радуется, что не пошёл в пожарники.óÔÔò ↂ
Поднимаясь по лестнице жилой многоэтажки, Стайлз закидывает в рот сразу три подушечки жевательной резинки и активно работает челюстями. Не то чтобы он вспомнил наставления о своевременной гигиене ротовой полости, скорее об актах мелкого подросткового вандализма в виде заклеивания дверных глазков подручными средствами. Спасибо папе и его ворчанию на расплодившееся хулиганьё. Взяв курс на жилище Лоры Хейл и шлёпнув одуряюще пахнущую мятой жвачку на глазки двух других квартир, Стайлз вытаскивает набор отмычек. С замком он расправляется достаточно быстро — здесь уже отдельная благодарность его (не) здоровому подростковому любопытству, шпильке Эрики и любимому выпуску «Разрушителей мифов» — и просачивается внутрь, в тёмное пыльное пространство коридора. Квартирка Лоры грязная, пыль осела на всех вещах толстенным, почти в палец, слоем; Стайлз проявляет чудеса акробатики, стараясь не наступать на серебристый от пыли пол и не оставлять свежих следов. Из кухонного шкафчика тянет затхлостью и чем-то кислым, но он не намерен проверять, что именно там издохло, судя по стойкому аромату, ещё во времена Палеолита. Вообще странно, что сюда ещё никто не нагрянул из управления, потому что расследование вроде как в разгаре, но Стайлз изгоняет эти мысли из черепушки. Сейчас его занимает нечто другое. Что ж, Лора Хейл не была типичной девчонкой — вместо девчоночьего бардака и сентиментальных плюшевых мишек его встречает почти армейский порядок и катастрофически малое количество вещей, которые при желании можно засунуть в один рюкзак, ещё и место останется. Немного посуды, пара книг со штампом ближайшей библиотеки, собачьи миски, выстроенные в шеренгу. В шкафу болтается скромный запас повседневной одежды и запасная форма. И пыль-пыль-пыль. В спальне хоть какое-то разнообразие: унылость разбавляют фотографии в простых деревянных рамках. С них ещё живая и весёлая Лора то улыбается, обнимая племянников, то машет ружьём, стоя по колени в камышах. Лора-подросток в ярко-розовом купальнике с оборками строит рожу на камеру: она по пояс закопала какого-то хмурого типа в песок и чрезвычайно этим горда. Тип, напротив, морщится и трёт обгоревший нос — он был бы секси, если бы не его угрюмое выражение лица. На следующем фото мелькает разлапистая рождественская ель в окружении горы подарков и разновозрастной детворы. И только Лора-выпускница старшей школы, в немного нелепом пышном синем платье и с бутоньеркой на запястье, пробуждает в нём воспоминания. Стайлзу около девяти, может немного больше. — Пошёл вон, мелкий, — кто-то из мальчишек покрупнее хватает его за капюшон и оттаскивает от включённого фонтанчика. Их школа вообще не особо славится дружелюбностью, а тощий Стайлз, «суб-тиль-ный», как говорила мама, пробуждает в парнях покрепче желание подставить ему подножку или наподдать под зад коленом. Ткань толстовки неприятно трещит, Стайлз дёргается, как тряпичный болванчик на верёвочках, и летит на пол. Летит неудачно — многострадальный нос встречается с полом и издаёт подозрительный хруст. Стайлз смаргивает набежавшие слёзы и медленно садится, пытаясь зажать кровоточащий нос. — Ты что это делаешь? — гремит гневное над головой. Девчонка лет семнадцати в модно потёртых джинсах сердито зыркает в сторону его обидчиков, и тех как ветром сдувает. Стайлз завороженно пялится на неё, словно она Чудо-женщина из Лиги Справедливости. — Ты как, живой? — мягко спрашивает она и вздёргивает его на ноги, будто он вообще ничего не весит. Стайлз кивает, шмыгает носом и с уважением косится на её руки — надо же, девчонка, а какая сильная! И она не сюсюкает с ним, как с маленьким. — Тогда я отведу тебя в медпункт, — говорит она и поправляет копну тёмных волос. — Дженим Стилински, сын шерифа, верно? Стайлз смаргивает воспоминания с ресниц, ощущая в груди смутное тепло. Кажется, они болтали о комиксах, точнее, Стайлз тараторил и пытался выяснить, кто ей нравится больше — Флэш или Зелёный Фонарь, а потом невероятно крутая Лора отвезла его к отцу в участок на собственной машине. Он даже простил ей щипок за щёку на прощание. Блин, да он же год потом старательно рисовал цветными карандашами СуперЛору, Грозу и Порядок Бикон-Хиллс, одолевающую бандюков одной левой! И ничего, что в интерпретации девятилетки она была больше похожа на прямоугольную щепку с двумя арбузами в районе груди — учитель рисования всегда говорил, что у него если и есть способности, то исключительно к кубизму. Стайлз грустно улыбается фотографиям и уходит из квартиры, прихватив с собой маленькую записную книжку из прикроватной тумбочки. Его даже не расстраивает талон за неправильную парковку, который он обнаруживает под дворником машины.óÔÔò ↂ
— Эй, дружище, ты куда пропал? — голос Скотта до неприличия бодр. Стайлз, окопавшийся в машине, прижимает плечом трубку к уху и изучает список контактов Лоры. — Это я-то пропал? — Стилински задыхается от возмущения. — Я тебя после похорон и не видел даже. Скоро так и будем видеться, когда кто-нибудь сдохнет! — Ну ты и придурок, — не обидно ругается Скотт, но его настрой немного скисает. — Сам понимаешь, расследование, пока согласовали, пока провели экспертизу... Капитан МакКолл держит нас всех в курсе дела. А у меня новости — я пригласил Эллисон на свидание! — Это хорошо, — одобрительно тянет Стайлз. — А она-то знает, что это свидание? Скотт в ответ мнётся и что-то бубнит про ежегодную костюмированную вечеринку в управлении в честь Хеллоуина. Скотт трус, Скотт опять промямлил что-то невразумительное и она его не так поняла, поэтому пришлось ограничиться приглашением на вечеринку. Но всё равно они пойдут вместе, и он купит цветы. — Поздравляю, — Стайлз хихикает. — Надеюсь, ты не выберешь костюмчик осьминога, как в прошлый год? Хотя, много рук-тентаклей, море возможностей... — Я буду оборотнем! — возмущённый голос МакКолла тонет в хохоте Стайлза, который только что коварно опорочил сияющий ореол новой любви друга своими грязными фантазиями. — Лишь бы она не оделась Ван Хельсингом, — доверительно сообщает Стилински. — Иначе твоя любовь закончится слегка трагично и не без членовредительства. Скотт торопливо напоминает, что вечеринка в девять и лучше захватить с собой какого-нибудь толкового пойла, и одеться поприличнее, потому что Эрика сказала, что Айзек ей сказал, что Дэнни настроен серьёзно. Скотт отключается, а Стайлз пялится на экран с дурацкой ухмылкой. Может и впрямь уже сходить на свидание? Стайлз отвлечённо листает ежедневник Лоры до самого конца, останавливаясь на странице с надписью «Кора»: ниже приписаны пять разных телефонов, четыре из которых аккуратно зачёркнуты. Последний имеет явно нью-йоркский код. — Кора? — бормочет Стайлз. Наверняка совпадение, мало ли Кор в Большом Яблоке, может, это вообще какая-нибудь Коралина или Корра, но пальцы сами тянутся набрать номер. Стайлз долго слушает длинные гудки и уже собирается класть трубку, когда слышит короткое: — Да? — голос девичий, явно настороженный и не слишком-то приветливый. — Э-э-э, вы Кора? — глупо спрашивает Стилински. Он как-то враз теряет весь настрой и запасы нужных слов, потому что в голове только белый шум. Не спрашивать же ему «Здравствуйте, вы умершая сестра Лоры Хейл? Кстати, сегодня были её похороны, не хотите посетить надгробие?». — Допустим, — ещё более осторожно говорит девушка и замолкает, где-то глубоко в телефонных недрах слышны далёкие гудки автомобилей и шелест дыхания. — Я... Эм, я друг Лоры Хейл, — ляпает Стайлз первое пришедшее в голову. Он долго ждёт вопроса «Какой Лоры?» или «Вы ошиблись», но вместо этого получает насмешливое: — У Лоры нет друзей. Как вы меня нашли? — У меня её ежедневник, — признаётся Стайлз. Девчонка снова молчит и нехотя произносит: — Плохие новости, да? — Стайлз открывает рот и снова его закрывает, не смея выдавить ни звука. — Нет, не говорите. Я поняла. — Я хотел бы встретиться, это очень важно, — говорит он. — Понимаю, я совсем не вовремя, но... — Да забей, — перебивает девчонка, и Стайлз решает, что она, наверное, даже куда младше его и нет смысла разводить политес. — Рядом с домом есть Старбакс, жди через двадцать минут. — Я не знаю... — Красная шапочка, — говорит она, как пароль, и отключается, оставляя охреневшего Стайлза слушать торопливые гудки.óÔÔò ↂ
Стайлз оккупирует дальний столик кофейни, у самого окна, и берёт себе чизкейк и два средних латте, потому что, во-первых, от хлопьев осталось одно воспоминание и в его желудке давно разверзлась долбанная пустынная равнина, по которой туда-сюда мотается одинокий кустик перекати-поле, а во-вторых, второй кофе никогда не лишний. Кору он видит сразу — короткое алое пальто с широким капюшоном, который падает на глаза, выделяется среди немногочисленной толпы посетителей. Он машет ей рукой, и спустя пару секунд она плюхается напротив, вытягивая ноги под столом. Подошва тяжеленных гриндерсов больно ударяет по голени, но Стайлз сама приветливость. — О, ты тоже коп. Чего надо? — Кора равнодушно разглядывает его нашивки из-под ресниц. О Боже, девчонка ведёт себя как дерзкий подросток, да и выглядит так же, только взгляд для невинного младенца тяжеловат. Ей только биты не хватает, — думает про себя Стайлз, — хреначить по бокам волков, имеющих неосторожность подобраться к одинокой серьёзной девочке. Сколько ей, двадцатник или около того? — Поболтать, — Стайлз выдаёт ещё одну ослепительную улыбку и пододвигает к ней стаканчик, источающий упоительный аромат. Кора морщит хорошенький носик, но принимает скромное подношение. — Ты в курсе, что лыбишься как идиот? — язвительно замечает она. — Я только что потеряла сестру и могу быть в шоке. У тебя есть шоковое одеяло на всякий случай? Шоколад? — девчонка замолкает, смотрит на кофе, и, подозрительно понюхав — вы что, серьёзно?! — сливочную пенку, отпивает глоток. Улыбка Стайлза слегка стекает с лица и превращается в гримасу. — Действительно, что это я, — он смущённо потирает ладони. — Вижу, ты не особо удивлена. Кора пожимает острыми плечиками и делает ещё глоток. — Не слишком-то. Всё к тому и шло — с момента пожара мы только и делали, что снимались с места и меняли квартиры. В принципе, я знала, что нас найдут. — Ты понимаешь, что речь идёт об убийстве полицейского? Это федеральное преступление, — у Стайлза чуть кофе носом не льётся. — Почему ты не обратилась в полицию? Ты в программе защиты свидетелей? Потому что по документам ты числишься как бы, эм, не очень живой. — Лора сама была копом. Ей это особо помогло? — Кора зябко передёргивает плечами и опрокидывает в рот последние кофейные капли. Она выглядит очень расстроенной и храбрится, но не более того. — Мы перестали общаться где-то с год назад, только деньги каждый месяц приходили на мой счёт. В этом месяце — не пришли, как понимаешь. — На учёбу? — зачем-то спрашивает Стайлз. Как будто ему есть дело. Хотя, есть, конечно, кого он обманывает. Кора глядит на него исподлобья — из-под серо-меховой подкладки капюшона блестят тёмно-зелёные глаза, с припухшими от недосыпа нижними веками — и внезапно улыбается. Чуть длинноватые передние зубы выступают, как у молодого бобрёнка, а на щеках сияют очаровательные ямочки, хотя улыбка грустная-грустная. — Ага, — она кивает и вертит опустевший стаканчик в руках. — Я реставратор... Буду, если доучусь и не попаду на панель за долги, — она не скрывает усмешки, видя, как у Стайлза вытягивается лицо. — Расслабься, не попаду, — обещает она и снова ощутимо пинает своими гриндерсами по его, Стайлза, многострадальной голени. — А теперь я всё расскажу, но тебе лучше держаться за стул покрепче. Через пять минут разговора Стайлз жалеет, что он слишком устойчиво сидел на стуле. Вот если бы он сверзился, обвиняя бессердечную стерву гравитацию, и пару раз приложился затылком об кафель, то услышанное можно было бы списать на глюки. Потому что дальше начинается какая-то полнейшая ахинея и бред. Его уши определённо сошли с ума. — Оборотни?! — Стайлз откашливается — его голос в кои-то веки не подчиняется и даёт совершенно не мужественного «петуха». Он трёт лицо ладонями и почему-то гневно смотрит на маленькую тыковку-светильник, словно требуя ответа от неё. И моральной поддержки заодно. Тыковка в ответ скалится кривой усмешкой и ничего из вышеперечисленного не обещает. — В смысле, самые настоящие, с клыками, зубами и прочими волчьими штучками? Нет, это ты что, так пошутила? Если да, то пошути обратно, верни как было. Стайлз спал четыре часа, Стайлз устал и его датчик распознавания плохих шуток временно неисправен. Нет, серьёзно?! Оборотни?!! — Выговорился? — Кора спокойно пережидает бурный словесный поток имени Стилински. — А теперь... Всё началось с пожара. Для начала, Стайлз выясняет для себя много нового, правда вопрос «Какого фига происходит и не пора ли лечиться?» остаётся открытым. Да что там — его крыша прибита хреновыми гвоздями, Стайлз почти слышит, как она ме-е-едленно отчаливает, на ходу теряя шифер. Потому что, оказывается, есть оборотни, стаи, охотники, якоря и ещё миллионы дико нелогичных и ошизительно интересных вещей, о которых он не имел представления, а Гугл и Википедия однозначно в пролёте по всем статьям. Стайлз тратит ещё секунду на то, чтобы вскользь подумать о всемирном заговоре против американской прессы и злонамеренном умалчивании фактов, прежде чем превращается в квинтэссенцию слуха и внимает. Если кратко, это выглядит примерно так: Хейлы — оборотни, Ардженты (привет, Эллисон!) — охотники, Стайлз — псих, потому что слушает, открыв рот, и даже не перебивает. Вся эта оборотническая каша заварилась ещё в прошлом веке, когда род Хейлов прочно обосновался в Бикон-Хиллс. Хейлы жили своей мирной ликантропической жизнью, раз в месяц подвывая на луну, Ардженты — смотрели за порядком, то есть — отстреливали всех неугодных. С кем могли — заключали денежное соглашение в обмен на гарантию полного невмешательства: обычная практика для некоторых штатов, за исключением Нью-Йорка, где свободно регистрироваться разрешали всем и вся. Разумеется, в семье да не без урода. Ардженты выиграли джек-пот: в их семейке уродов было аж двое — если Крис Арджент (отец Эллисон) чтил кодекс и не трогал волчат, то его сестрице Кейт и отцу Джерарду было абсолютно насрать, кого нашпиговывать стрелами и пулями с аконитом. — И полицию эта херня устраивает? — возмущённо спрашивает Стайлз. Ему не по себе от такого зверства, и в воображении давно крутится жутковатая сценка: тёмная фигура охотника наставляет громоздкий арбалет на ребёнка-пятилетку, который в ответ скалит крошечные клыки и семафорит жёлтыми глазами. Вот же хрень. — Никто и не обращается, — Кора хищно щурится в ответ. — Пули, если они не из серебра, полноценному оборотню, что дробинка. — Полноценному? То есть как, бывают и другие? Типа, бракованные — ну, там, волчья пасть, собачьи уши или адская любовь к беготне за машинами и велосипедистами? — тут Стайлз, ждущий охрененно прокачанных волколюдей, дерзких и опасных, обламывается по всем статьям. — Всякое бывает. На всех оборотней достойной пары не достанешь, часто мы женимся на людях, и тогда случаются некоторые генетические дефекты. Конкретно в нашей семье было четверо полноценных взрослых оборотней, которые прочно держались якоря, — горько говорит Кора. — Арджентам просто не было смысла нас истреблять. Я уверена, что это сучка Кейт подожгла наш дом! Кора ударяет кулачком по столу. — А остальные? — осторожно продолжает расспросы Стилински. — Ну смотри. Внутри каждого оборотня есть свой волк. Это как поворот выключателя, — объясняет Кора. — Щелчок рычажка: щёлк — и ты человек, щёлк — и ты волк. Но бывают неправильные рычажки, которые не поворачиваются и не щёлкают, тогда оборотень застывает в промежуточном состоянии. Стайлз даже придвигается поближе, жадно ловя каждое слово. — Племянники тогда были ещё слишком мелкими, обычно умение перекидываться приходит в подростковом возрасте, — Кора загибает два пальца. — Я вот не умела. Фактически — я тот же человек, ну, может быть с повышенной интуицией. Из-за моей уязвимости после пожара Лора быстренько сплавила меня сюда... Дядя Питер взял жену из людей, а вот он сам... Он свободно обращался, но всё-таки зверь брал над ним верх почти всегда, — она загибает ещё три и вздыхает. — Хотя он всё равно был клёвый. — То есть, как волк, запертый в человеческом теле? — Ну что-то типа, — Кора откидывает на спину длинные волосы. — Поэтому полноценными адекватными оборотнями считались только отец, мама, Лора и Дерек... — Погоди, Дерек, в честь которого Лора назвала собаку? Кора озадаченно моргает. — М-м-м, наверное, — осторожно тянет она. Стайлз чувствует, что ему не говорят до конца всей правды, но и в дебри лезть не горит желанием. — Слушай, — он рассеянно чешет в затылке, — я только не врубился — как охотники застали вас врасплох? У вас же суперчутьё и прочие примочки. — В том-то и дело, они охотники. У них есть свои методы — стрелы, ловушки, пули, барьеры из рябины, которые мы не можем перешагнуть. Обнести дом таким барьером, плеснуть керосином, бросить зажигалку... — Кора хмурится. — Мне повезло, что Лора возила меня в парк аттракционов. Когда мы вернулись, от дома осталось пепелище, окружённое пожарными и полицией — она увезла меня к друзьям и сказала копам, что никто не выжил, даже нашла мне новые документы. Теперь я Кэролайн. — Это всё к вопросу, почему я не удивлена. Лора хотела отомстить, больше жизни хотела, но что-то пошло не так. — А ты? — Я хотела бы жить, Стайлз. И не бояться, что из-за угла на меня накинут сеть и расстреляют из арбалета в упор, — губы девушки сжимаются в тонкую ниточку, и Стайлзу чудится, что в глубине зелёных глаз сияет золото. — Но если ты найдёшь того, кто убил Лору, я первая вызовусь помогать прятать труп. — Почему ты веришь мне? — спрашивает Стайлз. — Может, я помчусь сдавать тебя охотникам прямо сейчас? — Использую суперсилу дедукции, Шерлок, — усмехается Кора. — Если я внешне не волк, это не значит, что его нет внутри. Через пять минут, обменявшись с Корой адресами и строго-настрого наказав в случае опасности идти к нему, Стилински бежит по улице к припаркованной на углу машине. Желание позвонить отцу, как единственному родному человеку, становится почти непреодолимым. — Привет, пап, — выдыхает он в трубку, отпирая ключами дверь. — Ты пообедал в кафетерии ужасно полезным салатом с помидорками и маслинами? — А почему ты интересуешься? — Разве есть что-то противозаконное в том, что просто сын звонит своему просто отцу на работу и спрашивает, как у того дела? — Просто сын — может, — соглашается в трубке голос шерифа Стилински. — А вот насчёт тебя я бы подумал. Всё в порядке, сам-то как? — Ничего. Разве что сегодня разрушился мой миф, что в Нью-Йорке нет волков, а последние из них обосновались на Уолл-стрит, — нервно ржёт Стайлз. — Ты под кайфом? — голос отца становится настороженным, и Стайлз ещё раз хихикает. — Что? Я? Нет, как ты мог подумать такое о своём исключительно законопослушном сыне! Ладно, пап, я просто так позвонил, позанудствовать и напомнить, чтобы ты не ел пончики. И не увлекался кофе. И пил соевое молоко! Я люблю тебя, па. — И я тебя, — с некоторой заминкой, но благодушно откликается шериф. Он всё равно перестал верить словам сына примерно с того момента, как тот научился говорить.óÔÔò ↂ
Стайлз плюхается на стул у стола Рейес и издаёт длинный стон. Столешница приятно охлаждает пылающий лоб, и он едва не пускает слюни от счастья. — Что, Пинкертон, трудный день? — интересуется напарница, пододвигая к нему капкейк с марципановой ухмыляющейся (и слегка кособокой) тыквой. Бойд у её ног тихонько всхрапывает, дёргая ухом. — Давай, поведай тётушке Эрике все свои печали. — Разве что пожаловаться тебе, что моя жизнь как грёбаный канал Sci-Fi, — Стайлз осторожно поднимает голову, чтобы не расплескать тишину и благоденствие, воцарившиеся в черепушке, и жадно откусывает половину тыквы, смотря на Эрику преданными и полными восхищения глазами. Эрика любит Хеллоуин и у неё всегда есть конфеты для детворы. — Офень фкуфно, — Стилински молотит челюстями и совершает нечеловеческое усилие, проглатывая кусок. — Вот скажи, если бы я ляпнул, что оборотни работают в полиции, ты бы попыталась упечь меня в психушку? — Пф-ф-ф, — Эрика абсолютно непочтительно фыркает и смотрит на него с любопытством. — У нас есть оборотень. Помнишь Анну? Такая серьёзная, хмурая блондинка, носит значок на ошейнике. Стайлз чуть не давится куском капкейка и только меткий кулак Эрики, прилетающий аккурат между лопаток спасает его от позорной смерти. — Я тебе больше скажу, — Эрика подвигается к нему поближе, задумчиво накручивая локон на палец. — Лидия — потомок баньши, если ты не знал, а я — на четверть ведьма. Стайлз сверлит её взглядом, пытаясь отыскать что-то новое и ведьминское, но Эрика от себя обычной ничем не отличается, разве что смотрит с затаённым напряжением в глазах. Стилински устало трёт лицо, признавая своё поражение. — Нда, а вот теперь к нам присоединяются жанры «триллер», «фантастика» и щепотка чёрного юмора. Надеюсь, ты не будешь теперь носить облегающую кожу и висюльки на сосках в виде паучков? Потому что если да, моя детская неокрепшая психика не выдержит. — Могу поклясться, никаких висюлек на сосках, только старое-доброе топлесс, — усмехается Эрика. — Странно, что ты не пронюхал об этом раньше. — Ну, я рос в маленьком городишке, и щеголять такими вещами было бы опасно, приди оно кому в голову. Особенно, если не хочешь проснуться заколоченным в осиновом гробу или с головой на вилах... Никакой толерантности, никакой нечисти — наш девиз, — заявляет Стилински, вспоминая Хейлов. Блин, прожить бок о бок с оборотнями всё детство и не заметить! — Принадлежность к существам — это почти как гомосексуализм в восьмидесятые, только без радужных парадов и всего такого. Большинство предпочитают не регистрироваться и жить двойной жизнью, чтобы не получить проблем, — Эрика пожимает плечиками. — Или серебряную дробину под мохнатый зад. В нашем участке я видела как минимум двоих оборотней и одну ведьму. — А почему не сказала? — спрашивает Стайлз. — Ты и не спрашивал, — Эрика усмехается. — Тем более, это их дело. Вон Анна хочет — зарегистрировалась и носит жетон поверх ошейника. У неё ещё и членский значок есть в виде полной луны. А я не хочу. — Мда, — Стайлз чешет стриженный затылок. — Я-то думал, у неё что-то типа лиги трезвости, ну там «От луны до луны» или что-нибудь типа того. Теперь придётся быть осторожным, никаких тебе собачьих шуточек. — Почему же, шути на здоровье. Я с интересом полюбуюсь на то, как она обмотает твою шею твоими же кишками. Обещаю принести миску попкорна. — Какая страшная и опасная жизнь, — качает головой Стайлз в притворном ужасе. — Повсюду всякие инфернальные сущности бродят, я чувствую себя ущербным и требую защиты прав жалких людишек! Чёрт, почему я не пошёл в биологи? Может быть, меня бы цапнул какой-нибудь паук и я приобрёл бы умение метать паутину? — Тебя цапнет комиссар МакКолл, если ты не сдашь подробный отчёт о вчерашнем, — Эрика делается серьёзной. — Ты ведь что-то накопал? — Если он меня цапнет, я комиссаром не стану, увы. Не очень много, — уклончиво отвечает Стайлз. — Кроме сказок об оборотнях, которые внезапно стали суровой реальностью. Я тебе скажу, как будет что говорить. Эрика пожимает плечами и отстаёт с распросами, а Стайлз достаёт стопку жёлтеньких стикеров и пишет на них «Джерард Арджент», «Кейт», «Кто убил Лору?». Хейл почти как Палмер, только без кокона из плёнки, и вопрос таки требует ответа. «Какого хрена тут забыла Эллисон?» — пишет он вдогонку. Её вроде как перевели чуть больше года назад, но такое ли это совпадение, что не зарегистрированный оборотень и дочка охотников-убийц работали вместе? Как-то не верится. Стайлз лениво переставляет листочки с места на место, лепит на пальцы, на нос и в итоге убирает обратно в стол, потому что от перемены мест слагаемых сумма нихрена понятнее не становится. А когда поднимает взгляд — видит Эллисон Арджент. Стоящую в дверях. С таким вниманием и холодным спокойствием его разглядывающую, словно он глупый олень под лазерным прицелом. Интересно, она вообще в курсе, что их семейка обожает стрелять по безоружным и беззащитным? Стилински включает режим «Улыбаемся и машем», даже слабо царапает воздух пальцами в пародии на приветствие. Арджент в ответ выдаёт настолько сладкую улыбку, что Стайлз прямо таки чувствует, как его зубы разъедает кариесом, и уходит. Метафорическая собака, которую он вознамерился откопать, начинает дурно пованивать. Пользуясь моментом, Стайлз крабиком переползает от стола к столу и ныряет за дверь серверной. — Привет, чувак, — он решает пустить в ход всё своё обаяние, сталкиваясь в этом царстве гиков, холодного кондиционированного воздуха и проводов, с каким-то парнишкой в очках с линзами, толщиной с палец. — Как дела? Где мне тут найти Дэнни? — Стоит дать повод, и я сам тебя найду, — Дэнни белозубо ухмыляется, выглядывая из-за ближайшего блока питания. — Что привело тебя в нашу скромную обитель? — Хотел спросить, идёшь ли ты на вечеринку в честь Хеллоуина, — Стайлз всерьёз опасается, что от ослепительности его улыбки присутствующим понадобятся солнечные очки. Махилани делает преувеличенно задумчивый вид: — М-м-м, дай-ка подумать. Пожалуй, я дам положительный ответ, если там будет один обаятельный офицер в костюме... В каком ты будешь костюме? — Сюрприз, — торопливо говорит Стайлз, который вообще не интересовался костюмами. — Честно говоря, я пока в такой запаре, что не выбрал. Мне нужно закончить кое-какое поручение. Мысленно Стайлз извиняется перед Дэнни сотню раз и кладёт ладонь на стол, так, чтобы их пальцы соприкасались, и мягко поглаживает мизинцем ребро смуглой ладони. Дэнни закусывает нижнюю губу и незамедлительно накрывает его руку своей. Стайлзу тепло, чуточку стыдно, но до безобразия хорошо — ладонь у Махилани мозолистая и горячая, царапает шершавыми холмиками костяшки. — Вот оно как, — мягко говорит Дэнни, задумчиво выводя большим пальцем на его руке круги, от чего у Стайлза в животе теплеет. — Я могу тебе помочь как-нибудь? — Мне нужно найти пару людей, — признаётся Стайлз. — Список имущества, съём дома, номера договоров об аренде или что-нибудь типа того. — Как фамилия? — Махилани сам царь и Бог в своём деле, быстро клацает клавишами. Открывая нужные программы. — Джерард, Кейт и Крис Ардженты, — уверенно говорит Стайлз, и уже минут через двадцать становится обладателем листка со скупой, но всё же информацией. Оказывается, Кейт Арджент уже девять лет как покоится на кладбище Бикон-Хиллс. Крис Арджент живёт там же, владеет домом, двумя машинами и целым складом зарегистрированного оружия, зато его папаша Джерард как сквозь землю провалился. Ни прописки, ни страховки, ни займов, абсолютный голяк. «Сколько там этому Ардженту-то сейчас, за шестидисятник давно перевалило?» — думает Стайлз. «Вряд ли старикан бегает по лесам, чтобы перерубить пополам девчонку-оборотня». — Спасибо, Дэнни, ты меня просто спас, — от души говорит Стайлз и жутко смущается, когда Махилани крепко его обнимает, щекоча тёплым дыханием ухо. Да, он определённо должен сходить на вечеринку и потанцевать с Дэнни. И не только потанцевать.óÔÔò ↂ
— Пс, Айзек! Лейхи, мать твою! — шёпот такой громкий, что в принципе шептать не обязательно. Лейхи, уставший и осунувшийся — он возглавлял поисковую группу по поиску пропавшей девочки — опирается на косяк и медленно моргает, не догоняя, почему с ним разговаривает его собственный рабочий стол. И разве у стола бывают развесёлые носки, малинового и сиреневого цвета? — Какого хрена ты делаешь под моим столом, Стилински? — таким же зловещим шёпотом спрашивает Айзек. Потому что только этот идиот мог сложиться почти втрое, уткнувшись носом в корзину для бумаг. — Во-первых, не сдавай меня Эрике. Я вроде как ушёл, — Стайлз подмигивает. — Что с поисками Киры? Да сядь ты уже, а то все будут думать, что ты сбрендил и беседуешь с мебелью. — То есть, если я буду беседовать с мебелью сидя, то все скажут «окей, мы все так делаем»? — скептично хмыкает Айзек, покорно опускаясь в кресло. Он мстительно задвигает ноги подальше, отчего Стайлза вжимает в стенку стола. — Убери свои костлявые коленки, тупица! — яростно шепчет он. — Приложи телефон к уху, сделай вид, что треплешься с кем-то! А теперь подробности. — Никаких подробностей, — устало говорит Айзек в молчащую трубку. — Собаки потеряли след на вашем месте, некоторые временно недееспособны, потому что весь лес пропитался грёбаной мятой. Так что у нас пусто. — Ясно, — Стайлз закусывает губу. — Я могу попросить тебя об одолжении? — Дай-ка подумать, хм-м, — Айзек принимает позу роденовского мыслителя. — Неа. — Пожалуйста, — скулит Стайлз и обнимает его левую ногу. — Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста-пожа... — Блин, да отвали ты, придурок! — Айзек дёргает ногой, пытаясь стряхнуть навязчивого напарника. Мимо проплывает Лидия и смотрит на него с явным неодобрением. — Отвлеки Эллисон, — просит Стайлз. — Заболтай её, спроси, идёт ли она на вечеринку, пригласи, в конце концов! — Она идёт со Скоттом. — Я знаю, болван! Мне нужно её отвлечь чем угодно и подольше, давай, я верю в тебя и твой актёрский талант. Ты должен сбить её с толку, а девчонки всегда жалеют влюблённых в них неудачников, даю слово, она будет причитать над тобой, как над милым, попавшим под дождь котёнком, и объяснять, почему ты чудесный парень, но пойдёт она с другим. Знаем, плавали. — М-м-м, а что мне за это будет? — он почти видит в глазах Айзека завертевшийся счётчик. — Я официально разрешу тебе встречаться с Эрикой, не угрожая в духе «если ты разобьёшь ей сердце, я оторву тебе яйца». И столик на двоих в итальянский ресторанчик. И да, Айзек, ты непроходимый идиот, если не заметил, что она влюблена в тебя по уши с самой Академии. Айзек заторможенно кивает и уходит к кофемашине, где Эллисон пытается сделать себе кофе. Стайлз выбирается из-под стола и на второй космической летит по коридору в соседнее помещение, где сидят аналитики. Стол Элиссон находится тут же, преимущественно по милым розовым ручкам с блёстками и наклейкам на системном блоке в виде бабочек. — Давай же, Стилински, — говорит он себе, лихорадочно перетряхивая содержимое ящиков стола. — Ты же настоящий детектив, такие девочки, как Эллисон исполнительны и никогда ничего не забывают. Дни рождения, клички домашних питомцев... Он вертит в руках простой перекидной календарик в цветочек, в котором обведены кружочками нужные даты — «День рождения папочки» и «Скотт» на сегодняшнем дне в списке. О, значит всё-таки поняла про свидание. На обороте ежедневника, там, где красуется логотип и пустая шероховатая картонка, выведено крупными буквами с завитушками: дедушка, 7 июля. А чуть ниже, другой пастой: Хемлок гроув авеню, 5. *** Ну всё, «ночь проказ» началась. ____________________________________________________________________ * Хорошо? (исп) ** Фразочка из обожаемого Стайлзом фильма «Люди в чёрном». Фрэнк — это мопс-пришелец, если кто не помнит :) *** Нет такой улицы в НЙ, но автор не мог не. Есть такой сериал с аналогичным названием, полный всяких мистических жуткостей, ащ-ащ-ащ. И три.óÔÔò ↂ
Третье правило закона Мёрфи гласит: из всех Гипотетических Задниц Мироздания с отдельным индивидуумом обязательно случается та, из которой придётся дольше выкарабкиваться. Мёрфи, широко известный в узких кругах шутник, зрил в корень. По крайней мере, так думает Стайлз Стилински, сидящий в кустах в засаде. Исходя из этого закона вполне логично предположить, что лучшие друзья на то и лучшие, чтобы звонить обычно либо: а) в самый неподходящий момент, b) когда им пиздец как плохо, c) когда пиздец как плохо тебе. Стайлз выуживает из кармана орущий на всю округу телефон и ругается сквозь зубы, с ужасом готовясь к тому, что судьба перекинет его с пункта А сразу к пункту С прямо сейчас. — Да, Скотт, ты охренеть как вовремя, — шепчет в динамик Стайлз, из-за веток тревожно разглядывая территорию старого дома на Хэмлок Гроув авеню. Чудесный такой домик с налётом старины (плесень, отвалившаяся обшивка и очаровательная хеллоуинская запущенность прилагаются в качестве бесплатного бонуса) с заросшим бурьяном садом и доисторическим гаражом. Ему холодно — машину он удачно припарковал вниз по улице, чтобы не светиться — да и желудок громко жалуется на несовершенство мира и ужасающее отсутствие в нём чего-нибудь вкусного. А где-то в трубке играет музыка, раздаются полные веселья крики: народ давно тусуется, пока лузер-Стилински второй час застрял здесь, словно собрался охотиться на лося, и выслушивает нытьё друга. Как будто именно ради этого он мотался по нью-йоркским пробкам, которые точно посланы за грехи всего человечества! — Она не пришла, — жалуется Скотт Стайлзу. У того немного заплетается язык — не иначе как топил горе в весёленьких коктейльчиках типа «Кровавый рассвет» или «Убийственное наслаждение», где процент алкоголя зашкаливает все допустимые для живого существа нормы. — Я купил букет рыжих хризантем, а она не пришла! — Рыжие хризантемы — отстой, — авторитетно и оч-чень тактично заявляет Стайлз, последний раз даривший цветы в младшей школе. — Может, она всё-таки не поняла, что ты её пригласил на свидание, а не тупо поинтересовался из вежливости? Бро, думай о хорошем — девчонки всегда опаздывают. Объявится твоя ненаглядная Эллиссон! Скотт — о, Боже мой, вроде же взрослый человек! — гундит что-то там про плохую карму и ненадолго затыкается, наверное, чтобы отхлебнуть что-нибудь особенно алкогольное и мозговыносящее. Стилински официально ненавидит эти кусты — ветка остро упирается прямо под ребро, под задницей что-то подозрительно копошится, и он отчаянно жалеет, что занимается какой-то детективной хернёй вместо того, чтобы пить с Дэнни мохито и танцевать до упаду в толпе разряженных монстров, гарри поттеров и ангелов всех мастей. Ох, Дэнни. Стайлз определённо чувствует вину. Над домом висит огрызок сырно-жёлтой луны, неровный по краю, словно объеденный лунными мышами, далёкий заливистый собачий лай взлетает к самим небесам. — Подожди, Скотт, вторая линия, — МакКолл в ответ что-то пьяно бормочет, а Стайлз переключается на рацию. Благодаря некоторым его не совсем законным ухищрениям она ловит не только сигнал их участка, а ещё ближайшие в радиусе трёх миль. — Код один, десять-пятьдесят семь, — шипит диспетчерская рация, — похищение детей, Глендейл, шестьдесят восьмая школа рядом с парком Эвергрин. Всем постам, повторяю: код один, десять-пятьдесят семь, похищение... Стайлз не отвечает, разумеется — он внимательно смотрит на джипиэс, понимая, что он совсем рядом, до парка рукой подать. — Ещё одно похищение, да зашибись, — бормочет он, отключает рацию, Скотта и тыкает кнопку быстрого набора напарницы. Чутьё, выработанное с годами, не отпускает — Стайлзу не надо искать приключений, они сами его найдут и крепко возьмут за зад. — «Хэй, это Эрика. Если с вами разговаривает автоответчик, значит мне на вас похрен. Или я пью текилу. Или мне некогда. Или я всё-таки пью текилу. Оставьте сообщение или отвалите. Пи-и-ип». — Рейес, блядь, где ты шляешься, — Стайлз сердито смотрит на телефон. — Когда надо, тебя никогда нет! Слушай сюда, беловолосая бестия, — бегло наговаривает он сообщение, нервно потирая коротко стриженный затылок. — Я хочу кое-что проверить, и мне надо, чтобы ты забрала Дерека из моего дома. Покорми его, у меня в холодильнике мышь повесилась ещё утром, развлеки и вообще. И не напивайся сильно на вечеринке. Пьяная ты ужасна. Правда. И называешь меня милашкой-Айзеком. На всякий случай адрес: Хемлок гроув аве... Стоп! Он скидывает звонок и замирает: к двери дома скользит тёмная тень. Хлопает дверь, и всё смолкает. Стайлз включает режим «ниндзя» и очень в духе восточного кинематографа бесшумной (ну, он надеется на это) фигурой проскальзывает по участку, ввинчиваясь между дверью и косяком. В кромешной тьме нихрена непонятно, поэтому Стилински быстренько достаёт маленький маломощный фонарик и щёлкает, направляя его в пол. Яркий круг света резко пугает тьму и высвечивает пару лаковых чёрных туфелек, у которых, впрочем, есть продолжение в виде хозяйки. — Эллисон?! Что ты здесь делаешь? — Стайлз отпрыгивает чуть ли не на метр, сталкиваясь с младшей Арджент нос к носу, и не слышит, как позади негромко скрипят дверные петли. — Сержант Стилински, верно? Мы вас заждались, — медленно произносят за спиной. Сбоку что-то коротко свистит, и Стайлз падает как подкошенный в темноту.óÔÔò ↂ
Стайлз продирает глаза, лёжа на полу — плывущий взгляд цепляет грубо обструганные щелястые доски, какой-то хлам у стены и ржавый радиатор, а шикарность этих постапокалиптических апартаментов дополняется изысканным тусклым светом единственной лампочки. Радует, что здесь есть окно, иначе он бы умер от клаустрофобии. Или, не умер, но вполне бы мог. Стилински проверяет связанные на совесть руки-ноги и фыркает, заметив серебристый блеск цепочки, которая тянется от браслета на щиколотке до трубы. Мысленно он проводит инвентаризацию — руки целы, ноги целы, голова гудит, на плече отсутствует кобура, а карманы ощущаются значительно полегчавшими, значит, его разоружили. — Эй, вы живой? А, мистер? — дрожащий детский голосок прерывает звенящую тишину. А может, это не тишина, может в голове звенит, так сразу и не понять. Стайлз медленно поворачивает голову в сторону и видит троих детей, девчонку с азиатским разрезом глаз и одетую во всё тошнотворно-розовое — очевидно, Джемму-Киру — и двух мальчишек. Последний из них совсем мелкий, лет трёх-четырёх: он смотрит на Стилински огромными перепуганными глазищами, а щёки расчерчены грязными дорожками слёз. Вокруг жмущихся друг к другу детей очерчен круг. «Рябиновый пепел, — вспоминает Стилински разговор с Корой. — От оборотней. Зачем кому-то могут понадобиться мелкие оборотни?». — Привет, Кира, — хрипло говорит Стайлз и переводит взгляд на старшего мальчишку со встрёпанными тёмными волосами и таким количеством веснушек, что хватило бы на весь Млечный путь. — Это про твоё похищение трезвонят все рации Квинса? — Наверное. Мы с Кайлом ходили выпрашивать конфеты, когда нас схватили, — мальчишка мужественно пытается не реветь и кивает на младшего брата, одетого в костюмчик Тигры. — Я Том. Вы коп, да, всамомделишный, со значком? Вы пришли за нами? — Ага, дядя Стайлз коп, и вытащит вас отсюда, — Стилински с кряхтением садится, пережидая вспышку тупой боли в затылке и опираясь спиной на стену, мрачно смотрит на связанные руки, а потом на цепь. — Вот только освободится. Кира сосредоточенно кивает, поправляя на голове ярко-розовые заколки, Том выдаёт неуверенную щербатую улыбку, а Кайл засовывает в рот большой палец, принимаясь его усиленно сосать. Самые обычные дети, ничего оборотнического. Тишина нарушается скрипом — доски над ними ходят ходуном, мусор сыплется из щелей, оседая бурой пылью у Стайлза на волосах и щеках. Шаги. И они становятся громче. Стайлз считал себя худшим переговорщиком в мире. Если гонца с плохой вестью всего лишь вешали на суку, то плохого миротворца должны были как минимум четвертовать. Реально, разве можно сказать иначе, если в обоих случаях, когда он был вынужден разговаривать с преступниками, всё заканчивалось пальбой в его сторону? Короче, Стайлз не особо-то надеется на удачный разговор и решает импровизировать, не надеясь, что кто-то из друзей поедет его выручать. Стилински поворачивается к двери (которая наверняка ведёт на лестницу на первый этаж) и смотрит с вызовом на появляющегося в дверном проёме человека. — М-м, предсказуемо до нелепости, — бормочет он, морщась от того, что в висках кузнечным молотом бьётся пульс. — Добрый вечер, мистер Арджент, — добавляет громче. — Вижу, вы всё такой же озлобленный старикашка, как мне и сообщили достоверные источники. Джерард, такой же как на фото личного дела — сухощавый старикан с блестящей лысиной, эдакий степенный дедушка большого семейства — неторопливо входит в их маленькую темницу, его не менее предсказуемо сопровождает Эллисон с арбалетом в дрожащих руках. — И гостеприимство у вас прям на уровне: цепи, верёвки, как говорится, всё включено, — едко добавляет Стилински. — Бонус в виде осиновых кольев прилагается или мне нужно было захватить свой? — Приятно познакомиться, Стайлз, — говорит Джерард с мерзенькой, словно приклеенной к губам усмешечкой, опираясь на массивную трость, больше похожую на короткий посох. В свободной руке он сжимает его кобуру с табельным и телефон. — А ты такой же наглый и болтливый, как мне рассказывали мои источники. Почему бы нам не решить этот вопрос мирно? Полюбовно, как говорится. Я передам трубку, ты позвонишь своему мохнатому напарнику, чтобы он посетил наш маленький званый вечер, и сможешь идти на все четыре стороны. Что ты на это скажешь? «Ага, до первого куста, пока в лоб арбалетный болт не прилетит», — скептично думает Стайлз. Что бы этот мужик не говорил, ни его, ни детей это точно не спасёт, раз тот не гнушается похищением офицера при исполнении. Ну, не совсем при исполнении. И не совсем похищение, если учесть, что Стайлз сам влез в дом, но как бы там ни было. — Папа говорил мне не брать конфеты у незнакомцев, всяких долбанутых предложений это тоже касается. Стоп. Какому мохнатому напарнику? — Стилински почти слышит, как извилины поскрипывают, пытаясь обработать информацию. — Дереку, что ли? Дедуля, ты явно не в себе, головка не бо-бо? Собаки не отвечают на телефонные звонки, если они не инопланетяне, конечно, так что тут полный облом. — Собака? — Джерард нагло ржёт, не оценив его изящную отсылку на «Людей в чёрном». — Эллисон сказала, что ты довольно сообразительный малый, но теперь я сомневаюсь в адекватности её оценки. Так что, будешь звонить своему альфе? — Разумеется, нет, — фыркает Стайлз. - И нет у меня никакого альфы. — Ладно, — Джерард бросает на пол его телефон и метко ударяет прямо по дисплею посохом, превращая айфон в набор «собери сам», после чего подходит вплотную и присаживается перед ним на корточки, разглядывая, как очень любопытный экземпляр подвида «Стилински Непокорный». — Не хочешь по-хорошему? Очевидно, вопрос сугубо риторический, потому что сухая рука с совсем не стариковской прытью взмывает вверх, лицо жалит хлёсткая пощёчина — голова Стайлза от неожиданности откидывается назад, в ушах неприятно звенит, а рот наполняется солёно-металлическим привкусом крови. Кира и Том, которые пристально следят за происходящим, вздрагивают и зажмуриваются. Мелкий, Кайл, начинает тихо подвывать, как волчонок, которому отдавили лапу. — Молчать, — коротко приказывает Арджент детям. Эллисон вздрагивает от окрика и бросает на них испуганный взгляд. — Стилински, подумай хорошенько — как ты понимаешь, я не ограничусь ласковым похлопыванием по щёчкам. — Старый ублюдок, — Стайлз языком ощупывает внутреннюю часть щеки, оцарапанной об зуб, и плюёт в сторону Арджента кровавой слюной. Промахивается, вот позор. — За что ты убил Лору? — Считай её смерть сопутствующими потерями для достижения главной цели. Контролируемый ущерб, — Джерард растягивает губы, и от этой пародии на улыбку у Стайлза поджилки трясутся, хотя он не подаёт вида. — Всего лишь напомнил Дереку о его жажде мести. Как думаешь, у меня достаточно хорошо получилось? Стайлз увязывает в одно образ своей служебной собаки и брата Лоры Хейл, отчего его начинает самым натуральным образом подташнивать. Жить с оборотнем в одном доме. Спать с оборотнем в одном доме. Пытаться почистить здоровенные клычищи собачьей пастой со вкусом бекона, даже не подозревая, что разозлённый оборотень с лёгкостью может отхватить ему руку по локоть. «Стилински, поздравляю, ты идиот», — мрачно думает Стайлз. Не быть ему настоящим детективом, ни-ког-да. — О, ты не был в курсе, что Дерек тоже оборотень? — елейно тянет Джерард. — После того как Лора, Дерек и их сестрёнка-недочеловек поджав подпалённые хвосты сбежали из Бикон-Хиллс, Кейт кинулась в погоню за ними. Она бы их достала, если бы не Питер. — Питер Хейл? Дядюшка Питер? — Стайлз округляет глаза. — Он же умер! — Конечно же нет. Немного подкоптился, полежал несколько месяцев в коме, но определённо не умер, — говорит Джерард. — Я лично пристрелил Питера Хейла, когда тот разодрал Кейт горло, и не успокоюсь, пока все Хейлы не закончат свою жизнь на кладбище. — Ты же сказал, тётя Кейт погибла в горах! — вклинивается в их разговор Эллисон, бледная до синевы. В её трясущихся руках острие арбалетной стрелы ходит туда-сюда, и Стилински откровенно побаивается, что та спустит курок просто от волнения. Стайлз слегка неуверен по поводу собственной неуязвимости и умения перехватывать стрелы в полёте зубами. — Я сказал это во имя твоего же спокойствия, девочка. Лора оказалась хитрее — она спрятала уязвимых членов стаи, а сама затерялась на просторах штата. Мои люди смогли обнаружить её только год назад. — И ты не придумал ничего умнее, чем превратить одну Лору Хейл в две Лоры поменьше и слегка фрагментарней, — ёрничает Стайлз. — Ну молодец, ага. Кстати, ты не заметил, что треплешься в лучших традициях главных злодеев? Страсть к драматизму у вас, охотников, в крови? Короткий, но болезненный удар по зубам заставляет Стилински захлопнуть свой мегафон и переосмыслить ситуацию. — А что мне оставалось делать? — Джерард разводит руками. — Это закон джунглей, мальчик: либо ты их, либо они тебя. Волки с людьми не братаются. — Ну ладно я, — хрипит Стайлз. — Но при чём тут невинные дети? — Разве здесь есть дети? — брови Джерарда устремляются к его блестящей лысине. — Я вижу зверят, которые очень вовремя попались охотнику в руки. Кстати, об этом. Эллисон, ты принесла мне отвар? Даже в этом нелепом состоянии, когда он связан по рукам и ногам, как свинья на жаркое, Стайлз сочувствует девушке — в её тёмных глазах плещется ужас и вина, но она всё равно протягивает старшему Ардженту большой флакон прозрачной жидкости. — Спасибо, милая, — он сладко улыбается Эллисон. — Можешь идти. Ты, кажется, собиралась на вечеринку? Повеселись там с тем юношей, Скоттом. Элиссон бросает последний полный страха взгляд на Стайлза и убегает из подвала, дробное эхо каблучков сбивчиво выстукивает по полусгнившему дереву замысловатый ритм. Хлопает дверь гаража и визжат тормоза — девчонка явно пытается убраться подальше от своего чокнутого дедули. — В моей семье испокон веков передавались книги об оборотнях, — мерно говорит Джерард, разглядывая жидкость в мутном свете лампочки. — Как распознать, — с тихим хлопком из узкого стеклянного горлышка выскальзывает пробка. — Как загнать, — он шагает к рябиновому кругу. — Как убить, — Джерард льёт жидкость тонкой струйкой прямо в пепел, по кругу, и тот подёргивается красноватым мерцанием. Ребятня в центре жмётся друг к другу, перепуганно смотря на Стайлза сквозь алые всполохи. — Моя семья заставила меня впитать с молоком матери, что оборотни — это ошибка природы, богомерзкое создание, с которым нужно бороться огнём и мечом, — старик выпрямился во весь рост, опираясь на трость. — А ещё это сила, которую можно подчинить. Древние друиды знали толк в подобных ритуалах, используя для своих целей нужные травы, к примеру, дельфиниум или аконит. — Что, захотелось на старости лет побегать мохнатым юнцом по лесам-полям? — выкрикивает Стайлз, лихорадочно соображая, как вытащить из круга детей, но черепушка не блещет свежими идеями. — Почти что так, — усмехается Джерард. Арджент, в котором друид не только умер, но и начал смердить, ходит кругами вдоль границы пепла, ритмично выстукивая тростью-посохом по дощатому полу и бормоча какой-то особый друидский рэп. Когда из-под трости сыплются алые искры и с шипением гаснут, заточённые в ловушку волчата заходятся воем в три голоса. В окошко заглядывает тонкий, как остро наточенное лезвие, серп молодой луны. Пухлощёкие детские лица меняются на глазах — глаза сверкают медовой желтизной, переносица становится шире; лицо Киры сужается и покрывается на лбу и висках рыжеватой лисьей шерстью, а у крошечного Кайла топорщатся маленькие бакенбарды, как у Росомахи. Арджент завывает громче, ускоряя постукивание до максимума — Джемма и Кайл в ответ на ворожбу съёживаются в комок, то ли пытаясь совладать с внутренним зверем, то ли просто спрятаться от огненных всполохов. Стайлз стискивает зубы, с тревогой следя за Томом, которого трансформация не касается. Стайлз отчаянно жалеет, что у него нет баночки со шпинатом, чтобы стать невероятно сильными или отрастить кулаки как у гориллы — он дёргает цепочку на ноге, надеясь на слабость звеньев, однако бессердечные блестящие сволочи насмешливо звенят после всех усилий. Короче, отстой по всем фронтам. Том падает на пол и закатывает глаза, трясясь как в ознобе. Всполохи призрачного мистического огня пляшут вишнёво-красными лоскутками, шлют сухое тепло, взметаются выше, образуя купол, потрескивающий, когда Джерард шагает прямо внутрь, отбрасывая трость. — Волчья падаль, — ругается старик, презрительно глядя на две скорчившиеся на полу детские фигурки — Кира свернулась калачиком и не реагирует, Том, как недооборотень, тоже бесполезен. Стайлз не зря кучу времени проторчал в Гугле, и знает, что стать оборотнем можно только через укус, если ты, конечно, не урожденный. — Иди сюда! — орёт Джерард на Кайла, ощерившего крошечные клыки, и задирает манжету рубашки, показывая оголённое предплечье. Волчонок шипит, пытаясь уйти из светящегося круга, а потом бросается на обидчика, четыре острых зуба впиваются в податливую мякоть руки, от чего старик вскрикивает и почти вываливается за черту, отталкивая ребёнка от себя. Круг вспыхивает и гаснет. Поначалу ничего не происходит — Арджент что-то сбивчиво бормочет, сидя на пыльном полу и баюкая укушенную руку. Стайлз вытягивает шею в его сторону и мстительно надеется, что мерзкого старикашку разобьёт паралич. «Может, всё-таки сдох?» — с надеждой думает он, но получается ровным счётом наоборот — Арджента выламывает в короткой судороге, и вскоре тот поднимается на ноги. — Надо же, сработало, — рычит он, с интересом разглядывая когтистые руки и сверкая насыщенно-оранжевой радужкой с узкой чёрной щелью вертикального зрачка, что не прибавляет ему ни шарма, ни красоты. Если обротническая форма хоть как-то соответствовала содержанию, то Джерарду даже шло быть мерзкой полу-ящерицей со складками обвисшей кожи на шее. — Я планировал получить силы троих, — он недовольно смотрит на Тома, который приходит в себя и приподнимается на локтях. — Что ж, двое — тоже хорошо. Ну что, офицер Стилински, не передумал звать альфу? — Больной придурок! — орёт Стайлз, когда острые когти внезапно пропарывают его штанину на бедре, по ощущениям, доставая до самых костей. Скорее орёт от неожиданности, потому что, приоткрыв глаза, он отмечает - крови не так много, уф. — Отлично, — Арджент любуется своим кровавым маникюром и шумно втягивает запах свежей крови. — Значит, пойдём другим путём, побудешь приманкой. Счастливого Хеллоуина, офицер! — Том, ты как? — обеспокоенно спрашивает Стайлз, после того, как Джерард покидает подвал. Пытаясь не обращать внимания на болезненную пульсацию в бедре, Стайлз ощупывает боковой карман, вспоминая, что брал с собой сувенирный перочинный ножик-брелок, подаренный отцом. Выходит не очень, потому что связанные руки и отёкшие пальцы не добавляют ему плюс сто к ловкости. — Нормально, мелким гораздо хуже, они теперь совсем-совсем люди, — слабо говорит Том и приобнимает за плечи всхлипывающую Киру, которая больше не чувствует связи со своим внутренним зверем. — Пусто-пусто-пусто, — бормочет она на одной ноте, обхватив себя ладошками за плечи. Скрипя зубами от злости, Стайлз мысленно проклинает Арджента до десятого колена включительно, впрочем, не только его — Дереку и стайлзовой персональной везучести на всякую лажу тоже достаётся. Где-то на сотом обещании добраться до Арджента и надрать тому морщинистый чешуйчатый зад, ему за шиворот капает что-то холодное. — Ох, блядь, — Стайлз слепо поднимает голову, слыша наверху глухой плеск и чуя резкий запах керосина, по капле просачивающегося сквозь доски. — Так, нет, вы этого не слышали, дядя Стайлз сказал очень хре... нехорошее слово, очень-очень. А теперь прошу внимания: сейчас дядя Стайлз тихо-мирно режет верёвки, вот так, да, ага, и мы вместе вылезаем из этого стрём... страшного подвала. Подвал заполнен мелким хламом, и Стайлз быстро примечает опрокинутую металлическую бочку и парочку подходящих для его идеи коробок. Скрип наверху прекращается — судя по тому, как ржаво завизжали на петлях гаражные ворота и взревел автомобильный мотор, Арджент закончил поливать горючим их импровизированную темницу и собрался сваливать. Точно, любовь к огненным спецэффектам у этой семейки как визитная карточка. — Нет-нет, план меняется, — Стайлз крепко зажимает ножик в ладони и гусеницей ползёт к кругу, насколько хватает цепочки, царапает кончиками пальцев границу из пепла. Магическая преграда с сухим треском падает. — Так, Томми, сейчас мне понадобится твоя помощь, — Стилински закусывает губу, оценивающе разглядывая бочку. — Я побуду Бэтменом, а ты моим верным Робином, пойдёт? Как думаешь, сможешь подтащить эту бочку к окну? Том щербато улыбается, аккуратно перешагивает россыпь пепла и, подняв бочку, наваливается на неё изо всех сил. Та с неохотой скребёт проржавевшим дном по деревянному полу и останавливается прямёхонько под окошком. — Ага, вот так, молодчина. — Стайлз тревожно ведёт носом, чуя ощутимую горечь дыма. — Сверху поставь стул, да-да. И коробку пододвинь. Пока Том возводит для них путь к спасению, Стайлз трёт верёвки — лезвие слишком тупое и маленькое — попутно утешая остальных. — Ш-ш-ш, детка, всё хорошо, — воркует он, когда Кайл тихонько хнычет, прижимая ко рту грязный кулачок. — Мы просто играем в занимательную игру, как в песочек, только немного масштабнее. Так, отлично, я горжусь тобой! — обращается он к Тому, который поставил все коробки, и работает ножиком ещё усерднее. — Сука, да там что, стальные канаты что ли? — шипит он сквозь зубы. — Оп, получилось! — Теперь залезь наверх и выбей стекло и хорошенько оббей осколки внизу, чтобы не порезаться, — Стайлз растирает отёкшие кисти и прикрывает глаза. Треск стекла оповещает, что путь свободен, вот только о том, что цепочка прочно удерживает его у батареи, Стайлз старается не думать. Как и о том, что будет, когда на пепелище найдут его скрюченные останки. — Теперь Кира, — девочка испуганно поднимает на него глаза. — Послушай меня, принцесса. Томми сейчас завернёт тебя в куртку, и поднимет к тому окошечку, видишь? Такое высокое? Помнишь сказку про Рапунцель? Кира торопливо кивает. — Представь, что ты прекрасный принц, который лезет на балкон к Рапунцель. Или нет, Рапунцель, убегающая от своей мачехи. Хорошо? Будь послушной девочкой. Том, помоги даме. Кряхтя от натуги, мальчик подсаживает девочку и выталкивает наружу, юбка девочки розовым лепестком мелькает в проёме и исчезает. — Бери мелкого и полезай, — говорит Стайлз. — Разводной ключ только оставь. — А вы? — хлопает ресницами Томас, но ключ, которым усердно выбивал стекло, отдаёт. — А я пойду следом за вами, — врёт Стайлз мастерски, даже глазом не моргает. — Иногда надо, чтобы верный Робин бросил Бэтмена, чтобы тот сразился с мировым злом. Когда выберетесь, бегите к дороге и затаитесь, чтобы вас не было слышно вообще. Хорошо? — голос срывается от едкого дыма, вползающего в лёгкие. — Ждите машину с мигалкой, это мои друзья. Спроси, кто из них Эрика, у неё точно есть для вас мешок конфет. Конфеты — это самое последнее, что нужно перепуганному вымотавшемуся ребёнку, пережившему похищение и Бог весть что ещё, но слабая улыбка Тома стоит того. Оставшись в одиночестве в дышащей жаром темноте подвала, Стайлз даёт волю панике: отчаянно лупит по цепи и батарее ключом, почти готовый отгрызть себе ногу, лишь бы выбраться из этого капкана. Бедро, к слову, ощутимо немеет — никак, когти Джерарда были ядовитыми. Минут через десять разнообразных попыток освободиться, Стайлз признаёт, что он как кошка, жарящаяся на раскалённой крыше за своё собственное любопытство. Вот каков процент, что кого-то дважды за прошедший год захотят приготовить на медленном огне? Дыма становится всё больше, он заполняет весь подвал, так, что окошка уже не видно, Стайлз заходится кашлем, закрывая нос и рот рукавом куртки. «Я умру, — заторможенно думает Стайлз, выпуская из ослабевших рук разводной ключ, — а папа будет питаться одними бургерами и такос до первого гипертонического криза, Эрика не выйдет замуж за Айзека, Дерек не получит от меня по мохнатым ушам, я не узнаю, как у Коры с учёбой...» Если бы не упаднические мысли, Стайлз порадовался бы, что хотя бы галлюцинации у него не такие унылые — ему кажется, что из клубов дыма навстречу выходит обнажённый брюнет, эдакий горячий Дон Мигель, сверкающий алыми радужками. — Вау, чувак, ты настолько горяч, что я весь пылаю, — Стайлз глупо хихикает и улыбается собственной нелепой шутке, пока галлюцинация не подходит вплотную и... не выдирает цепочку вместе с трубой радиатора. — Вообще-то, в моей голове ты исполняешь приватный танец, но так тоже хорошо, — бормочет Стилински и почти не возмущается, когда «Мигель» забрасывает его на плечо, как мешок, и тащит по коридору наверх. — Вау, а задница у тебя зашибись! Красавчик не проникается комплиментами, зато вытаскивает Стайлза из пылающего дома на счёт «три». Вслед им рушатся балки, огонь жадно гудит и взмывает до небес. Стайлз бессмысленно таращится в чёрное звёздное небо, когда «Мигель» сбрасывает свою ношу на траву прямо перед припаркованными полицейскими машинами. — Код тридцать, код тридцать! Офицер ранен! — орёт зарёванная Эрика в рацию, вылетая из припаркованного Доджа. Том, Кира и перемазанный шоколадом Кайл выбираются вслед за ней, как утята за матерью. Стилински машет им и морщится от громкого голоса подруги, а ещё от того, что от него за милю воняет палёной шерстью. Опять. — Перестань верещать, у меня сейчас башка треснет как арбуз, — вяло жалуется он, вдруг понимая, что каким-то невероятным чудом остался жив. Небо с точками звёзд и лицом «Мигеля», которое смутно напоминает ему о Лоре, начинает медленно кружиться перед глазами. — Вот это костюмчик, чувак, — выдаёт Скотт, и это последнее, что Стайлз слышит, оставаясь в сознании.óÔÔò ↂ
Они копошатся вокруг него ещё целую вечность: Дитон (даром что коновал) проверяет его состояние и обрабатывает мелкие царапины, пока не приходит врач из скорой. Тот отрывается на полную катушку — сначала разрезает штанину прямо на Стайлзе, пытаясь добраться до раны на ноге, потом — с садистским удовлетворением накладывает швы. Стайлз матерится и напрочь отказывается от госпитализации, его трясёт даже на анальгетиках, как больного паркинсонизмом, и Айзек каким-то волшебным образом добывает фляжку с виски специально для него. — Пей-пей, у тебя шок, — заботливо приговаривает Айзек, почти силой вливая алкоголь в глотку Стилински, и тому чудится в глазах Лейхи расплавленное золото. Где-то на периферии сознания маячат звуки: короткий вой сирен, голоса четы Юкимура, неизвестно, как появившихся здесь и радующихся возвращению дочери, перекличка раций, гомон и лай поисковых собак. Кажется, в толпе офицеров он видит мельтешение рыжей шевелюры Лидии, вспыхивающей огненным лепестком в свете фар и истеричном мерцании мигалок. Скотт, всё ещё немного под градусом и слегка разочарованный в девушках, качает головой и хлопает Стилински по плечу, обещая, что он выгородит его перед капитаном. Стайлз тяжело прикрывает глаза. Точно, он же полез в самую гущу и спровоцировал побег преступника. Блядь, вот теперь его точно уволят, как пить дать. Отца инфаркт разобьёт. — Как вы нас нашли? — спрашивает Стайлз у Скотта. — Тут вообще немного забавно вышло. Эрика вроде как объединилась с Дэнни и они прошерстили твои последние запросы. А я... Ко мне приехала Эллисон, рыдая о том, что совершила ошибку. Я до последнего надеялся, что она просто сбила на трассе собаку, — МакКолл косится куда-то в сторону, и, проследив за его взглядом, Стилински видит Эллисон, укутанную в шоковое одеяло и с комфортом расположившуюся в соседней патрульной машине. Стайлз хмыкает и тяжело откидывается на сиденье, наблюдая за тем, как прибывшие пожарные заливают пылающий дом, и молча о том, что у влюблённого Скотта ужасно глупый вид. — Тут вообще сплошной цирк, — рассказывает дальше Скотт. — Мы приезжаем, дом пылает, Эрика в слёзы, и тут Дерек вылетает из машины и сигает прямо в огонь. Я реально чуть не поседел, когда твоя собака превратилась в голого мужика, немного внезапно, не находишь? — Да уж, по внезапности этот день бьёт все мировые рекорды, — Стайлз вяло отзванивается отцу, потревоженному Скоттом, заверяет того, что всё в порядке и ёрзает, засыпая. Сквозь дрёму он чувствует, как на плечи ложится тяжёлая куртка, пахнущая одеколоном Дэнни. Стайлз недовольно открывает глаза и крутит головой как сова, когда Эрика молча толкает его острым кулачком в плечо: — Ну что, подкинуть тебя до дома? Айзек обещает отбуксировать твою машину завтра утром. Точно не поедешь в больницу? — А что, ты захватила с собой метлу? — слабо усмехается Стайлз, и Эрика ржёт, на глазах превращаясь из испуганной девочки обратно в светскую львицу. — Дерек в человеческом обличии невероятно горяч, — улыбаясь замечает она, подвозя его к крыльцу дома. — Я ему яйца отстрелю, как встречу, — мрачно обещает Стайлз. — Ну-ну. Всё-таки он спас твой зад от обжарки в гриле. Кстати, ты же не знаешь: дедулю Арджента мы нашли в трёх милях отсюда с разодранным горлом, — Рейес поворачивает ключ зажигания, трогаясь с места. — Какая жалость. Кажется, в Большом Яблоке объявилась дикая пума. Вопреки словам, Эрика так лучезарно улыбается, что глазам больно.óÔÔò ↂ
Стайлз хочет спать. Даже не спать, нет — резко упасть на маломальски горизонтальную поверхность и тупо выключиться. У Стайлза заряд бодрости скатывается в самый минусовый минус, и он хочет немного полежать тихим трупиком в одеялке, не вспоминая об этой всей оборотнической хрени. Вместо этого он два раза тыкает ключом мимо замка и замирает, когда Дерек «Мигель» Хейл открывает перед ним дверь. От Хейла остро-приторно пахнет стайлзовым апельсиновым гелем и чистотой, а тёмные волосы топорщатся влажными иголками. — Ты в моём доме, — устало констатирует Стайлз и замечает футболку с символикой Капитана Америки, плотно обтягивающую широкую грудь. И свои обожаемые домашние штаны, которые Дереку безбожно малы, поэтому из-под штанин торчат волосатые щиколотки. — Ты в моей одежде! — Могу снять, — Дерек невозмутимо отхлёбывает из стайлзовой кружки с Тардис кофе. Последний кофе в доме, если что. В Стайлзе просыпается негодование. — Ты ешь мою еду! — И сплю на твоей постели, — в ответ закатывает глаза Хейл, самая нетипичная Златовласка всех времён и народов. — Может, успокоишься уже и зайдёшь внутрь? От такой наглости Стайлз хлопает ртом, как золотая рыбка, вылетевшая из аквариума, не понимая, каким образом его дом превратился в обитель мрачных оборотней, но вваливается внутрь. Хейл — божечки, подумать только, Дерек Хейл, весь год бывший его псом! - двигается немного угловато и неловко, видно, отвыкнув от человеческого тела и непривычной необходимости держать равновесие, но всё равно удручающе угрюм и молчалив. — Ты видел меня голым! — выдаёт последний аргумент Стайлз, скидывая куртку Дэнни в кресло. — О. Мой. Бог. Ты видел меня расхаживающим в труселях, целый год! Не то чтобы моё хозяйство отличается от твоего — ну, знаешь, если бы у меня было два пениса вместо одного, я бы узнал первым, так? — но есть же правила приличия и всё такое! Это напоминает сценку выяснения отношений — Дерек невозмутимо щеголяет в его шмотках и копается на кухне, щёлкая чайником, пока Стайлз ковыляет за ним, подволакивая раненную ногу, и разоряется почём зря. — Но в труселях-то ходил ты, а не я, — Хейл преувеличенно спокойно ставит опустевшую кружку на стол и поворачивается к Стайлзу с видом «ну давай, скажи мне что-нибудь ещё и пожалей об этом». Эффект немного портит то, что с мелкой моторикой у Дерека пока что плохо, и сахар рассыпается из чайной ложки по всему столу. — Потому что ты вообще без них шастал, волчья морда! Бесишь! — Стилински вроде как и понимает: спор абсолютно бессмысленный, эдакий спор ради спора, но всё равно не в силах закрыть рот. - Фу-у, а я ведь чесал тебе пузико! — Захлопнись, — рыкает Дерек, и да, о боже, это действительно животное рычание. - Не рассыпь весь сахар, - мстительно роняет Стайлз. - Я сплю в спальне, и тебе туда хода нет! - предупреждает он, спешно ретируясь с глаз долой. Слишком много оборотней в его жизни. Слишком. Много.óÔÔò ↂ
Выспаться толком не получается — Стайлз рывками проваливается в болезненную дрёму, чтобы через пару минут вынырнуть оттуда, липкий от пота и шипящий от боли. Зашитое бедро пульсирует болью, словно ногу перепиливают ржавой тупой пилой. Ближе к четырём утра Стилински с кряхтением сползает с кровати и тащит свою тушку на кухню. Мутно-серый предрассветный мрак делает всё слишком зыбким и нечётким, хотя, может, это всего лишь антибиотики и куча таблеток дают знать. Стайлз распахивает окно, впуская утренний холодок в кухню, и выковыривает из шкафа заначку сигарет. - Ты не спишь, - обвиняюще звучит за спиной, и Стайлз подпрыгивает на месте, давясь дымом от неожиданности. Хейл в дверях маячит тенью отца Гамлета и немым укором неспящим в столь ранний час сержантам полиции. Стайлз закатывает глаза и затягивается сильнее, пытаясь куда-нибудь деть глаза и не пялиться на в меру волосатый торс оборотня — с футболкой тот благополучно расстался. - А ты всё ещё меня бесишь, - хрипло жалуется он и пялится в окно. Хейл молча включает свет и снова щёлкает чайником, доставая банку кофе, в которой болтается едва ли ложка растворимой бурды. - Соскучился по кофеину? - помолчав, спрашивает Стайлз. Хейл косится в его сторону и снова тщетно пытается насыпать сахар в чашку. На третьей ложке, не достигшей адресата, Стилински не выдерживает: - Да блин, дай сюда! - он щедро бухает три ложки и сухих сливок сверху, заливая живительный эликсир кипятком и двигая кружку в сторону Хейла. Кухня слишком тесная для двух здоровых мужиков, они неловко сталкиваются локтями и пальцами, и Стилински отпрыгивает, как ошпаренный. И разумеется, припадает на больную ногу. - Мать твою! - шипит Стайлз и хватается за столешницу, пытаясь удержать равновесие. - Плохо? - Хейл оказывается рядом в мгновение ока, смуглые пальцы впиваются чуть выше локтя. - Нет, блядь, хорошо, - бурчит Стилински, пытаясь вывернуться из хватки. - Не подходи ко мне, блохастый, или я за себя не ручаюсь. Я понимаю, ты как-никак спас мой зад, и я типа очень благодарен, но пойми правильно, одно дело жить со здоровенной псиной, а другое... Брови Хейла начинают жить своей отдельной жизнью, пытаясь слиться с шевелюрой. Что ж, насчёт бровей-гусениц Стайлз даже угадал. - … когда эта собака тебя лапает... Эй, ты чего!... - широкая ладонь Хейла отпускает локоть и тяжело ложится на пострадавшее бедро прямо над повязкой. Ногу обжигает болью, а потом та начинает бледнеть и растворяться, превращаясь в лёгкое тянущее чувство, но не более. Всё это время Дерек не отводит от него глаз, тихо рыча, пока по венам бегут тоненькие тёмные ручейки боли и прячутся под кожу — он вот так просто втягивает его боль. Бедро больше не ноет, в голове чудесным образом проясняется, да так, что Стайлз готов свернуть парочку не особо высоких гор. - Ого, пёсик умеет даже так? - Стилински нервно облизывает губы, мысленно делая пометку изучить оборотническую регенерацию, и шипит — забытая сигарета прогорает до фильтра, обжигая пальцы, и Стайлз тушит её, бросая в кружку с остатками кофе. Хейл непозволительно близко, так, что кисловатое кофейное дыхание обжигает его щёку. Здравый смысл отказывает ему окончательно, потому что вместо того, чтобы уйти, или отвернуться, или ляпнуть какую-нибудь глупость, Стайлз тянет руку вперёд и касается пальцем бока Дерека — где блестит старый затянувшийся шрам от ножа. Дело Болтона, обезумевшего психа с ножом, всплывает в памяти в одну секунду. И то, как мохнатый бок Дерека закрыл его собой от удара. - Ты вытаскиваешь мою задницу из дерьма не в первый раз, - тихо произносит Стайлз, и впервые в жизни ему не хочется паясничать. Дерек пристально смотрит на него своими прозрачными умопомрачительными глазами — в сдержанно-травянистой зелени утопают мелкие коричневые крапинки. Как у Коры, только прекрасней в разы, и Стайлзу пора рвать на себе волосы, что его неожиданно возбуждает не охрененная девчонка, а здоровый накачанный мужик с бычьей шеей и полным отсутствием дружелюбия. И чувства юмора он тоже лишён явно хирургическим путём. — Перестань таращиться, — обиженно заявляет Стилински. — Я до сих пор в шоке от того, что моя собака превратилась в огромного волосатого мужика. Может быть, у меня временное помешательство, сделай скидку на возраст и недолеченный СДВГ! Может, меня по голове били клюшкой для лакросса! - Много болтаешь, - небрежно роняет Дерек и рычит. Стайлз чувствует, что коленки начинают предательски дрожать, но не от страха, потому что от страха стояков, словно его член решил поддаться субординации в кои-то веки, встать по стойке смирно и даже отдать честь — не бывает. Он ловит себя на том, что уже минуту пялится на штаны Дерека, точнее, на одну конкретную область — паховую — пытаясь прикинуть размеры, диаметр или что-то около того. Наверное, это тоже всё адреналин или побочное действие лекарств. — Но-но, Стайлз может помолчать. Стайлз умеет молчать тогда, когда это нужно и угрожает его жизни. Невероятно, я слушаюсь чувака, который большую часть времени вылизывал себе задницу, — фыркает Стилински, пытаясь скрыть смущение и реакцию на собственные не особо-то приличные мыслишки, незаметно поправляя джинсы, неудобно впивающиеся в член грубым швом. Блин, может потому он так долго бегал от Дэнни? Махилани клёвый, конечно, но приторности в нём всегда было больше, чем перца, когда как Дерек был горяч во всех отношениях как целый мешок чили. Даже сияющий образ Лидии медленно меркнет перед глазами. Дерек двигается на него, вынуждая пятиться в гостиную, радужки заливает ослепительно-голубым, нос с хищно вылепленными ноздрями морщится, утолщается в переносице и собирается сердитыми складками. Нижняя губа оттопыривается, потому что белоснежные клыки лезут прямо на глазах, как трава весной. — Охренеть, чувак, где твои брови? — сипит Стайлз, чувствуя какое-то нездоровое, абсолютно самоубийственное любопытство при виде такого Дерека. — Они эмигрируют к бакенбардам или отваливаются? Скажи, ты линяешь? Может быть, они врастают в кожу? Стайлз понимает, что это он сейчас врастёт, только в стену — Дерек хватает его за грудки и возюкает спиной по стене, грозя превратить в чудесную говорливую лепёшку. И, если сам Стилински слегка в ужасе, то его член имеет по поводу происходящего диаметрально противоположное мнение. — Эй, я понимаю, что я тут весь перед тобой прекрасный, сто восемьдесят сантиметров сексапильности и два полосатых носка в комплекте, но держи свои волчьи феромоны при себе, чувак. И зубы, зубы тоже куда-нибудь подальше от меня! Лицо Дерека медленно деформируется обратно в человеческое, только в глазах-угольках тлеет что-то жадное, голодное и замешанное исключительно на инстинктах, что Стайлз жмурится, не в силах вынести этот взгляд. Немного подождав и поняв, что никто на него слюнями не капает и в клочки не рвёт, он приоткрывает один глаз: Дерек не исчезает, его взгляд — тоже, но жрать Стилински никто вроде как не намерен. Ноздри Хейла шумно раздуваются, улавливая малейшие запахи. — Нет-нет-нет, ты, конечно, нереально охуенный, и твой пресс, — Стайлз непроизвольно глотает слюну. — Твой пресс можно законно считать оружием массового поражения, чувак, эти восемь кубиков, тебе кто-нибудь говорил, что их хочется облизать, обведя каждый языком? О, что это я, меня несёт, не слушай меня, пожалуйста, иначе я вякну ещё какую-нибудь пошлую херню. — Только ты. — А? — Говорили про пресс, — хрипло уточняет Дерек. — Только ты. Последний оплот нравственности в виде штанов Дерека падает на пол, объявляя о позорной капитуляции. Стайлз ещё раз шумно сглатывает. Дерек горяч и очень, очень, очень обнажён. Одно движение руки, и Стилински отправляется в заманчивый и кратковременный полёт до кровати, откуда настороженно и слегка охреневше таращится на Хейла. Ох, ты ж блядь. Дерек внушителен по всем статьям, не говоря о том, что этот гордо торчащий десятидюймовый образчик чистейшей мужественности можно преспокойно сдавать в Палату Мер и Весов, как эталон всего. Реально. Не то чтобы Стайлзу сильно нравились члены, он вообще считал себя больше по девушкам, но в старшей школе на эксперименты не скупился, желая интересно проводить время в разных позах и далеко не один раз. Дерек надавливает коленом на матрац и забирается на кровать, демонстрируя плотоядную улыбку во все 32 (или сколько там у оборотней) зуба, зато Стайлз на локтях отползает от него максимально далеко, пока не упирается лопатками в спинку. — Если ты собрался меня жрать, я невкусный, предупреждаю сразу, — взывает к его голосу (человеческого) разума Стилински. — Тебе разве не говорили не есть в постели? Ага, так его и послушали. Дерек особо не церемонится и подтаскивает его за щиколотку. Стайлз придушенно пищит («мужественно вскрикивает», — уточняет внутренний голос, — «исключительно от неожиданности»), когда Хейл непослушными руками пытается вытряхнуть его из штанов. — Ладно, чувак, спокойно, — Стайлз старается не трястись осиновым листом, от страха или от возбуждения — трудно понять, особенно, если к кровати тебя прижимает сексуальный мужик, на которого у тебя уже минут пять как крепко стоит. — Я не хочу, чтобы ты меня лапал, — протестует он. — Распустишь руки — протянешь ноги!! — Хочешь, — утвердительно говорит Дерек и накрывает его член ладонью. Стайлз подавляет желание закатить глаза, забиться в конвульсиях или схватиться за сердце (или всё вместе и сразу), потому что ладонь Дерека словно специально создана для его члена. Господи, да он чувствует каждый мозолистый бугорок ладони, а ведь трусы ещё на нём. А потом — уже не на нём. — Ох-х, чёрт возьми, — выдыхает Стайлз и давится воздухом, рубашка летит на пол, Дерек вытряхивает его из остатков одежды, как долгожданный подарок из праздничной обёртки, и быстро отдрачивает насухую, двигает ладонью, как чёртов бойскаут, желающий развести огонь в полевых условиях. Господи, да сейчас же искры посыплются! — Блядь, да остановись же! Дерек, стой, перестань! — Хейл смотрит на него, не мигая, но ладонь убирать не спешит. — Если ты продолжишь в том же духе, я позорно спущу через минуту, — признаётся Стайлз, пытаясь отдышаться и насытить лёгкие кислородом на годы вперёд: в голове тоненько звенит от его нехватки, в яйцах — от напряжения. — После пары лет развлечений со своей правой рукой я немного чувствительный. — Отлично, — Дерек скалится, щедро облизывает ладонь и сжимает её на истекающем смазкой члене Стилински. — Мы никуда не торопимся. Стайлз допускает ошибку: ему хватает от силы тридцати секунд. — Я гей, — скорбно признаёт он, вяло разглядывая потёки спермы на животе. — Я всё-таки чёртов хренов гей, и моя шкала Кинси только что скакнула от тройки до пятёрки, — Стайлз охает и сгребает ладонью простыни, Дерек же жадно втягивает аромат семени и пота и начинает вылизывать его мокрый живот короткими широкими мазками. — О-о, до шестёрки... И, кажется, я самую капельку зоофил. Совсем чуть-чуть. Даже несмотря на то, что ему только что шикарно подрочили, Стайлз хочет завернуться в простыню с головой, чтобы пережить минут тридцать рефлексии и жалоб на судьбу. Ещё Стайлз хочет всё-таки поспать и выпить кружку кофе, и всё это в любой последовательности. Дерек не даёт ему сделать ни то, ни другое, ни вообще что-либо из выше перечисленного, зато хватается за его колени и широко разводит, чтобы пройтись языком по паховым складочкам и нежной коже яичек, от чего Стилински коротко подвывает, громко и красочно жалуясь на то, что Дерек ужасающе небрезгливый и вгонит его в могилу. Мозг коротит от интенсивности непривычной ласки, он закатывает глаза, ощущая, что тело превращается в дрожащее молочное желе с шоколадной крошкой родинок, и ему невероятно хорошо. О-ху-и-тель-но. Ничего удивительного в том, что Стайлз снова возбуждается почти сразу вопреки логике и рефрактерному периоду. Дерек коротко смотрит на него и возвращается к своему делу, медленно облизывая по кругу приоткрытую, влажно поблескивающую головку, спускается ниже, ниже, ниже и... — Да твою же грёбаную волчью матерь! — орёт Стилински — его подбрасывает на кровати от того, что острый язык настойчиво толкается в анус, слюнявит, щекочет, аж дух перехватывает, а щетина раздражает нежную кожу бёдер. — Дерек, что ты делаешь! — Перестать? — Хейл почти урчит. — Если перестанешь, то я уничтожу тебя как личность, — задыхаясь, обещает Стайлз в потолок и дёргается, когда Дерек в ответ несильно кусает его за бедро, принимая вызов. Здесь он тоже немного ошибся — скорее, это Дерек поэтапно уничтожает Стайлза как личность, по крайней мере, пальцы Хейла не оставляют камня на камне от его разума, контроля и прочих ненужных вещей, превращая Стайлза в поскуливающий от вожделения комочек нервов. Если Стайлз когда и ныл по поводу того, что хотел встретить Хеллоуин в компании Дэнни и алкоголя, теперь он готов взять свои слова обратно: стыдно признаться, но лежать распластанным по кровати брутальным мужиком, пока тот трахает его тремя пальцами и добавляет четвёртый — нереально горячо, особенно после длительного воздержания. После воздержания от таких даров не отказываются. А потом в дело вступает член, и сознание Стилински стартует прямиком в стратосферу. Он в сердцах подгоняет Хейла пяткой под ягодицы, игнорируя лёгкое жжение в некоторых стратегически важных местах — Стайлзу не нужно просто «больше», Стайлзу нужно абсолютно всё. Короткий, но яростный секс превращается в эдакую гонку на выживание, где каждый не стесняется грязных приёмчиков — Дерек влажно и тяжело дышит ему на ухо, прихватывая зубами ушную раковину и этим порождая рой мурашек, бегущих по коже; Стайлз же не может не поддаться соблазну и не облапить крепкий зад или лизнуть солоновато-пряную кожу на шее, прямо в том месте, где проступает крупная выпуклая вена и быстро-быстро бьётся пульс. Его швыряет в оргазм, как гоночный болид, на сверхзвуковой скорости въезжающий в кирпичную стену — он почти видит наяву груду металла, россыпь осколков и весело подпрыгивающее по дороге колесо. Сокращающиеся мышцы дрожат, рот сам собой открывается в беззвучном вопле, чем пользуется Дерек и увлекает Стайлза в злой, капельку слюнявый (и клыкастый) поцелуй. — Чувак, это было... — хрипит на выдохе Стилински, и закрывает болтливый рот, точнее, это Хейл закрывает его рот ладонью. Дерек семафорит в его сторону пронзительно-голубыми радужками, прижимается лбом ко лбу, и, делая последние хаотичные движения, кончает с громким победным рычанием.óÔÔò ↂ
— А всё-таки, как так получилось, что ты застрял в волчье-мохнатом обличии, а? — интересуется Стайлз, обессиленно падая носом в кровать. Он догадывается, что завтра мышцы ему спасибо не скажут, но уж что поделать. Дерек закатывает глаза, но отвечает, очевидно, решив, что проще дать все ответы на вопросы, чем слушать бесконечный трёп: — Это единственное, что волнует тебя после двух оргазмов, серьёзно? — фыркает он. — Как ты весьма точно выразился, я застрял. На все восемь лет. — Вау, оно живое и разговаривает, — Стайлз радуется как дитя, и спохватывается, только когда лицо Дерека каменеет. — Стайлз. — Это типа как психологическая травма, да? После пожара? Чувак, так от тоски и взвыть недолго, — Стайлз, конечно, отшучивается, но на самом деле содрогается от сочувствия и страха. — Прости, я идиот, исправлюсь. — Ну, я же не взвыл от твоего сухого корма, которым ты меня пичкал весь год, — Хейл пожимает плечами, между которыми на спине, как успел убедиться Стайлз, красовалась обалденная татуировка, но его улыбка неуловимо смягчается. — Хотя, если бы не подачки твоего отца, я бы так долго не протянул, — насмешливо добавляет он. — Эй, я же говорил ему, что нельзя кормить собак котлетами из гамбургеров! — возмущается Стилински. — У тебя на лбу не написано, что ты из мохнатиков, вообще-то, — Стайлз уютно устраивается у него под боком. — Итак, вопрос номер два: ты всегда такой мрачный, будто тебе на Рождество в носок вместо подарков впихнули фургон угля? Какой твой любимый цвет? Что ты ешь помимо сухого корма? Ты любишь тако? Почему у тебя глаза уже не красные, а голубые, это линзы? Это ты прикончил Арджента? Кстати, не могу не оценить оригинальный подход, — Стайлз сонно зевает, ёрзая от ощущения непривычной растянутости и липкой мокрости, — сначала секс, потом поцелуи. Сразу видно — джентльмен. — Стайлз, заткнись. — Да я молчу, молчу, — Стайлз и впрямь умолкает, ворочаясь с боку на бок, но надолго его не хватает. — Слушай, а если серьёзно, что происходит? Не то чтобы я жду обмена кольцами и клятв вечной верности, или там поездки в Вегас и чумовой гей-свадьбы, но реально, что это всё значит? Типа как будем встречаться, или перепихнулись и разбежались? Я немного профан в отношениях, - он широко улыбнулся, - если ты не заметил, но могу попробовать, если обещаешь больше не жевать мои носки. — Инстинкты. Я тебя спас, потому что ты мой человек, — коротко заявляет Хейл, прижимая его к себе спиной и поглаживая паутину заживших шрамов от ожога на боку. — И ещё, чтобы от тебя не несло Дэнни. Никаких больше Дэнни, — и добавляет: — Ты бы понравился Лоре, — невысказанное «семье» прямо таки висит в воздухе. Стайлз вздыхает, не скрывая облегчения — Коре он вроде как понравился, а про Лору он как-нибудь расскажет. Ему почему-то кажется, что старшая сестрёнка совсем бы не была против такого расклада. — Значит встречаться? Окей, волчара. Возможно, придётся познакомить тебя с отцом, — удовлетворённо бормочет Стайлз Дереку в плечо, засыпая. — Только куплю пару бутылок алкогольного успокоительного и спрячу табельное. А завтра мы поедем к Коре. Стайлз отрубается раньше, чем замечает слабую улыбку Дерека, адресованную потолку. Флаффный Эпилог :) — Дерек, передай, пожалуйста, гуакамоле, — подчёркнуто вежливо просит шериф Стилински, Стайлз в ответ закатывает глаза. Эрика и Айзек, чёртовы предатели, переглядываются и тихо фыркают в тарелки с зелёным рисом по семейному рецепту, когда Дерек деревянно улыбается и так же подчёркнуто вежливо передаёт шерифу большую керамическую миску с нехитрой закуской. Его руки уже почти не дрожат, а навыки обращения со столовыми приборами медленно приближаются к отметке «отлично». На самом деле Стайлзу тоже смешно: у Дерека на лбу крупным мигающим шрифтом написано, что противоречия дерут его на кучу крошечных Хейликов — отдать шерифу прилагающиеся к закуске начос и заработать непримиримого врага в виде Стайлза (что чревато некоторыми переменами в личной жизни) или поддаться Стилински-младшему, но не получить расположения Стилински-старшего? Эдакая этически-кулинарная вилка Мортона в рамках отдельно взятой семьи. В итоге, Дерек склоняется ко второму варианту, чем зарабатывает одобрительный взгляд бойфренда, пока шериф вздыхает и размазывает зелёное нечто по куску супер-полезного зернового хлеба, наверняка размышляя, что вырастил не сына, а настоящего садиста. Традиционный день мексиканской кухни и по совместительству смотрины в семействе Стилински идут полным ходом. Хотя, Стайлз признаёт, что был бы охренеть как рад, не строй Хейл из себя саму невозмутимость. Отцу тоже было бы неплохо перестать драматизировать, словно его сыну всего шестнадцать и тот пал жертвой тридцатилетнего совратителя маленьких мальчиков. Ну, подумаешь, придётся смириться с отсутствием внуков! Они всегда смогут оформить совместную опеку над Скоттом, который на фоне тотальной Эллисон мозга умственно упал как раз до уровня семилетки. — Итак, Дерек Хейл, — тоном, вроде «посмотрим-ка, что ты скажешь в своё оправдание», начинает шериф, — Стайлз как-то упоминал, что вы познакомились... — На работе в участке, — коротко отвечает Хейл, бесцельно ковыряя рис. Несмотря на внешнюю сдержанность фраз, разговор скорее напоминает допрос подозреваемого, соответственно он выглядит, будто за любой неверный ответ получит разряд током или трое суток в камере участка, до выяснения обстоятельств, личности и причастности к поеданию одиноких старушек. — Дерек помогал мне тренировать... эм, Дерека, — Стайлз нервически улыбается, типа, ха-ха, ты посмотри, какая классная шутка судьбы, Дерек и Дерек с хвостом, кто бы мог подумать. — Кстати, где он? Я думал, вы, парни, неразлучны, — замечает Стилински-старший. — На днях я заезжал к Мелиссе, — тут шериф слегка смущается, — и приготовил ему пару отличных мозговых косточек. Эрика издаёт тихий беспомощный всхлип и медленно подходит к той опасной грани, когда люди обычно начинают биться головой об стол. Шериф косится на неё с некоторой опаской и переводит вопросительный взгляд на сына. — Смешинка в рот попала, — объясняет Стилински, пытаясь ткнуть разошедшуюся подругу локтем под рёбра, взглядом обещая ей долгую и мучительную смерть. — Я оставил Дерека, м-м-м, у Дитона, на передержку. Профилактические осмотры, удаление зубного камня и всё такое, па. Ничего серьёзного, — добавляет он, видя, что отец слегка взволновался: как бы то ни было, Дерек в мохнатом обличии ему всегда чертовски нравился. Стайлза мучает вина ещё хуже, чем когда Дерек заезжал за ним в участок и облапал на глазах у Дэнни. Хотя, его терзали смутные подозрения, что весь этот спектакль был нарочно организован только ради того, чтобы Махилани держался подальше. — Так значит, ты тоже хэндлер? — шерифа не так-то просто сбить со следа. — Должно быть, собаки неплохо слушаются такого серьёзного парня, как ты. — О, Дерек что-то типа местного собачьего гуру, да, Дерек? — сладко улыбается немного успокоившаяся Эрика и салютует ему бокалом апельсинового сока. Айзек смотрит на неё с мягким укором, Стайлз — с обещанием трёпки, а Хейл почти готов оскалиться. Оборотни и ведьмы (даже, если ведьминской крови всего четверть) не слишком-то хорошо ладили испокон веков, особенно, находясь на одной территории. А дом Стайлза — как раз она самая. — Дерек, — шипит Стайлз, пиная Дерека по голени. Папа вряд ли поймёт, если увидит, что его бойфренд, обязанный быть младшему Стилински опорой, защитой и хрен пойми чем ещё, временами действительно ведёт себя как собака. — Перестань! — Что мы всё о нас, — Стайлз беззаботно улыбается и поворачивается к паре Рейес-Лейхи. — Может, расскажете, что у вас нового? Айзек с улыбкой рассказывает о том, как они ходили со Скоттом и Эллисон на двойное свидание, Эрика периодически тоже вставляет свои пять центов, и Стайлз почти расслабляется, переплетая под скатертью их с Дереком пальцы. А потом с ними случается Скотт МакКолл. — Стилински! Какого хрена ты вырубил свой мобильник?! — он залетает в дом. — Лейхи, Рейес, на выход, у нас захват заложников! Здравствуйте, шериф! Он тараторит так быстро, что Стайлз подпрыгивает на месте, бьётся коленкой об столешницу и не успевает отреагировать: Дерек, всё ещё напряжённо реагировавший на громкие звуки и резкую смену обстановки, по привычке включает альфа-режим. Хейл задвигает его за спину от возможной угрозы и мигом дополняет свою брутальную внешность полезными девайсами вроде клыков, нескольких пучков растительности на лице и десятка острейших когтей, издавая устрашающее рычание. — Вот поэтому, Скотт, и отключаю, — стонет Стайлз, который хотел преподнести отцу главную новость дня несколько иначе. Шериф вскакивает, по привычке хватаясь за отсутствующую наплечную кобуру, МакКолл примирительно показывает ладони, а Стайлз пытается применить тактику забалтывания оборотня до состояния оцепенения: — Дерек, отпусти стол, — командует он, — ага, вот так, не царапай скатерть, она осталась нам от мамы, и я совершенно не желаю лишаться этой чудесной тряпочки. А теперь успокойся, это же старина Скотт, он немного больной на голову, вот так врываться в помещение, где есть оборотень, но вреда не причинит. Дерек сверкает пронзительно-голубыми радужками и обращается обратно, выглядя почти смущённым. — Ненавижу, когда ты так делаешь, Хейл, — ругается Эрика, промакивая пятно от апельсинового сока на юбке. — Предупреждай о своих ликантропических штучках в следующий раз заранее, желательно, в трёх письменных экземплярах, иначе на годовщину я подарю вам БДСМ-набор с цепями и дыбой. — Что. Это. Было? — спрашивает шериф, успевший вооружиться ножом из маминого набора столового серебра. Стайлз устало трёт лицо и вздыхает, предчувствуя до-о-олгий разговор, на который совершенно нет времени. — Пап, я тебе всё объясню попозже, как только мы вернёмся с вызова, — Стайлз торопливо достаёт сумку с формой и включает телефон. — К нашему приезду тебе лучше будет выпить, потому что это ещё не все сюрпризы, но такое предпочтительно показывать в приватной обстановке и компании бутылки виски. Всё что тебе надо знать: Дерек всегда прикроет мою задницу, что бы не случилось, — добавляет он, твёрдо глядя отцу в глаза. — Обещаю, шериф, — с мрачной торжественностью подтверждает Дерек. И это действительно так. Конец :)