Плата

- Навсегда? Он стоит перед ней на коленях, прижимая тяжелую голову к ее животу, и тонкие пальцы путаются в его волосах. Его руки покоятся на ее бедрах, и она не боится, совсем не боится, только ласково шепчет что-то про любовь и вечность. - Ты обещаешь? - Обещаю, - она смеется, и звонкий нежный смех рисует глупую счастливую улыбку на его лице. Это ничего – ведь никто не видит, а если она вдруг заметит – не страшно. Он за руку ведет ее к высокой кровати с пунцовым балдахином – то ли сокровенная фантазия, то ли лелеемое в сердце убежище, а может, неосуществимая мечта. Он останавливается и без слов предлагает ей выбор: шаг вперед, и он продолжит, и уже не остановится. Шаг назад… Он боится думать о том, что с ним сделает этот ее маленький шаг. Но она колеблется недолго, и смело подается ему навстречу. Мягкие губы погружают его в какой-то сладкий туман, от которого он выныривает уже лежащим на этой самой кровати, словно на диковинном жертвеннике. Только кто здесь жертва? Его сердце сжимает страх, какое-то смутное предчувствие беды, но он не может отказать себе в удовольствии и оторвать от нее взгляд. - Ты уверена? – снова тревожно спрашивает он, и она в знак согласия кладет руку ему на грудь, скользит теплой ладошкой под рубахой, и его тело мгновенно реагирует на прикосновение: он дрожит, полный жара и желания. Она уже не улыбается, из ее полуоткрытых губ вырывается нетерпеливый вздох, когда он сжимает ее в своих объятиях. Ее одежда куда-то делась, и теперь он может ласкать ее всю, целовать, любить, впитывать ее красоту каждым миллиметром своей кожи. - Люблю, люблю, - шепчет он горячо и страстно, и она отвечает ему короткими стонами. - Моя? Моя! Ты обещала, навсегда! – он, как безумный, прижимает ее к себе все сильнее, до боли, до судорожно сжатых рук, ему нужно больше и больше - он не в силах насытиться, и вот его бессвязному лепету вторит болезненный крик, но он не может остановиться. - Моя! – кричит он в исступлении, и, перед тем как кошмар отступает, он видит ее – мертвую, изломанную куклу у подножья старой каменной башни. Самоубийца. Его вина. - Прости, прости, прости! – но его горячему полуночному бреду нет ни ответа, ни прощения. Навсегда.