Погружение

— Ты умрешь молодым, потому что с детства выкуривал по тридцать сигарет в день… Голос-шепот, звенящий в ушах. В глазах говорящего невозможно ничего прочитать, в них только ледяной свет, каким отдают полярные звезды и изморозь на фонарях: — И отправишься в ад, потому что так прожил свою жизнь… Ты не мигая смотришь в эти глаза, в их черные зрачки, и кажется, что там вспыхивает пламя. Ты видишь огонь, пожирающий все вокруг — дома, стены, тебя самого. И слышишь раздирающий человеческое ухо мученический вопль, треск пламени и отчаянье какой-то трагической музыки. Оно накатывает на тебя и одновременно снаружи и изнутри, поглощает твой разум пульсацией, болью, белыми вспышками перед глазами от режущих сознание картин и звуков, ощущений. Яркое пламя, охватывающее все пространство и время, выжигающее Его имя на поверхности планеты, и ты читаешь, прежде чем пасть. И ты встаешь, в нелепой надежде уцепиться за что-то, на чем держался несколько секунд назад. И ты видишь, как проваливается сожженная земля под твоими ногами, ощущаешь это падение раздирающейся одеждой, горячим воздухом, ударяющим в спину, неизменным ощущением тянущих вниз рук и почти сжимающих тебе горло чужих пальцев. Ты падаешь и падаешь, проваливаешься в место, где слишком много привычного, видимого в редких снах. Остовы машин, изуродованные здания — все знакомо-красное и не-живое. Шаг, почти клацающий звук, два – стрекотание сотен когтей — и три – ты подскакиваешь на ноги, прислушавшись к этим звукам. Солдаты с желанием отомстить тебе, ненависть в их отсутствующих глазах, чертах и оскалах. И это еще не самые страшные из твоих врагов – пир только начинается. Рука, протянутая к тебе из ниоткуда. Чистая, словно ухоженная. Правильная до невозможного отвращения. Он протягивает руку, сжимает ворот твоей рубашки, и обжигающий смех холодом роняет тебя еще ниже. Ты летишь сквозь бесконечно идущие вниз этажи и наслоения, через озера и ураганы, города и ямы, мимо демонов и грешников. Ты знаешь свое место — в самом низу. Клетка, оковы, мерзко… И голос выдирающий тебя из видения: — Это судьба, Джон… Ты не двигаешься, но его глаза пропадают из поля твоего зрения. Габриэль встает, и ты сощуриваешь глаза, глядя на его фигуру. Нет, это не та судьба, которую ты примешь — ты сделаешь все… Все, и пусть эти «великие комбинаторы» подавятся. Ты слишком долго служил Ему для того, чтобы так просто смириться с логовом Врага в качестве последнего пристанища… Ты выходишь из церкви, и только у дверей, глядя на дождь, вдруг задаешься мыслью: разве у Габриеля должны были глаза светиться не алым, но зеленым? Достаешь сигарету, закуриваешь. Паршивое у них всех чувство юмора — в этом ты уверен.