Рыцарь Морковка

Как можно определить по мыши, маленькая она или взрослая? Эрнест большой, просто огромный медведь, для него все мыши маленькие. А Селестина возьми и заяви – «Что ты опекаешь меня как курица-наседка, я уже взрослая!» - и отобрала у старика Эрнеста спокойствие и сон. Что значит – взрослая? Когда успела? Всё ещё ведь в платьице своём розовеньком бегает, не выросла ни на дюйм, а поди ж ты – уже и взрослая. Эрнест помнит, что у медведей взрослый – значит, поступающий как родители велят, но при этом мама добавляла, что Эрнест, коли пойдёт по стопам отца, станет «самостоятельным», но разве можно поступать не так, как хочется, и при этом зваться самостоятельным? Мать его, большая бурая медведица, много всего говорила, она, кажется, только и делала всегда, что говорила, Эрнест ничего практически уже и не помнит, но одно знает точно – ни один родительский урок он к жизни своей так и не применил. О да, ему бы не пришлось жить в домике с дырявой крышей и ходить в дырявой шляпе, кабы он слушался маму, но… разве оно того стоит? Без пыльного рояля, без дырявой крыши, без разрисованной гуашью скатерти, без Селестины – разве оно того стоит? У Эрнеста больше десятка лет за мохнатыми плечами, шерсть на макушке седая, но он не последовал ни одному родительскому завету, так что же теперь, он – не взрослый? Селестина, которая без толку пытается накормить медведя овощами и фруктами, а не пастилой и шоколадом, так и думает, она ворчит всегда: - Господи, Эрнест, ты как маленький ребёнок, ну нельзя же питаться одним шоколадом, ты все зубы так растеряешь! - Тогда ты сможешь собрать их в мешочек и вернуться в свой мышиный город, - говорит ей Эрнест, по самые уши заталкивая в рот сахарную вафлю. - Да как я могу туда вернуться, ты же тут без меня и зубов своих лапы откинешь, - отвечает ворчливо ему мышка и подтаскивает оранжевую морковку поближе. Когда она вот так упрямится и ворчит, она ужасно похожа на маму-медведицу. Эрнест только фыркает и отодвигает морковку подальше от себя. Не боится он потерять свои зубы, зубы – это сущая ерунда. Глупые мыши носятся с ними как с писаной торбой, а Эрнест бы с радостью свои зубы отдал, он бы всё-всё, что у него только есть, отдал, лишь бы Селестина была рядом, лишь бы с ней всё было хорошо. Мышка придвигает морковку обратно и продолжает развивать свою идею: - Вот потеряешь ты свои зубы, и в это же время медведи опять решат посадить нас в тюрьму, ты что делать тогда будешь? Дёснами их пугать? Без зубов ты ни меня, ни себя защитить не сможешь. - А зачем медведям опять нас арестовывать, мы ведь не сделали ничего, – удивляется Эрнест. - К тому времени найдётся, зачем, - уверенно отвечает ему Селестина. - Ну, тогда мы забаррикадируемся в доме и будем отстреливаться морковками, - решает Эрнест. - Морковками? Да какой толк отстреливаться морковками?! Эрнест пригибается к насупившейся мышке и шепчет в серое ушко: - Медведи совершенно не переносят морковь, у них на неё страшная аллергия. Ты только никому-никому об этом не говори, это большой секрет! – и, в доказательство, он подцепляет морковку когтём и выбрасывает в открытое окно. Выдыхает успокоено и запихивает в рот горсть ванильных эклеров. Селестина упирает маленькие лапки в бока и грозно глядит на медведя. - А на шоколад и эклеры у медведей, стало быть, аллергии нет, да, Эрнест? Эрнест охотно кивает и забрасывает в рот ещё горстку эклеров. - Абсолютно никакой. Мышке и остаётся только, что развести лапками в стороны и признать своё поражение. Может быть, и в самом деле этот медведь знает, о чём говорит. Он ведь, в конце концов, из них двоих самый взрослый.