овертайм

Стоя на пороге, кряхтя и пару раз едва не падая, Джебом неуклюже натягивает пыльные, но такие любимые кроссовки, под конец выдавая усталым голосом: — Со мной в магаз кто-нибудь сходит? Ответом ему приходит величественная тишина в скромной и погрязшей в бардаке общаге — редкое явление в квадратных метрах, забитых шумной стаей парней призывного возраста. Половина, должно быть, в наушниках сидят, остальные уже спят, хотя Марк или Джексон могли и банально проигнорировать отчаянный лидерский вопль. Джебом вспоминает, как они жили вдвоем: срача было не меньше, а шума и вовсе больше. Когда он выходит на улицу, то дверь за спиной хлопает дважды. Джинён догоняет его в два прыжка и не говорит ни слова, через пару шагов уже идя в одну ногу. У Ёндже даже есть теория на этот счет: у Джейби и Джуниора, по его словам и наблюдениям, просто особая ментальная связь. Как у близнецов, он говорит, или типа того. Джебом пожимает плечами и просит Ёндже заканчивать уже смотреть свои дурацкие американские сериалы, поэтому теория вокалиста остается при нем навсегда. Все равно, кроме Джебома, никто и слушать не будет. В глазах Джинёна снова эта разводящая на «слабо» насмешка: ну ты же теперь лидер, ты же теперь босс. Он смеется без злобы, но будто пытается заставить Джейби чувствовать себя виноватым за то, чего не было, и у этого азартного, провоцирующего, горящего вызовом взгляда это почему-то получается. Джинёну всегда нужно находить причастных и виновных во всех своих бедах, а Джебом просто думает, что это меньшее, что он может для него сейчас сделать. Они договаривают друг за другом слова и пишут одинаковые сообщения в одно и то же время. Марк оправдывает их тем, что они давно знают друг друга и мыслят в одном ключе. Ёндже молчит и сверлит затылок Джебома взглядом, всем своим видом посылая ему минусы к карме: «Ну я же говорил». Джинён же нахер посылает Джейби в открытую. Трижды в день: на завтрак, обед и ужин. Джебом глотает его насмешливые улыбки и короткие взгляды, в которых чернеет слепая обида, как прописанные доктором таблетки. Ему от них, честно говоря, даже легче. У того, как Джинён ненавидит и любит, есть один неприятный побочный эффект — потом ты согласен уже на любой из двух вариантов, лишь бы не безразличие. Джебом уверен, что Джинён припас его напоследок, чтобы добить, а сейчас просто точит свои ледяные ножи, примеряясь куда потом их всадить. Навязчивой мыслью в голове Джейби бьется неуемный иррациональный страх: ему боязно поворачиваться к Джинёну спиной. С Джексоном до дурости легко поругаться, характер у него уж больно вздорный, манеры своеобразные, привычки дебильные, зато язык хорошо подвешенный. Джебому потребовалось много времени, чтобы научиться видеть эти подводные камни, тем самым спасая свою и без того шаткую нервную систему от нежелательных встрясок тупыми и нелогичными аргументами, которыми в свою защиту Джексон сыпет направо и налево. С ним в этом божественном умении может потягаться только Джуниор. А тому порою просто необходимо выпускать пар. И хотя бы раз в месяц этим счастливчиком должен быть не_Джебом. Ну так, для профилактики. Джейби давно надоело слушать бессмысленный срач в соседней комнате, но поднять задницу с кровати его заставляет только тяжелый и многозначительный взгляд Марка, застрявшего в коридоре. «Иди и сделай что-нибудь», читается в его глазах. В его тяжелом вздохе вслед уходящему Джебому слышится: «Не делай лицо, как будто ты идешь на плаху». Джейби спокойно спрашивает, что случилось, Джинён мгновенно замолкает, Джексон же продолжает кидаться аргументами теперь уже в адрес лидера, который, правда, совсем его не слышит. Он смотрит Джинёну в глаза, когда оба они молчат под аккомпанемент сбивчивого мата их гонконгского счастья и взглядами говорят друг другу о том, чего язык не повернется сказать. «Мне обидно. Мне больно. Ты обещал». — Что происходит? - собирая остатки самообладания, спрашивает Джебом, не сводя с Джуниора глаз. — Как обычно, он опять не... - цедит сквозь зубы Джинён, переводя стрелки на Джексона, но Джейби перебивает его коротким и метким: «Нет». — Я не про это, а про тебя. Про то, что с тобой происходит, в целом. То, что Джексон чувствует себя на редкость лишним и ущемленным во внимании, отнюдь не заставляет его двинуться с места, поэтому уставший стоять на стреме Марк выводит его из кухни за руку без каких бы то ни было объяснений. Вдогонку закрывает на кухню дверь снаружи. Джебом думает, что если Марк ему сегодня помогает в роли палача, то стоит сказать спасибо хотя бы за секундное дежавю, вызванное замкнутым пространством, наличием в нем только лишь двух персон и полным неясной злобы взглядом одной из них. Джинён говорит, что с ним все в порядке. Все как обычно. — А с нами? - вздыхает Джебом, обезоруживая Джуниора одним лишь местоимением, - Что, по-твоему, происходит с нами? Один-ноль, победа Им Джебома! Джинён мечтает повеситься на белом флаге в знак поражения, с которым он не может смириться. Глаза у Джейби просят правды. Немного искренности и не нужно проливать лишней крови. Вот только голос у Джинёна дрожит, срываясь на потоке бесконечных мне тебя мало, мне тебя необходимо. — Я знаю, что ты не виноват, но зачем тогда было обещать все эти глупости? Почему из-за них я чувствую себя обманутым? — А меня считаешь предателем? Джинён сжимает кулаки до боли. Ему хочется прикоснуться к лицу напротив, но он слишком боится, что жест обернется ударом. — Ты обещал, что мы всегда будем вдвоем. — Теперь мы не будем вдвоем никогда. Белыми флагами можно еще и душить. У Джуниора звон в ушах от хрустальной тишины, повисшей над их головами, в которой отсутствие собственного сердцебиения слышится до ужаса отчетливо. Джебом смотрит в глаза, дышит через рот, находится рядом и все еще значится любимым. А потом расстреливает в упор. — Но это не значит, что мы не можем быть вместе. Джинён перезагружается первые пару секунд. Потом ему требуется еще немного времени, чтобы переустановить себе подсознательную винду. Думать Джинёну больно. Поток гневной оправдательной ахинеи Джексона казался ему в разы логичнее, чем простые выкладки Джейби. Тот тяжело вздыхает и повторяет, что не вдвоем, но вместе. Так иногда бывает, так тоже можно жить. Джинён порывисто вскидывает руками, разворачивается на девяносто градусов, намереваясь рухнуть на колени в знак отчаяния и спикировать башкой в столешницу, но Джебом ловко подхватывает его на полпути к сотрясению и прижимает к себе изо всех сил, обнимает так крепко, насколько хватает смелости и насколько не достает тепла. Запах чужого тела, сдобренный шлейфом парфюма и ароматом джебомовского вонючего чая, предательски бьет Джинёну по мозгам, заставляя обмякнуть в сильных руках и обхватить парня за талию в ответ. Смотреть в глаза без злости страшно, Джебом еле различимо шепчет на ухо: «Хватит». В этом простом коротком слове эхом отзываются тысячи фраз: от «я хочу быть с тобой» до «господи, будь благословенен блядский Джексон». И вдогонку неуверенный вопрос: «А разве мы вообще официально расставались?» Джебом хочет озвучить его вслух, даже успевает для этого приоткрыть рот, вот только дергается он одновременно с Джинёном, которому в ту же секунду приходит осознание того, что Джебома прямо здесь и прямо сейчас ему смертельно необходимо поцеловать. С секунду они с открытыми ртами смотрят друг другу в глаза, и Джейби целует его первым. Джинён чувствует сердцебиение в унисон и благодарит Джебома за чтение мыслей, с опаской, но едва скрываемым рвением отвечая на поцелуй, неловкий, неуверенный, но отчаянный и спасительный. Джинён тонет в нежности, давится страхами, останавливает для них двоих время и крепко обвивает руками шею Джебома, не позволяя хоть на вздох уменьшить близость между. Джейби лишь думает, что соскучился по этому безумию до дрожи и что у Джинёна восхитительно нежные и до боли родные губы. Теории Джексона озвучиваются прилюдно и без стеснений. Хотя это даже не теория, просто он любит умничать и разводить всех окружающих на болтовню. — Ты понимаешь, если бы мы были футбольной командой, то вы почти как центр поля, - Джинён и Джебом скептически переглядываются, - Связка опорника и плеймейкера. Джейби вспоминает, что тоже хотел установить себе четырнадцатую фифу, но вечно забывал об этом, а Джексон, тем временем, тычет ему пальцем в грудь. — Ты царь поля, властелин газона просто, - Ван в доказательство размахивает руками, - Ты должен уметь делать все, но в основном приходится разбирать дерьмище, которое наворотили твои долбоебы, отбирая мяч у противника и занимаясь грязными делишками в центре поля. Ты обязан видеть всю свою команду и работать на них, кривоногих дебилов. Джебом принимается что-то гуглить, Джинён смеется уже во весь голос, а Джексон начинает впаривать теперь и ему: — А ты плеймейкер, ты королева дискотек. Работаешь на середине поля и ждешь своего звездного часа, пока опорник не всунет тебе в ноги мяч для того, чтобы ты сотворил чудо. И ты, как разыгрывающий, должен увидеть самые хитрожопые варианты развития атаки, все предусмотреть, все сделать так, чтобы у нападающих ни голова, ни жопа не болела. Вдохновенную речь Джексона прерывает вклинившийся в монолог Югём, ответственно заявляющий, что он вратарь. Раздирая шкурку неубитого медведя, сам Джексон тут же забирает себе роль форварда, отдавая при этом Бэму позицию атакующего полузащитника и принимая его в свои верные рыцари и ассистенты. Ёндже и Марк довольствуются защитой, но если первому просто похрену, он ненавидит футбол и обожает, кстати говоря, снукер, то второму очень даже льстит его гипотетическая роль. Ему нравится защищать то, что ему дорого, и бороться за то, что любимо. Джуниор и Джейби по-прежнему ругаются и шлют друг друга нахер с завидным постоянством, но зато по вечерам теперь запираются иногда в комнате. Это действо Ёндже называет как «им нужно побыть вдвоем». Обстановка в команде никогда не будет спокойной, и, даже несмотря на торжественное воссоединение «центра поля», у них все еще есть застенчивая отчужденность Ёндже, туановские проблемы с доверием, бесячий характер Джексона и эмоциональная нестабильность Бэмбэма. Только Югём — молодец. Однажды за совместным со всеми ужином, Джейби признается, что Югём — его биас в группе GOT7. Мамина радость, папина гордость, тульский пряничек и лист подорожника на все колото-резанные раны Им Джебома. Джинён никогда не перестанет целиться ему в спину, только сейчас Джейби кажется, что, быть может, раньше это были попытки самоубийства. У них же сердца в унисон, ударишь другого — сделаешь больно себе. Сотворишь Джинёну какую-нибудь радость и самому дышать становится проще. Джексон, проходя мимо запертой двери, выносит на обсуждение мысль о том, что «эти двое» ведут себя как педики. — Ты ебанутый, - тяжелым взглядом смиряет его Марк, - Если бы ты со мной пережил все то, что пережили они, ты от меня бы уже двойню воспитывал. Искренне не понимая, при чем тут двойня, Джексон планирует продолжить увлекательную дискуссию в попытке развести Марка на признания в еще каких-нибудь тайных желаниях, но в комнату, как корабль в бухту, царственно приплывает Югём и оседает на мель в виде своей разобранной кровати. Джексон вдруг осознает, что, может быть, не двойню, а кое-кого еще, но «эти двое» уже давно и безуспешно воспитывают. Чувствуя на себе странный и до жути сосредоточенный взгляд Джексона, Югём принимается застилать свою постель. На всякий случай. Марк ржет. Ёндже, сидя на кухне в гордом одиночестве, пытается утопить в кружке чайный пакетик, потому что сильный травяной запах забытого Джебомом пойла стоит на всю общагу, и только лишь бубнит себе зацикленно под нос: «Ну я же говорил, я же говорил».