Судьба такая - спасать Кирена Уокера

      И снова супермаркет. Люминесцентные лампы погасли, и включилось резервное освещение. Кирен завернул за угол, и увидел, как Лиза поднимается с пола, сжимая рукой поврежденную лодыжку.       Еще мгновение, и вот она уже повернулась и буквально наткнулась на Уокера, громко закричав от охватившего ее ужаса и страха.       Но ему плевать. Рен ничего не чувствует, кроме первостепенного животного голода.       Шаг, другой, и вот он вгрызается в шею девушки, зубами выдирая кусок теплой мягкой плоти. Кровь. Слишком много крови. Она брызжет фонтаном, словно в фильме ужасов: наверное, Уокер прокусил сонную артерию.       Вязкая пламенная жидкость ощущается на окоченевшем языке, заливается в горло и течет вниз по пищеводу, попадая в полуразложившийся желудок. Но вопреки всему облегчение не приходит, а аппетит лишь утраивается. Это бесконечный цикл: чем полнее и объемнее удовлетворение, тем сильнее нужда.       А потом Кирен поворачивает голову, отрываясь от пожирания чужого мозга, и видит свою сестру, направившую на него серебристый кольт.       «Это конец», - мелькает мысль, подобно шаровой молнии, а потом Кей открывает глаза. ***       Первое, что Уокер слышит,- вопль, оглушительный и истеричный, смешанный с невнятными причитаниями и жалобными всхлипами. И лишь увидев перед собой лицо человека в белом халате, понимает, что это кричал он сам, Кирен.       Его тело бьется в судорожных конвульсиях, словно в эпилептическом припадке, а в ушах стоит звон.       Кей хочет оттолкнуть, отогнать от себя этих ненавистных врачевателей с садистскими наклонностями, жаждущих превратить его в подопытную крысу. Вот только руки почему-то крепко пристегнуты цепями к металлической решетке, словно Рен какой-то неведомый дикий зверь. Ни дать ни взять поза самого Иисуса на распятии.       Реабилитационный центр в Норфолке. Кто бы мог подумать, что родители Уокера все же решатся сдать сюда родного сына.       «Тебе там будет лучше», - говорили они.       «Тебя немного подлечат, и ты вернешься домой. Совсем скоро».       Подлечат? От чего? От смерти? Апогей человеческой глупости.       - Кирен? Кирен, ты слышишь меня? Я хочу, чтобы ты подробно описал все, что чувствуешь сейчас, - голос доктора Руссо эхом разносился по лаборатории. Надо же, и Том здесь.       - Я… Мне… больно, - кое-как выдавил из себя Кей.       - Хорошо. Просто прекрасно, Кирен! Еще что-то?       - Х… холодно.       - Превосходно! – мужчина что-то быстро начеркал ручкой в своем планшете и улыбнулся. – Ты большой молодец, Кирен. Я отлучусь на пару минут, а когда вернусь, то отведу тебя в палату, идет?       - Нет… Нет, пожалуйста, не… не оставляйте меня здесь одного!       - Тшшш… Кирен, ты чего? Все будет хорошо.       И вот он снова в полном одиночестве. Подступающий страх с каждой секундой сдавливал горло сильнее, а сознание медленно погружалось во тьму.       Супермаркет, Лиза, кровь, Джемайма… Джем?       В этот раз ее лицо было гораздо ближе, а сама она что-то кричала. Но Кей не мог разобрать слов.       Правой рукой сестра трясла его за плечо, а левой сжимала неизменный кольт. С яркими красно-фиолетовыми волосами, в экипировке и тяжелых, совсем не девчачьих, ботинках, с энфилдом* наперевес (и где только взяла?) Джем казалась такой непривычной и в то же время безумно родной.       - Кир! Кир! Очнись! Открой глаза! Слышишь?! Открой глаза, черт возьми!       Сильный толчок в грудь заставил Уокера снова разлепить бледные веки и выплыть из омерзительных воспоминаний.       Джемайма стояла прямо перед ним и уже боролась с тугими цепями, отказывающимися поддаваться пусть и смелой, но хрупкой девчонке.       Где-то фоном слышались выстрелы и звон отлетающих от кафельного пола гильз. Чьи-то голоса звучали так искаженно, будто кто-то поставил на проигрыватель старую перекошенную пластинку. А еще одноразовой волной прокатилось какое-то рычание, но быстро затихло.       Кирену на мгновение показалось, что он свободен: запястья больше не натирало, а из глотки словно вытащили огромный ком чего-то липкого и противного.       Позже он поймет, что в этот момент сестра, наконец, победила стальные оковы. Но сейчас ему было не до того. Когда холодное тело перестали сдерживать цепи, Уокер едва не рухнул на пол, но его вовремя подхватили чьи-то сильные руки.       - Держись, - Саймон.       Монро осторожно перекинул Рена через плечо, громко кому-то крикнув:       - Он со мной. Уходим! ***       Наверное, Кей должен был радоваться или испытывать хоть что-то подобное. Долой эксперименты с вливанием в черную дырку между первым и вторым позвонками сомнительных препаратов, долой глупые вопросы докторов, старающихся заработать себе очередную ученую степень, долой пустые призрачные надежды о лучшем будущем.       Однако паленый нейротриптилин (или что там ему кололи все это время?) будто притупил все ощущения и эмоции, кроме физических. И это-то и было странным.       Трупам не может быть холодно или больно. Ведь не может?       Наверное, родители были правы, и он действительно чем-то заразился.       Выстрелы стали громче, а Саймон все также, придерживая Кирена одной рукой, бежал по бесконечным белым коридорам центра. Поворот, еще один и еще… Налево, налево, прямо, направо…       У Уокера перед глазами мельтешили зазоры между плитками на полу, а потому ему пришлось прикрыть веки, чтобы не заблевать черной жижей все вокруг.       - Они заблокировали все выходы! Если твои мертвые дружки нам не помогут, хрена с два мы выберемся отсюда!       - Они помогут, когда будет нужно. Это не твоя забота. Лучше прикрывай тыл.       - Да пошел ты! Еще какой-то сраный ПЖЧ мне не указывал!       - Гэри, займись делом! – заорала Джем.       «Гэри? Гэри Кендал?»       Кирен понятия не имел, откуда у него взялись силы, но сжав пальцы в кулак, он треснул по пояснице Монро, отчего тот мгновенно поставил его на пол, прижав к стене.       - Хэй! Ты как?       - Кендал?       - Он сам предложил свою помощь, а лишняя пара рук нам не помешает.       - Я не хочу, чтобы он пустил мне или тебе пулю в голову, когда мы повернемся к нему спиной.       - Этого не будет. Я обещаю. Ты мне веришь?       Уокер кивнул и сделал шаг по направлению к Монро. Как раз вовремя: позади Рена в стене, к которой он только что прислонялся, образовалась дыра размером с тыквенное семя, отчего в воздухе теперь витало облако пыли из-за осыпавшейся штукатурки.       - Мы должны убираться. Хэй?! Что там с выходом?       - Восточные ворота заперты, а до южных нам не добраться – военные уже подтянулись.       - Черт! Значит, нужно придумать другой способ выбраться отсюда!       - Ага. Как вариант, можно проломить твоей мертвой башкой бетонную стену толщиной в полтора метра, а потом, прикрываясь твоим же окоченевшим трупом от автоматных очередей, добраться до пикапа.       Саймон буквально уничтожил Кендала взглядом, но от комментариев воздержался: не место и не время.       - На улице чуть западнее нашего местонахождения я видел лестницу, а значит, там должен быть и люк.       - Ага, запаянный.       - Мы не можем этого знать наверняка. В любом случае, других альтернатив у нас нет. ***       И они снова бежали по бесконечным коридорам на запад искать люк: Джем впереди, попеременно стреляя то из кольта, то из энфилда, Монро за ней, держа Уокера за руку и прикрывая того собой, и позади остальных Кендал, матерясь и ежесекундно спуская курок.       Но уже через каких-то десять минут (а может, прошел целый час – здесь никто не следил за временем) Кирен стоял, глядя на действительно запаянную крышку люка, и думал: «А, собственно говоря, зачем все это было нужно?! Череда пустых телодвижений».       Выхода нет, ровно как нет света в конце тупикового туннеля.       - Ну, и? Что теперь, Эйнштейн? – заорал Гэри.       Монро потупил взгляд, а потом поднял глаза и как-то затравленно и так не свойственно ему посмотрел на Кирена.       «Что он задумал?!»       И будто в ответ на незаданный вопрос апостол запустил свою синеватую с черной гнилью у ногтей руку в карман, достав оттуда пузырек с индиговыми таблетками.       «Дьявол».       - Нет. Нет, не смей! – заорал Уокер.       - У нас нет выбора. У меня нет.       - И что? Думаешь, это поможет? Нет, ты, правда, думаешь, что, став безмозглым зомби, сможешь их остановить? Что ты собираешься делать? Перегрызешь всем им глотки? Целому центру и сотням, а может, и тысячам военных?       Монро ничего не ответил, а лишь посмотрел на Джем и, кивнув ей, поцеловал Кирена в лоб, прошептав:       - Все будет хорошо.       Кажется, сегодня Уокеру это уже кто-то обещал. Брехня.       Они разделились. На кой черт и кому это было нужно, Кей не знал. Он еще пытался остановить Саймона, когда понял, что тот задумал, отправившись в противоположную сторону. Туда, где находились палаты с другими ПЖЧ. Рен кричал и вырывался из цепких лап Кендала, обещал снова себя убить, если Монро немедленно не повернет назад и не откажется от своей бредовой идеи.       Но апостол уже все решил. ***       Путь до Роартона казался бесконечным и унылым: все молчали, и лишь мерный стук колес пикапа Кендала нарушал гробовую тишину.       В голове Кирена было пусто. Ни единой мысли. Но это поначалу, а потом он закрывал глаза и видел, как сотни трупов во главе с Монро вдыхали синий порошок. В следующее мгновение их лица искривлялись и чернели до неузнаваемости, в глазах пропадали последние проблески разума, а с мертвых губ срывался звериный рык. И вот, наконец, они бросались на живых, обнажая свои потемневшие зубы и разрывая ими теплую упругую плоть.       На том моменте, когда Саймон вгрызался в руку доктора Руссо, заставляя того кричать от боли, Уокера начинало тошнить, и он просыпался.       Чертов Роартон. Когда же они доберутся? ***       Кирен сидит за столом и смотрит новости. Теперь он не делает вид, что ест, и ему плевать, неловко кому-то от этого или нет.       Сью, медленно пережевывая французский тост, изредка обеспокоенно поглядывает на сына, который сейчас будто еще бледнее и тоньше, чем обычно.       Стив уткнулся в газету и, чуть сёрбая, пьет кофе. Раньше он никогда не читал за завтраком…       Джем снова не спустилась к столу.       Вот уже два дня прошло с тех пор, как Кей вернулся домой, а от Монро ни слова. И даже проклятые СМИ ни разу не обмолвились о произошедшем в Норфолке.       «Жалкие лизоблюды».       Рен тяжело вздыхает и идет к себе в комнату.       - Сынок, не хочешь с нами съездить на ярмарку? – успевает крикнуть ему вслед Сью.       Но она не дождется ответа: Кирен больше не разговаривает с предателями, с теми, из-за кого, возможно, погиб единственный человек, которого он любил в своей новой недожизни.       Уокер закрывает дверь на ключ и садится за стол. Потом достает лист бумаги и простой карандаш и принимается за рисунок. Бледные графитовые контуры появляются, словно сами собой, и вот в них уже можно разглядеть очертания чьего-то лица. Нет, разумеется, оно не чье-то, а Саймона.       Внезапно раздается громкий стук в дверь.       - Уходите, - не спрашивая о том, кто это, и зачем он пришел, Кирен заранее прогоняет незваного гостя. Ему никто не нужен.       - Даже старого друга не впустишь? – раздается знакомый успокаивающий голос.       На мгновение Уокер замирает, а потом с его ресниц срывается соленая капля, отчего лист тут же размокает, и карандаш расплывается.       Но ведь мертвые не умеют плакать?       Еще через тридцать секунд Кей поворачивает ключ и видит на пороге Монро.       Апостол как обычно в своем репертуаре и явно не собирался на свидание: на нем вязаный растянутый свитер, покрытый пятнами запекшейся крови, а кое-где продырявленный следами от пуль. И как только родители пустили его в дом в таком виде? Наверное, это была Джем.       - Ты ранен? – забеспокоился Рен.       - Ерунда. Что мертвому царапина?       Еще через двадцать минут они сидят на кровати Уокера и о чем-то тихо говорят. Кирен не запоминает, о чем именно, ему не до этого: он слушает любимый голос, чувствует любимого рядом с собой, радуется, что любимый выжил.       - Кирен?       - М? Прости, задумался.       - Да, я заметил.       - Так как ты выбрался?       - Ловкость рук и никакого обмана.       - Или зубов.       - Ну, если только чуть-чуть, - улыбнулся апостол.       - А Руссо?       - Погиб.       - Ты…       - Не я. Рикошет.       - Лучше бы в Кендала отрикошетило, - фыркнул Кей.       - Ты не справедлив к нему. Все-таки, он нам помог.       - Помог? Да в прошлый раз он чуть не убил нас!       - Но мы ведь справились.       - Точнее ты справился.       - Вовсе нет. Я… Прости меня.       - Простить?       - Я не остановил твоих родителей…       - Но зато потом ты спас меня. Снова. Тогда от Гэри, а сейчас – в Норфолке.       - Такая у меня, видимо, судьба – спасать Кирена Уокера, - снова заулыбался Монро.       И вновь эти ощущения…       Этот обволакивающий голос, эти бесцветные глаза, эта мягкая улыбка, чуть омраченная синеватыми губами…       Кирену безумно захотелось поцеловать Монро как тогда, в первый раз: мокро, порывисто и внезапно.       Но ведь мертвые не должны хотеть целоваться?       Саймон продолжал говорить что-то еще, а Уокер опять его не слушал. Он любовался, он желал.       - Мне кажется, ты сейчас набросишься на меня и что-нибудь откусишь.       - Обязательно откушу, - кивнул Кей и подался вперед, впившись своими мертвыми губами в чужие.       Они целовались безумно долго, сталкиваясь носами и стукаясь зубами. И если бы один из них мог чувствовать хотя бы сотую часть того же, что и живые, оба наверняка бы удивились, как дерет легкие от нехватки кислорода, и горят истерзанные уста.       Монро стянул свой отвратный свитер и бросил его на пол, повалив Кирена на кровать и спускаясь поцелуями ниже. Апостол оставлял на шее Уокера, покрытой премерзким пластмассовым на вкус муссом, темные засосы, отчего Кей стонал как заведенный.       Мало. Этого было слишком мало. Рен мечтал, чтобы Саймон его трахнул.       Но ведь мертвые не должны о таком мечтать?       На пол полетели старая ветровка и поношенные джинсы, те самые, в которых Уокера похоронили. «Праздничная» одежда.       Язык апостола уже вылизал ключичные впадинки и напряженные соски, каждый неловкий уголок подросткового не до конца сформировавшегося тела, проделал влажную дорожку к пупку и замер, но лишь на мгновение, чтобы после вылизать и его.       Кирен лежал с открытыми глазами и смотрел в белый потолок, впервые за долгое время желая быть хоть чуточку живым.       Но ведь бессмертные не должны такого желать.       Монро сдернул с Уокера белье и воззрился на его вялый член, отчего Рену стало жутко неловко. То ли из-за того, что он впервые дошел с кем-то до конца (ну, почти до конца, ведь с Риком у них так ничего и не вышло), то ли из-за того, что его плоть абсолютно мертва и уже давно невосприимчива к подобным ласкам.       Кей попытался прикрыться острыми коленками, сведя их вместе, но Саймон лишь улыбнулся и снова развел его ноги в стороны.       Бессмертные не должны стесняться.       Смазав один палец каким-то кремом, прихваченным ранее со стола, апостол протолкнул его в нежное нутро одним движением до конца, одновременно зацеловывая пах Уокера.       По комнате разнеслась новая порция стонов: Кирен уже буквально бредил тем, чтобы Монро прекратил церемониться и вставил ему по самое основание.       Но мертвые так не умеют…       И осознание этого пронзило Уокера в то же мгновение, когда апостол добавил уже второй палец и, быть может, задел даже простату…       Но мертвые не могут чувствовать.       Удивительно и необъяснимо, жестоко и несправедливо.       Боль и холод? Пожалуйста. Слезы? На здоровье!       Удовольствие? Еще чего захотели…       Новый поток слез хлынул из бесцветных глаз по бледным щекам прямо на простынь, пропитывая ткань солью.       - Эй, все хорошо?       - Я… Я ничего не чувствую, Саймон. Ничего.       - Тшшш…. – Монро вынул пальцы и, подтянувшись выше и поцеловав Кирена в макушку, улегся рядом. – Все будет хорошо.       - В Норфолке ты говорил так же.       - Разве я тебя обманул?       - Нет. Ты единственный, кто никогда меня не обманывал и не предавал. Ты только и делаешь, что спасаешь меня!       - Я же говорю, судьба у меня такая – спасать Кирена Уокера. *Энфилд - стрелковое оружие, винтовка, которая была создана в Британской империи