write a song for me.

Юджин его трахал. Трахал и утром, перед тем, как тот ускользнет с нунами в салон красоты. Трахал и ночью, когда до подъема оставалось несколько часов. Удже никогда не говорил ему «нет». Это причина, по которой Юджин всегда говорил себе «да». Однажды, она просто не сработала. Причины не было ни в кармане старого пальто, ни в пачке сигарет. Джейби любил, как от него пахло – роком и тяжелыми сигаретами, кент или парламент. Юджин не из постоянных, только Удже был исключением из ряда нелепых, на «отвали» правил. Можно сказать, в таких правилах и исключения-то не предусмотрели. Но Юджин выкрутился. Он вообще юркий парень, сообразительный. Они с Удже проходили одно прослушивание, пели одну песню. Но какой разный результат. Как итог – разные жизни, разные судьбы. Без возможности на столкновение, что-то общее. Не было такого дня, чтобы Удже его забывал. Иногда это помогало двигаться вперед, иногда – тормозить и возвращаться назад. Напоминать себе, кем ты был. Напоминать себе, кто ты есть. Напоминать о чувствах, которые Оз в нем убивает, которые запрещает проявлять. Удже, наверное, сотню раз себя останавливал. Да, он себя останавливал. Шиу его тоже останавливал, и у него получалось, честно, лучше. Удже хотел найти его. Умолять его. - Напиши для меня, напиши мне песню. Он так много раз прокручивал эти слова в голове. Он представлял, как это скажет. После долгой паузы, романтично-сумасшедшего биения сердца и сопливого бекграунда на фоне. Все как в дораме. Но жизнь – не дорама. Даже если ты айдол. На съемочной площадке – вот там дорама, а здесь ты живешь, и будь добр, показывай свои настоящие чувства. Не прячься за масками. Как бы натурально ты не сыграл доброжелательного человека, все в тебе гниет и просвечивается изнутри. Хочешь ты этого или нет. Так и получилось; Удже нашел его, Удже смотрел на него, долго-долго, почти слышал эту типичную балладу из дорамы, а сердце содрогалось в щелках между ребрами, застревая. Но Юджин только цокнул языком и грубо сгреб его в объятья. Касался носом шеи, губами за ухом, заставляя Удже дрожать. Он тогда только два года на стажировке пробыл. Замкнутость прошлой жизни все еще напоминала о себе отголосками в новой. - Пахнешь раменом, - усмехается он, - и дешевым парфюмом. Так теперь пахнут айдолы? Айгу. Курить будешь? - Я-я не к-курю… - Я так и понял. Он из объятий его выпускает, хлопает себя по карманам и из одного все же вытаскивает сигареты. Закуривает, а Удже все смотрит на него и смотрит. Юджин не айдол. Его такое пристальное внимание начинает смущать. - Ты еще скажи, что в мои фанаты записался. Я буду польщен, - сизый дым выходит через ноздри, и Удже неожиданно понимает, что в штанах – тесно, в груди – больно, а в голове – пусто, - во-первых, фанат-айдол – это дэбак. Я, наверное, первый такой в Корее. Во-вторых, ты будешь первым фанатом. Это даже не повод открыть фанклуб. А морока с ним, наверное… Ужас, да? Удже только кивнул, потому что это правда. Все, что говорит Юджин – колото-резаная правда. Ранами на теле, на душе. Не всем людям нравится слышать правду, для этого и придумали ложь. Но Удже всегда чувствовал в себе это. Желание быть честным. До треска костей честным. Поэтому, его и привлекал Юджин. Так сильно. - Только у меня жесткий отбор фанатья, - интересно, как быстро он забыл Удже: как только прослушивание закончилось или через десять минут после? У Джейби не было других вариантов. Он не так уж и уверен в себе, - это тебе не айдоловские штучки – зарегистрировался, вступил, и все. Риал лайф, малыш. Хочешь вступить в мой фанклуб? Хочешь быть президентом фанклуба? Все, что хочешь. Только загляни к оппе домой, а там разберемся. Стакан холодной воды. Удже не знает, что именно сейчас произошло – он выпил его или его вылили ему на голову. Он снова выдерживает паузу, но уже для того, чтобы уйти. Проклиная тот день, когда сделал этого урода дорогим для себя человеком. В общем-то, Удже никто не просил. Вообще-то, он возвращается. Через две минуты возвращается, не в силах посчитать еще шестьдесят секунд. Каждая секунда – удар по гордости. Если не сейчас – то никогда. Джейби мысленно выбрасывает эту гордость в ближайший мусорный бак и разворачивается обратно к Юджину. Кривит губы в улыбке. И просит сигарету. Один раз можно. Только вот Юджина один раз – нельзя. Вызывает привыкание и тоску во всем теле. Побочные эффекты не дают Джейби спокойно жить, но он сам так решил. Впервые был честным перед самим собой. Впервые был тем, кем всегда хотел быть. Юджин тогда усмехнулся, по-доброму как-то даже, как будто не ожидал. Поцеловал его, а мимо проходящие студентки визжали, стараясь убежать как можно скорее. Удже тоже бежал. Но вовремя понял, что в какую бы сторону не бежал – все пути ведут к Юджину. К его рок-спириту, тяжелым сигаретам и ветрам в голове. Юджин его трахал. Была причина, а потом раз – и нет. И Юджин впервые рассмотрел его лицо вблизи, пока Удже спал. Коснулся подушечкой пальца двух родинок над левым глазом. Провел ей же по контуру губ. Необязательно толкаться в Удже, заставляя его стонать в подушку и кусать наволочку. Необязательно сжимать его бедра до уродливых синяков и громко стонать. Необязательно кончать в него, или, когда Удже особенно надоедливо просит, делать это на ягодицы, а потом тянуться за салфетками. Юджин прокусил губу, и под ней собралось несколько капель крови. Это не помогло сдержать возбуждение. Это ничего, черт возьми, не помогало сдерживать. Ни возбуждение, ни апокалипсис внутри Юджина. Все рушилось, пока он осознавал, что Удже красивый. По-настоящему. Только в его понятии. Только для его вдохновения. Он дрочил себе левой рукой – и это неудобно, правда. Он дрочил себе левой рукой, пока писал песню правой. На этот раз, с первой попытки. На этот раз, о слащавой любви. - Чего тебе? - сонно пробормотал Удже, на задворках разума осознавая свою наготу и потому заворачиваясь в одеяло сильнее. - Вот, - Юджина он таким довольным никогда не видел. Перед его глазами – листок с песней, аккорды и слова. Хороший у него почерк. Для парня, достаточно аккуратный. У самого Джейби не такой. Почерком он уж точно не может гордиться, - написал, пока ты спал. Можешь гордиться, кретин – я посвящаю ее тебе. Оппа совсем взрослый, теперь он и про любовь писать может. С чего бы это, вдруг захотелось Джейби спросить, но он только отмахнулся – не хотел знать подробностей. Мало ли, в кого этот идиот влюбился. Удже точно не хочет знать ни имени, ни адреса. Иначе, большой соблазн затряхнуть ее/его собственными руками. - Эй, - Юджин начинает закипать, только он не чайник – и время кипения определить невозможно. Он может взорваться в любой момент. И Джейби вместе с ним взорвется, - прояви хоть немного уважения. Удже не помнит, чтобы с этого что-то начиналось. И он все еще нехотя берет в руки листок, сразу же морщась от ощущения под пальцами чего-то вязкого и… О, нет. Блять, Юджин. - Почему здесь… твоя… - Упс, - Юджину и правда неловко. Черт знает, почему. Он уже и не помнит, когда такое в последний раз было. Но к щекам приливает кровь, и он выдергивает лист из рук Джейби, встает с кровати и достает гитару, - лучше я тебе ее спою. Будешь первым, кто услышит. Ты должен быть первым. Удже не верит, Удже совсем не верит, но сознание нашептывает, что Юджин всегда был его примером для подражания почему? Потому что никогда не врал. Был честным и гордился этим. Честный и бедный. Удже его очень любил. Порой, до безумия. (всегда, до безумия) Когда Юджин начинает петь, Джейби понимает. Но он все еще не хочет верить. Сегодня день недоверия к Юджину какой-то. Особенный праздник, который бывает редко. Даже не раз в год – еще реже. Почти никогда. Совсем почти. Джейби, если честно, понимает еще тогда, когда Юджин первый раз зажимает аккорд и гладит струны пальцами. Под кожей мурашки и вся любовь, скопленные в одном месте – это все грозится стать одной большой подкожной миной и взорвать Джейби прямо сейчас. Кто-то щедро навешал на его сердце прищепок – колит, болит. Так ноет, и Удже ноет вместе с ним, подрагивая плечами. Юджин заканчивает играть, и что перед ним? Ревущий Джейби. Это надо снимать. Но ничего он не снимает, любитель редких кадров, только кладет гитару на пол и подсаживается к Удже ближе. Не знает, что еще сделать-то. Пытается погладить по волосам – как током ударяет. С непривычки. Он гладит и гладит, а эта нежность комом застревает в горле и не пускает кислород к легким. Ему бы совсем немного кислорода. Тогда, он бы сказал Джейби, что любит его. Сейчас, первый раз. - Отойди от меня, чудовище, - всхлипывает Удже, когда его прижимают к единственному источнику тепла в жизни Джейби – к Юджину. Сам Юджин. Он прячет влажное от слез лицо в его груди и задыхается. Они задыхаются, на этот раз, вдвоем. Они оба пахнут одинаково. Осознанием и постельным бельем, - что за цирк с утра пораньше. Хотел развести меня на слезы? Получи, что хотел. Не забудь только там, где галочка, расписаться. Юджин воет после этих слов, волком воет. Цепляется больно за его волосы, отрывает лицо от груди и почти зло, но какая же другая эта злость, Джейби незнакомая, смотрит на него. Не моргая смотрит. Пауза, сумасшедшее биение сердца, бекграунд из дорамы. Джейби хорошо помнит этот момент. - Напиши, напиши для меня песню. Тогда Джейби думал, что просто хотел петь песню, написанную им. А сейчас, он понимает. Чего на самом деле хотел. Кто он на самом деле. Для кого и зачем. - Я люблю тебя, люблю тебя, слышишь, засранец? Убежишь – найду и съем. Расчленю и по холодильнику распихаю. Неделю тобой питаться буду. Удже еле сдерживает смешки. Но отвечает: - У тебя холодильник не работает, - большим пальцем он стирает еще не успевшую окончательно запечься кровь с его подбородка и улыбается. Смеяться больше не хочется. Это, мать вашу, романтический момент, - но я тоже тебя люблю. Давно. Нет. Всегда. Если они всегда любили друг друга, если такое возможно, то почему все начинается так поздно? Юджин не знает. Он только убегает на кухню, роется в пародии на аптечку и находит там обезболивающую мазь. Джейби кусает ребро ладони, чтобы не разреветься еще раз – просто Юджин мажет его бедра, там, где синяки. И ворчит, извиняется. С этим побочным эффектом, Удже хочет прожить до конца.