Вспышка. Разряд. Притяжение взглядов. Нити узоров в сплетении судеб.. Вдох - и в мгновение рухнут преграды, Выдох - и воздуха тоже не будет. Шаг. И рывок. От себя и навстречу. Сердца удар, вкус опасный азарта. Страсть обожжёт, от сомнений излечит, Неумолимо смешает все карты. Вспышка. В безумном, звенящем полёте Тело вплавляется в тело послушно. Кто из двоих поведёт в этом счёте? Кто на прощанье кивнёт равнодушно? (с) Пелагея
- Панк-рок мюзикл?! Твоя фантазия, Юрочка, не знает границ! Громкий насмешливый голос резанул по ушам, с легкостью пробившись сквозь первые ноты увертюры. Антон инстинктивно поморщился. Незаметно всмотрелся в маленький зал, но по глазам хлестнуло яркой вспышкой софитов. Никогда не любил подобные спектакли для узкого круга лиц - ни тебе сцены нормальной, ни подобающей дистанции между актерами и публикой, зато свет выставляют адский, изжариться можно. А теперь ещё придется целый час выслушивать язвительные комментарии действа от одного из невидимых зрителей. - Тебе же нравится панк! - с отчетливой ноткой отчаяния возразил другой голос. - Но не когда под него кривляются разукрашенные куклы! Ты вообще в курсе, что панк-рок не относится к танцевальной музыке? Это тебе не твое любимое бумканье в клубе. Продолжительный шипящий вздох. - Рома, а ты не мог бы говорить потише? Похоже, танцоры тебя отлично слышат. Похоже, пресловутому Роме отлично похрен на данный факт. Антон подавил раздраженное хмыканье и молча взмолился, чтобы композиция набрала уже необходимые громкость и темп. В активной фазе танца вряд ли будет до непрошеных суфлеров. Напрасные надежды... Конкретно у четверки Антона по сценарию два выхода на сцену. Небольшой номер в начале постановки и финальные десять минут под вокальный аккомпанемент центральной звезды труппы. И если первый прошёл еще терпимо, раскрашенный, частенько даже удачными, подъёбками, а в перерыве и вовсе практически стерся из памяти, то второй галопом превращался в нехилое испытание для нервов. Звук хрипел и бился, Антон рефлекторно воспроизводил отточенные заученные движения, но добиться полного погружения не получалось. Кожей ощущал на себе взгляды напарников. Недовольный - Большакова, испытующе-подозрительный - Глеба, обеспокоенный - ну кто бы сомневался - Илюхин. А сквозь спады рычаний музыки и вокалиста пробивалось ехидно насмешливое сопровождение. - Тот слишком тощий! Брутальный панк-рок и эта субтильная тушка? - Тебе же нравятся изящные мальчики! - Мальчики! Ключевое слово, заметь! А не такое недоразумение неопознанного пола! Или вон тот... ты не находишь, что ему бы не мешало поменьше увлекаться протеиновой диетой? - Тебе же только что не хватало брутальности! - Не в таком количестве! И почему у них у всех вдохновенно серьёзные рожи? У нормального панка на роже должен быть зверский оскал, а не милота из «Лебединого озера». Полное ощущение, что обладатель ненавистного голоса перебирал танцоров, как породистых жеребцов, ежесекундно подвергая сомнению наличие породы. Вот за что Антон еще не любил подобные выступления, заказывали их, как правило, для сугубо тематических вечеров. К чему заморачиваться, когда народ все равно приходит попялиться на красивые тела? Проще изобразить стандартный стриптиз и не париться достоверностью. Антон, как правило, и не парился. Злорадно приметив возросший градус негодования Большакова, он, плюнув на дальнейшее соответствие смыслу спектакля, изогнулся предельно провокационно. И сквозь стрекочущий шум музыки услышал: - О, а этот вообще порно-шоу устроил! Как считаешь, он свою сбрую кожаную использует по назначению или только покрасоваться надевает? Стоит отдать должное выдержке, ни единая мышца даже не дрогнула. Антон непринужденно завершил сложную связку и на волне внезапно возникшей эйфории начал следующую ещё откровеннее... Порно-шоу, значит? Будет Вам порно-шоу... Опыт имеется. Ему совсем не сложно продолжить издевательство над задумкой сценариста. Обстановка на сцене постепенно накалялась, тикали минуты, и даже Глеб соизволил в момент контакта прошипеть Антону что-то неразборчиво матерное. У Большакова на морде лица прочно поселилось смиренно-отчаянное выражение, но Антон не сомневался, что тот выскажет ему всё потом, брызгая слюной и злостью. Ничего. Большакову полезно. Вот только ехидного голоса из зала почему-то больше не было слышно. Умер он там, что ли, от восторга? Или от перевозбуждения. Или... ушёл? Мышцы наливались нервной резкостью. Антон уже начал жалеть, что постановка небольшая и слишком динамичная. Ещё один перерыв ему бы не помешал, заодно вполне можно было бы проверить… Взвыл на предельной громкости финальный аккорд. Застыл на высокой ноте. Обрушился звенящей тишиной, а пару секунд спустя зазвучали по нарастающей аплодисменты. Антон автоматически замер частью завершающей композиции, вот же даже и не заметил, что дело подошло к концу. Поспешно прикинул возможные последствия, прежде чем шагнул вперед, длинным прыжком перемахнул край небольшой сцены. И напоролся на торжествующий оскал. Длинноволосый доходяга развалился в кресле, вытянув длинные тощие ноги, обтянутые потертой джинсой, и, аплодируя, скалился с самым счастливым на свете видом. Его спутник не аплодировал. Он тщательно прикрывал лицо ладонью. Зрителей было не так уж и мало, но у Антона не было ни грамма сомнений в том, что он верно определил обладателя ехидного голоса, даже не смотря на то, что комментатор ничем особо не выделялся из прочей тусовки, в отличие от парня рядом, облаченного в немыслимый ярко-оранжевый костюм и белоснежную галстук бабочку. - Пришибу, - зло прошипел рядышком Большаков. Запястья коротко коснулись чьи-то пальцы. Илья… Подтянулись все следом, спасатели хреновы. Держат марку, словно так и надо. А парень лыбился, довольный до чёртиков. Антон коротко поклонился и с самым непринужденным видом проследовал к дальнему выходу из зала. Выпендрежное сальто в итоге оказалось совсем ненужным. Большаков вытрепал все нервы, читая пространную стандартную мораль, пока не вмешался Илюха. Выдрал любовника из крепкой бульдожьей хватки и уволок в душ. Периодически мелькала мысль пропустить последнюю стадию сегодняшнего выступления - так называемый фуршет для узкого круга лиц, который наверняка скатится в примитивную пьянку, но для целей Антона подобная слабость не годилась. - Мы недолго, Тонечка, покрасуемся немного и слиняем, идёт? - нудил Илюха, крепко уцепившись за руку и буксируя Антона в малый зал клуба. Ударил по ушам подогретый градусом спиртного многоголосый шум. В полутьме тусовалась солидная толпа, организаторы явно решили с последнего выступления срубить бабок побольше, народу было едва ли намного меньше чем на спектакле. - Шампанское? А мартини у них нет? Бедновато господа гуляют. Если бы он и не успел запомнить, как выглядит ехидна с первого ряда, то определенно узнал бы по голосу. Апельсиновый приятель ехидны неприкрыто нервничал. Вряд ли по причине излишнего эпатажа, скорее переживал за провалившуюся попытку произвести впечатление. - Не обращай внимания! - обеспокоенно зашептал Илья, потянул в дальний, самый темный и необитаемый угол. Впихнув Антохину тушку на мягкий диван, бдительно зыркнул по сторонам. - Уродов по сто кило на метр, знаешь же. Успокойся, давай, как я тебя учил. Ну? Антон старательно проделал на пару с Илюхой дурацкие дыхательные упражнения, и тот умиротворенный умчался за напитками. А Антон принялся наблюдать за "уродами". Основной контингент - слегка за сорок, Антон ловил на себе дружные заинтересованные взгляды, но с этим можно будет разобраться по мере поступления. Без сомнений, стандартное паломничество потянется к нему уже с минуты на минуту. Патлатая язва над чем-то ржала, наверняка втирая смущенному приятелю очередную гадость. Большаков активно, с пеной у рта, что-то доказывал нахохлившемуся сценаристу. Интересно, опять под Антона копает? Впрочем, не интересно. Глеб прямо встретил Антохин взгляд, издевательски жалобно вздернул брови, пришлось в который раз подавить желание продемонстрировать ему язык. А комментатор все болтал с приятелем, в сторону Антона и не глянул даже ни разу. - Замечательное выступление! Я присяду? Не дожидаясь ответа, первая ласточка спланировала на диван рядом. Рафинированный мужик, еще далеко не старый. Симпатичный. Ухоженный. Взгляд цепкий и жадный. Скукота... Антон мило улыбнулся и растерянно захлопал ресницами. - Тонечка, милый! Тебе кофе со сливками? Илюхин вопль с легкостью перекрыл все голоса в зале. Антон, конечно, пару раз подумывал просветить Илью, что защищать любовника от домогательств, привлекая к нему всеобщее внимание - далеко не самая удачная идея. Но благоразумно молчал. А этот тип ему и так не по душе пришелся, избавиться после демонстрации Ильи оказалось легче легкого. Зато дальше потянулась рыбка позубастее... Илья старательно демонстрировал Фигаро – должность художественного руководителя обязывала. И столь же старательно отгонял от Антона прилипчивых поклонников. Антон скучал. Обживал облюбованный Ильей угол, по глотку мусолил заботливо доставленный кофе и скучал. Подходящий кадр не попадался, полное ощущение, что у Бога иногда заканчивалась цветная краска в принтере, вся, кроме серой, а сегодня он собрал в одном месте исключительно жертв собственной небрежности. Вечер тянулся и тянулся, наливался ноющей болью висок. Злорадный комментатор внимания на Антона не обращал совершенно, слишком занятый попугаистым приятелем. Крепла мысль, что пора линять. Илюха склонился слишком низко над маленьким неустойчивым столиком, да и его излишняя порывистость частенько играла с ним злую шутку. Незаметно подтолкнуть витую ножку столика ступней оказалось до смешного легко. Чашка глухо звякнула о блюдце, покатилась, плеснуло густой коричневой жижей на белоснежные Антохины брюки. Расползлось противным пятном. - Ой, прости! - Илюха предсказуемо заметался. - Ты не обжегся, Тонечка?! Холодным кофе? Обжегся естественно! Вздернуть брови обиженным домиком, чуть подпустить влаги в глаза, можно даже носом шмыгнуть для достоверности. Оттолкнуть многочисленные руки, потянувшиеся кто с салфеткой, кто с платком с вышитой монограммой - с этим и Илюха отлично справился. Антон всего лишь воспользовался моментом, чтобы выскользнуть из обжитого угла. - Оставь меня, - прошипел дернувшемуся следом Илье и, тщательно скрывая облегчение, ломанулся на выход. Уже выбегая, поймал насмешливый прямой взгляд язвительного суфлера. Язвительный суфлер открыто ржал. Тяжелая сумка, туго набитая сценическими тряпками и прочей ерундой, жала на плечо. Антон ежился от прохладного вечернего ветра, тот забирался холодными касаниями под короткую безрукавку - влажный, пропитанный городскими запахами. Курил уже вторую сигарету подряд. Ни одной вменяемой мысли о том, куда поехать, в голове не наблюдалось, и он так и стоял у неприметной двери служебного входа. В гостиницу? Завтра уезжать, а задуманное лучше осуществить именно здесь. Здесь, где его никто не знает. Антон нервно дернул плечом, выкинул истлевшую до фильтра сигарету и, поразмыслив, выщелкнул из пачки следующую, когда дверь позади открылась. Кто-то шагнул на низкое крыльцо, легла на тротуар длинная ломаная тень. Антон напрягся. Только Илюхи сейчас не хватало. Снова подхватит под белы рученьки, будет уговаривать, умасливать. Оберегать и заботиться, блин. - Холодно… - задумчиво протянул знакомый голос. Тот самый парень, ехидный комментатор из первого ряда. Антон немного расслабился, молча пожал плечами. Куда он собрался? Домой? Один? А если?.. - Рома, - парень протянул ладонь, глянул в упор, насмешливо скалясь, вот только в прищуренных глазах не было и намека на улыбку. Цепкий расчетливый взгляд. Антон небрежно пожал протянутую ладонь. - Федя, - язвительно. Можно подумать, этот Рома не в курсе, как Антона зовут, это после Илюхиных воплей весь вечер, странно было бы, что хоть кто-то не в курсе. Парень хмыкнул. - Поехали, Федя. Крепко сжал Антохину руку и бесцеремонно потянул за собой. Он и не думал сопротивляться, глупо было бы после того, как полчаса не мог решить, куда податься. В конце концов, может, все и выгорит, было бы неплохо. Минут пятнадцать тряслись в полупустом по позднему времени троллейбусе и даже словом не перекинулись. Только руку Ромка не отпускал ни на минуту, несмотря на подозрительные взгляды редких случайных пассажиров. Тихий спальный район, древняя сталинка общажного типа. Стандартная коммуналка, с длинным, как кишка, коридором, замызганные стены, требующие ремонта еще с середины прошлого века, громкие нестройные голоса где-то в отдалении. Небольшая комнатка метров десять в квадрате максимум. Спартанская обстановка. Студент, скорее всего даже не местный, откуда-нибудь из области. - Я не убегу, - Антон счел нужным все-таки подать голос. Парень глянул на него так, словно пытался понять, откуда он вообще тут взялся. Хмыкнул, но руку отпустил. - Не царские хоромы, извини, - показательно сокрушенно вздохнул. Антон небрежно пожал плечами. - Моя карета осталась возле клуба. Странно, что сам только сейчас вспомнил про «десятку», а не в троллейбусе. - Ничего, за ночь не соскучится. Ромка прошел дальше в комнату, на ходу стягивая через голову футболку. Обнаженная худая спина выглядела трогательной и беззащитной с этими резко выступающими лопатками. Глянул через плечо. - Так и будешь там стоять? – распахнул шкаф и сосредоточенно закопался на полках. – Тараканов нет, не боись, - прибавил насмешливо. – Они тут не выживают. В душ пойдешь? Развернулся, протягивая белоснежное махровое полотенце. - Спасибо, я сходил в клубе. Совсем новое полотенце, Антон даже складки разглядел, оставшиеся после упаковки. - Повезло тебе, - Ромка завистливо прицокнул языком. – А я схожу. Может даже повезет, и ванная будет свободна, не придется из неё никого выкидывать. – Небрежно протиснулся мимо так и застывшего Антона к двери. – Располагайся пока. Тихо щелкнул язычок замка. Следовательно, выгорит. Антон вытянул из сумки телефон, отбил смску. Сунул обратно, не дожидаясь ответа. Не спеша разделся, пристроил вещи на спинку стула, расправил складки. Прошёлся неторопливо по комнате. Массивный шкаф, старый ободранный письменный стол, на котором приютился новенький ноут, стопка книг и тетрадей. Задернутое одной лишь тюлевой занавеской окно, судя по слабым звукам улицы – приоткрытое. Разложенный древний диван, аккуратно застеленный ярким цветным покрывалом. И ни пылинки вокруг, абсолютная, стерильная чистота. Никаких фотографий или картин на стенах, все строго и предельно функционально, разве что вот это покрывало красочным пятном. Антон дернул его за край, небрежно сбросив на пол, и, рухнув на спину, с наслаждением растянулся на белоснежном прохладном белье. Прикрыл глаза. - Спишь, что ли?.. Прикосновение пальцев к щеке выдернуло из полусна. Ромка комфортно устроился на боку рядом, подпирая ладонью голову. Влажные волосы липли завитками к шее и к голым плечам. - Уже нет, - озвучил очевидное Антон, душераздирающе зевнув. – Сколько я продрых? – уточнил обеспокоенно. - Минут десять, если вырубился сразу после моего ухода. Недолго. Время еще есть. Антон снова со вкусом зевнул, потянулся, запрокидывая руки за голову, и, моргая, уставился в потолок. Ровно в центре ярко светила одинокая лампочка без плафона. По щеке вновь осторожно скользнули кончики пальцев. - Я смотрю, ты старательно подготовился к нашему свиданию, - он скосил глаза в сторону, изучая задумчивое Ромкино лицо. – Новое белье, комната вполне может сравниться по чистоте с операционной. - Я оптимист. Лицо озарила довольная ухмылка. - Похвально. Вот только вряд ли ты, когда наводил марафет, мог знать, что мы встретимся. - Повезло, - он небрежно пожал плечом. - Я вообще везучий, - на дне глаз отчетливо мелькнули озорные искорки. - Когда ты пай мальчика изображал под боком у блондина, я думал всё – дело швах. А потом смотрю – ан нет. Пай мальчику самому слинять не терпится, видно, что не все гладко в королевстве Датском, да и Юрка вами настолько восхищался, грех упускать такую возможность. Он был убежден, что нихера у меня не выйдет. - У тебя и не вышло, - возмущенно вскинулся Антон. Уточнил драматически: - Ты меня похитил! Уволок! И даже согласия не спросил! Оскорбленная гримаса никак не хотела складываться, как Антон ни старался, поэтому совсем неудивительно, что в ответ услышал ленивое: - Что-то меня терзают смутные сомнения, что кто-то сможет тебя уволочь. Ты сам захотел. - А если бы не захотел? Антон плюнул на безуспешные попытки и снова расслабленно растекся по постели. - Говорю же, я везучий. А мы с Юркой поспорили. - Забавно… я думал, что вы с ним вместе… - Пока нет, - мурлыкнул многозначительно и, склонившись, накрыл губами рот Антона. Целовались долго и со вкусом. Без спешки и излишней порывистости, старательно изучая губы друг друга. Скользили по коже ладони, вминая, ощупывая, выглаживая. Ромка ласкал старательно, водил пальцами по телу, последовательно, меняя нажим от еле заметного до сильного, от которого остаются бледными пятнами синяки. Тщательно отслеживал реакцию, мгновенно подстраиваясь под малейшие изменения дыхания. Антон упустил момент, когда с готовностью передал инициативу, слишком непривычным было такое пристальное внимание. Хотелось урчать и плавиться, льнуть к ладоням, подставляясь намеками, короткими комментариями под все более приятные ласки. Он откровенно балдел, то запуская пальцы в Ромкину шевелюру, то сминая в комок мягкий хлопок простыни. Выгибался, ощущая влажные касания губ и языка - острыми импульсами по телу. Скольжение, жесткий прикус. Тягучее, мучительно медленное движение чутких рук. Возбуждение нарастало. Стояло не по-детски. Хотелось уже большего, сбить размеренность. Сорваться в беспорядочный бездумный ритм, взять, получить своё. Антон с намеком вскинул бедра, приподнялся, глянул в вопросительно-сосредоточенное лицо. - Презики есть? - поинтересовался хрипло. Ромка медленно моргнул, нахмурился. Просветлел лицом. Подскочил с постели, метнулся к шкафу. - Один момент, - резко распахнув дверцу, нырнул внутрь, усердно копаясь на полках. Антон хмыкнул. - Вот с презиками ты не подготовился, - протянул насмешливо. - Уж кто бы говорил! - парировал глухой голос из шкафа. - У меня только клубничные, - уныло вздохнул Антон. - Илюха обожает такие. Жуткое сочетание с ароматом смазки. Надеюсь, у тебя не клубничные? - Не дрейфь, - Ромка вынырнул из недр мебели с добытой упаковкой. Скрипнула, закрываясь, створка. - У меня малиновые! Фыркнул. И, не удержавшись, в голос расхохотался. Упаковка выпала из рук, он склонился, подбирая её торопливо, вскрыл, раздирая плотную бумагу. - Сейчас кто-то пойдет трахать сам себя, - мрачно уведомил его Антон. - Боюсь это даже представить, - Ромка всхлипнул, успокаиваясь. Надорвал фольгу, аккуратно раскатал вдоль члена тонкий латекс. Сокрушенно покачал головой. - Не переживай, нормально все с ароматами. Эстет чёртов... Нет! Останься так. Антон, собравшийся уже было переместится в привычную коленно-локтевую, вопросительно вздернул бровь. - Я хочу так. Подошел, легонько толкнул в грудь ладонью, укладывая Антона обратно на лопатки. - А чего хочу я, ты поинтересоваться не забыл? От бедер к коленям скользнули кончики пальцев. Двинулись ниже, обхватили щиколотки, приподняли, подтягивая выше, прижимая к бедрам, раздвигая, раскрывая. Антон дернул ногой, заелозил, выворачиваясь, и пальцы тут же жестко сжались, фиксируя его так, как удобно хозяину. - Забыл, - быстрая мимолетная улыбка. - Можешь пока проинформировать. Обязуюсь прислушаться ко всем пожеланиям. Прислушаться и благополучно проигнорировать. Антон нервно выдохнул и прикрыл глаза, расслабляясь. Ромка входил медленно и осторожно, слегка покачивая бедрами на небольшой амплитуде. Это раздражало. Хотелось жесткости, хотелось сильных, возможно даже грубых толчков. Лично для Антона время нежности давно прошло. Он закусил губу, напрягся и одним рывком рванул навстречу, выдираясь из крепкой хватки, вбирая сразу целиком до конца, резануло секундной остро-сладкой болью. До слабого вскрика. В унисон с изумленным - ответным эхом. Ромка рухнул сверху, влип, придавил к дивану, крепко фиксируя собственным телом. - Ш-ш-ш-ш... - сиплый шепот. Замер. К виску прижались неожиданно мягкие губы. Шевельнулись: - Тих-х-хо... Застыли тоже. Антон притих послушно. - Ш-ш-ш-ш... - почти не слышно, почти не раскрывая рта. - Только не шевелись. Подожди... сейчас. Подожди... Тягуче текли секунды, он задыхался распластанный по старым, впивающимся в спину диванным пружинам. Неприметная, почти несуществующая дрожь губ, прижатых к виску. Дрожь застывшего в недвижности тела. Антон поплыл, лихорадкой засбоило дыхание. - Вот так... - горячечный шепот. Медленное движение - обратно. Слабый толчок - вперёд. - Вот так... Хорошо... - губы скользят по виску, вышептывая, выдыхая, прижимаются плотно, целуют и снова шепчут: - Так... Липнет, трётся мгновенно вспотевшее тело. Сильнее. - Вот так... Хорошо. Хороший мой... Наращивая темп и размах, бьётся нервический голос. Антон цепляется за плечи, ногами сдавливает бедра. Запрокидывает голову, стонет глухо, отчаянно. Подается размашистыми рывками навстречу. Губы скользят по щеке, ниже, прихватывают кожу под подбородком, шепчут: - Вот так. Хорошо... Да. Хорошо. Обалденно хорошо. Ромка отстраняется, и Антон слепо тянется следом, замирает и падает обратно, когда член сжимает влажная ладонь. Не дрочит, сжимает крепко, только иногда движутся вдоль ствола пальцы, следуя фрикциям. По нарастающей, по распаленным нервам. - Да... так. Ромка крупно вздрагивает, искажается гримасой лицо. Сползает прозрачной пленкой упрямая сосредоточенность, рвется, пульсирует, пробивается на поверхность трогательная беззащитность, восторг, щемящая бездна уязвимости. Всплывает и прячется снова, прикрытая сомкнувшимися веками. И наблюдать за ним таким, видеть его такого - отдельное изысканное удовольствие. Удовольствие достаточное, чтобы на длинном выдохе кончить следом. - Хорошо-о-о... Лениво мурлыкнуло возле уха. Антон приоткрыл один глаз. Пару секунд поизучал закрывающее обзор плечо. Попробовал пошевелиться, но безуспешно - придавлен он был плотно и надежно. Вздохнул. - Рома, ты своими костями вполне можешь потягаться остротой с пружинами в диване. - Ага, - тот тихо хихикнул. - Поэтому спать я буду на тебе. - Размечтался, - фыркнул Антон. Поднапрягся, но скинул-таки с себя обмякшую тушку. Ромка что-то недовольно проворчал, перекатился на спину. Небрежно обтёр обоих найденным неподалеку полотенцем и бесформенным комком сбросил его на пол. - Душ, - буркнул тоскливо. - Душ, - не стал спорить Антон. - Нахер душ. - Свет хотя бы выруби. - Похер на свет, - убежденно. «Угу... похер на свет», подумалось уже в полусне. И только приоткрыл один глаз, когда дверь с громким треском распахнулась. Звякнула о половицу выдранная с мясом щеколда. Антон хмыкнул и открыл оба глаза пошире, с интересом уставившись на Глеба. Тот пялился то ли торжествующе, то ли брезгливо. Распахнул рот, явно собираясь что-то сказать, вряд ли вежливое, но, не выдавив и звука, снова закрыл. Потоптался на месте и, кивнув сам себе, стремительно слинял. Умный мальчик... А вот всю сонливость как рукой сняло. Первым отмер Ромка. Оглушительно зевнув, потянулся к краю дивана, выудил с пола пепельницу и, немного пошебуршав - сигареты с зажигалкой. Прикурил одну, с наслаждением затянулся, кинул пачку Антону. - Забавно... - проговорил отрешенно. - А почему - он? - Почему "что"? - Антон сунул сигарету в рот, пряча улыбку. - Почему "кто", - поправил его Ромка. - Почему он, а не тот блондин, твой любовник. Так было бы надежнее, не считаешь? - Думаешь, я не нашел бы других способов отделаться? - Тогда почему? В голосе сквозит жадное неприкрытое любопытство. Он не понимает. Совсем не понимает. - Потому что Глеб - идиот, - Антон тяжело вздохнул. - Ну коне-е-ечно, - протянул язвительно, - данный факт, естественно, всё объясняет. - Данный факт всегда всё объясняет. - А если без демагогии? Острый интерес в прищуренных глазах. Даже затягивается немного нервно, чуть подрагивает кончик сигареты, зажатый между пальцами. На ключице крохотная крупинка пепла, так и хочется стряхнуть. Антон аккуратно убрал её ладонью. Перегнувшись через парня, сцапал и утащил к себе подушку. - Да все элементарно, стандартная ситуация, - пояснил, пристраивая её себе под голову. Так гораздо лучше, чем плашмя на жестком диване. - Они с детства дружат, Илья и Глеб, приятели - заебись просто. И Глеб такой понимающий, и с ориентацией друга смирился, правильный такой весь из себя. Ходит кругами, слюни пускает, но нет же, нормальный он. И не видит никто. Илюха не видит, сам Глеб тоже нихрена не видит, только волком на всех Илюхиных парней смотрит, никто из них не достоин, видите ли. А Илья по малолетке в него даже влюблен был, ну потом задавил всё в себе, естественно, он же образец самоотверженности. - То есть идиотов по сути два, - подвел итог Ромка. - По сути - да. - Думаешь, он сорвется? - Наверняка. Илья слишком крепко на меня запал. Ну не совсем на меня, ну ты понимаешь... А задвижку я починю. - Не нужно, давно её снять собирался. За ненадобностью. Кстати... Ромка соскочил с дивана и, прошлепав к двери, два раза провернул ключ в замке. - Ты больше никого не ждешь? - уточнил заботливо. - Вдвоем не примчатся убеждаться лично в твоем беспримерном блядстве? Антон многозначительно усмехнулся. Непринужденно выдохнул дым в потолок и не торопясь затушил бычок в пепельнице. - А Глеб ему не скажет, - пояснил лениво. - Мы это уже проходили... Любовь самоотверженна и всепрощающа. Смысл? - Как ты добр... – Ромка потрясенно округлил глаза. Погасил свет и быстрым шагом притопал обратно. Скрипнув, прогнулся диван. - Бескорыстный рождественский ангел! – донеслось из темноты рядом ехидное. Антон даже обиделся слегка. - Конечно! – выпалил возмущенно. - Разве сразу незаметно? - со вкусом потянулся, лениво провёл кончиком пальца по еле заметному во тьме плечу. - Меня все любят, - мурлыкнул вкрадчиво. - А у некоторых даже апельсиновые любовники заметно падают в авторитете... по сравнению со мной. Весёлое фырчание из темноты. Ромка дернул плечом, сбрасывая руку. Отвернулся, демонстрируя тощую спину. Повозился, устраиваясь поудобнее. - Спи уже, роковой красавец, - и, зевнув, небрежно прибавил: - Для тренировки сгодишься. - О как… - потрясенно протянул Антон. – А ты нуждаешься в тренере?! Курсы повышения квалификации? А у приятеля что? Квалификация недостаточная? - Всё у него достаточное, - Ромка раздраженно вздохнул. - Ты спать будешь или нет? Вот спать как раз уже совершенно не хотелось. Антон придвинулся ближе, притерся вплотную к Ромкиной спине, пробрался ладонью к животу, погладил легонько. - Так значит дело в тебе? – поинтересовался сочувственным голосом. – Я про недостаточную квалификацию, если чё… Ну там страх опозориться, тонна лапши о великих победах на любовном фронте, навешанная на уши объекту ухаживаний, то сё… Вот и… тренируешься! - он пропел последнее слово до предела язвительным тоном и, затаившись, прислушался. Ромка не реагировал. Мерно поднимались-опускались мышцы живота под ладонью в такт дыханию. Молчание. Шорох улицы где-то там за окном, внизу. Небрежное движение шторы в слабом потоке холодного воздуха, надо бы прикрыться – остывшему телу становилось уже далеко не комфортно. Неразборчивые беспорядочные голоса за стеной. - Я ничего не упустил? – обеспокоенно спросил Антон. Отстранился, прищурившись, ткнул пальцем в неподвижную тушку. Вкрадчиво полюбопытствовал: - Ты дрыхнешь там, что ли? А, милый? Тяжелый вздох в ответ. Ромка закрутился, заскрипели в унисон пружины. Приподнялся на локтях, глянули в упор почти чёрные в полутьме глаза. - А не пора ли тебе в гостиницу, Тонечка? - осведомился холодно. - Как раз успеешь в разгар разборок. Может, фоткой обзаведешься. Будет и тебе чем похвастаться. И, откинувшись на спину, нагло растянулся морской звездой, небрежно потеснив Антона к краю. - Вот ещё! Мне и тут замечательно! – невинным голосом возразил тот, старательно устраиваясь на столь неосмотрительно предоставленной тёплой поверхности тела. - Фантазировать? – Ромка строптиво подергался, но прилипчивость Антона ему оказалась не по зубам. Тот проехался локтями по ребрам, выслушал сдавленное шипение, втиснул колено между Ромкиных ног. - Тренировать! – заявил важно. Широко лизнул плечо. Шею. Прикусил кожу на ключице… старательно пригладил языком, добившись, наконец, длинного судорожного вдоха. Многозначительно потерся пахом о бедро. По спине прошлись холодные ладони, спустились ниже, к ягодицам. Сжали, притянули ближе. - Тогда тренируй, - вкрадчивый шепот в самое ухо. – Кто-то мешает? А остальное… - Ромка аккуратно прихватил кромку уха зубами, - не твои проблемы.***
Нервной пульсацией дрожит ритм басов. Отражается от стен, вибрирует на кромке столика. Беснуется на танцполе толпа. Мелькает иногда среди разгоряченных лиц лохматая русоволосая макушка. Забавный парень. Отрывается, только зло как-то, отчаянно. Кто-то на нем виснет, расходятся людские волны, отрывают, относят беспорядочными всплесками, и он снова один. Ромка молчит. Сидит напротив и молчит. Крутит в пальцах зажигалку, коротко постукивая то одним концом по деревянной столешнице, то другим. Бросает быстрые взгляды – на танцпол, высматривая поспешно слинявшего друга. На Антона – настороженно-подозрительные. Прошло почти четыре года, но Антон узнал его сразу, пусть и выглядел тот совсем иначе. Более жёстким, более зрелым, ушла непосредственность показного оптимизма. Ромка выглядел усталым. Вполне можно понять. Невооруженным взглядом заметно, что голубого в сбежавшем танцевать парне разве что глубоко залегшие тени под глазами. - Я спрашивал у Юрки про тебя, - Антон первым нарушил гробовое молчание. Растянул губы в милой улыбке. - Он мне поведал чудную историю… - У Юрки слишком длинный язык. Как там поживают Илья с Глебом? Хотя вряд ли ты с ними встречался, судя по тому, что до сих пор здоров. Зажигалка с тихим стуком легла на стол. Парень откинулся назад, скрестил руки на груди. Одно не изменилось - строить отношения на искренности и взаимовыручке он так и не научился. - Тебе виднее насчет языка, - не стал спорить Антон. Улыбнулся ещё шире и доброжелательнее. – У Ильи с Глебом все замечательно, «привет» тебе правда не передавали... А я смотрю, в твоей личной жизни тоже кардинальные перемены. Захапал в индивидуальное пользование махрового натурала, мягкого, наивного, очень удобно такого за нос водить, да? А тебе не кажется, Ромочка, что ты слишком вырос для плюшевых медведей? Встречный милый оскал. - Извини, но мне в детстве с ними как-то не очень везло. К тому же этот - с зубами. Хороший аргумент. - По-моему, ты его обидел, - флегматично подал голос Вадик. Зыркнул исподлобья и снова уткнулся в собственную чашку. Антон только закатил глаза. - А по-моему, Ромочка предусмотрительно увел его из зоны моего неземного обаяния, - возразил он, изящным жестом откидывая со лба длинную челку. – Очень мудро, кстати. - Не льсти себе, - Ромочка старательно попытался изобразить добродушную акулу. - У тебя, дорогой мой, шансов точно нет. - Проверим? - Ты не понял, Тонечка, - насмешливым тоном протянул он. - Ему! Я доверяю. Но это вовсе не помешает мне оторвать твою дурную башку, если вздумаешь его лапать. Антон медленно растянул губы в примирительной улыбке. Доверяет, значит? Дело стоило того, чтобы рискнуть... - Закроем тему, - примирительно поднял ладони. - Тем более что твой верный медвежонок явно собрался напиться, а у меня аллергия на бревна в постели. ...Слишком уж странные у этого парня представления о доверии.