Дни после

Дни после напоминали подтаявшее желе. Прежняя жизненная четко устоявшаяся система рухнула. А под ногами лишь гравий, и идти все труднее. Грифель карандаша ломается о лист бумаги. Того самого карандаша, что с десятками других висел на потолке над рабочим местом Малдера. Рука сжимает карандаш так, что белеют костяшки пальцев. Ни единый мускул на лице не дрожит, только болит и сводит каждый нерв в теле. Любая привязанность обращается в слабость, но эта обратилась силой, которая сейчас покидает и без того вымученный взгляд. Скалли сидит за Его столом. Опустошенная, как после урагана Катрин. Она смотрит на плакат, ставший до боли родным "i want to believe" и бросает в него папку с материалами по делу о Йети где-то в Северной Каролине или Южной, или вообще не в Каролине. Какая теперь разница??? Листы разлетаются по каморке, которая была их пристанищем в лучшее время. Скалли закрывает локтями уши,ей не хочется слышать тишину, которую раньше заполняло дыхание, жующие звуки, удивленные вскрики и тяжелые вздохи, издаваемые Малдером. Его больше нет. Теперь все, что было им - нечто эфемерное. Не бумажки и не карандаши и даже не его пальто. Малдер - теперь идея. А Скалли - сильная женщина, которая потеряла все. А ведь Малдер сделал ей предложение: в шутку и по телефону, а он ответила: иди к черту. Иди к черту, Малдер. Ты ворвался в мою жизнь, ты лишил меня возможности спать, не опасаясь за себя и своего будущего ребенка. Нашего будущего. Подверг сомнениям всю мою устоявшуюся систему мировосприятия. Держал меня за руку, когда болезнь съедала меня изнутри.Ты снова и снова возвращал меня к жизни. А я не смогла..Я опоздала, Малдер.. Дни после напоминали растаявшее сливочное масло. Бомж, сидящий на ступеньках бюро, пил какое-то мерзкое пойло из грязного одноразового стакана. А рядом, как побитый пес сидел Скиннер и пил из именной фляжки несколькодесятилетней выдержки виски. Дни после тянулись вечностью. Особенно для той, которая была готова выйти за Малдером в открытое окно сто второго этажа небоскреба.