Оптика цвета солнца

Руф поражалась, каким осторожным и нерешительным может быть этот смелый темпераментный мех. Ей это даже нравилось: никакого давления, она сама, она все сама, — какая тонкая игра в демократию. Голди была готова играть в эту игру и была за неё очень благодарна своему избраннику. Длинные пальчики сжались, голубая оптика начала светлеть, набирая интенсивность свечения. Фокус на оптику Миража, мгновение — яркая, но не болезненная для оптики вспышка.  Разведчик обнаружил себя стоящим на глянцевой белой поверхности, вокруг него в некотором удалении обнаруживаются двери, их бесконечное количество, но он точно осознает, что все они для него заперты. Место без расстояний, до любого объекта так близко или так далеко, как сам считаешь. Всё зависит от твоего желания, но не того, что ты высказываешь, или что намерен сделать, а чего хочешь на самом деле. Впрочем, согласовывать желания с необходимостью он научился давно, а уж в этом-то случае... Двери, двери, бесконечные двери и все не для него. Бело-синий мех — он и внутри был таким как снаружи, только сейчас он был в старом корпусе, почему-то покрытым нынешними письменами — замер, как обычно бывало, когда он распускал сенсоры на максимальную дальность и чувствительность, и потянулся сознанием к той единственной, где его ждали. Ждала, точнее, одна прекрасная фемма, которую он всегда найдёт, даже оставшись без сенсоров вообще — искра приведёт. И, едва уловив направление, устремился туда, здесь нет расстояний, а рядом с любимой он хочет быть прямо сейчас, если уж невозможно вчера. Удивительное пространство в нигде и никогда, встретившее его так холодно и безразлично, изменилось, едва он принял единственно верное в этой ситуации решение, послушался собственной искры. Нужная ему дверь обнаружилась сразу. Замысловатая, высокая, арочная, сотворенная изо льда, вставленного в золотое узорчатое обрамление, с ручкой в виде знака бесконечности и оранжевым пламенем, заключенным в центре ледяного полотна. Он пребывал в уверенности, что может открыть эту дверь, она манила его, тянула к себе как магнит. На этот раз стучаться не было никакой необходимости, поэтому он просто коснулся двери, замер ненадолго — уж больно приятно было само это касание — и, мягко толкнув, вошел. Второе сознание удивило его — даже здесь он мгновенно скользнул в сторону, чтоб не отсвечивать в проеме. Даже у пацифиста боевые подпрограммы пропишутся в BIOS, если слишком долго от них будет зависеть его функционирование. Извиняясь, развел манипуляторами и глянул, наконец, на хозяйку. И обнаружил, что находится в экзотическом органическом саду. Сочный зеленый, желтый, алый, синий, цвета сплетались друг с другом в удивительный калейдоскоп гармонии, радости, легкости. Где-то позади него бросал с крутой скалы теплую воду водопад, его отзвуки были слышны довольно отчетливо. На его широкое плечо уселась разноцветная крупная бабочка, Мираж мог заметить, что вокруг него много разной пестрой живности. Музыка, у этого места была своя живая музыка, щебетание птичек, шум листвы, растревоженной ветром, журчание ручейка...  — Тебе здесь нравится? — мелодия голоса золотой феммы почти сливалась с общей безупречной гармонией. Руф в доме искры мало чем отличалась от себя в мире реальном, разве что золото блестело ярче, а немногочисленные черные элементы стали медными. — Я рада, что ты смог найти меня. Мой чемпион, моя умница. Сейчас он мог прочитать ее всю, видеть всю игру эмоций, всю бесконечную нежность, направленную на него. Была ли Голди влюблена? Даже слишком, смертельно... — Ты еще прекраснее, чем я мечтал, — слова не вполне соответствовали истине, и она прекрасно могла это видеть, как и то, что было за ними: несоответствия не могло быть по определению, так как он не строил никаких предположений относительно того, что его ждет. Ясное отображение ее отношения к нему не стало сюрпризом — он и так знал это уже больше ротации, и сам испытывал то же самое, а вот зримое подтверждение глубины ее чувства внезапно причинило боль искре, заставив вспомнить, что, в рамках полученного задания, он собирался сделать. Предельно мягко, и не раньше, чем залечит душевные раны Птахи — как все-таки ей подходит прозвище, больше имени — но выполнить тот не-приказ. Он быстро переключил свои мысли на другую тему, раньше, чем успел подумать о том, что скрывалось под грифом секретности — именно этому он и стал бы учить Грома, если б тот выбрал второй вариант. «Ментальный образ практически совпадает с физическим — значит, в целом, в мире с собой», — подлый блок аналитики не мог хотя бы сейчас отключиться и помолчать. Прекрасно сознавая, что, пусть частично, все же спалился, Мираж нашел в себе силы снова поднять оптику на любимую фемму. Спросит, нет, что за тень омрачила взаимное признание в любви? Если спросит, он не сможет ни соврать, ни увильнуть, а тогда... неизвестно, что будет хуже: если она разлюбит его или простит. Она подошла совсем близко и смахнула с его плеча пригревшегося на теплом металле махаона.  «Первый корпус был ближе его восприятию, я допустила ошибку, если он захочет, в будущем придется переделывать обратно, несовпадения слишком явные. А вот надписи прижились. Или они изначально были, а я угадала по случайности, заглянув в сокровенный уголок его «я», когда касалась искры... Какой же он хороший, только вот как его удержать, если он сам до сих пор верит, что из-за какой-то глупости я способна утратить свои чувства». — Мираж, расскажи мне, что за задание, и почему оно должно причинить мне боль? Мой Чемпион, прошу тебя, будь честен, в доме искры скрыть мысли сложно, если слукавишь, попадем под дождь и вымокнем, — золотая фем обняла его за шею и нежно погладила по затылку. — Мне все равно, что ты должен сделать для автоботов, я дам тебе это, ведь я знаю, каков ты настоящий. Птаха очевидно расстроилась, увидев его в прежнем корпусе, а он... он и сам не знал. Ему и старый вариант нравился, и новый воспринимался странно, но уместно. Время покажет. А потом она все-таки спросила. — Ты уверена, что хочешь знать это... сейчас? — наполовину озвученный вопрос, наполовину просьба об отсрочке. И не то прочитал ответ, не то вычислил его из формулировок, но стало ясно — придется сейчас. Очень медленно, с трудом подбирая точные слова, изложил не что было в приказе и не как разжевала Первая, а как принял это для себя: — Я... должен... убедить тебя... обеспечить нам преимущество в гонке вооружений. И удерживать его... до конца войны, — срок звучал насмешкой даже для него самого — слишком давно это стало похоже на "навсегда". Подразумевал ли ее вопрос ответ по существу или включая подробности? И сможет ли он снова поднять эту тему? Вообще, конечно, сможет, куда он денется, но еще раз мучить себя и ее... незачем. — Начать рекомендовано с «Р-2». Со всеми улучшениями и дополнениями, какие сможешь выдать без значимого увеличения срока разработки. Вот он и сказал. Стремительно отвернулся всем корпусом, понимая, что вот-вот утратит контроль за лицевой, и прекрасно сознавая, что этот маневр не имеет никакого смысла: не с ней и не здесь. Конфликт двух первых приоритетов (и еще нескольких вторых-с-небольшим-отрывом) рвал его Искру на части и не мог разорвать. Очень крепко починила. Повернулся обратно, взяв себя в манипуляторы. Теперь с кристальной ясностью стала видна природа его обычного самоконтроля: он и в материальном мире не скрывал своих чувств, а умел по заказу их не испытывать. Не отключать эмоциональный контур, но управлять своими чувствами. Сейчас он был весь — ожидание. Напряженное до невозможности, но при том не замутненное ни страхом ни надеждой — чистое ожидание. Не ответа, оттолкнет или нет — его он уже увидел, и не ответа, сделает ли — это она уже сказала, а... реакции, наверное. В ином измерении золотая фемма ответила бы отрицательно и постаралась не думать о долге своего избранника, но "дом искры" априори исключал возможность умалчивать. Разум ее догадывался, о чем пойдет речь, но душа отрицала. Она чувствовала, как трудно Миражу, как горит в пламени неизбежности его искра, и без того пережившая столько боли. Голди ненавидела войну, автоботов и десептиконов вместе взятых. Она уже давно не верила в положительный исход, она знала, что все кончится тотальным истреблением.  Ее храбрый воин, ее защитник сейчас беспомощно исполнял волю безжалостной машины разрушения. Он не имел никакой возможности сопротивляться ей, он страдал, он пил этот черный яд, отравляющий искру, захлебывался им и все же продолжал. Юная Руф положила манипуляторы ему на плечи, подняла голову и посмотрела в оптику цвета солнца. — Избранник мой, скажи мне, ты готов стать началом абсолютного конца вместе со мной? — она говорила с ним прежним ласковым тоном, искренне. Ее собственные эмоции стали подобны чёрной стене, сотканной из скорби, вины, страха, — ведь, в отличие от автоботов, она понимала, что обещала сделать. От помешательства её хранило лишь золотое свечение оптики возлюбленного меха. Голди отстранилась, отошла на шаг назад. По ее светлой щеке покатилась черно-фиолетовая густая капля. Она оставила за собой мертвый ржавый след. Пойманная на ладошку, она преобразилась в пробирку с черно-фиолетовой субстанцией. Мир вокруг стих, словно замер в ожидании неминуемой расправы. Золотая фемма с изуродованным теперь фейсплейтом протянула пробирку с ядом Миражу. — Вот, возьми. Разбей и узри, что нас ждет. Мираж видел бездну отчаяния, владевшую любимой феммой, — и не понимал. Разумеется, он неоднократно пытался заглянуть в будущее, пытался его вычислить, пытался спрашивать искру... Ответ всегда был один и тот же: все плохо, а будет еще хуже, много хуже. Он даже догадывался, что не представляет, насколько хуже. Но главным всегда была однозначная уверенность, что в конечном итоге все будет как надо. И это «как надо» не было мертвой пустотой абсолютного покоя. А еще он знал, что оружие в этих прогнозах будет иметь важное значение, но — не определяющее. Его спокойная уверенность, с которой он смотрел на свою избранницу, могла бы показаться насмешкой в других обстоятельствах, но не сейчас, когда за ней была лишь безграничная любовь. Он протянул манипулятор стереть слезу с её щеки, но опоздал. Теперь оставалось только... Также спокойно и с улыбкой он принял флакон и раздавил его в ладони, раскрыл, показывая. Он полагал, что знает, что увидит. И он знал, что сделает дальше. Стоило отчаянному смельчаку раздавить сосуд с ядом, как его самого не стало, теперь он словно наблюдал со стороны. Его корпус стал подобен тонкой тлеющей бумаге, сначала он приобрел ржаво-коричневый цвет, затем осыпался в пыль, то же произошло с корпусом его феммы и со всем вокруг. Увядание сказочного рая Голди сопровождалось громогласной какофонией нестерпимых мук живых существ, населявших ее. Через пять нанокликов все было кончено, Мираж стоял посреди пустоши ржавого пепла, небо было чёрным, как деготь, из-за этого звезды казались ослепительно яркими. Оглядевшись вокруг, по остаткам ржавых зданий, готовых вот-вот развалиться, он узнал родной Аякон. Ее маленький рай был мёртв, как мёртв был и Кибертрон. Голди возникла за его спиной. Она улыбалась, безмятежно. — Красиво, правда? Планета золотых песков, вечного безмолвия и совершенной гармонии. Никого вокруг, никаких войн, покой... Обернулся на голос, протянул манипулятор, позволил маленькой ладошке лечь на его, притянул Птаху к себе, обнял, словно укрывая её в убежище, антикрылья шевельнулись, создавая дополнительную защиту. Нежно и едва слышно, почти касаясь губами её шлема: — Ты не досмотрела, любовь моя. Через его плечо она увидела вспышку вдали, и ещё одну и ещё. Не страшные вспышки, это не взрывы, это... стройка? Между тем поверхность отдалилась, плавно и быстро, вскоре они смотрели на Кибертрон из космоса. Изуродованный, серый, мёртвый. Нет, не мёртвый — вспышки были видны и отсюда, они сливались, разрастались — и вот перед ними новый Кибертрон: изменившийся, неузнаваемый и — живой. — Вот жизнь в будущем я тебе не покажу, придется своим ходом туда добираться, день за днём, — с этими словами Мираж с сожалением отнял один манипулятор и ласковым движением вытер, наконец, давно скатившуюся по её щеке слезинку. Ржавый шрам исчез. Идеалист, какой же ее избранник идеалист, впрочем, ей эта версия понравилась, она была маловероятной, но от того не менее манящей. Голди хотела верить своему защитнику, хотела раствориться в этой сладкой иллюзии восставшего из пепла нового мира, но её разум твердил обратное. — Мираж, такой исход... почти невозможен, спасутся только те, кто успеет покинуть тлеющий Кибертрон... Но ты прав, если верить в него, ожидать конца будет легче, — они снова вернулись в цветущий рай, все тот же, яркий, поющий, счастливый и чистый. — Ты уверен, что автоботы смогут сотворить новый Кибертрон? Лучший, чем он был? Ты правда веришь последнему Прайму? Аристократ сдержанно кивнул. — Для того чтобы возродить Кибертрон, мало успеть вовремя спастись, надо будет собрать и приумножить силы, суметь победить войну в себе и тогда уже вернуться и отстроить наш дом заново. Очень трудно. Но кибертронцы справятся, мы молодая раса, молодая и жаждущая жизни. А еще нас очень трудно убить. Мы выстоим и станем только крепче. И — мудрее. Даже употребляя местоимение «мы», он имел в виду расу в целом, а не двух конкретных кибертронцев. Эти двое получится — выживут, не получится — значит, не получится. Не очень важно. Что, впрочем, не мешало Миражу сейчас держать Птахины манипуляторы в своих. — Не уверен, что автоботы — я вообще не уверен, что к тому времени будут фракции, — но уверен, что смогут. Будет ли он лучше — тоже не знаю. Мне достаточно того, что он будет. Умствовать на тему, что когда-то знак на его груди означал не одну фракцию, а всю расу в целом, он сейчас не стал — и так понятно было, что она имеет в виду. А вот последний вопрос, по сути, и был главным, и отвечать на него следовало в явном виде. Вспомнилась последняя искроспасительная беседа, от которой он не знал тогда, как спастись, потом она же, но уже в виде воспоминания, спасшего его личность от распада в критический момент. — Да, я верю Оптимусу Прайму. А главное — я верю в него, — Мираж не догадывался, что сам сейчас копирует пресловутый проникновенный взгляд Прайма, пытаясь донести свою веру до самой искры стоящей перед ним золотой феммы. Голди одним кивком ответила на все сказанное Миражом.  — Значит, мне нужно дать им то, что они хотят. Они хотят быструю смерть, они ее получат, — золотая фемма прижалась лбом к широкому плечу своего меха. — Правда, я еще не готова отправиться в Колодец, мне бы этого не хотелось, — ещё одна задумчивая пауза. — Я верю тебе, ты веришь Оптимусу, этого вполне достаточно.  Она медленно отстранилась. — Пора в реальный мир, на первый раз тебе достаточно, все же «Дом искры» не так безобиден, как кажется, пребывание в нем тратит силы гостя. Попробуй выйти сам, когда ты будешь у Грома, этот навык может тебе пригодиться. С сожалением отпустил отстранившуюся фемму. И мгновенно вернулся к хорошо знакомому той рабочему режиму. Несколько мгновений размышлений, расчёты... — Если у нас есть еще немножко времени, я бы предпочел обсудить еще один вопрос. Здесь это намного проще, чем там. Точнее, в реальном мире придется оперировать словами, каждое из которых имеет богатую семантическую область, а, главное, традиции использования многих из них предписывают в первую очередь понимать их не прямым способом, с чем в данной теме он умается бороться, да еще и будет рисковать запутать её и себя. Руф смущенно улыбнулась, примерно понимая, в какую область личного Мираж собирается ее увести, ответ у нее был готов, правда, шуточный, уж больно хотелось ей посмотреть на его реакцию.  — Хорошо, но недолго, оказавшись в мире материальном, ты поймешь почему. И еще одно условие: после выхода из дома искры ты не будешь стыдиться своего состояния. Обещай! — позади аристократа материализовалось плетеное кресло с мягкой полушкой, оно так и приглашало гостя сесть, за спиной юной Руф возникло такое же. Но садиться в него фемма не спешила, ждала ответа. Весело оскалился: — Что — опять между делом опоила? — он догадывался после недавнего предупреждения, что осуществить что-то из того, что сейчас будет обсуждаться, этой ночью не получится, и теперь понял, что несколько переоценил свою предполагаемую дееспособность по выходу. Но не подколоть не мог. — Что ж, похоже, у меня нет выбора. Обещаю, — сделал приглашающий жест в сторону кресла, сам опустился в своё следом за ней. — Праймус с тобой, — звонко и от чистой искры рассмеялась фем на догадку любимого. — В твоем кубе был среднезаряженный, доза белого масла, и металл! Больше ничего, честное автоботское, — Голди ему ничуть не лукавила. — Ты меня плохо слушаешь. Говорю же, будешь полуоффный от ментальной усталости, будешь перезаряжаться без снов, и без задних опор, гарантирую.  Золотая фемма устроилась в кресле, деловито, как ей казалось, закинув ногу на ногу, со стороны же это движение было весьма соблазнительным. Откинувшись на спинку кресла, она сложила манипуляторы на животе в замочек. Расслабилась. — Итак, чем вы намерены смущать меня в этот раз, милорд? Полуоффный? Ну, это еще ничего, лишь бы своими опорами до платформы добраться. Руф расслабилась, а вот Мираж несколько напрягся. — У меня сложилось впечатление, что ты испытываешь некоторые трудности с... не то с общением с мехами, не то с близостью... с ними или вообще. Расскажешь? Голди тут же разнервничалась: рассказать как есть? Но поймет ли? Исказить — почувствует и будет еще хуже. Теперь она понимала, почему он решил остаться в «Доме искры»: чтобы она не могла юлить и открыла ему все как есть. Услышанное ее избраннику не понравится, это она знала, возможно, после она станет ему противна, последнего она боялась больше всего, ведь Мираж был ей не безразличен. — Мираж, я... не знаю даже, как объяснить... — ей было сложно подбирать слова, и она решила начать с самого начала. — Мой межзвездный катер захватили десептиконы, альф деактивировали сразу, лишний балласт им был не нужен. Меня доставили к Мегатрону, — пауза, довольно продолжительная, на оптике медленно накапливается прозрачный омыватель. — Сейчас мне впору то ли разреветься, то ли рассмеяться: он требовал от меня того же, что и автоботы. Получил отказ. Мегатрон, как оказалось, очень не любит, когда ему отказывают. Устрашения ради он передал меня своим верным солдатам. Те меня прилично поломали. С тех пор я так и не смогла взлететь и боюсь прикосновений, особенно мехских, — золотая фемма говорила быстро, словно скидывала информацию и одновременно от нее закрывалась, сухо, без особых подробностей. Торопливо смахнув готовый пролиться из оптики омыватель, подытожила: — Это всё. Он, как выяснилось, был прав в своих предположениях, а она... не только он сегодня блистал нехваткой разума и доверия к любимой. Мираж со всей нежностью подался вперед, шевельнул манипуляторами, обозначая движение к ней. — Ты позволишь мне взять тебя на манипуляторы? — пока он усилием воли оставался в кресле, чтоб не пугать лишний раз на фоне услышанного. Реакция Миража для Голди была не вполне понятна: а где отторжение, разочарование? Она ведь ему только что сообщила, что она калека, сикер, который не может летать, совсем никак, разве что во сне. Сикер, гордость которого втоптали в грязь, пока она предпринимала жалкие попытки спасти свою честь. Неужели для него это не имеет значения, неужели он готов принять её такой? В этом виртуальном мире она чувствовала его почти также чётко, как саму себя, и в его искре не было ни единой толики негатива, только нежность и любовь. В его сознании не проскочило не единой мысли о ее неполноценности, или возможных способах это исправить. Даже сикер не принял бы ее такой, по крайней мере без оговорок, а этот колёсный... — Мираж, нам правда пора, я позволю сделать тебе это в реальности. Мой Чемпион, ты уже устал, я это знаю, просто, пока ты находишься здесь, ты этого не чувствуешь, — она встала, протянула ему манипулятор. — Идём. Устал, наверняка. Но то, ради чего он попросил задержаться тут, было еще не закончено. Правда, как обычно, возникли новые обстоятельства, увеличивавшие расчетное время... что ж, выход через аварийный офф — небольшая цена за такую возможность. Надо только поспешить, успеть. — Не время ещё на выход. Не послушавшись, он все-таки взял её на манипуляторы — плавно и несколько замедленно, как и все, что он делал, оставляя возможность увернуться, если все-таки захочет — вернулся обратно в кресло, уже с феммой на коленях.  Маленькая золотая фемма не стала ему мешать, уворачиваться или противоречить, она позволила себе немного заглушить осторожность и просто наслаждаться процессом. Прикосновения его сильных и вместе с тем нежных манипуляторов отзывались в ее корпусе импульсами чистого удовольствия, ей понравилось сидеть у него на коленях и быть объектом обожания. Касания этого меха не вызывали в ней желания прервать их, спрятаться, скрыться, бежать, напротив, ей хотелось прижаться покрепче, но пока она не решалась. А он обнял её за талию, нежно провел пальцами от лицевой по шлему: — Глупенькая, ты ведь еще утром обещала ответить на все мои вопросы, я поверил, и остался тут вовсе не для того, чтоб ты не могла солгать. Это была только прелюдия, — осторожно поцеловал в шлем, заглянул в оптику: — Я предполагал нечто подобное, и уже придумал, как нам спастись... побороть твои страхи. Для начала, чтоб ты не боялась меня... Пользуясь особенностями общения в доме искры, «заговорил» образами, несравненно более полными и точными, чем любые слова. Они вдвоём на платформе, свет приглушен, они заняты... чем-то из разряда «для взрослых», но конкретики не видно, она замечает лежащего на тумбочке на расстоянии вытянутого манипулятора её «очень хорошего друга» — инъектор. Там мощный релаксант, максимально допустимая доза для меха его габаритов — чтоб, если вдруг, не думать и не высчитывать, а если будет возможность, просто ввести не полный. Рядом с ним другой друг — разрядник для мгновенного выключения пациента. Сильные манипуляторы Миража с легкостью удерживают фемму над ним, а она внезапно осознаёт, что встроенные в эти кисти гравитационные усилители могут сделать с её хрупкими боками, мгновение паники, инъектор одним движением в шею меха и... в его золотистой оптике ничего кроме любви и понимания, пока стремительно слабеющий корпус аккуратно опускает золотую фемму, чтоб не уронить в следующий миг. И снова те же там же, но теперь бело-синий мех примагничен. Не на полную мощность захватов, он не может оторвать от платформы и пальца, но у него есть небольшая возможность смещаться в плоскости, чем он и пользуется, извиваясь от невыносимого наслаждения, потому что сидящая на нём Руф со странной смесью игривости и любопытства исследователя на милом фейсплейте делает такое... Она склоняется ближе, что-то переключает в настройках платформы, освободившиеся манипуляторы меха мгновенно устремляются к фемме, лаская уже её изящный корпус, Мираж пытается подняться, схватить её, перевернуть, поменяться местами — но внезапно осознаёт, что всему этому не судьба сейчас осуществиться: при полностью свободном корпусе, оказывается, его антикрылья крепко примагничены, ограничивая подвижность. Ему остается только прикасаться к любимой фемме, когда та сама достаточно приближается. Дразнимый, он стонет, а Птаха, сверившись с выводимой им в их общий доступ телеметрией, лукаво улыбается и переходит к более решительным действиям. Следующий образ поначалу идет без картинки, ощущение, с потерей которого она почти смирилась, — скорость, простор, ветер в носовой обтекатель. Воздух — такой упругий и надёжный — почему-то не только поддерживает её под живот снизу, но и придавливает мягкой лапой сверху, ощущение странное, но успокаивающее, становится видно, что она летит, только очень медленно, всего вдвое быстрее скорости, минимально необходимой ей для взлёта без помощи антигравов, на одной аэродинамике. Камера отъезжает, становится очевидно, что летит она очень низко. А камера продолжает отъезжать, открывая безумную картину маленького золотого самолета, закрепленного на крыше стремительно несущегося по идеально гладкой трассе бело-синего гоночного глайдера — скорость, свобода и радостный смех на два голоса. Передача становилась всё слабее, одновременно ускоряясь, но не теряя чёткости. — А потом ты мне покажешь внешность и сигнатуры тех боевиконов. Вдруг доведётся встретиться. «Дом искры» позволяет испытывать абсолютно реальные ощущения, однако же оба осознают, что все происходящее лишь игра их совместной фантазии. Голди стеснялась очень, но заставить себя не смотреть не могла. Образы сменяли друг друга, Мираж предложил ей полетать вместе, это было очень мило. — Фантазер, - подытожила Птаха. — Выдумщик. Ты ведь понимаешь, что оба эти варианта красиво смотрятся со стороны, они невероятно романтичны и милы, как пушистые розовые шарктиконы, ну ничего общего с реальностью иметь не могут. Я очень благодарна тебе за то, что ты мне сейчас показал, я тебе верю. Я хочу быть с тобой, хочу быть твоей, поэтому никаких примагничиваний, шокеров и инъекторов не будет. Ты ведь в состоянии справиться с маленькой трусливой фем, верно? — Птаха улыбнулась и поцеловала своего избранника в губы. Она себя знала слишком хорошо, окажись у нее под рукой инъектор или шокер, страх близости не позволит ей оставить любимого меха онлайн даже на клик. Мираж был не согласен с Птахой, напротив, он считал, что сам факт наличия под рукой того, что она воспринимает как оружие, пусть и неосознанно, поможет ей не бояться, и применение не потребуется. Но спорить сейчас не стал, только поднялся одним слитным движением, по-прежнему легко удерживая хрупкий корпус на манипуляторах, с нескрываемым удовольствием ответил на поцелуй и тихонечко прошептал в аудиорецептор: — Поэтому в первый раз ничего серьёзнее самого невинного интерфейса не будет. И второй... пока любопытство не пересилит страх, — игриво ткнулся своим носовым конусом в её. — У вас, фемм, это быстро, — и «шагнул» на выход. Когда мир прелестной иллюзии «Дома искры» растаял, Мираж осознал себя сидящим на том же удобном стуле напротив Птахи, та уже несколько нанокликов наблюдала за его состоянием со стороны. Она улыбалась и медленно тянула напиток из своего стакана. Глифы на настенном хронометре показывали, что пара отсутствовала в реальном измерении всего один клик, однако разведчик чувствовал себя так, словно разгрузил с десяток фур с тяжелыми ящиками. Он устал, эта усталость, конечно, была плодом его психики, но от этого легче не становилось. Его мутило, очень сильно, выпитый им недавно энергон отчаянно просился обратно. — Прямо и направо, — понимая его состояние, Руф поспешила разъяснить, как добраться до уборной. — Тебе скоро полегчает. В кои-то веки разведчик просто выполнил инструкцию, настолько быстро и четко, как мог. Вернулся посвежевшим — насколько это было возможно в данной ситуации — и несколько смущенным. — Вся твоя стряпня насмарку... — встряхнулся, видимо, вспомнив данное в доме искры обещание, улыбнулся — и вот он уже как обычно, слегка насмешлив и не слегка замучен, но готов действовать. Взгляд весёлый и испытующий. «Когда застанет нужда, послушен и быстр как молния. Просто душка». Дождавшись любимого упрямца, Голди сразу же вручила ему в манипуляторы куб нейтрального среднезаряженного. — Пей, желательно залпом, а потом будем укладываться офф. Твоему процессору отдых нужен, — звонкий смешок. — И не смотри на меня таким хитрым призывающим к беспределу взглядом, доктор сказал офф, значит офф! Завтра будет новый день, новые силы и новые приключения. Предложенный куб мех осушил едва ли не в два глотка, даже не заикнувшись об уровне энергии — более чем приличном. — Как пожелаете, моя леди, — взгляд предсказуемо не изменился, но манипулятор был подан с безупречным поклоном, а принявшая его фемма проведена в спальню словно в тронный зал. В спальне пара удобно устроилась на широкой перезарядочной платформе. Уютно, как оказалось: Птаха, как и большинство крылатых, стремилась создать вокруг себя и своего партнера подобие гнезда. Первичное программирование никуда не денешь, даже если захочешь бороться с ним, битва заранее обречена на провал. Много мягких дутых простеганных «одеял», много разноцветных подушек. Все это свернуто и сложено странным, не поддающимся логике колесного образом. Свет погас. — Я ставлю таймер на семь, — сообщила Руф. Сейчас они походили на настоящую супружескую пару — игра, но такая приятная подсознанию обоих... — Тогда я свой таймер отключаю, — мягко поцеловал ее макушку мех, кликом раньше выставивший таймер на то же время, по своему опыту пребывания в местном ремотсеке. — Мягкой перезагрузки, любимая. Золотая фемма выпала в оффлайн почти сразу, тепло любимого меха убаюкало ее, а чувство защищенности окутало покоем.  А он сначала составил и зашифровал сообщение для Первой, отправил его по выданному каналу на центральный пульт. Ей передадут, когда апнется, если сейчас перезагружается или занята. С учетом всех обстоятельств, там был по сути запрос обеспечить защищенный канал завтра утром, мол, есть что доложить по одним текущим делам и есть новые предложения по другим. И ушел сам в перезагрузку, едва получил подтверждение, что передача получена.