Вкус мёда

Каждое лето Пак Мирэ приезжала к отцу в деревню, но в этот раз она почему-то не приехала. Чондэ был даже рад, что девчонка не будет мелькать перед глазами и не собьёт его с пути истинного. В конце концов, парню оставался всего лишь месяц до завершения семинарии, после которой он получит пост дьякона и примет обет безбрачия. Чондэ практически достиг своей цели, и ему ни к чему были лишние проблемы в виде коварной искусительницы, расхаживающей по деревне в коротеньких шортах и топе, выставляющем напоказ её проколотый пупок. Мирэ была его головной болью уже около десяти лет и постоянно доводила его до белого каления своими выходками. С этой девчонкой всегда приходилось держать ухо востро, и хотя Чондэ держался спокойно и дружелюбно, на самом деле он был на грани. Парню хотелось взять её за хрупкие плечики и хорошенько встряхнуть, потребовав, чтобы она выбрала другую жертву для своих издевательств. Конечно, ни отец Пак, ни семинаристы, ни прихожане не знали о том, что праведный Чондэ каждый день борется с внутренними демонами, стоит ему только увидеть стройный силуэт Мирэ. Ох, уж эта Мирэ! Её вызывающие наряды, откровенные взгляды и странные намёки… Сирена, зовущая Чондэ в свои сладкие объятия, которые принесут ему лишь гибель. Как она узнала? Как разглядела в скромном семинаристе эту греховную слабость? Даже во снах она не желала оставить парня в покое, заставляя Чондэ сходить с ума. В его грязных фантазиях девушка пошло улыбалась, облизывая собственную ладонь, а потом касалась его чл… Confiteor Deo omnipotent*! Ким Чондэ, воспитанному в приюте, было легко отказаться от материальных благ, потому что деньги в его карманах никогда не водились, но подчинить предательское тело у него никак не получалось. Всей душой парень тянулся к просветлению, к служению Богу, а тело изнемогало от желания обладать Пак Мирэ. Семинарист был очень усерден в молитвах, так что отец Пак не мог на него нарадоваться, но священник понятия не имел, что всему виной вертихвостка Мирэ. Из-за неё парень по три раза в день обращался к Богу с покаянной молитвой. *** Начало осени выдалось очень жаркое. Старушки называли это «бабьим летом». Чондэ и Кёнсу в чёрных сутанах** до пят стояли на пустынной остановке в ожидании автобуса. Несколько часов назад отец Пак объявил, что они должны встретить его дочь, поэтому парни уже тридцать минут обливались потом, мучаясь от невыносимой жары. У семинаристов практически нет времени на то, чтобы побыть в одиночестве, ведь на территории семинарии и за её пределами они должны ходить парами. Как ученики Иисуса. Отец Пак совсем недавно поставил Чондэ и Кёнсу вместе, чему оба были не особо рады, но это было для них упражнением в добродетели послушания. Сказать, что До Кёнсу любил Бога, значит солгать. Кёнсу был одержим Богом, а вот людей, созданных по Его образу и подобию, почему-то не жаловал. Чондэ не удивился бы, если бы этот хмурый семинарист с личиком недовольного ребёнка однажды пошёл резать деревенских овец во славу Бога. А, когда овцы кончились бы, начал бы потрошить людей. Чондэ не знал за какой проступок До Кёнсу отправили в деревню из шикарной столичной церкви, но был уверен, что тот сотворил нечто невообразимое. Когда дочь отца Пака вышла из душного автобуса, парни поспешили помочь ей с багажом. — Привет, — улыбнулась девушка, обмахиваясь каким-то журналом. — Ну и жара тут у вас. Если бы не пожелтевшие листья на деревьях, ни за что бы не поверила, что наступила осень. Ладно, где папа? — Отец Пак сейчас занят, — надменно протянул Кёнсу, — он у госпожи Нам. — Старушке в этом году исполняется девяносто три года, и она практически каждую неделю просит сына привести к ней священника, чтобы «исповедаться перед смертью», — пояснил Чондэ. — Кстати, это До Кёнсу. Он тоже семинарист. — Да я по прикиду поняла, что он явно не деревенский диджей, — фыркнула девушка. — Меня зовут Пак Мирэ. Девушка не могла жить в церкви. Это было против правил, поэтому она всегда гостила в доме семейства Ким, милой бездетной пары, спрятавшейся в деревенской глубинке от шумной столичной жизни. Ким Чондэ старался не смотреть на аккуратное золотое колечко, красующееся на безымянном пальце левой руки Мирэ. Почему-то парня ужасно злило, что девушка всю дорогу без умолку говорила о своём распрекрасном женихе. Вот только, находясь рядом с Кёнсу, ему приходилось прикладывать все усилия, чтобы никак не выдать своих чувств к дочери священника. Воистину, Бог решил в качестве последнего испытания его преданности прислать Чондэ эту несносную девчонку! — Когда я смогу увидеть папу? — поинтересовалась Мирэ, когда они уже подошли к крыльцу дома. — Приходите завтра, после утренней службы, — сухо ответил До Кёнсу и, поклонившись, пошёл прочь. Чондэ тоже поклонился и поспешил догнать семинариста. Парень был благодарен Кёнсу за то, что ему не пришлось лишний раз разговаривать с девчонкой. Он знал, что мать Мирэ умерла, когда девочке было четыре года. В силу своего возраста, она тогда плохо понимала, что произошло, но все взрослые плакали и постоянно говорили малышке, каким хорошим человеком была её мама. Отец Мирэ очень долго горевал и даже пристрастился к алкоголю, тогда-то обеспокоенная бабушка и привела его в деревенскую церковь. Мужчина нашёл своё утешение в Боге и поступил в католическую семинарию. Он начал активно участвовать в жизни прихода, изучил проведение мессы и особых служб, помогал пожилому священнику при посещении больных прихожан и организации мероприятий в приходе. Очень много времени отец Мирэ уделял деревенскому приюту, в котором воспитывался Ким Чондэ. Сам того не зная, мужчина зажёг в маленьком мальчике желание посвятить свою жизнь Богу и помогать ближним. Когда Чондэ исполнилось девять лет, он твёрдо решил получить сан католического священника. Через восемь лет отец Мирэ получил назначение на пост дьякона, а ещё через шесть месяцев прошёл рукоположение в сан. Так «отец Мирэ» превратился в «отца Пака». *** Осенью мало кого застанешь в церкви, потому что все прихожане заняты сбором урожая. К сожалению, в деревне жили в основном пожилые люди, которые были слишком стары для того, чтобы работать в огороде, и слишком упрямые, чтобы бросить это занятие. Молодёжь здесь долго не задерживалась. Как только детишки из приюта «Осенний дождь» становились совершеннолетними, они уезжали в город. Именно поэтому отцу Паку и его семинаристам приходилось постоянно помогать прихожанам по хозяйству. У отца Пака практически не было времени на то, чтобы поговорить с дочерью, поэтому скучающая Мирэ всюду следовала за неразлучной парочкой семинаристов и старалась, если не помогать им, то хотя бы не мешать. Ким Чондэ это ужасно нервировало, но он не мог запретить ей ходить за ними. Пока девушка играла с внуками дедушки Кана, Кёнсу и Чондэ трудились на пасеке. Завершающая откачка мёда, уборка на хранение ульевых рамок и корпусов, зимовники нужно было привести в порядок, а ещё выяснить состояние каждой семьи… В осенний период у пчеловода было слишком много работы, чтобы он мог справиться с ней в одиночку. В защитном комбинезоне с лицевой сеткой на голове было ещё жарче, чем в сутане, но Чондэ не жаловался, потому что дедушка Кан всегда щедро угощал их с Мирэ мёдом. Девчонка была в восторге от гостинца и лопала его целыми банками, а парню он казался слишком сладким. Мирэ, заливаясь задорным смехом, носилась между яблонями, играя с детьми в догонялки. Чондэ старался не смотреть в её сторону, но, когда девушка, громко вскрикнув, споткнулась о корень дерева и растянулась на земле, именно он первым оказался рядом с ней. — Тебя учили смотреть под ноги? — нахмурился семинарист, помогая Мирэ встать. Её растянутая белая майка была испачкана в земле и траве, а ладони и колени разодраны до крови. — Девочка, и как же это тебя так угораздило? — охнул подошедший дедушка Кан. — Чондэ, отведи её домой. Парень с надеждой посмотрел на До Кёнсу, надеясь, что тот пойдёт с ними, но семинарист безразлично пожал плечами и вернулся к работе. Чондэ не оставалось ничего другого, кроме как выполнить просьбу. Он зашёл в сарай, быстро снял комбинезон и переоделся в обычную одежду. До дома семьи Ким молодые люди добрались в полной тишине. Когда они зашли внутрь, Мирэ скрылась в своей комнате, чтобы промыть руки и разодранные колени чистой водой с мылом, а Чондэ пошёл за аптечкой. Ему не понравилось, что в доме, кроме них, никого не было. Семинаристам не разрешалось оставаться наедине с незамужней женщиной, но в деревне на многие правила закрывали глаза. Найдя в аптечке всё необходимое, парень постучался в дверь и, услышав тихое разрешение войти, дёрнул за ручку. Ему некуда было спрятаться от пристального взгляда девчонки, сидевшей на невысоком столике, поэтому он сразу же принялся за обработку ссадин. Перекись, йод, стерильная повязка… Ким Чондэ полностью погрузился в процесс. Парню нравилось трогать загорелую кожу и чувствовать, как она постепенно покрывается мурашками. В комнате Пак Мирэ было ужасно душно. Едкий запах дерева, пота и липового мёда оседал в лёгких Чондэ, околдовывая, усыпляя его бдительность. Парень сам не заметил, как увлёкся. Даже когда все раны были перевязаны, Чондэ не мог прекратить гладить её ноги, руки, плечи… Девушка старалась не шевелиться, чтобы не спугнуть робкого семинариста. Мирэ было интересно, насколько далеко Чондэ сможет зайти, но его легкие поглаживания и прикосновения её слегка разочаровали. Она дала ему полную свободу, а он — что? Самое дерзкое, на что решился Чондэ, это нежный поцелуй в колено чуть повыше повязки. — Ты хочешь меня? — Мирэ заглянула ему в глаза. Ким Чондэ отшатнулся, словно от пощёчины. Он никак не ожидал такого вопроса. Хочет ли он её? Одному Богу известно, насколько сильно он жаждал познать Пак Мирэ, но высказать своё желание вслух боялся, как огня. Что, если она посмеётся над ним и убежит? Что, если расскажет об этом отцу Паку? И всё же… Нет, стоит только Чондэ признаться в своих греховных мечтаниях, как его тело тут же прошьёт тысяча молний в наказание за то, что он предал Бога. Парень так долго боялся свернуть с правильной дороги, что не заметил, как заблудился. Пак Мирэ была ядом, отравляющим всё его естество, но кто бы мог подумать, что у этого яда окажется сладкий вкус мёда. — Так что? — нетерпеливо спросила она. В конце концов, Чондэ был обыкновенным человеком, раздираемым противоречивыми чувствами и пугающими желаниями, а соблазн оказался слишком велик. Парень медленно кивнул. Он уже давно был готов вывесить белый флаг и сдаться во власть той страсти, что рождалась в его душе, когда Чондэ смотрел на Мирэ. — Окей, — хмыкнула девушка, стаскивая с себя мокрую от пота футболку. — Окей? — тупо переспросил Чондэ. Он не мог понять резкой перемены настроения Мирэ. С чего вдруг она разозлилась? Чондэ абсолютно ничего не знал о женщинах… Кроме того, что первая из них обрекла себя и мужа на изгнание из Эдемского сада, потому что очень любила есть запретные плоды. Но если бы Чондэ хоть немного разбирался в женщинах, то давно бы понял поведение Пак Мирэ. На секунду парню показалось, что во взгляде Мирэ появилась какая-то странная грусть и разочарование, только он мигом забыл об этом, когда она сняла обручальное кольцо и положила его на стол. Какая-то часть Чондэ всё ещё противилась происходящему, но эта аномальная для осени жара свела его с ума. Два блестящих от пота тела на мятых простынях, тихие стоны и легкий аромат одержимой страсти. Бледная кожа Чондэ и тёмная от загара кожа девушки… они были как инь и ян, взаимодействие крайних противоположностей. Это был их общих грех. Один на двоих. Их души умирали, пока тела плавились от наслаждения. Парень понимал, что поступает неправильно, и даже липкие от мёда губы Пак Мирэ не давали ему окончательно забыться, а сама Мирэ не могла справиться с той болью, что глубоко засела в её сердце. Подружки Пак Мирэ, которые на своих девичниках устраивали настоящее соревнование «Кто круче оттянется перед замужней жизнью», наверняка аплодировали бы ей стоя и признали безоговорочную победу девушки. Она соблазнила парня, собирающегося стать священником! Вот только Мирэ хотела от Чондэ не секса. Точнее, и этого тоже, но в первую очередь она хотела завоевать его любовь. Её воспитывала бабушка. Женщина сильно баловала девочку, потому что чувствовала себя виноватой в том, что когда-то отвела отца Мирэ в церковь, и тот решил оставить мирские заботы, став священником. Мирэ росла эгоисткой, привыкшей к всеобщему вниманию. Когда она впервые приехала к отцу в деревню, все взрослые и дети были очарованы маленькой феей. Все, кроме Чондэ. Девочка пела и танцевала на деревенских праздниках, желая привлечь внимание этого бледного серьёзного мальчика, никогда не расстающегося с какой-то потрёпанной книжицей, а он и не смотрел в её сторону. Ни милые улыбочки, ни прелестные платьица не могли растопить лёд в его сердце. Обозлённая Мирэ начала всячески задирать Чондэ, который был на четыре года старше её. Она кидалась в него грязью, склеивала страницы его книг, даже пару раз положила ему под простыню папоротник в надежде, что он описается ночью. Но мальчик стоически сносил все её издевательства, и тогда Пак Мирэ перешла к крайним мерам. Она видела в каком-то фильме, как тётенька пришла к дяденьке в красивых трусиках, и тот сразу же упал к её ногам. Вот и пятилетняя Мирэ в один прекрасный вечер влетела в комнату Чондэ и задрала платьице, демонстрируя ему свои самые лучшие трусики (зелёные с красными цветочками). Только Чондэ почему-то не оценил. Он около минуты сидел с каменным лицом, а потом рассмеялся над её глупостью. Какой позор! У них было много совместных воспоминаний. Каждое лето Мирэ приезжала в деревню, придумывая всё новые и новые способы удивить Чондэ. Когда она поняла, что влюбилась, парень объявил о своём решении поступить в семинарию. Девушка не могла так просто сдаться, поэтому продолжила свои попытки достучаться до сердца Ким Чондэ. Но, чем ближе было окончание его обучения в семинарии, тем призрачней становились надежды Мирэ. Этой зимой она встретила хорошего мужчину и собиралась выйти за него замуж. Девушка твёрдо решила, что больше не будет искать встречи с Чондэ, и ей даже удалось продержаться целое лето. Только осенью она всё равно поехала в деревню. Мирэ хотела дать последний шанс и себе, и Чондэ, а теперь понимала, что эта близость окончательно уничтожила их надежду на будущее. Парень не сказал, что любит её, не предложил свадьбу, не пообещал уйти из семинарии… он просто сказал, что хочет Мирэ. Нет, у него даже не хватило сил произнести это вслух. Чондэ любил только своего Бога, но не Мирэ. И она злилась. Злилась, что Бог отнял у неё мать, забрал отца, а теперь Ему понадобился её любимый мужчина... Когда парень оделся, девушка выставила его из дома, а сама собрала вещи и уехала в город. Ей было плевать, что такой скорый отъезд может кого-то насторожить. Мирэ просто хотелось оказаться как можно дальше от Чондэ. Она знала, парень замолит свои грехи, станет священником, ну, а девушка будет собирать своё разбитое сердце по кусочкам. Она не забудет Чондэ и не позволит парню забыть её. Когда-нибудь Пак Мирэ приедет к нему, чтобы исповедаться в собственных сладких пороках. Она напомнит ему о том, что грех имеет вкус липового мёда.