Огни Владивостока

Лейтенант Кайдановский сидел на кухне у окна, выключив свет, и курил. Прошло лет пять с победы над монстрами из океана, журналистская шумиха стихла и о героях войны медленно но верно забывали. Владивосток снова строился, и огни окон, фонарей, проезжающих машин напоминали Алексею огни Гонконгского Шаттерддома. Программу «Егерь» не закрыли, как многие опасались - теперь пилоты, голыми руками убивавшие кайдзю, восстанавливали разрушенные города. Лёша был рад, в общем: была работа, которую нужно выполнить, была любимая жена, квартира во Владивостоке. Не сказать, что тихая жизнь не нравилась Алексею, но смысла в ней как будто не осталось. Раньше он каждое утро вставал, чтобы защитить мир, но теперь, когда все устаканилось, миру больше не нужна была защита. Миру нужны были инженеры, дипломаты, переводчики, врачи и учёные. Этот мир больше не нуждался в нём. Миру больше не нужны были герои. Было что-то в тихой гирлянде света завораживающее: мерное течение уличного движения, приглушенный свет фонарей и освещённые окна с цветными занавесками. За каждым из этих светлых прямоугольников люди ели и ложились спать, ссорились и мирились, видели сны. Каждый из них вставал для чего-то по утрам с кровати и проживал для чего-то день. В комнату тихонько вошла Саша и обняла его со спины теплыми, заботливыми руками. Наверняка она чувствовала его тоску, как и он чувствовал её состояние: тихое облако спокойствия, как кружка горячего молока на ночь, всегда присутствовало в его сознании. Призрачный дрифт после стольких лет совместной работы связывал их прочнее любых клятв, но по-настоящему читать мысли не получалось. - Шур, скажи, для чего нам жить теперь? - Лёшин голос дрогнул. - Не для чего. - Ты не прав, - улыбнулась Кайдановская. - Почему? - он повернул голову так, чтобы видеть женщину - Милый, - прошептала Саша на ушко мужу. - Милый, я беременна. Мгновение Алексей смотрел на неё, не понимая. А когда понял, рассмеялся и поцеловал, не думая уже об огнях Владивостока.