Иллюзия одиночества

      Временами бог огня сомневается, кто его привлекает на самом деле – светлый и непогрешимый Бальдр, от которого можно принять всё, или хаос. Хаос с большой буквы. На мгновения воплотившаяся в живом существе первостихия, которой невозможно не подчиниться.       Будь проклята его собственная двойственная природа.       Когда Локи раз за разом проходит через воздвигаемые обезумевшим другом барьеры, он уверен, что знает, для чего это делает. Ради кого он это делает. Он идет к Бальдру, чтобы помочь, успокоить… Принять. Никто лучше, чем Локи, не выдержит ярости, охватывающей бога света.       Бальдр так не любит причинять хоть кому-то вред. Но ведь, если вся мощь захватившего его существа обрушится на бога огня и тот выдержит – других разрушений не будет, верно? А Локи выдержит, как выдерживал всегда. Его ссадины и ушибы зарастут на глазах, и чистый, светлый Бальдр не расстроится. Не будет изломанных и разорванных в клочья трупов, способных попасться ему на глаза. Не будет поднявшейся на дыбы земли, вывернутых с корнями деревьев.       Бальдр ни о чем не узнает.       Это лучшее, что Локи может сделать для него. И он будет это делать, надеясь, что его усилий окажется достаточно, и время для меча из омелы не придет.       Так просто говорить себе – я вытерплю немного боли, а мой возлюбленный друг проживет дольше.       Возлюбленный.       Для древнего бога это слово имеет только подлинное, самое первое значение. Единственное. Смертные начали делить любовь на «дружбу», «влюбленность», «восхищение» и «желание» гораздо позже, чем еще совсем маленький Локи впервые назвал так Бальдра.       Смертные раздробили "любовь" на части и всё равно не понимают даже их.       Что они – те, чье время измеряется жалкой горсткой дней - могут знать о дружбе, пронесенной через века? Как им, не видевшим практически ничего в своей жизни, познать восхищение?       Им не дано сохранить чувство безграничной благодарности и на пару десятилетий.       Откуда им знать все глубины желания?       Для потомка чудовищ все желания - суть одно. Точно так же, как его единственное стремление может рваться на волю самыми разными путями. Нет никаких противоречий между желаниями: провести еще один день рядом с Бальдром, принять на себя его тяжелую ношу, почувствовать на себе его взгляд, подарить ему несколько мгновений радости, оградить от всех бед мира, ощутить его кожу под своими пальцами, умереть за него…       Возможно, не такая уж и плохая, но раздражающая смертная уходит, оставляя красноволосого бога сидящим на постели друга и обнимающим того за плечи. Сегодня он не рассказал Юи причин неуравновешенности Бальдра. И уж тем более он не расскажет, что хаос не оставит его друга в покое, пока не выбросит всю свою разрушительную энергию на волю. Смертной уже страшно. Если она испугается еще сильнее – Бальдр может заметить.       Запоздало мелькает мысль, что надо было попросить девушку позвать Тора. Что-то может пойти не так, и богу огня может потребоваться помощь.       - Я принесу тебе воды, - говорит Локи Бальдру, взгляд которого растеряно бродит по стенам комнаты. – У тебя ведь где-то был графин воды? Конечно был. Я видел, как смертная его принесла. Куда же она могла его поставить... Зевс ведь такой предусмотрительный, сделал наши спальни одинаковыми…       Он встает и отправляется на поиски, чтобы хоть как-то убить время. Бог огня знает, что должно произойти, но он не собирается превращаться в тряпичную куклу и просто ждать повторного приступа. Он начинает говорить. О ярмарке, о неудавшихся и удачных проказах, о Тоте, скупившем целый ворох лакомств, кто бы мог подумать, что он такой сладкоежка…       Человеческое тело воспринимает изменение где-то за спиной совсем не так, как его настоящее. Это вовсе не искажающий мир всплеск силы, который он ощущал прежде. Теперь на него обрушиваются одновременно жар и холод, и все волоски на коже встают дыбом. Ставший таким уязвимым бог содрогается всем телом, колени подгибаются, в позвоночник словно впиваются ледяные иглы. Крошечная часть – инстинкт выживания, появившийся вместе с проклятым украшением Зевса – требует бежать из комнаты со всех ног и ни в коем случае не оборачиваться. Это куда меньший шок, чем обычно, но и его сложно перенести. Локи кажется, что он перестает чувствовать свои ноги.       «Так вот что смертные имеют ввиду, говоря о парализующем ужасе», - думает он, заставляя себя игнорировать непривычные ощущения.       За спиной шуршит сползающее на пол покрывало. Обернувшись, Локи видит тело Бальдра, висящее между потолком и кроватью. Бог света уже не выглядит сбитым с толку и растерянным. Он вообще больше не выглядит богом света.       Стул у кровати - тот самый, на котором Локи сидел недавно – оседает на ковер горсткой золотой пыли.       Он смотрит, как Бальдр – тело Бальдра – выгибается, как чуть запрокидывается его голова и открывается в беззвучном крике рот.       Как бы Локи хотел увидеть эти движения в исполнении настоящего Бальдра.       Красноволосый бог чувствует, что его ногти до крови впились в ладони и не понимает, когда успел сжать кулаки. Сейчас не время бояться. Уже поздно. Локи запоздало начинает беспокоиться, хватит ли оставшихся у него сил, чтобы воздействовать на хаос. Вернее, Хаос – воплощенное разрушение, почти ставшее отдельным существом из-за заложенной в Бальдре силы изначального созидания.       Хотя о чем это он – конечно сил хватит. Зевс не дурак, он, и правда, всё предусмотрел. Его амулет надежно сковал божественную мощь, но ведь способность разжечь желание даже в камне досталась богу огня не от божественной половины. Локи невольно ухмыляется – насколько ему известно, ётуны также не обладали подобным даром. Возможно, это вырождение какой-то другой их способности…       Еще одна волна силы прокатывается по комнате, обращая в ничто люстру, один из цветов на окне и левый ботинок Локи. Бог огня стаскивает с ноги второй ботинок и подходит к постели. Куртка летит на пол, и пальцы тянутся к застежке рубашки. Хаос не имеет полноценного сознания, но сейчас он связан с живым телом. Чары-чарами, а без некоторой доли воззвания к инстинктам всё равно ничего не получится.       Глаза Хаоса горят, но он не смотрит на того, кто приближается к нему. Сейчас Локи рад этому, но знает, что всего через несколько минут будет желать этого взгляда так, как не желал ничего в мире. К счастью, к тому времени от него самого останется не так уж много.       Бог огня демонстративно медленно избавляется от своей последней одежды, выставляя напоказ мышцы и приглаживая пальцами кожу внизу живота, где раньше была татуировка. Даже зная, чего ожидать, сделать следующий шаг туда, через завесу силы, практически невозможно. За своей фирменной самоуверенной маской он сжимается от ужаса, более древнего, чем страх смерти.       «Это ради Бальдра», - говорит себе Локи и второй раз за день протягивает руки через барьер. В какой-то момент кажется, что они вот-вот осыплются на сбитое одеяло прахом, но потом ощущение проходит, и руки начинают казаться чужими. Нет, намного проще быстро бежать через барьер и не успевать почувствовать, происходящих в себе изменений.       «Это только ради него!» - повторяет бог огня и, ухватив висящее в воздухе тело за плечи, дергает Хаос на себя.       Бальдр весит не так уж много, но близость переполняющей его силы выдержать почти невозможно. На самом деле, выдержать её невозможно вообще. Локи чувствует, как под ледниками ужаса начинает ликовать кровь хтонических чудовищ. Вот уж для кого Хаос если не бог богов, то наркотик.       Локи подносит к губам пальцы и лижет их, позволяя силе течь через его слюну. У ногтей он чувствует вкус собственной крови – но это только к лучшему. Так хочется завопить и броситься из комнаты … или отпустить себя и рухнуть в водоворот изначальной стихии. Локи проводит скользкими пальцами по груди Бальдра, раздвигая рубашку и каясь кожи. Чувствуя, как невозможно медленно бьется его сердце.       Интересно, что сказала бы смертная, узнай, что когда он обнимал Бальдра час назад, его губы дрожали не только от волнения за друга? Сейчас губы тоже дрожат, и Локи облизывает их. Ужас всё больше вытесняется экстатическим восхищением. Жаждой. Свободная рука начинает оглаживать его собственную кожу, требующую прикосновений – сильно, почти грубо. Будто пытаясь стереть с нее похожее на горячий мед чувство. Или втереть его глубже. Да, определенно глубже – туда, в плоть и кости.       - Позволь мне… - шепчет Локи, касаясь ладонью щеки Бальдра и проводя большим пальцем по его губам. Заклинание сплетено и бог огня, наконец – не понимая, почему мог тянуть так долго – позволяет барьеру в своём разуме рухнуть.       Как можно было не желать оказаться во власти этого безграничного существа? Этой мощи? Как он смел мнить себя чем-то большим, чем песчинкой на берегу океана, искрой над погребальным костром, в котором мир сгорит без остатка? Достаточно потянуться к нему в ответ, и вся жизнь – вся суть и память – существа по имена «Локи» исчезнет в восхитительной, ослепляющей вспышке. Как может что-то значить больше, чем наслаждение, которое он испытает, когда его тело будет осыпаться золотой пылью? Чем последние видения его гибнущего разума, выжженного в попытке осознать всю суть Хаоса?       Зачем же он наложил это заклятье?!       Хотя кто - он? Что его тревожило? О чем он думал? В его сознании больше ничего не остается.       Хаос двигается навстречу, прижимаясь к его телу еще плотнее. Губы идеального существа раздвигаются и шевелятся, но за движениями нет слов. Только дыхание.       Рука, от которой расходятся волны такой энергии, что ткань рукава рвется, ложится на его бок. Спустя удар сердца другая рука обхватывает плечо утонувшего в собственных ощущениях бога. Хаос не ощупывает и не ласкает. Его прикосновения больше похожи на попытку смять оказавшееся в его объятьях существо, как комок пластилина. Пальцы очерчивают кости таза и правую лопатку – яростно, негодуя, что эти нелепые кости смеют мешать ему.       «Сломай их, - прошептало бы красноволосое существо, если бы помнило, что способно говорить. – Сломай мои кости, раздави мои мышцы, перегрызи моё горло, только не отпускай меня! Почему ты всё еще так далеко? Будь вокруг меня, будь внутри меня, заставь слабого, ничтожного меня раствориться в тебе без остатка…»       Тени скользят по лицу идеального существа, заставляя поверить, что Хаос проявляет чувства. Но это только иллюзия, и содрогающемуся, трущемуся о его кожу существу не нужны никакие эмоции. Только подчиниться этой безграничной силе, потерять себя в её власти еще больше.       Скованный чарами Хаос не то тянет, не то бросает того, кто был богом, на одеяло, еще больше сбившееся под их ногами. И тот падает. Если бы он мог думать, то хоть как-то отреагировал бы на ушибленную о спинку кровати голову. Но сейчас он в восторге. Он примет от своего повелителя что угодно – кроме возвращения разума и свободы. Но Хаос не собирается подвергать его такому мучению и опускается сверху. Кожа прижимается к коже. Он раздвигает ноги скулящего от предвкушения существа и то поддается, чтобы через мгновение крепко сжать его бока бедрами.       Красноволосый прикрывает глаза – ощущений слишком много и сфокусировать зрение всё равно не получается, да и зачем? Он снова принимается ласкать собственные лицо, грудь и шею. Ему необходимо чувствовать там хоть что-то. Хаос тянется за скользящими перед его лицом пальцами и утыкается губами за острое ухо. Он втягивает запах пота и потерявшему себя существу кажется, что через его тело проходит ток. А потом Хаос вцепляется зубами в его шею. В этом также нет ничего игривого или нежного – зубы вполне могут выбрать кусок из его глотки - и бывший бог давится стоном. По коже течет кровь и это так же чудесно, как и рука, делающая что-то неописуемое с самыми чувствительными его частями.       Хаос рычит, не разжимая хватки. Он двигается, перехватывая цепляющееся за него тело удобнее. Полукровка не способен полностью осознать происходящее, но оно приводит его в восторг. Он пытается ерзать, чтобы усилить это ощущение и тянется вцепиться пальцами в плечи идеального существа. Хаос реагирует быстрее, чем это кажется возможным, и меняет положение, одной рукой впечатывая оба запястья красноволосого в постель над его головой. Где-то внизу трещит дерево. Боль вспышкой пробегает по всему телу, но кажется ловящему ртом воздух существу невероятно прекрасным. Разницы между наслаждением и болью больше не существует. Он пытается согнуть пальцы, и Хаос вжимает его запястья в одеяло еще сильнее. Движения идеального существа становятся еще резче.       Дыхание бывшего бога сбивается, он давится полухрипом - полустоном и пытается вдохнуть еще раз. Кажется, что воздуха в легких не остается совсем. Хаос отпускает его руки, и крепкие как железо пальцы стискивают бедро. Словно он может притянуть извивающееся под ним существо еще ближе. Красноволосому жарко, но чужая ладонь всё равно обжигает. В ответ он дергается навстречу разрывающему его изнутри ощущению. Дергается снова и снова, будто пытаясь стереть о изорвавшуюся ткань простыни собственную кожу. Интенсивность ощущений становится непереносимой. В попытке заполучить еще больше, он тянется губами к плечу идеального существа. Или к его горлу. Он высовывает язык, чтобы слизнуть пот с ключицы, изгиб которой заслоняет собой мир, обратившийся в бушующий океан красок. Он проходит по тонкой коже над костью губами и, наконец, прикусывает.       Хаос тут же хватает его за волосы, отрывая от себя. Глаза красноволосого закатываются, но он не может перестать слизывать оставшуюся на губах кровь. Он всё еще пытается двигаться Хаосу навстречу, раскрываясь и ловя его ритм. Эти движения превращаются в судороги, когда Хаос выдыхает ему в губы, будто собираясь поцеловать.       В звуках его дыхания чудится какая-то презрительная насмешка. И бывший бог согласен:       «Да, именно такой. Да, полностью. Только не останавливайся!»       Но Хаос и не собирается останавливаться. Он сжимает пальцы сильнее, заставляя существо в своих руках снова сменить положение. Красноволосому хочется кричать. Гул крови в ушах не дает услышать даже собственное дыхание. Судороги становятся всё сильнее… А потом Хаос делает что-то, заставляя тело под ним сжаться в последний раз. Где-то позади глаз мир взрывается.       Существо умирает.       Локи приходит в себя от того, что Бальдр наваливается на него. Он настолько опустошен и вымотан, что такая мелочь, как бессознательное тело, не смогла бы его разбудить. Но Бальдр навалился на один из синяков. Локи не уверен, на который. Он просто знает, что их, как всегда, много.       По крайней мере, он уже помнит, что он Локи. И Бальдр тихо сопит ему в плечо. Они оба живы и потолок всё еще над головой. Наверное, это должно радовать.       Локи пытается не шевелиться – потому что кажется себе разорванным на части и даже не двигаться всё равно больно. Отголоски захватившей его эйфории затихают. Упоение собственной беспомощностью растворяется, оставляя отвращение к самому себе. Жажда растворения в хаосе медленно сходит на нет, ясно давая понять, что это отступление временное, и она останется с потомком чудовищ навсегда.       Последней исчезает гадкая, пробирающая до дрожи уверенность, что за мгновение до смерти он, наконец, почувствовал бы себя дома.       «Но я и так дома! – огрызается Локи на жалкую тряпку, в которую превратился. – Я всегда дома, когда ОН рядом!»       Бог огня обхватывает плечи спящего друга и слепо шарит по ним и по спине, пытаясь отыскать хоть какие-то следы, которых к утру ни в коем случае не должно остаться. Руки почти не слушаются и каждое движение похоже на пытку. Бальдр совершенно не помогает осмотру, уткнувшись носом ему в шею и пуская слюни во сне. От ощущения влажности на своей коже Локи вздрагивает всем телом. С усилием прогнав из головы способные ужаснуть этого соню мысли, он перехватывает друга поудобней и позволяет себе прижаться щекой к его прохладным волосам. Просто несколько минут посидеть, впитывая его тепло и слушая успокаивающий ровный ритм, с которым бьется самое чистое и любящее сердце в мире…       Сейчас его никто не прогоняет, но вскоре он начинает чувствовать себя еще более страшным обманщиком, чем обычно. Вот так прижимать к себе совершенно голого Бальдра, когда тот об этом даже не подозревает, слишком неправильно. Бог огня знает, что должен его отпустить, вот только не уверен, хватит ли ему сил разжать объятья…       К счастью, боль в бедре и запястьях его отрезвляет. В этот раз обошлось без переломов, и крови на разоренной постели не слишком много. Так почему же он чувствует себя пережеванным?       Всё, кроме самых тяжелых ран уже должно было исцелиться…       Проклятье. Зевс и его нелепые ограничения. Как он сможет зарастить этот укус и следы на своем теле за ночь?       И кровать. Бальдр немного рассеян по утрам, но даже он не сможет не заметить, что какие-то дикие звери изорвали его постельное белье.       Локи сползает с кровати и тянется к своим штанам, но замирает, глядя на почти черные по сравнению с остальной бледной кожей запястья. Синяки видны даже в лунном свете. Он должен добраться до Зевса, и срочно. Одеваться слишком неудобно, и бог огня почти готов отправиться в кабинет «директора» голым. Его удерживает только страх, что кто-то из любителей побродить ночью по академии увидит следы на его теле и заговорит о них в присутствии Бальдра.       Проклятье, проклятье, проклятье! Ну почему эти греки никогда не спят?! Невозможно спокойно намазать клеем дверные ручки или заминировать коридор дымовыми бомбами, не нарвавшись на одного из них. Единственное утешение – у родичей Зевса явно какие-то свои секреты. Они больше заинтересованы в их сохранении, чем в разнюхивании чужих тайн.       Усилия, потребовавшиеся, чтобы просунуть руки в рукава, кажутся запертому в человеческом теле богу просто абсурдными. Как смертные могут так жить? Только гордость не позволяет Локи одеться лежа.       Он невольно удивляется, когда это «зимняя» ночь стала такой теплой, а пол – наоборот слишком холодным. Уже дойдя до двери, Локи соображает, что это ему самому жарко. Очередная причуда смертной анатомии. Могла ли в ссадины попасть какая-то зараза? Викинги умирали от заражения крови в таких количествах, что их погребальные лодки и корабли собирались в целые флоты. Бог огня снова закатывает рукав, ища взглядом… что-нибудь. Он не уверен, что сможет рассмотреть у себя какие-нибудь признаки болезни. Надо было внимательней слушать бормотание Тота на биологии… Рука чуть заметно подрагивает, но на лихорадку это не похоже. Локи скрипит зубами. Пусть только Зевс на миг вернет ему силу, чтобы исцелиться. Тогда Локи ему покажет!       Мысль о беспомощности смертных перед болезнями заставляет бога огня прохромать обратно к разоренной постели, отыскать более-менее уцелевшее покрывало и бережно укрыть Бальдра. Ведь - несмотря на его собственные ощущения – ночь холодна. Бальдр тут же мурлычет во сне и закутывается так, что на виду остается только макушка. Сложно поверить, что бог света – похожий среди изорванных тряпок на котенка в корзине – совсем недавно дышал ему в шею и раздирал на части.       «Это был не Бальдр! – одергивает себя Локи. Он встряхивает головой, и в затылок словно молот врезается. – Их нельзя сравнивать! Бальдр самое чистое, самое светлое существо девяти миров! Нельзя даже думать о нем, как о Хаосе».       Сквозь гул в ушах он слышит мерзкий шепот своей дурной крови:       «Но ты бы был совсем не против, стань они единым целым, правда? Полчаса назад ты даже не помнил о Бальдре. О том, что за будущее тебя ждет… Совсем забыл о грядущем одиночестве. И ведь тебе так хочется забыться снова… - давление в голове усиливается. Локи кажется, что пол кренится, как палуба корабля. – Никому не нужный монстр. Забудь о клятве. Забудь о дружбе. Желай. Отдавайся. Впивайся когтями и зубами. Разбуди его. Разбуди Хаос и забудь этого наивного дурачка. Пусть песня плоти опять заглушит писк твоей совести».       Злости хватает, чтобы выбежать из комнаты и добраться до отведенной им гостиной.       В гостиной становится ясно, что бежать было ошибкой – его начинает тошнить. Перед глазами мелькают черные точки, а ступеньки оказываются неожиданно крутыми. Диван приходится оттолкнуть с пути, чтобы не врезаться. У никак не желающей открываться двери ноги в первый раз подкашиваются, и богу огня успевает показаться, что стена на него падает. Потом изогнутая ручка всё же поворачивается и он вылетает в холод и темноту коридора.       Расстояние до ведущей на этаж директора лестницы кажется то больше то меньше. Пол под ногами снова превращается в пляшущую палубу. В ритме вдохов и выдохов тоже появляется что-то неправильное. Во рту пересыхает. Локи закрывает глаза и позволяет себе стечь по дверному косяку вниз. Он приваливается плечом к полированному древу и обещает себе, что это всего на две минуты. А потом он поднимется и пойдет к Зевсу.       Злость уходит и остается раздражение. Обида на жар, из-за которого сидеть на пороге так холодно. Если уж ощущение температуры обычная иллюзия – почему ему не может и дальше казаться, что тепло?       - Эй, - голос Тора звучит как еще одна иллюзия. Локи в него не верит.       Но горячая – это чувствуется даже через ткань – ладонь ложится на его плечо, и бог огня, распахнув глаза, оборачивается. Внутренности тут же завязываются в узел и пытаются вырваться наружу. Он зажимает рот ладонями и еще одно резкое движение вызывает новую волну боли.       - У тебя сотрясение, - теперь он видит ноги Тора, но его лицо теряется где-то вверху. – Не двигайся. Сейчас я…       Тьма не обрушивается моментально. Это даже и не тьма вовсе. Просто очень много теней, которые становятся всё гуще, гуще, гуще. Бог грома продолжает говорить, но его слова уже невозможно разобрать.       Кажется, он поднимает Локи на руки. Бог огня успевает подумать, что терять сознание второй раз за ночь просто глупо.       Приходит в себя он также постепенно. Словно прилив раз за разом выносит его дальше на берег.       Сначала возвращается ощущение рук бога грома, скользящих по его коже. Можно не беспокоиться. Всё в порядке. Он уже не первый раз приходит в себя вот так – под уверенными массажными движениями и среди травяного запаха какого-то лекарства. Тору по крайней мере дважды приходилось утаскивать Локи, едва пережившего успокоение Хаоса, подальше от глаз Бальдра. Видимо, что-то с этим человеческим мозгом не так, раз он забыл о молчуне, который, вернувшись с ярмарки, наверняка, услышал знакомый шум и изображал столб у двери спальни.       Он волновался, а бог огня бросился из комнаты, не сказав ни слова. Что Тор успел себе навоображать - просто страшно представить.       - Он в порядке, - Локи спешит успокоить стража своей клятвы. – Ему не стало хуже. Это просто моё тело сейчас слишком слабое.       Он хочет сказать что-то еще, но во рту настолько сухо, что язык едва шевелится. Или дело в чем-то еще? Бог огня слышит дыхание Тора, скрип какой-то мебели и шум толпы за окном. Ах да. Праздник. Сегодня люди не спят. Всё-таки хорошо, что он не успел попасться им на глаза.       Интересно, горят ли еще яркие гирлянды и все те разноцветные огни? Локи отчего-то кажется, что сейчас открывать глаза и проверять не стоит.       - Есть что-то попить? – умудряется произнести он.       Снова стучит что-то твердое, Тор приподнимает его за плечи, и в губы тычется край стакана с чем-то густым. Локи отплевывается и возражает, что не хочет мед… Но жидкость оказывается чем-то совершенно незнакомым и по телу разносится тепло. Оно быстро исчезает, забрав с собой боль и еще что-то непонятное, тянущее и мерзкое, что даже болью назвать нельзя. Тор убирает стакан, но не спешит опустить его обратно на подушку. Пальцы бога грома раздвигают волосы на затылке Локи.       Бог огня тянется перехватить его руку и открывает глаза.       Выражение лица у Тора как всегда нечитаемое. Даже в забавной пижаме, которую ему выбрали они с Бальдром, Тор умудряется выглядеть серьезно и надежно. Локи задерживает взгляд на его лице, требуя объяснений.       - У тебя была разбита голова. Я проверял, заросло ли, - говорит Тор наконец.       Локи переводит взгляд на стоящий у кровати – кровати Тора, отмечает он – кубок. Тяжелый и вычурный, как всё, созданное Зевсом.       - Это амброзия, - объясняет Тор, проследив за его взглядом. – Я сказал ему, что нужно быстродействующее лекарство.       Бог огня не уточняет о ком речь – и так понятно. Он спохватывается, рывком садится, от чего рука бога грома на секунду остается нелепо висеть в воздухе, и крутит головой в поисках часов.       - Я надолго отключился? Сколько времени до рассвета? Надо что-то сделать со спальней Бальдра, там страшный бардак…       - Зевс сказал, что со всем разберется, - выражение лица Тора меняется самую малость. Значит, прежде чем броситься ловить Локи он успел заглянуть в комнату. Ну конечно же, он это сделал!       Как обычно проверил, как там Бальдр и нужно ли залечить следы на его теле. Раз уж Локи оказался совершенно очевидно не в состоянии. Бог огня чувствует облегчение. Как хорошо, что за богом света присматривает кто-то еще.       Но лучше бы Тор проводил больше времени с Бальдром, а не с ним.       Локи кажется, что бог грома считает его ужасно ненадежным. Или трусом. С чего бы еще ему постоянно быть рядом. Иногда потомок чудовищ думает, что Тор никогда не оставляет его одного, чтобы не позволить сбежать. Оно и понятно. Тор не может ни утихомирить Бальдра, ни положить конец его безумию, когда придет время – так что он вынужден заботиться о единственном, кто сможет.       Не то, чтобы Локи не пользовался чувством долга Тора на полную. Удобно, когда есть с кем поболтать – даже если говоришь при этом только ты сам. Часто нужна еще одна пара рук, чтобы установить ловушку. Всегда есть на ком испытать новый розыгрыш.       Удивительно, что бог грома всё еще не сбежал. Наверняка же мечтал оказаться подальше… Но Тор всё еще сидит здесь, рядом с Локи. И бог огня благодарен за это.       Ему до ужаса, до слез страшно оставаться наедине с самим собой, с голосами, уговаривающими его всё бросить и раствориться в Хаосе.       Даже уходящие тошнота и головокружение лучше мерзкого шепота, который обязательно вернется.       Тор еще раз касается его волос и опускает руку, чтобы дотронуться до так и не прошедшего полностью следа от укуса.       Локи горько усмехается. Как всё-таки нелепо и смешно, что Тор, такой же сын Одина как и Бальдр, не получил иммунитета к привлекательности бога света. Конечно, он держит себя в руках лучше других, но… Локи хорошо помнит, как уже начавший обгонять их в росте Тор пытался признаться брату в любви, и как Бальдр с воплями убежал, а потом целый вечер рыдал в обнимку с Локи и повторял, что проклят. Больше бог грома проявлять свой интерес не пытался.       На глазах у Бальдра, по крайней мере. За спиной бога света он прижимает к груди сброшенные им плащи, пьет из кубков, к которым Бальдр успел притронуться, танцует на праздниках только с богинями, с которыми брат танцевал до этого.       И точно так же, как обнимает их, он раз за разом обнимает едва способного шевелиться после слишком тесного общения с Хаосом Локи.       Большой палец бога грома прижимается к одному из темных пятен на шее чуть сильнее. Он нагибается ближе, стараясь рассмотреть синяк как можно внимательнее. Дыхание бога грома щекочет кожу.       - Это от зубов, - подсказывает Локи.       Тор тут же останавливается.       Брови его чуть сдвигаются, а глаза темнеют.       - Потребуется больше мази, - роняет он и пытается встать с постели.       Локи кажется, что его сердце замерзает и проваливается куда-то в желудок. Сейчас Тор уйдет. Уйдет, оставив его наедине с голосами и горящим в костях желанием ползти обратно в комнату Бальдра. Что пошло не так? Почему Тор не ляжет рядом и зароется во всё еще пахнущие Бальдром волосы? Неужели в обмен на хоть такое единение с братом он не даст Локи немного покоя?       Он ловит Тора за запястье, но сил сжать пальцы не хватает. Бог огня прикусывает язык, чтобы не захныкать: «Не уходи», и из его рта льется смешанное с болью шипение.       Тор всё еще пытается отстраниться.       - Даже с лучшим лечением, человеческому телу требуется время, чтобы восстановиться, - бормочет он.       - Неужели сейчас я тебе настолько не нравлюсь? – вскидывается Локи.       Бог грома легко мог бы вырваться из его рук и уйти, но он позволяет удержать себя. Он жадно втягивает в себя запах пота и лекарств. Его взгляд шарит по лицу Локи. Он совершенно не хочет никуда уходить. Необходимо заставить его перестать играть в целителя, и они оба получат то, чего хотят. Локи потерпит некоторые неудобства – смешная цена за спокойный сон - а утром пропустит завтрак. Он часто отсутствует, никто не заметит в этом ничего странного. Какая разница, если его следы зарастут немного позже?       Всё еще не отпуская запястье Тора, бог огня откидывается назад, позволяя тусклому свету ночника скользнуть по его груди и животу. Он откидывает волосы назад, опирается на локоть свободной руки – запястье тут же начинает ныть, но это вполне можно перетерпеть - и склоняет голову к плечу. В такие минуты он готов пойти на всё, лишь бы не остаться одному.       В ушибах и ссадинах или нет – такой вид заставил бы возвращающихся из походов викингов прыгать в море и плыть к берегу прямо в доспехах. А потом еще и устроить кровавое побоище за право первым до него добраться.       Тор отводит глаза. Локи отпускает его запястье, чтобы медленно провести пальцами вверх по руке, очерчивая мышцы.       - Не понимаю, почему ты смущаешься, - он закусывает губу и прикрывает глаза, прежде чем потыкать пальцем в грудь бога грома. – Ты уже видел меня всего. Ты спал, прижимая меня к себе. Твои руки… Я не удивлюсь, если есть места, где кроме тебя меня никто и никогда не касался. Ты даже смазывал меня внутри этой скользкой штукой, пока я валялся без сознания.       С каждым словом говорить становится всё легче, и Локи продолжает:       - Ну, давай, скажи, что ничего не чувствовал, когда ощупывал, порвал он меня на этот раз или нет. Как тебе это понравилось? Я не против, если ты осмотришь меня подробнее… Думаю, мы оба можем получить удовольствие от достаточно глубокого и очень пристального изучения. Чего ты медлишь?       - Там всё еще влажно, - голос Тора звучит хрипло. Он опускает глаза на вытекшую и размазавшуюся по коже Локи смесь семени и того самого скользкого травяного лекарства. – Может тебе стоит…       Он не договаривает, только дважды моргает – это можно считать небывало ярким проявлением эмоций - и стирает слизь пальцами. Мышцы Локи сокращаются в ответ на прикосновение. Взгляд Тора замирает, уперевшись в простыню между согнутыми ногами бога огня. Он готов с интересом изучать переплетение нитей, лишь бы не смотреть на бесстыдно красующегося Локи.       Бог огня чувствует себя настоящей сволочью, но остановиться уже не может. Угольки проснувшегося в стальной хватке Хаоса пламени разгораются всё сильнее, даря спасительное освобождение от страхов.       - Разве тебе это не нравится? – Локи поднимает бровь и ерзает, что бы потереться о руку бога грома. – А мне кажется, тебе очень – ну просто до скрежета зубами – хочется влезть туда, где до тебя только что был он …       Тор отдергивает лежащую слишком близко с бедром Локи руку и резко качает головой, словно стряхивая что-то с волос.       - Разве не за этим ты каждый раз притаскиваешь меня, такого растрепанного, потного, хорошо растянутого и пахнущего Бальдром к себе? Если ты передумал, я могу пойти поискать себе на остаток ночи кого-то еще, а то у меня внутри как-то слишком пусто.       Тор вскидывает голову и впивается в откровенно забавляющегося бога огня яростным взглядом.       - О-о, прошу, не надо так смотреть. Только не делай вид, что никогда не слышал все те слухи, которые про меня ходят. А может ты их не только слушал? Тебе бы хотелось, чтобы они оказались правдой? – Локи наклоняется к богу грома. Его ладони опускаются по обе стороны от испачканной руки. Локи обхватывает запястье Тора и поднимает его ладонь к лицу, втягивает стойкий запах, касается подушечек пальцев кончиком языка, прижимает ладонь к своей щеке.       – Ты всегда сторожишь у двери или бродишь неподалеку. Почему ты ни разу не подошел посмотреть, как я его успокаиваю? Это ведь почти безопасно. Признайся, ты ведь хоть раз представлял, как мы делаем всё это? Тебя не интересовало, как он должен был брать меня, чтобы оставались все те следы? Хотелось увидеть, каким Бальдр может быть в страсти? Ты ведь смотрел на меня потом и думал, как он двигается, какое у него лицо, когда он теряет голову, думал, кричу я или умоляю его продолжать?.. Представлял, как он делает это со мной? Что ты представлял? Может, покажешь, наконец? Мне очень интересно. Вот здесь, – пальца бога огня вычерчивают круги по его груди, - и здесь, - рисует он спираль вокруг ямки пупка, - и вот здесь… Это всё не успело остыть после него, но сейчас твоё. Почувствуй это. Поторопись, пока прикосновения не стерлись с моей кожи. Не надо смотреть. Впрочем… Хочешь посмотреть, что я часто делал для него? Хочешь узнать, что бы он чувствовал при этом, будь в сознании?..       Локи обхватывает свой член и перехватывает руку Тора, чтобы обхватить губами его пальцы.       Синяки на бедрах сошли, но сидеть, подобрав ноги еще немного больно. Бог грома пытается вырвать запястье и освободить пальцы, это мешает обхватить их губами, и из угла рта Локи стекает ручеек слюны. Бог огня сам не уверен, растворено в ней заклинание или нет. Ему уже почти всё равно, примет ли Тор более активное участие в их играх. Ласкать себя, обсасывать его пальцы и чувствовать голодный взгляд уже почти достаточно.       А потом бог грома наклоняется и впивается в дорожку слюны похожим на укус поцелуем. Он спускается все ниже, целуя челюсть, чувствительную кожу под ухом… И на секунду замирает, снова щекоча дыханием след от укуса.       Локи приходится запрокинуть голову. Осторожно примерившись, бог грома открывает рот и прихватывает его горло поверх отметин. Совсем чуть-чуть. Локи втягивает воздух и пальцы Тора начинают толкаться в его рот.       Вторая рука бога грома принимается слепо шарить по плечу партнера. Долго удерживать такую нелепую позу невозможно, скоро пальцы сменяются языком, и Тор заставляет бога огня опуститься на спину.       Локи закрывает глаза.       Тор сжимает едва дышащего потомка чудовищ в объятьях, прижимает к постели, лишает возможности вырваться или просто пошевелиться. Локи знает, что бог грома сейчас прикасается вовсе не к нему. Оглаживая руками его кожу, его плечи и бедра, он пытается уловить тень прикосновений другого. Втягивая воздух, он пытается вдохнуть один только неуловимый аромат Бальдра, а уж никак не запах самого Локи. Касаясь пальцами его ссадин, закрывая ладоням его синяки, он думает только о том, как здесь лежали другие руки. Значит ли для него хоть что-то сам Локи?       Хотя с чего бы. Он просто пытается через него дотянуться до другого. Точно так же, как сам Локи представляет на его месте Бальдра. Главное – перестать касаться слишком коротких волос – и в иллюзию так легко поверить.       Все любят бога света. Даже если их любовь имеет магическую природу, Локи легко может их понять. Мечтать прикоснуться к нему нормально. Не желать его может только безумец. Если Тор сейчас и пользуется своим положением стража клятвы, чтобы воплотить свои желания – Локи не собирается его винить. В эту ночь он не остался наедине с монстром внутри себя, и только это имеет значение.       Можно просто забыться.       Пламя вспыхивает, напряжение достигает пика. Локи ловит воздух ртом и чувствует, как иллюзия рассыпается.       Огонь выжигает всё. Остается только зола.       Тор не пытается навалиться на него и отключиться, как Бальдр ранее. И это к лучшему, потому что человеческое тело, едва придя в себя после вспышки удовольствия, начинает жаловаться на безответственное обращение. Кажется, что ноют даже волосы и ногти.       За окном нестройный хор поет песню, которой Юи пыталась научить их на прошлой неделе. Бог грома несколько минут лежит рядом, уткнувшись лбом в его плечо. Потом встает с постели и куда-то уходит. Ну и пусть. Они оба получили то, чего хотели, а кроме заботы о Бальдре у них нет ничего общего.       Локи даже не смотрит на него, полностью сосредоточившись на медных фигурках рогатых драконов, которые расставлены по всем свободным поверхностям. В их с Бальдром комнатах похожих нет, и он не помнит, продаются ли такие в магазинах при академии.       Надо будет поискать. Ему всегда нравились подобные украшения.       Невидимые часы громко тикают, напоминая, что следует привести себя в порядок. Бог огня убирает со лба прилипшие волосы и начинает прикидывать свои шансы добраться до душа. Для начала он проверяет, может ли сесть. Мир перед глазами не шатается, и выпитая амброзия не просится наружу. Показав зубы замершему на тумбочке дракону, ухмыляющемуся совершенно не по канонам скандинавского искусства, бог огня поднимается с кровати и хромает в сторону ванной комнаты.       Беззвучно открывается дверь. Тор возвращается с каким-то кувшином. Почему-то теперь сочетание непрошибаемо спокойного лица, наспех натянутой разрисованной пижамы и глиняного сосуда кажется до невозможного забавным. Локи смеется и сам удивляется, что его смех не звучит истерически.       - Ты похож на ребенка, залезшего ночью на кухню, - говорит бог огня. К нему понемногу возвращается обычное ехидное чувство юмора.       - Лекарство, - лаконично объясняет Тор, так и не двигаясь с места.       - Отлично, - кивает Локи. – Спасибо, что принес. Если я заору – значит не все ссадины заросли. Если меня не будет полчаса – значит, я там уснул. Вытащишь меня, если что?       Не дожидаясь кивка, он закрывает дверь и целую минуту выбирает между душевой кабинкой и огромной ванной. Как хорошо, что их комнаты не оформлены в традиционном асгардском стиле.       Вода действительно жалит не до конца прошедшие ушибы и тонкие пленки новой кожи. Локи позволяет волосам как следует намокнуть и, наконец, расслабляется.       Как приятно просто слушать журчание воды и ни о чем не тревожиться. Придумывать, кого и как следует разыграть завтра. Не слышать никаких мерзких голосов…       Хозяин ванной комнаты словно только этой мысли и ждал, чтобы полезть общаться. И почему это Тора тянет поговорить только в самый неподходящий момент.       - Я не знаю, почему Один позволил Зевсу перенести нас сюда, - подает он голос через дверь, - но…       - Я же сказал, что это не имеет значения! – раздражено огрызается Локи.       - …может в этом маленьком мире у нас есть шанс что-то изменить? – всё-таки договаривает бог грома.       Локи не удостаивает его повторным ответом.       Чего Тор пытается добиться этими словами? Убеждает ли он себя не отчаиваться так же, как это делает сам Локи? Или он просит будущего богоубийцу найти способ, и спасти Бальдра?       А может, его слова именно то, чем кажутся, и бог грома пытается подбодрить его – уставшего и чувствующего себя таким бесполезным? Теплая вода настраивает Локи на философский лад…       - Просто подумай об этом, - просит Тор. И еще долго стоит, прислонившись спиной к двери, и слушает шум воды.       Ответа нет. Ни ехидного, ни злого.       Он открывает дверь и смотрит на спящего бога огня. Потом вытаскивает его из ванны, обтирает полотенцем и пытается высушить растрепавшиеся волосы. Локи в ответ сначала пытается пнуть его, а потом сворачивается в позу эмбриона, но не просыпается.       Бог грома с некоторым трудом дотаскивает его до постели и укрывает всеми одеялами и пледами, которые есть в комнате. Локи тут же принимается ворочаться и пытается сбросить с себя весь этот ворох тряпок.       - Жарко… - бормочет он.       Тикают часы, отмеряя время до рассвета. Огни за оком тускнеют. Безликие ученики срывают голоса и расходятся по своим комнатам, но кто-то продолжает хрипло распевать песни об исполнении сокровенных желаний. Или о звезде надежды – уже сложно разобрать. Суровый Тот громко и отчаянно ругается на непонятном языке.       Тор ложится рядом с ворочающимся тряпичным холмом и обхватывает Локи рукой поверх пледов. Лоб бога грома прижимается к еще влажному затылку.       Он очень долго лежит, не закрывая глаз, хотя совершенно ничего не может видеть через пелену красных волос.

КОНЕЦ