Холодная серая сказка

Заметка автора: не сонгфик, но хорошо пойдет под музыкальный фон: Lacuna Coil − Swamped В комнате было темно, и мрак бы полностью поглотил помещение, если бы не сверкающие и ползающие по стенам полосы света, что проскальзывали сквозь неплотно закрытые жалюзи. Это был уже ранний вечер, когда солнце начинало медленно, но верно спускаться с трона своей власти, оставляя город во временном покое. На улице стоял гул, и он шумным размазанным и непонятным звуком проскакивал в комнату. Матрац немного прогнулся под тяжестью мужского тела, а кровать тихо и мучительно заскрипела. Простыни вновь сбились плавными волнами, что будто перекатывались и, еле шурша, изгибались от движений. В помещении было прохладно и неуютно, оттого более притягательным казалось это место. Хотя, на самом деле, сердцевина заманчивости и томного дурмана этой комнаты заключалась в другом. Леон старался не делать резких движений. Слишком плавно, мягко и близко – насколько это возможно – он водил шершавыми ладонями по нежной женской коже. Ласкаясь о упругость, нежность и гладкость кожи юной заклинательницы, мужчина приник лицом к животу девушки. Томно и тяжело дыша ей в пупок, он прикрыл глаза, не желая закрывать их полностью. Нельзя было терять ни одной возможности лицезреть это, чувствовать это и жить этим. Любая, казалось бы, мелочь, становилась важнейшей частью настоящего. Джувия была молчалива. Леон почти не видел ее темных, слишком темных сегодня глаз в полумраке этой комнаты. Ее желанные губы были сомкнуты, и Бастия мечтал о том, чтобы они стонали, сладко шептали его имя. Леон знал, что все это будет, все будет – как в прошлый раз – и Джувия снова будет стонать, снова закроет глаза от наслаждения, снова будет одурманена удовольствием, и ее кровь будет бурлить, а разум временно покинет ее исстрадавшуюся, холодную и серую душу. И ничего там не будет, кроме удовольствия. А после – снова пустошь и никаких чувств. Леон надеялся когда-нибудь снова зажечь внутренний огонь в Локсар, воскресив тлеющий прах ее души. Мужчина жадно целовал кожу, так же жадно и ненасытно вдыхая запах ее тела. Джувия все еще стояла перед ним, когда он, сидя на краю кровати, прижимал Локсар к себе и прижимался к ней сам. Маг дурел и пьянел от собственного желания, пока его нутро горело и сгорало. Кровь, казалось, сгущалась, и сердцу тяжело было биться, голова отказывалась работать; и все, что он мог – это продолжать целовать свою воплотившуюся страсть. Это было похоже на зависимость. Это была худшая кара богов и лучшая их награда. Это была любовь. Леон никогда не любил. Похожее чувство просыпалось в нем однажды, но после смерти Ур больше не тревожило его сердце. Бастия стал одним из лучших заклинателей, таким, как и полагается магу льда. Он сам был не меньше не больше, чем лед во всей его красе – холодный, отчужденный, крепкий и непоколебимый. Но истина в том, что даже самый крепкий и холодный лед тает на солнце. Опротивевшее солнце ему заменил дождь. Леон изнемогал от своего желания, и едва унимал внутреннюю и наружную дрожь – так сильно он был предан своей страсти и своему огню внутри. Джувия устало выдохнула, когда Леон почти стянул с нее всю одежду, оставляя стоять ее в нижнем белье и ботфортах. Сам оставаясь в одежде, он чувствовал дикий дискомфорт. Кожа горела, передавая лишь малую часть жара, всколыхнувшего его сознание. Рубашка дико мешала, как мешали и дико узкие брюки. И ироническая дилемма закончилась тем же, чем и началась – оторваться от такой скользкой и прозрачной реальности было невозможно. Леон подсознательно боялся, что если помедлит сейчас, если хоть немного освободит девушку, она упорхнет от него, как улетает самая изящная бабочка, которую нельзя было словить при помощи силы или даже ловкости. Освободив Джувию от одежды окончательно, Леон крепко прижал ее к себе, хватая за бедра. Разворачиваясь, он уложил ее на кровать, которая тут же жалобно проскрипела. Нависая над девушкой, мужчина раздраженно, в спешке избавлялся от своей одежды, пока не остался таким же нагим, как и заклинательница под ним. Продолжая прелюдию, Леон то страстно, то нежно водил пальцами по коже, повторяя изгибы тела, сжимая груди, пытаясь вызвать хоть один стон или перемену лица девушки. Джувия продолжала лежать как кукла, пытливо всматриваясь в движения своего партнера, так и говоря ему одними глазами «Это бесполезно, Леон-сама». Не встречая никаких сопротивлений, но и не вызывая почти никаких реакций, Леон остановился, чувствуя бурю эмоций в душе и физический дискомфорт. Он сгорал от желания, и это желание медленно переходило в боль, подпитывая моральную. Обида, отчаянье, злость. Страдания. Если бы Леон был свечей, он бы давно вспыхнул ярким пламенем, поджигая все вокруг, и расплавился жидким горячим воском в считанные секунды. Может, тогда бы все закончилось? Тогда бы он не страдал, упиваясь собственной болью? О такой роскоши можно было только мечтать. Бастия смотрел девушке в глаза. Она отвечала ему пристальным взглядом, и это дало толику надежды на продолжение. А потом это ощущение прошло, оставляя леденящий душу осадок. Снова уткнувшись в живот девушки, Леон сжал в кулаки простынь по краям от талии Локсар, пытаясь успокоить закипающую внутри злость. Он готов был заплакать от избытка эмоций, чтобы шторм внутри него хоть немного утих. Костяшки пальцев побелели, и руки дрожали от сильного натиска собственных пальцев, и Леон хрипел, тяжело выдыхая разгоряченный воздух. Эта девушка сводила его с ума, дурманила, пьянила и убивала. Она – его начало и его же конец. Дрожь унялась сразу же, когда Джувия положила маленькие ладони на плечи мужчины. Леон резко поднял голову, всматриваясь в глаза любимой. На его лице читалось бессилие. - Почему вы злитесь, Леон-сама? – в темноте и тишине, иногда нарушаемой едва заметными и неуловимыми звуками, ее голос прозвучал как расколовшийся хрусталь. Это было почти как глоток воздуха в вакууме, и теплая истома надежды разлилась в груди мага льда. Он оперся локтями о кровать, вытягиваясь и приближаясь к лицу девушки. Накрыв его своими ладонями, он целовал Локсар между глаз, в глаза, лоб, нос и щеки. Он чувствовал легко упирающиеся в его грудь холодные ладошки девушки. Полностью закрыв глаза, Леон целовал лицо Джувии так нежно и трепетно, насколько он мог себе это позволить. Когда его губы накрыли ее уста, девушка наконец ответила на его поцелуй, поддавшись вперед. И пожар снова зажегся в сердце мужчины. Движения стали еще увереннее и настойчивее, и огонь изжигал грудь, когда Джувия начала скользить ладонями по щекам, шее и плечам Леона. Мужчина чувствовал, как начинает теплеть ее кожа, как тихо оттаивает его Мечта, чтобы позже снова превратиться в леденящий дождь. Нежность сменила страсть, и Леон нетерпеливо покрывал Джувию поцелуями, кусая кожу, оставляя красные отметены. Пелена истомы и удовольствия накрыла их обоих, заставляя трястись от наслаждения. Когда Леон понял, что Джувия возбудилась так же, как и он, мужчина долгожданно слился с ней в одно целое, чувствуя нарастающие волны настоящей эйфории души и тела. Ее усилил первый стон, слетевший с губ девушки. Уткнувшись лицом в плечо, Леон продолжал двигаться, с каждым разом прибавляя темп, сильнее сжимая бедра или груди любимой, кусая ее шею, либо целуя ее подбородок. Любое ответное движение девушки вызывало в его душе новую волну экстаза, сводящей Леона с ума. И чувствуя себя на грани, мужчина сдерживался и не кончал до того момента, пока он не прочитал на лице любимой высшую степень удовольствия. Кончив следом, хрипло выдохнув-вскрикнув, Бастия после, лежа на груди влажной от пота девушки, отстраненно представлял эту эмоцию на лице Джувии и думал о том, что он мог бы получить оргазм, просто увидев это еще раз. Тяжело, хрипло и учащенно дыша, Леон лежал с открытыми глазами, одним большим пальцем левой руки поглаживая ключицу Локсар. Дыхание обеих пришло в норму, и, успокоившись, Джувия поспешила вылезти из-под Леона, и когда он позволил это, она отвернулась от него, ложась на правый бок, обняв себя обеими руками. - Леон-сама больше не злиться? – не видя ее лица, услышал Леон. К горлу подкатил комок обиды, и отчаянье вновь разорвало его душу в клочки. Приподнявшись на локтях, он разглядывал спину, такую женственную и изящную; локоны ее вьющихся волос, разбросанных на подушке. Грусть и мягкая тоска охватили мужчину, и он с толикой прежнего отчаянного трепета лег с ней рядом, позволив себе прижаться к ней своей грудью, ощутить бархат ее кожи, обнять одной рукой, приникнуть к ее макушке губами и устало безмятежно закрыть глаза. Джувия снова стала отстраненной и холодной. Это было тяжело и трудно, потому что безразличие было, наверное, даже хуже ненависти. И она вроде бы здесь, рядом, но ее как будто бы и нет. Бастия просто не мог сдаться: даже каждый раз в своих смелых попытках нарываясь на отчужденность. Просто он верил, что когда-нибудь эта холодная серая сказка закончится нежным рассветом, прогоняющим мрачную пелену с дремлющего небосвода. - Как я могу, Джувия? Я не могу злиться на того, кого люблю.