Утренний кофе

Открыть утром глаза — невообразимое мучение. Кажется, будто он совсем не спал. Только забрался под одеяло — и уже звонит будильник. И кому взбрело в голову устроить съемки в такую рань? Масаеши, слепо шаря рукой в надежде заткнуть пищащий прибор, краем сознания думает, что это козни жестокого злодея, коих полно в “Харакири Саншайн” или “Алом Топоре”. Он не сталкивался с подобными монстрами в реальности, но уж очень все похоже на их манипуляции. Интересно, как герои сериалов защищают добро и справедливость, отлавливают преступников ночами напролет, а утром свежие, полны сил и готовы вновь сражаться? Масаеши бы очень пригодилась формула их бодрости. Будильник продолжает трезвонить надсадно, раздражающе громко. Юноша почти на автомате перекатывается на другую сторону большой, слишком мятой постели и дотягивается до источника мучений, обрывая ненавистные трели. Он путается в ногах, выскальзывая из-под теплого одеяла, шарит ступней по полу в поиске второго тапка, не находит и ограничивается одним. Удержать равновесие с закрытыми глазами трудно, но настоящее испытание — дойти до кухни на ощупь. По пути Масаеши натыкается на все острые углы и косяки, которые лишь можно вообразить, и откуда их столько в его полупустой квартире? Такое ощущение, будто они специально выстроились перед ним, чиня препятствия. Больно. Масаеши трет сбитый локоть. Под ноги попадает беспечно брошенный пояс от костюма Самурая Фламенко, который едва не становится причиной его травмы, но Хадзама чудом не впечатывается носом в паркет, сохраняя вертикальное положение. Ну, как вертикальное... Его качает, словно он судно во время шторма, и его вот-вот накроет волной сна. Масаеши и в правду на грани того, чтобы отключиться от действительности. Нужно за что-нибудь ухватиться, а не то он... Его пальцы напрасно цепляют бесплотный воздух, и неожиданно их обхватывает теплая ладонь. Знакомое ощущение. На губах юноши загорается слабая улыбка. Он делает пробный шаг и оказывается в нежных объятиях, точно бабочка в защитном коконе. В нос ударяет мускусный запах и аромат свежезаваренного крепкого кофе. Что именно заставляет его сердце сжаться и зайтись в безумном ритме, Масаеши обдумать не в состоянии, но он выдыхает удовлетворенно, когда его руки начинает греть горячая керамическая чашка, а в уголках губ щекочущими искрами замирает поцелуй. — Если бы ты подождал буквально минуту, я бы принес тебе кофе в постель. Масаеши делает долгий глоток — напиток оседает на языке сладкими песчинками. Две ложки сахара, как он и любит. Но есть еще один ингредиент, незримый и самый яркий. Это чувство, с которым готовили кофе для него. С мыслями о нем. Масаеши уверен в присутствии уникальной примеси так же, как ощущает сейчас пальцы Хиденори в своих волосах. — Очень вкусный кофе. Спасибо, Гото-сан. Хадзама открывает глаза. Окружающий мир слепит оглушая солнечным светом, и он щурится на мгновение, восстанавливая дыхание. А потом расцветает от радости, выцепив в золотом ореоле коротко стриженные черные волосы, влюбленные глаза и губы с самой красивой в мире улыбкой. Гото единственный умеет так улыбаться: едва приподнятыми уголками губ, но по-доброму, завораживающе ласково, — и в груди Масаеши разливается томительный жар. В такие минуты Хадзама словно видит мужчину в первый раз и влюбляется в него заново еще сильнее, чем прежде. Хотя подобное вряд ли возможно: его сердце настолько наполнено чувствами к Гото, что, кажется, когда он один и Хиденори нет рядом, его просто не существует. Масаеши тянется за поцелуем. После глотка бодрящего напитка это обязательная и, безусловно, приятная часть утреннего ритуала. Так сладко — вкус кофе меркнет на фоне их соединенных губ, волнующего танца чужого языка в его рту. Гото целуется потрясающе. Весь опыт Хадзамы насчитывает пару свиданий в старшей школе, и ему не с чем сравнить, но он влюблен, любим, и все, что делает Гото: как говорит, улыбается, прикасается к нему, — Масаеши находит идеальным. Губы мужчины скользят по его щеке, спускаются вдоль ровной линии шеи, с чувством прикусывая кожу. — Фотосессия... Нельзя... — запоздало реагирует Хадзама, однако вся его сущность стремится за лаской Гото, и он льнет, будто котенок, к сильному телу в предвкушении. — Черт... увлекся. Прости, — подавляя глухой стон, шепчет Гото и зализывает краснеющий укус. — Ты такой теплый, красивый... расслабленный. Ммм... нет, надо устоять. Надо... Правда?.. — Угу, — кивает Масаеши, а сам чуть ли не воском плавится в объятиях любимого. К счастью, его взгляд, рассеянный и блуждающий, утыкается в дисплей с электронными часами на телевизоре, и в глазах волей-неволей появляется осмысленность. — У меня меньше получаса, чтобы собраться. Мне действительно некогда. — Ага, — Хиденори почти подражает его ответу. Но, похоже, не до конца понимает, так как его поцелуи по-прежнему страстные. Они горят на коже огненными бабочками, пробуждая к жизни вереницу таких же внизу живота. Масаеши выгибается под чувственной лаской, краснея, не в силах сдержать всхлип. Ах, словно у них есть время... Ну почему оно не может сжалиться и замереть? Зачем цифры так быстро меняются? — Правда, Гото-сан... Пожалуйста... Гото... — Просьба Масаеши все прекратить больше напоминает призыв к продолжению того, что делает с ним Хиденори. А тот гладит его бедра через тонкую ткань домашних брюк, ласкает языком ушную раковину, без зазрения совести пользуясь неспособностью Масаеши устоять перед ним. — Совсем нет времени... у меня, — руки юноши зарываются в удивительно мягкие волосы, удерживая голову Гото. Он тыкается в его губы за наградой и незамедлительно получает ее. Ладонь Хиденори собственнически сжимает упругие маленькие ягодицы Масаеши, и этот жест становится последней каплей в переполненной чаше самообладания. Юноша, едва ли не изнывая от желания забить на все договоренности и раствориться в пламени страсти, делает над собой усилие и одним приемом прекращает очевидное развитие событий, вывернувшись из жаркого плена рук. Похоже, пару уроков наставника он все же усвоил, хотя и нечестно отрабатывать навыки самообороны на возлюбленном, да еще в такой пикантный момент. — Прости, Гото-сан, — в задыхающемся голосе Масаеши неподдельное раскаяние, но он качает головой и отступает на шаг назад, опасаясь, что Хиденори опять прикоснется к нему. Он точно не выдержит жажды, огнем полыхающей в темных глазах, если все закрутится в новом витке объятий и поцелуев. — Я уже опаздываю. Мне очень жаль, но сейчас уже никак… Гото долго переводит дыхание, скользя голодным взглядом по фигуре Масаеши, растрепанной, в перекосившейся на одном плече футболке. Наконец он вздыхает как человек, смирившейся с неизбежным ходом времени и чередой обязанностей, улыбается и в шутливом жесте подгоняет юношу к двери. — Ладно. Иди, раз надо. Надеюсь, ты хоть проснулся. А то когда явился на кухню, напоминал крота, которого насильно вытащили на свет. Масаеши смеется. Кажется, на него не сердятся и готовы отпустить на работу. Если бы еще хотелось уходить самому… — Проснулся. Спасибо за кофе... и за остальное. — Ну, мне это в удовольствие, — Гото пожимает плечами — о чем, мол, речь? — и усмехается, ожидая его реакции. — Особенно варить тебе кофе. Под внимательным взглядом мужчины Масаеши отчаянно заливается румянцем — к его щекам словно прикоснулись теплой алой краской. — А ты все-таки уходишь или передумал и решил остаться? Справедливый намек на его позу застывшего истукана. Масаеши смотрит на яркие цифры электронного табло — часы неумолимо двигаются вперед — и в спешке срывается в ванную. Кажется, вслед ему доносится тихий смех Гото.

* * * * *

Надевая удобные, разношенные кроссовки — они идеально предназначены для бега и педалей велосипеда, — Масаеши поддается порыву и чмокает Хиденори в кончик носа. Хоть юноша и торопится, он не может не сделать этого, тем более Гото вышел в коридор проводить его. На невысказанное — "и что это значит?" — удивление, которое заменили ошарашено приподнятые брови, Масаеши объясняет свое баловство, чувствуя себя абсолютно счастливым: — Это в благодарность за вкусный кофе. Я очень тебя люблю, Гото-сан. По его предположению, Хиденори не должен отойти от шока раньше, чем Масаеши окажется за спасительно закрывшимися дверями лифта, но его успевают перехватить у самого порога, обнять и шепнуть на ухо: — Учти, мистер Модель, когда у нас совпадет выходной, ты компенсируешь мне свои ранние побеги на съемки и те несколько раз, когда я не дождался твоего возвращения ночью. Мы все утро проведем в постели, и никто из нас спать точно не будет. Масаеши надеется, что прохладный ветер остудит его взыгравшую фантазию — слишком уж реалистично он представил, как Гото осуществит обещанное. Может, определенный ход мыслей усилили хрипловатые нотки в голосе мужчины или поцелуй, который тот словно бы в отместку за пострадавший нос запечатлел на белеющей за высоким воротником рубашки шее. И кому сказать "спасибо" за то, что юноша вынужден ее прятать? Ведь часто Гото забываясь оставлял на его шее и более заметные следы. Однако в этот ранний солнечный час, крутя педали и отъезжая все дальше от своего дома, в котором он теперь жил не один, Масаеши размышлял над тем, как бы ему так обратиться к Исихара-сан, чтобы она с лёту не осадила его порыв, а подумала и лучше всего согласилась дать ему выходной в определенный день. Проснуться в объятиях Гото-сан, выпить с ним кофе в постели и никуда-никуда не спешить — вот это будет для них двоих идеальным утром!..