Дети с онкологией по сути своей — побочные эффекты безжалостной мутации. Причем мутация не проявляется внешне, как предполагает подавляющее большинство пустоголовых кретинов, населяющих нашу дряхлую планетку. Ведь не каждый безногий — жертва остеосаркомы, равно как и не каждый физически крепкий, на первый взгляд, прохожий, стопроцентно здоров. Нет, нет, у больных раком детей мутирует вовсе не тело, а сознание: вы поймете это, стоит вам пообщаться хотя бы с одним из них, а лучше всего — с тем, кто уже благополучно пережил шестнадцать зим. Подростки — воспаленный нарыв на заднице мира. Подростки с онкологией — во сто крат хуже. Обреченные, безнадежно потерянные, остервенело борющиеся за жизнь и, тем не менее, умирающие каждую секунду — они ненавидят свою болезнь и вашу никчемную, заботливо припасенную для них жалость. Только попробуй намекнуть на их неполноценность — оплюют ядом, мало не покажется...
По крайней мере, так рассуждал Питер ван Хутен, в очередной раз прикладываясь к бутылке. Это было самое дешевое и мерзкое пойло, и в нем уж точно не чувствовалось ни тонкого вкуса, ни изысканного шарма старого-доброго шотландского виски, которым Лидевью неизменно заполняла бар каждые выходные. О, разумеется, Питер мог бы раздобыть настоящий, выдержанный виски (благо, средств оставалось предостаточно), а не этот отвратительный суррогат, но ему просто необходимо было забить чем-то желудок, и в супермаркете он схватил с полки первую попавшуюся бутыль.
Алкоголь на завтрак, обед, ужин, на перекус и по настроению — это прочно вошло в привычку. Питер уже и не мог вспомнить того дня, когда бы он ни пил. Поначалу глушил виски литрами, чтобы избавиться от наваждения, но все оказалось напрасным: назойливый образ девчонки с кислородным баллоном неотступно маячил перед глазами.
- Ты — фантом! Тебя нет, паршивка! Я прав? Прав?! - орал потомок великой семьи, заглушая своим визгом звуки “Oceans”*, а она лишь поправляла канюлю в носу и улыбалась.
- Конечно, тебя здесь нет, Хейзел Грейс ведь не смогла бы осилить еще один трансатлантический перелет! Я просто окончательно свихнулся, вот так новость! - Питер хохотал и наливал себе стаканчик виски. И еще. И еще.
А Хейзел Грейс невозмутимо восседала на диване — как тогда, в их первую встречу — и ждала, пока некогда гениальный писатель придет в себя и ответит на ее вопросы.
В глубине души Питер понимал, почему все происходит так: дело было в нем, в его ангажированности относительно этих подростков. Лидевью, если уж быть до конца честным, оказалась права — не поведи он себя как ублюдок, девчонка не преследовала бы его повсюду. Впрочем, почему
«как»? Он и есть конченный ублюдок с многолетней алкогольной зависимостью, черт подери! Питер ван Хутен чувствует себя виновным в смерти заносчивого мальчишки, втайне жалеет, что подвел девчонку, и вот пожалуйста! — комплекс вины вылился в галлюцинации в виде обманутой им Хейзел Грейс.
- Я испугался. Я трус, - шептал он, ложась в постель, но ответом ему служила тишина. Питер закрывал глаза, и воспоминания (словно часами выжидали удобного момента) лезли в сон.
...Она явилась весенним днем, держа за руку рыжеволосого мальчишку. Тогда ван Хутен впервые и узнал, что на дворе давно стоит весна, и тогда же едва не скончался на месте от сердечного приступа. В конверсах, темных джинсах и футболке с картиной Магритта она походила на Анну, сошедшую с книжных страниц. Но более всего Питера напугал ее взгляд. Он не запомнил цвета глаз, однако сам взгляд — ясный, излучающий уверенность и непоколебимое спокойствие, чересчур взрослый для ребенка и все-таки неподходящий для взрослого, был похож на взгляд Анны. Нет, не той, вымышленной, затерявшейся среди границ сочиненного им мира, а его, его маленькой, настоящей Анны. Именно так глядела на отца милая крошка, спрашивая:
- Ты будешь со мной в раю, папочка?
И абсолютно также на него смотрела девчонка, представившаяся как Хейзел Грейс. И это было слишком.
Он бы закрыл дверь перед носом побочных эффектов мутаций, не вмешайся чертова Лидевью. Ассистентка настояла на том, чтобы Питер ван Хутен принял нежданных гостей и начала рассыпаться перед юной парочкой в любезностях. А он... Хотел поскорее их выпроводить, разбивая броню ходячих раковых клеток хлесткими, оскорбительными речами.
Питер ван Хутен боялся. Боялся возвращения потопленной в море алкоголя боли. На это ведь ушел ни один год! Ему даже пришлось сжечь все имевшиеся в доме сборники «Царского недуга», чтобы утихомирить боль, приручить ее. Появление Хейзел Грейс стало настоящей катастрофой, рискующей вытянуть наружу похороненный заживо мир. Питер смотрел на больную, едва дышащую девочку с упрямым взглядом и бунтующей душой, и видел свою дочь. Конечно, его Анне сейчас исполнилось бы тридцать или около того, но какая разница? Беда была в том, что подростком Анна выглядела бы точь-в-точь, как Хейзел Грейс, и его это пугало.
Когда девчонка и ее сопровождающий покинули дом, Питер, не обращая внимания на бранящуюся Лидевью, вздохнул с облегчением. Кто же мог предугадать, что дальше будет только хуже?..
Сделав большой глоток осточертевшего виски, Питер ван Хутен вытер рот и, усмехнувшись, без сожаления вылил остатки содержимого бутылки на траву. Ярко-сочная зелень радушно приняла дар, и янтарные капельки засияли меж травинок, озаренные лучами солнца.
Выключив плеер, в котором уже по четвертому кругу надрывался Doctor Alban
**, Питер ван Хутен сделал несколько шагов и остановился. Возвышающийся могильный камень вбирал в себя лучи уходящего солнца. На камне — никаких дат, никаких пафосных речей, лишь пара выгравированных строк:
Навеки любимая нами
Хейзел Грейс Ланкастер
Могила, огороженная низким заборчиком, была ухоженной, однако цветов здесь не оказалось: лишь коробка с какой-то компьютерной игрой, потрепанный плюшевый заяц и... заботливо обернутый прозрачной пленкой «Царский недуг».
- Твой парень ведь просил меня написать для тебя надгробное слово, а я даже этого сделать не смог. - Ван Хутен с горечью усмехнулся, переводя взгляд на соседний могильный камень.
Без боли как бы познали мы радость?
Огастус Уотерс
Любимый сын, брат, друг
Ниже шли еще какие-то строки, но дочитывать все остальное он не стал, а вновь обратил взор на ее могилу.
- Знаешь, Хейзел Грейс, я был редкостным мудаком. Оправдываться не буду, все равно уже ничего не изменишь. Я знаю, Огастус меня так и не простил, но ты, может быть, отнесешься к старику благосклонно. Когда-то ко мне пришла девочка и попросила рассказать, что стало с героями ее любимой книги, а я, как последняя сволочь, вылил на свою посетительницу словесный поток дерьма и выгнал ее.
Он замолчал. Это оказалось куда труднее, чем представлялось ранее.
- Ты извини, конечно, но рассказывать тебе, что с ними стало, я все равно не буду, - продолжил Питер. - Я долго думал... Я решил написать сиквел. Ты его, к сожалению, прочесть не сможешь, но ведь есть еще кто-то, кто тоже надеется и ждет, верно, Хейзел Грейс? Да, времени много прошло, однако лучше поздно, чем никогда, правда? Я даже успел набросать кое-что — тебе бы понравилось. Названия для новой книги пока нет... Можно, конечно, назвать ее «Праведный сон» или как-нибудь повульгарнее... Я пока думаю над этим. Ну, что скажешь, Хейзел Грейс?
Окинув взглядом могилу еще раз, Питер ван Хутен широко вздохнул.
- Значит, договорились.
Луч заходящего солнца блеснул с необычайной силой, ослепляя. Солнечный свет цветным маревом разлился по холму.
Питер улыбнулся. Невдалеке он увидел Хейзел Грейс — в футболке с надписью «C'est n'est pas une pipe»
***, в джинсах и конверсах, но без канюли и тяжелого кислородного баллона. Рядом, крепко держа ее за руку, стояла маленькая девочка. Сияя широкой улыбкой, Хейзел приветственно кивнула и, развернувшись, поспешила со своей маленькой спутницей прочь. Когда их фигуры должны были исчезнуть за горизонтом, малышка обернулась.
Питер ван Хутен встретился с ясным, добрым и необычайно взрослым взглядом своей дочери.
«Ты поступаешь правильно. Хейзел прощает тебя», - говорил он.
___________________________________
*Oceans - песня шведского рэп-исполнителя Thomas Rusiak.
**Doctor Alban - известный шведский рэпер.
***C'est n'est pas une pipe (франц.) - «Это не трубка»
