***
— Перестань, Окумура! — срывая глотку, воет незадачливый мальчишка с разбитым носом, кровоточащей губой и сильно заплывшим глазом. Рин будто не слышит его вовсе и на просьбу не бить бьёт ещё сильнее. Так ему и надо, он заслужил, сам виноват — так твердит мальчику голос голос в голове, заглушающий все остальные мысли. Кому бы он ни принадлежал, ему хочется верить, за ним хочется следовать. Поэтому удар за ударом Рин вышибает всю дурь из головы очередного придурка. Всё ещё вышибает, пусть и знает, что абсолютно напрасно. — Хватит! — слёзно молит обидчик. За что вновь получает в нос. — Возьми свои слова назад! Скажи, что был не прав, скажи! — гневно отвечает Рин, крепко сжимая в руках чужую рубашку и с силой вздёргивая вверх поникшее под его натиском тело. — Я не могу, ведь я прав! — губы, секунду назад трясущиеся от страха, изгибаются в кривой усмешке. А Рин не может сдержаться и бьёт вновь. Комната, в которой должны царить тишина и спокойствие, в очередной раз оглушена мученическим криком боли. — Вы все ошибаетесь, почему никто не понимает? Я такой же, как вы! — в отчаянии говорит мальчик, отпуская жертву. Тот, воспользовавшись случаем, сразу отползает к стене и едко скалится. — Это ты ошибаешься, Окумура. Ты думаешь, что ты обычный, но на самом деле ты монстр, и никакие слова этого не изменят, — по комнате проносится согласный шёпот. Это давит сильнее, чем любая драка, — Сами вы такие, все вы, — Рин утирает лицо окровавленной ладонью и обиженно отворачивается. Нельзя, просто нельзя сейчас плакать. В комнату возвращается воспитательница и сразу бросается к побитому мальчику, вокруг неё испуганно толпятся остальные дети, а виновник произошедшего остаётся один на один с собственными мыслями и даже не замечает, как комната почти мгновенно пустеет. И теперь, когда только пустые стеклянные глаза плюшевых игрушек осуждающе сверлят его взглядом, а может, даже и не его вовсе, можно дать волю слезам. Тяжелая солёная капля с призвуком приземляется на пол и сразу же растворяется в мягком ковровом покрытии. А за ней следуют сотни и сотни таких же. Когда никто не видит, можно делать такое, чего никогда бы не сделал в чьём-то присутствии, и он рыдает в голос. Возможно, впервые в жизни. — Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — Рин пинает ногой разбросанные игрушки, рвёт на себе волосы, делает всё, чтобы облегчить ту боль, которую испытывает, но от осознания, что он в очередной раз рушит и ломает то, ради чего другие прикладывают столько усилий, становится ещё хуже. А затем хлопает входная дверь. Рин боится, что это вернулась воспитательница, чтобы его отчитать. Зная, что виноват, что непозволительно устраивать такое, всё равно до дрожи боится. Но тот, кто с недовольной миной застыл на пороге, обязательно окажется во сто раз хуже какой-то воспитательницы. — Отец... — мальчик только и успевает, что спешно вытереть слёзы и громко шмыгнуть носом. На Широ взгляд просто не поднимается. Рин даже представить не может, как тому надоело краснеть за сына, пусть и приёмного, и переводить из садика в садик, уверяя, что драки и побои далеко в прошлом, что Рин изменился, что Рин — примерный мальчик, что за него можно ручаться. Потому что на самом деле всё повторялось изо дня в день, и конца-края этому не видно и подавно. — Что ты опять натворил? — в голосе отца сквозит раздражение. Будучи вечным предметом всеобщей злости, Рин безошибочно определяет степень и причину раздражения, что заставляет его сникнуть ещё сильнее. — Они сами начали! — пытается оправдаться Окумура, но Фуджимото пресекает малейшую лазейку к отступлению, поднимая вверх руку и призывая сына к молчанию. Он ясно даёт понять — сейчас его время говорить. — У тебя всегда виноваты другие, Рин. Дети, воспитатели, даже совершенно незнакомые люди! Ты винишь всех, за исключением самого себя. Никогда не пробовал поискать причину в чём-то еще? А она в тебе. Ты, наверное, действительно монстр, — каждое слово бьёт сильнее кулака, режет острее любого ножа. Кажется, Широ собрал всё оружие целого света и разом испробовал на невинном пятилетнем мальчике. Вот что значит сила слова. — Жду тебя внизу. Спускайся, как будешь готов ответить за свои поступки, — отрешённо завершает Широ и выходит из комнаты. Рин вслед ему кричит что-то неразборчиво отчаянное. Клетка, в которой он живёт с самого рождения, неумолимо сжимается. Он теперь едва в ней помещается, ему не вздохнуть, не ощутив обжигающей ненависти. — Что я всем им сделал? — никто ему не ответит. Но с самого того момента, как он начал осознавать себя, Окумуру волнует этот вопрос сильнее всего. Потому что вместе с осознанием в его жизнь вторглись эти ужасные слова. Монстр. Демон. Отродье Сатаны. Он вдруг отчётливо понимает, что всё это его достало. Тишину разрывает смех. Взявшись из неоткуда, звук заполняет каждый миллиметр этого помещения, каждую щель и трещину, а Рин от неожиданности забывает обо всём и испуганно оглядывается по сторонам. Комната пуста. — Кто здесь? — кричит мальчик в никуда, надеясь получить ответ. Он не напуган, просто насторожён, ведь в его жизни всегда происходит что-то странное. Меня называют множеством имён, но тебе ни одно из них ни о чём не скажет. Считай меня просто другом, который пришёл поддержать в трудную минуту. — Отвечает безумный голос, внезапно перестав смеяться. Это настораживает ещё сильнее, но Рин лишь хмурится и пытается понять, что происходит. — Кто ты и что тебе нужно? Я тебя не вижу! Покажись! — требовательно отвечает он. Этот мир меня не примет в моём истинном обличье. А ты бы поверил, если бы невидимое нечто сказало тебе, что оно твой настоящий отец? Горы вопросов, ни одного ответа, и вдруг вся правда камнем бьёт тебя по голове... Эх, не хотел бы я испытать это на себе... Правда, она же больно бьёт, как говорят. — В этом голосе слышится самая тяжелая насмешка, будто собеседника изрядно веселит, что пятилетний мальчишка не может сам разобрать, к чему идёт разговор. — Так ты... мой настоящий отец? — спустя пару минут сосредоточенного молчания спрашивает Рин. А невидимка усмехается. Ты немного умнее, чем кажешься. Но до меня, конечно, тебе ещё далеко. — Чего ты хочешь от меня? Поиздеваться вздумал? Тоже назовёшь монстром и посмеёшься? — Рин чувствует, что совсем скоро его крохотная чаша терпения переполнится и он снова разревётся в голос, совсем как сопливая девчонка. Да, пусть этот незнакомец и был его отцом, но от него не было ни слуху, ни духу вот уже как пять лет. С самого их с братом рождения. Ты действительно монстр, Рин. Вот. Даже непонятный голос в голове, который, возможно, просто кажется ему из-за сильных переживаний, говорит о том, что заставляет слёзы наворачиваться сами собой. Но нет, Рин не заплачет, только не теперь, когда говорит со своим невидимым отцом — призрачной надеждой на то, что что-то изменится. Ты действительно монстр, Рин, но я не говорил, что это плохо. Представь себе, есть такое место, дом для каждого монстра и демона, их собственное кровавое королевство. Там никто тебя не испугается, никто не обзовёт за глаза, ведь это будет всё равно, что оболгать самого себя. — Такое место действительно существует? — с подозрением щурится мальчик, взволнованно потирая ладони: он больше не насторожен, ему стало по-настоящему интересно. По-твоему, откуда я тут взялся? У тебя есть два выхода: ты можешь остаться здесь и всю жизнь провести в ненависти или пойти со мной в свой родной мир и стать там правителем. Не сразу, конечно, но ты научишься всему. А однажды я позволю тебе вернуться сюда и показать им, чего ты стоишь. Подумай хорошенько прежде, чем дать ответ. Рин задумывается. Он любит свою семью: Юкио, служителей храма и даже старика, пусть тот и презирает его от всей души, однако... всё это перекрывает слишком большое "но", поэтому раздумья занимают считанные секунды. — Я... я пойду с тобой, — наконец, решается Рин. Ему откровенно всё равно, что он не видит своего собеседника, ему плевать, что это самый сумасшедший поступок, на который он только способен, но он не хочет оставаться здесь. — Юкио. — Вспоминает вдруг он. — Получается, ты и его отец? Он тоже пойдёт с нами? В том мире, куда мы отправляемся, Юкио не сможет быть счастлив по-настоящему, зато этот мир как раз для него. Поверь, ему будет только хуже, если ты захочешь взять его с собой! — наставительно отвечает отец. — Что ж... — Рин вздыхает. Это тяжело и легко одновременно — отпускать единственного брата в счастливое будущее ценой собственного счастья в этом мире. — Тогда вперёд. Воздух перед глазами резво колышется, вырисовывая неясные очертания фигуры, объятой адским пламенем. Сначала они почти незаметные, полупрозрачные, но потом становятся всё чётче, всё ярче: этот человек, отец Рина, с каждой секундой принадлежит этому месту всё больше. Фигура ободряюще протягивает ему руку и указывает на огромные врата, возвышающиеся позади. Там, за ними, ждёт неизвестность, но страха как не было, так и нет. Рин лишь в последний раз оглядывает комнату. Он понимает, что будет скучать, понимает, что обязан этому миру всем, что у него было до этой самой секунды, но отпускает Ассию, как она отпускает его. В пристанище всех монстров и демонов его ждёт новая жизнь. Настоящая. Больше он не оглянется. Теперь он смотрит только вперёд, предвкушая то, что его ждёт. Переход кажется незаметным. Будто переступил обычный дверной порог. Но в жизни Окумуры Рина этот порог отделял существование от жизни, ненависть от любви. Добро пожаловать в Геенну. Теперь твоё имя Ринель, и ты законный наследник мира демонов!Пролог.
18 сентября 2016 г. в 18:41
Наверное, можно сказать, что Широ Фуджимото идеален во всем. Экзорцист из него отменный, человек светлый и просветлённый, в каком-то смысле он бы даже назвал себя неплохим отцом. По крайней мере для одного из приемных сыновей уж точно. Единственный грубый изъян, как уродливый шрам на белоснежной коже, портит весь его образ и напрочь перечеркивает того человека, которого в нем видят все, за исключением его самого. Одно слово — курение — и в голове роятся такие мыслишки, которые совсем не подобает главенствующему священнику. А ему и всё равно.
Раз за разом, когда достает из кармана помятую сигарету, Широ неумело зажигает ее попытки эдак с третьей и втягивает легкими ядовитый дым, разъедающий изнутри каждого, кто пренебрегает последствиями. Курит он, однако, не часто. Лишь по особым случаям, когда не сделать спасительную затяжку просто нет сил. Можно ли назвать человека курильщиком, если он курит только в исключительных ситуациях, или алкоголиком, когда он выпивает на праздниках?
Сегодня старик вновь делает это, потому что иначе не может. В противовес падающим с неба снежинкам вверх вздымается тоненькая струйка серого дыма. Она, как маяк, притягивает из леса всякую нечисть, например, этого странно одетого демона, что стоит сейчас напротив с едкой усмешкой на губах.
— Не справляешься, — скорее утверждает, чем спрашивает тот и делает несколько шагов вперед, оставляя следы на полупрозрачной снежной кромке.
— Не справляюсь, — эхом соглашается Фуджимото, выдыхая дым через нос. — В последнее время я все чаще и чаще думаю, что совершил ошибку, заключив с тобой это глупое пари. Демон есть демон, но одно дело, когда это просто мелкая сошка, и совсем другое, когда за его плечами стоит громкое имя короля преисподней.
— Но он же не просто демон, — возмущается собеседник, — а еще и наполовину человек.
— Синее пламя рано или поздно убьёт в нем человека. В конце концов, не останется ничего, кроме ужасной демонической сущности, которая может стать еще большей занозой, чем сам Сатана, — Широ устал играть в доброго папочку со своим кровным врагом. Разве не он потерял стольких в этой нескончаемой борьбе? Он. Разве не он заполучил шанс отомстить, когда ему на руки попали двое братьев-близнецов с ужасной родословной? Тоже он. И он давно бы сорвался, если бы правителю Геенны не было глубоко наплевать на всех и вся. Поэтому Широ все еще почти идеален.
— Сильные слова, экзорцист. Только готовь ли ты отвечать за них, я не уверен. Хочешь сказать, что расторгаешь наше пари? Могу хоть сейчас передать отцу, чтобы он забрал его. Или даже их.
— Второго ребенка не трогайте, вам он ни к чему! Я предлагаю сделку: вы получаете своего брата, а мы живем спокойной жизнью и больше никогда о нем не слышим. — Это решение даётся Широ тяжелее всей решений на свете. Но он знает, что оба ребенка будут продолжать страдать, если все останется так, как есть.
Пусть лучше он станет монстром в глазах невинного мальчишки, зато это обеспечит счастье многих. Оно определенно того стоит.