Покажи мне звёздное небо

В моём примитивном понимании подростка, по-прежнему в свои 20 лет страдающего максимализмом, люди делятся на три классических типа: Первые – невинные, как агнцы. Их можно не только трахать, впитывая первые неловкие движения чуть дрожащих пальцев, всасывая притягательное временно оживляющее смятение и следующее за ним наслаждение… Нет, с ними можно говорить, приоткрывать им бездну падения и прекрасную тёмную философию, в которую не верю я сама, но которой доверяют они. Доверяют, ибо сами создают себе великую миссию и раз за разом попадаются на одну и ту же удочку, искренне полагая, что смогут изменить меня, падшую. И ради этой миссии почему-то полностью отдают себя и все свои силы мне, мне одной. Они - классные, далёкие от меня, и поэтому, наверное, такие же мерцающие, как звёзды. Они живут для того, чтобы изменить мир к лучшему, изменить мою на самом деле несуществующую философию, а я только бесконечно долго паразитирую, и поэтому они влюбляются. Не в меня, но в свою странную великую цель, ведь, по сути, я действительно нужна им, как нужно черное, чтобы сияло белое. И да, мне это нравится. Потому их "жертва тире благословение", как ни крути, неизменно льстит самолюбию. Быть может, если бы кто-то из них оказался достаточно силён, чтобы пронести эту жертву через годы, быть может, я бы оценила её по достоинству. Но время лечит любые раны, а человек по природе своей эгоистичен… И невинные растлённые овцы оказываются интересными ровно до момента их первого цинизма или же первых слёз. И где-то в глубине души я рада, что они не приносят эту выстраданную годами жертву. Потому что не имеют права на такой дар падшие вроде меня, и, прими я его однажды, как бы я повела себя, находясь на грани между собственной циничной натурой и столь человеческим желанием вымолить прощение? Второй тип – подобные мне падшие. С ними можно устраивать любые оргии, накачиваться наркотой под завязку, курить и заливаться алкоголем. Но длительная связь с тёмными, если ты сам из этой шайки, слишком разрушительна и приводит лишь к постепенной духовной смерти и деградации. Потому что в этом кругу вы по-прежнему, как и с невинными, делитесь своей тёмной философией, но уже не для развлечения, а оправдывая себя. Эта ложь самому себе и друг другу постепенно перерастает в странное подобие существования. Вы падаете всё ниже и ниже, увлекаемые общей наигранной верой в то, что вы особенные. Но в определённый момент просыпаетесь в луже собственной мочи в грязном переулке, зависимые от иглы и обвиняющие весь мир в наконец осознанном поражении. И, право, лучше бы вы не просыпались. Третий тип – нейтральные, серые люди. Они отрабатывают свои восемь часов на обычной работе, получают среднюю зарплату, пьют по праздникам, разговаривают с женой о том, кто кого и как назвал на работе, раз в год выбираются на ближайшее море и, быть может, именно от подсознательного осознания собственной тривиальности осуждают падших и в тоже время смеются над возвысившимися. Когда-то у таких людей не хватило духу отринуть от себя пороки, но точно также им не хватило духу прожить жизнь ради собственного удовольствия. И по правде говоря, это первый раз, когда я так много говорю о них. Итак, три типа и никого в этом мире, кто мог бы приковать к себе моё внимание на срок более долгий, чем две недели. У меня всегда было достаточно мозгов, чтобы вовремя сбежать от втягивающих в паутину бездеятельности тёмных знакомых, но этих же мозгов хватало, чтобы не отказываться от жизненных удовольствий ради минутного увлечения далёким от меня светом. Для идеального существования мне вполне достаточно ежедневных развлечений, неплохо оплачиваемой работы рекламщика, небольшой собственной квартиры и одного чёрного кота. Кот был идеальным товарищем: жили мы сами по себе и встречались за завтраком. Я не спрашивала, где он проводит мартовские ночи, а чёрный как эти самые ночи зверь не упрекал меня в периодическом пробивном запахе перегара. Моя жизнь мне определенно нравилась. Гибкий график работы позволял надолго погружаться в пары абсента, клубную музыку и горячий секс. Отсутствие родительского контроля давало возможность не думать о других и жить исключительно для себя. А мне нравилось жить для себя. Потому что никто не читал нотаций, не высказывал недовольства, не проклинал и не выгонял из дома. Выше всего я ценила независимость и собственное право делать то, что я пожелаю и когда я пожелаю. Отношения я не понимала, потому что любые отношения с любыми людьми неизменно выливались в заботу и переживания, и тогда следовало отказываться от права на абсолютную свободу. Отказаться от неё я попросту не могла, а потому эта бутафория чувств плавно перетекала в лицемерие. Отношения же, выстроенные на лжи, на мой тёмный взгляд, не имели никакого смысла и права на существование. Не знаю, как ты оказался в лучшем ночном клубе города «Illecebra»: ведь ты не любил эти места за кричащую рок-музыку и огромное количество безумных наркоманов. Но встретились мы именно там, в самой спокойной части заведения, где можно было завести разговор и даже расслышать ответ собеседника, - в баре. После танцев я была разгоряченной, расширенные зрачки пылали лихорадочным блеском, и единственное, чего мне хотелось в тот момент, – любой утоляющей жажду жидкости. Ты мягко прошептал на ушко, что угостишь меня, а я, окинув острым взглядом твою фигуру, быстро кивнула, предвкушая приятную ночь. В первый миг, когда бармен подал мне стакан и я пригубила выбранный тобой коктейль, мне показалось, что это отравление. Я вдумчиво сделала ещё один глоток и попыталась определить, что за дрянь ты мне подкинул. И вот с запозданием, но сознание услужливо подсказало мне, что пью я обычное молоко. Иронию я оценила. Собственно, оценивала я её ровно до того момента, когда мы оказались в моей постели. Ибо там ты, невзирая на мои развратные прикосновения и свой твёрдый стояк, назвал меня «прекрасным падшим ангелом» и уснул. С тех пор эта кличка закрепилась. Утром меня ожидали стакан минералки и твоя безупречная улыбка. Мысленно призвав на твою голову все проклятья Ада, я решительно отобрала стакан с ледяной спасительной жидкостью и гордо прошествовала в душ. Вышла без одежды, позволяя каплям воды стекать по ещё влажной коже. На это ты предложил мне тосты и кофе. Чёрный, как моя душа. За завтраком я пересилила любопытство и самоуверенно поинтересовалась, почему бы нам не заняться сексом прямо сейчас, ибо до появления на работе мне осталось минут сорок, не больше. Ты невозмутимо ответил, что теперь, когда мы встретили друг друга, нам больше некуда спешить. Мои прямые и доступные даже для понимания идиота сообщения о том, что живу я одна и к серьёзным отношениям не готова, ты самым элементарным образом проигнорировал. Не знаю, как у тебя оказался дубликат моих ключей. Скорее всего, снял копию, пока я находилась в прострации земного рая… Но итог оказался довольно предсказуемым – ты поселился у меня. И теперь нас стало трое: ты, я и кот. Конечно, я могла поменять замок, вызвать полицию, заставить друзей избить тебя до полуобморочного состояния... Но не сделала этого. Потому что, вопреки всем моим ожиданиям, ты не нарушил мою независимость. И ещё, конечно, ты оплачивал все коммунальные услуги и закупал продукты, а по вечерам с тобой можно было вести псевдофилософские беседы. Не знаю, что сыграло бо́льшую роль, но ты остался. Ещё ты был первым человеком, который знал, что вся моя тёмная философия не имеет для меня никакого значения. Ты смеялся и говорил, что мне не во что верить, и что именно поэтому ты нужен мне. И, да, ты был чертовски прав. Незаметно пробежали первые два месяца. Это были странные отношения, если вообще можно их так назвать. У нас была общая постель, общая одежда, общая еда, да и что там греха таить – общая зубная щетка. Даже парфюм, и тот был один на двоих. И почему-то это казалось естественным и совершенно не вызывало раздражения. Ты не пытался учить меня жизни, не следил за мной ночами, не читал лекции о морали. А я не пыталась накачать тебя наркотой или заставить вкусить радости секса на троих. Так сложилось, что ты – вроде как ангел, а я – вроде как дьявол. И мы не пытались друг друга изменить. Меня не раздражал твой свет, потому что он был только твой, и ты не навязывал его. Думаю, точно также тебя не раздражала моя тьма, что была только со мной. Никто не понимал. Твои друзья шептали: «она тебе не пара», а мои кричали мне в пьяном угаре, что мы не протянем и полгода. И никто, никто из них упорно не мог понять, что нас связывает. Одни предполагали изумительный секс, другие – совместное преступление, третьи – глобальный розыгрыш. Но всё было намного проще и сложнее одновременно. Это было взаимное доверие. Такое вот абсолютное и безграничное. Встреча утром у двери. У обоих красные глаза и бессонная ночь за плечами. - Ты откуда? - вопрос без осуждения и ревности. Только живой интерес. - Ебалась с каким-то идиотом, чтобы получить заказ. А ты? - Операция по захвату. Убил двоих человек. Блевало и было страшно. - И как же ты жить с этим будешь, придурок? - на самом деле я не сомневаюсь в твоем выборе, а потому и не сочувствую тебе. - Лучше кровь на моих руках, чем на новичках, - да, такая вот твоя странная философия. Но ведь такова жизнь человека, смеющего брать на себя ответственность за других. Нет сил говорить. Мы заваливаемся на смятую постель и мгновенно засыпаем. Парень из Наркоконтроля и наркоманка. Одна кровать и лучи золотого солнца. Это наш мир. Прямой вопрос – честный ответ. Потому что настолько разные, что хотим понять друг друга. Потому что когда плохо, именно оборотная сторона медали может подкинуть утешение. Потому что никто не осудит, и никто не попытается сломать тебя. - Это была моя часть омлета, - ты, кажется, отстаиваешь справедливость. - Нет омлета – нет доказательств, - отвечаю я, проглатывая последний кусочек. - Пустая грязная сковородка – достаточное доказательство? - Ты живёшь со мной восемь месяцев, - поражаюсь я. - Ты должен быть всегда готов к встрече со злом. - Готов. Но это не означает, что я буду с ним мириться! - возмущаешься ты. - Господи, когда ты набила татуировку? - вздрагиваешь, конечно, но снова без осуждения. На самом деле ты не хочешь, чтобы я избавилась от неё. Ведь тогда ты перестанешь меня понимать. - Хочешь такую же? - игриво вопрошаю я. - Думаю, как я буду спать с этой гадостью под боком. - Смирение – удел праведных… Бесконечные и бессмысленные диалоги. Не изменилась манера общения, не изменился образ жизни. Я на нетрезвую голову пытаюсь тебя соблазнить, а ты стойко выдерживаешь мои атаки. И мы всё также едим из одной тарелки. Но жизнь течет, она изменяется. Меняемся и мы. Да, я всё ещё не приеду к тебе в больницу, а ты всё ещё не воспользуешься своими связями, чтобы вытащить меня из передряги, в которую я вляпаюсь по собственной вине. Но я уже знаю, что не пройду мимо тебя, избитого и стонущего в темноте. Также, как я знаю, что ты не повяжешь меня, окажись я на месте твоей облавы на наркоманов. - Последний раз мне было так дерьмово только при передозе, - издаю шипение, пока ты обрабатываешь мои раны. - О чем ты думала, когда нарывалась на драку с тремя парнями? - чистый интерес, ты знаешь, что я не могла иначе. - О том, что хочу приложить их головы о кирпичную стену. - Даже не буду спрашивать о причине, - да, тебе действительно всё равно, кто виноват: алкоголь или наркотики. - Приняли меня за шлюху, - отвечаю я, подменяя причину поводом. - Разве они далеко ушли от истины? - ни осуждения, ни злости с твоей стороны. Только констатация факта. - Нет, просто эти парни не в моём вкусе. Ты знаешь, что драка была затеяна мной, что мне просто нужно было выпустить адреналин, знаешь, что один из них в больнице с переломанным черепом… Но ты не сдаёшь меня ментам, потому что мы на нашей территории. Где нет зла, нет добра. Наши отношения очерчивают определенную зону, в рамках которой не действуют законы наших идеалов, но в которой существуем только ты и я. Мой мир – секс, наркотики, ложь и цинизм. Твой – закон, справедливость, правда и взаимовыручка. Но порой эти миры сталкиваются, и тогда начинается буря. Совместный ужин и раздражающий звонок в дверь. Чертыхаюсь, но иду открывать. В столь поздний час приходят только по мою душу. Четверо. Как и всадников апокалипсиса. Не спрашивают, не удивляются. Достают металлический кольт. С каким-то детским и беспомощным криком «ложись» ты набрасываешься на меня, и пуля царапает стену. Вот теперь они начинают охоту. В моём доме. На моего тебя. Такую ошибку себе можно позволить лишь однажды. Четыре тела грудой свалены в ванную. Теоретически, стоит позвать ментов, но наша квартира слишком походит на наркоманский притон. Мы подумаем об этом завтра. А сейчас, с трудом переводя дыхание, мы покоимся на перепачканной нашей же кровью постели. - И что это было? - глотнув кислорода, уточняю я. - Когда-то я упрятал их за решетку, - поясняешь ты, восстанавливая дыхание. - Неудивительно. Таких-то идиотов. - Почему ты помогла мне? - по тону чувствую, что вопрос мучает тебя, и тебе очень важен мой ответ. - Честно? - переспрашиваю я, пытаясь оттянуть время и разобраться в самой себе. - Лучше не ответь, чем солги. Я могу ответить, что ненавижу, когда портят мои обои. Что ты спас мне жизнь, а я возвращаю долги. Что это воздействие кокаина. Что меня бесят идиоты, в конце концов. И всё это будет чистейшей правдой. Но есть ещё одна причина, и она много, много важнее остальных: - Ты мне нравишься, - просто отвечаю я. И твои губы трогает еле заметная улыбка. А я легко касаюсь этих притягательных сухих и горячих губ. Наш первый поцелуй – он со вкусом крови. Руки дрожат от слабости, но я переползаю на тебя, заставляя нас обоих застонать от боли. Я не собираюсь тебя соблазнять – у меня нет на это ни сил, ни желания. Я просто хочу видеть твои глаза. Я всегда шутила, что пойду за тем, кто покажет мне звёздное небо. Это была метафора, и только ты понимал её истинный смысл. Ты всегда смеялся над теми, кто пытался принести мне телескоп или же достать билет на Джомолунгму. Фишка была совсем в другом: я знала, что это невозможно, потому что звёздное небо – это сам человек, его душа. И невозможно показать звёздное небо тому, кто тебе не доверяет. Как невозможно и увидеть звёздное небо того, кто не доверяет тебе. Та ночь доказала, что для взаимного обмена вселенными может оказаться достаточно одного нежелания лгать. Тогда я внезапно поняла, что с самой первой нашей встречи мы никогда не обманывали друг друга. Ибо ты слишком светлый, чтобы лгать кому-то, а я слишком тёмная, чтобы заботиться о чьих-то чувствах. И всё, чего мы хотели друг от друга, всё, что мы давали друг другу, - это право быть собой. Ни родные, ни друзья, ни влюбленные. Кто мы, два сожителя одной квартиры, не скрывающие друг от друга ничего? Для этого нет описания, не подобрать определения. Разные, невыносимо разные, но до боли откровенные. Ты знаешь обо мне абсолютно всё, и именно поэтому ты – как часть меня. Ты знаешь, а потому понимаешь. А когда понимаешь, можешь простить и не можешь осудить. Мы, такие разные, сошлись, по сути, только на одном: мы не искали вечной любви, крепкой дружбы, преданности или кровных уз… Нам достаточно было права смотреть на мир глазами друг друга, потому что мы знали, что в такие моменты две жизни и одна вселенная делятся на двоих. Потому что мы знали, знали, чёрт побери, что нет ничего в этой жизни, что оказалось бы выше такой связи между людьми. Что это - альфа и омега, начало и конец самых великих человеческих эмоций. - Я нашёл и выбросил твою марихуану, - радостно ухмыляясь, заявляешь ты, встречая меня на пороге. - Что?! - не разуваясь, я набрасываюсь на тебя с кулаками. - Плакали мои двадцать штук зелёных! - Так это было на продажу? - кажется, я впервые вижу твою растерянность. Не потому, что моё высказывание смахивает на чистосердечное, а ты думаешь, не арестовать ли меня. Но потому, что это означает только одно, — последние трое суток я не под кайфом. - А как же ломка? Зависимость? - обескураженно уточняешь ты. - Боюсь, что я нашла кое-что покруче. - Что? - Штука под названием «доверие», – подмигиваю я, - худший из наркотиков. Вообще не отпускает. - Наркотик? Нет, доверие - это единственная надежда, - серьёзно замечаешь ты. Но я вижу затаённую в уголках глаз счастливую смешинку. - Суть не меняется, - отмахиваюсь я, на время забывая о принесённых тобой убытках. Потому что ты показал мне звёздное небо. И я следую за тобой.