Ведь это...

Впиваешься в губы поцелуем, кусаешь до крови и отшвыриваешь к стене. Я уже привык к такому, но каждый раз я нервно зажмуриваюсь и резко выдыхаю, чувствуя, как из легких уходит воздух. Я уже жалею, что нашел тебя, предложил быть твоей подстилкой, в обмен наивно попросив вернуться назад, когда наиграешься. Я ошибся, как ошибался множество раз, но я же обещал тебя вернуть, а обещание не нарушают. Подходишь, медленно, ласково, страшно улыбаясь, глядя мне в глаза. Я тебя вижу как-то смутно - должно быть, болевой шок. Слышу тихую усмешку, я, наверное, жалко выгляжу, так нелепо лежа у твоих ног. Играй со мной, кидай меня, размажь, как тряпку, по полу... Дергаешь за шкирку, резко поднимая на ноги. Закусываю губу, чтобы не вскрикнуть: тело болит после твоих побоев. Я должен тебе подчиняться, должен терпеть всё, ведь это... Нет, мне кажется! Это всё неправильно, жутко неправильно!.. - Саске, может, не будешь меня бить? - без надежды в голосе, тускло улыбаясь. Ты смеешься. Глядя мне в лицо, смеешься, истерически, и я тоже смеюсь, ведь как это так - не бить! Так уже нельзя... Делай назло, ехидно смейся тебе же всё по приколу... Удар настигает меня резко и снова валит на пол. Вздрагиваю, отплевываю кровь и невольно вглядываюсь в пол. Он покрылся уже небольшим слоем засохшей крови, ты так часто бил меня, а кто отчистит? Мы ведь тут одни, я не в состоянии делать что-то, кроме того, зачем сюда пришел, а ты просто не опускаешься до такого. Ведь не ты спишь на этом грязном полу. - Ты такой идиот, - отсмеявшись, присаживаешься рядом на корточки и проводишь ладонью по моим грязным волосам. Не помню, когда я мыл их в последний раз, кажется, до того, как к тебе пришел. Уже давно это было... Режь, убивай меня, дерзи, пронзай ножом сердце вновь... - Знаешь, если бы я не имел физических потребностей, ты бы мне не был нужен, - ты улыбаешься, а я вздрагиваю. Куда бы то ни шло, я ведь верил, что ты вернешься, ведь когда-то эта игра надоест... - Ты смешной, - продолжаешь ты. - Думаешь, я вернусь в эту деревню, погубившую брата? Думаешь, время залечит? Да никогда! - ты вновь хрипло смеешься, а я пытаюсь не разреветься прямо тут. Я много раз задавался вопросом, зачем же я тебе, но не мог подобрать точного ответа. Теперь же он однозначен... А я всё буду терпеть, ведь это... Ты касаешься моей щеки, вначале обманчиво-нежно, а потом крепко ударяешь кулаком. Кажется, несколько зубов теперь будут шататься... Снова зажмуриваюсь, проглотив обиду, затем растягиваю губы в улыбке и хрипло шепчу: - Я заслужил такое... верно? Ударь меня со всей силы, ударь еще раз... Я ведь заслужил! - Раз ты так просишь, не могу тебе отказать. Ледяной голос ранит сильнее, чем удар в живот, который вновь отталкивает меня к стене. Хорошо, что я ничего не ел, иначе меня бы стошнило. Однако голод не притупил боли, и я не сдержал выступивших на глаза слез, соленая влага стекла по исцарапанным щекам, разъедая заживающие раны болью. Ты тихо засмеялся - ведь так смешно наблюдать чужую боль. - Знаешь, Саске, на самом деле больно не это. Кажется, ты удивлен. Ты плохо скрыл изумление в голосе, когда спросил: - А что же тогда истинная боль? - Истинная боль... ждать тебя. Ждать, понимая, что ты не вернешься, но не забирать свою надежду. Знаешь, твои удары - ничто в сравнении с этим, - гляжу на клинок Кусанаги в твоей руке. - Я хотел бы умереть сейчас, сдаться, отдать тебя тьме... Правда хотел бы. Я не буду, да и не могу сопротивляться, если ты сейчас попытаешься меня убить. Режь, убивай меня... А я всё буду терпеть, ведь это... это... Голос сорвался, я сглотнул. Твои глаза нездорово блеснули, ты спросил, жадно глядя на меня: - Что это? Что? Я выдыхаю. Пусть он убьет меня, но пусть знает... -...ведь это - любовь. Клинок касается моей шеи. - Ты помнишь лучше меня моменты нашей удачи, - шепчешь ты. - Весь мир не нужен для нас, лишь бы быть вдвоем. Но не судьба... - давишь сильнее, капли крови окропляют лезвие. - Мы слишком разные, чтобы быть вместе, - мне так больно, но я не понимаю - от его слов или от Кусанаги. - Мы слишком разные, и я... Ты выдыхаешь. Выдыхаешь обессиленно, а после резко наклоняешься, словно забыв, что лезвие Кусанаги касается моей шеи, делая надрез глубже. Целуешь жадно и резко. Ты не умеешь делать это нежно, не умеешь делать то, что следует делать нежно, даря ласку с болью. Что ж, я готов потерпеть... Играй со мной, кидай меня, размажь, как тряпку, по полу, делай назло, ехидно смейся тебе же всё по приколу... режь, убивай меня, дерзи, пронзай ножом сердце вновь, а я всё буду терпеть, ведь это... любовь.