Что-то придется менять

По законам драматургии Скоро должен начаться сюжет.

«Не дождутся, — сердито думала Гермиона, возвращаясь из Больничного Крыла в слизеринскую Гостиную. — «Ответ» им подавай. То есть, вот я что-нибудь Малфою сделаю, это свяжут со мной и попытаются доказать мое участие. А если я все сделаю достаточно аккуратно для того, чтобы со мной происходящее не связали, то я, получается, ничего как бы и не сделаю, никак не «отвечу», поскольку никто не будет об этом знать. Нет уж, пусть в эти свои игры в «вопрос-ответ» играют сами. Провокаторы». Небольшая часть ее сознания считала, что это говорит не трезвый расчет, а ее трусость и нежелание совершать поступки, за которые, возможно, придется отвечать. Но от этих мыслей Гермиона быстро отмахнулась. Она Гриффиндорка, что ли, чтобы отвечать за что попало и брать на себя ответственность? Ее и так периодически пытаются призвать к ответу за ее происхождение. Похоже, на Слизерине искренне предполагают, что она должна испытывать по этому поводу то ли неловкость, то ли и вовсе вину и муки совести, но ничего подобного у Гермионы так и не развилось. И даже обидное ругательное слово «грязнокровка» из страшного оскорбления превратилось для нее в простую констатацию факта. Ведь если «грязнокровка» — это волшебница, родившаяся в семье маглов, то да, это она и есть, и совершенно не важно, как это называется. — Грязнокровка! Ты все-таки вернулась! А мы надеялись, что на факультете наконец-то станет чисто, — голос Панси Паркинсон громко и неожиданно прозвучал у нее над ухом, когда она зашла в спальню и присела около сундука с вещами. Гермиона с трудом подавила естественный порыв вздрогнуть. Вместо этого она сделала то, что успела придумать, пока лежала в Больничном Крыле: испуганно подскочила и громко взвизгнула «Ступефай!» Луч заклятия, повинуясь движению Гермионы, ушел вверх и в сторону на значительном расстоянии от левого плеча Панси. Гермиона не была уверена, что смогла бы попасть заклинанием точно в цель, но уж в том, чтобы в цель гарантированно не попасть, никакой сложности не видела. — Ох, Мерлин! Панси, это ты. Прости, пожалуйста! Ты так неожиданно подошла... Это падение с метлы совсем расшатало мне нервы. В дверях спальни показались лица нескольких старшекурсников, привлеченных шумом. Из-за полога соседней кровати высунулась Гринграсс. Паркинсон, оторопевшая было от пролетевшего мимо нее заклинания (значит, зря декан распекал Гермиону за тупость, не она одна уклоняться от проклятий не научена!), наконец-то смогла вздохнуть — и, конечно, тут же разразилась возмущенными воплями: — Ты! Ты что себе позволяешь! Ненормальная! Психованная! Она на меня напала! Напала! Грязнокровка напала на наследницу чистокровного рода! — О, Панси, я так виновата, я не хотела ничего плохого, я сама не знаю, как так вышло, ну просто само вырвалось... — Гермиона старалась придать себе вид испуганный и виноватый, не особенно, впрочем, заботясь, чтобы ей кто-нибудь поверил. Краем глаза глянув на дверь спальни, она увидела, что зрителей стало больше. Похоже, у нее внезапно получилось организовать шоу для Слизерина. — Я этого так не оставлю! Ты ответишь за весь нанесенный ущерб... — Да, я согласна, что это необходимо, Панси, — с охотой закивала Гермиона. — Ты только скажи, что я должна возместить. Панси запнулась. Кажется, так далеко ее мысли не заходили. — Ты... ты бросила в меня Ступефай! — Просто в голове не укладывается, как я могла такое сделать. Ужас. Я тебя задела? — Нет, но... — Может быть, я что-то из вещей повредила? — Я проверю, и будь уверена, если найду, то предъявлю тебе счет. — Да, конечно, Панси, давай вместе проверим, — охотно поддержала ее инициативу Гермиона. — Чтобы какая-то грязнокровная дрянь прикасалась к моим вещам? Ну уж нет! Я сама все проверю. — Панси, не трудись, — подал голос кто-то из зрителей. — От Ступефая вещи не портятся, разве что ты на них упадешь. Голос разума, надо же. — Нет уж, я все-таки проверю. Она должна ответить! — Да за что? Тебя же не задело. Гермиона с удовольствием наблюдала, как заливаются краской щеки Паркинсон, которой очень хотелось, чтобы кто-то ответил за ее испуг, но которая ни в коем случае не могла сказать «я испугалась». — Панси, тебе, может, успокоительного принести? — еще один голос разума. Надо же, как их много! — Вот еще! Чтобы я испугалась грязнокровки и ее кривого заклинания — много чести! Да она даже попасть-то в меня не смогла! — Я так этому рада, Панси. Если бы я попала, мне было бы ужасно стыдно. — Ну, так ничего страшного не случилось? Тогда миритесь уже, девочки. Гермиона с готовностью протянула Панси руку: — Ты меня простишь? — Нет уж! И вообще, что вы здесь все стоите? Не ваше дело, кто с кем будет мириться! Постепенно все разошлись от двери, поняв, что больше ничего интересного им не покажут. Но лица у большинства были довольные: видимо, впечатлений им хватило. Здесь, в изоляции Хогвартса, оказывается, так просто привлечь заинтересованное внимание! Но даже без зрителей Гермиона продолжила ту же линию поведения: — Панси, мне действительно так жаль... — Не думай, что я тебе поверила! И уж точно я тебе этого не прощу, так и знай! Панси быстро вышла из спальни, а Гермиона вернулась к сундуку с вещами. — Поздравляю, ты мастерски настроила Паркинсон против себя, — раздался голос Гринграсс над ее плечом. — Ступефай, — не поворачиваясь ответила Гермиона. — Ты прям как Паркинсон! А если б я правда стала вся из себя нервная? Ты не подкрадывайся так, Гринграсс, а то вдруг я испугаюсь. А что до Паркинсон... можно подумать, до этого она хорошо ко мне относилась! — До этого она была вынуждена держаться в неких рамках, а теперь... — Ой, Гринграсс, если это было «держаться в рамках», значит, теперь ей придется перейти к боевым заклятиям. Думаешь, она их знает? — Грейнджер, да неужто я слышу, как ты жалуешься на Паркинсон? — изумилась Дафна. — Да ничего подобного, я просто тебя интригую. — Намекаешь, что я не все знаю о том, что творится на факультете? Ну так я на всезнание и не претендую. Душу изливать будешь или я пошла? — Иди-иди. Делай вид, что тебе не интересно, — усмехнулась Гермиона. Истерику Паркинсон в гостиной обсуждали до вечера и припоминали еще несколько дней. Гермиона этим была более чем довольна. Это, конечно, не месть, а так, мелкая пакость, но душу она отвела. А что до отношений с Паркинсон, вряд ли она что-нибудь потеряла. Ну, дала ей повод для неприязни, подумаешь. Если бы не дала, она бы выдумала его сама. Наверняка прекрасно справилась бы. * * * — Я все еще жду объяснений, мисс Грейнджер. — Каких объяснений, сэр? — Гермиона рискнула и подняла глаза на декана. Честные-честные глаза. Сердце колотилось так сильно, что казалось, оно может выскочить из груди. Это ужасно мешало сосредоточиться на Окклюменции. Но Гермиона все-таки продолжала попытки закрывать сознание. На самом деле, она не считала, что информацию о причастности Малфоя к ее падению с метлы следует во что бы то ни стало скрыть, но надо же на чем-то тренироваться! Если ей когда-нибудь придется скрывать от декана что-нибудь жизненно важное, то пусть это будет не первый подобный опыт. — Вот уж не думал, что вы, мисс Грейнджер, тоже подвержены вечному детскому нежеланию рассказывать взрослым правду. Ложь, недомолвки на пустом месте — это настолько банально. Не ожидал от вас. «А это разве не банальная провокация — обвинить меня в банальности и намекнуть, как именно мне реабилитироваться? Не ожидала от вас, профессор Снейп!» — Простите, но я не понимаю, о чем вы говорите, сэр. — Я все еще говорю о вашем загадочном падении с метлы. — Но в нем нет ничего загадочного. Я просто плохо летаю. Именно поэтому я стараюсь время от времени практиковаться. Вероятно, мне стоило взять с собой кого-нибудь еще для подстраховки. Теперь я это учту. Уголок рта декана дернулся, будто он собирался улыбнуться, но передумал. — Вам неплохо дается Окклюменция, мисс Грейнджер. Надеюсь, вы отдаете себе отчет, что до совершенства вам еще далеко и что при желании я легко мог бы сломать вашу защиту. — Конечно, сэр, я понимаю, что мне еще очень многому придется научиться. — Хорошо, что вы трезво оцениваете свои возможности. А вы понимаете, что на первом курсе очень мало детей, практикующих Окклюменцию? «И вы, конечно, можете узнать, что случилось, у самого Малфоя. Ну вот его бы и спрашивали!» — Я об этом не задумывалась, сэр. Мне казалось, это не имеет значения. — Вот как. Продолжайте работу. И Гермиона продолжила. С момента ее выхода из Больничного Крыла Малфой ее настолько подчеркнуто игнорировал, что Гермиона даже заподозрила, что у него есть совесть и что ему становится неловко в ее присутствии. Такое ощущение, что продумав свое «покушение» на нее (впрочем, продумал ли он его?), он совершенно не готов был столкнуться с последствиями. Например, с тем, что Гермиона никуда не денется и ему придется как-то мириться с ее присутствием. Интересно, он что, надеялся, что она все-таки умрет? Или испугается и сбежит из Хогвартса? Довольно нелепо, если подумать. Но если не думать, тогда, конечно, вполне нормально. В конце концов Гермиона пожертвовала всеми этими размышлениями ради подготовки к грядущим экзаменам. Но все-таки не выпускала Малфоя из поля зрения и ненавязчиво следила за тем, как он следил за Поттером и Уизли.