Что-то придется менять

Так нужно, так убивают любовь, Так земля принимает мёртвых зверей, Так отпускают на волю пленных зверей В посмертно свободных мирах.

Прощальный пир проходил в декорациях гриффиндорских цветов, и этому никто не удивлялся: говорили, что Поттер и Уизли получили за Тайную комнату какое-то безумное количество баллов. Кое-что, впрочем, перепало и Флинту, и Фоули, и самой Гермионе, так что Слизерин уверенно держался на втором месте. Но к счастью, все эти баллы раздали не в последний момент. Конечно, было обидно после стольких лет первенства уступать кубок гриффам, но на этот раз у них хотя бы было время подготовиться к такому раскладу и удержать лицо. Не то что в прошлом году! Незадолго до отъезда Фоули отозвал ее поговорить. — Будь осторожнее в следующем году, — очень серьезно сказал он. – Меня здесь уже не будет. Будет Флинт, но он не сможет все время прикрывать тебя от любого, кто захочет укусить. Не знаю уж, кого теперь назначат старостами, но они будут задавать тон на факультете. Если это будет, например, Найджел, то еще ничего, он довольно терпимый, хотя никогда напрямую не пойдет против… ты знаешь, кого. Но есть и другие варианты. Похуже. — Ты расскажешь мне об этих вариантах? — Сама разберешься, я думаю. Просто не расслабляйся. Василиск – не единственная неприятность, которая может случиться с грязнокровкой на нашем факультете. — Спасибо, Генри, я тебя поняла. — Просто не считай, что ты под защитой, — снова заладил он. — Этот год закончился, и все закончилось. Смотри по сторонам внимательнее и думай, что делаешь. — Спасибо. Вообще, спасибо тебе за все. — Всегда пожалуйста, Грейнджер. Это все было… жутковато, но интересно. И в самом деле, не только история с василиском, но и многое другое закончилось, пока Гермиона лежала в оцепенении. Закончилась дружба Малфоя с Асторией Гринграсс, например. Теперь она сидела максимально далеко от него, а рядом снова была исполненная торжества Панси. Когда Гермиона спросила Дафну, что у них там произошло, она только отмахнулась: — Асти оказалась недостаточно почтительной. И задавала Малфою вопросы! Ужас, да? И он не смог этого перенести. — Это какие же должны были быть вопросы? — Ну, например, откуда он знает. Это вообще ее любимый вопрос. Об источниках. Чтобы потом самой почитать. Вот и представь себе, Малфой понесет что-нибудь о том, как его род издревле делал так и эдак, или о том, как скоро придет конец всем грязнокровкам, или о предателях крови и их судьбе, а тут Асти такая: «Драко, а откуда у тебя такие сведения? А где ты об этом читал?» В первые разы ему еще удавалось это проигнорировать, но в конце концов он сорвался. И это, по-моему, очень красноречиво говорит о его источниках информации. — Ты же, вроде, говорила, что она умная. Зачем же она с ним так жестоко поступала? — Умная-то она умная. Но наивная. Она ведь поначалу думала, если он говорит, значит, и правда, знает. Потом-то, конечно, поняла, в чем дело, и продолжила уже нарочно, сказала, раз он пока такой дурак, она будет ждать, когда он поумнеет. — Долго ждать придется. — Ничего, она упертая, а мне хоть с Панси из-за нее не ругаться. Она меня за этот год достала, как… как ты, Грейнджер! Только гораздо хуже. Поездка на поезде на этот раз показалась Гермионе очень короткой. Возможно, потому что там, куда она ехала, ее ждало то, чего она очень хотела бы избежать. Разговор с родителями о школьных событиях, например. И один визит, который она считала необходимым. А может быть, время пролетело так быстро, потому что она читала книгу, старательно пряча свою нервозность за дырявым, но уже немного упрочившимся щитом. «Встреча с вампиром» по-прежнему казалась ей увлекательной. И может быть, это была просто иллюзия, самообман не желающей сдаваться отличницы, но кажется, она начала что-то понимать… * * * Уговорить родителей до возвращения домой заехать в еще одно место оказалось не так сложно, как представлялось Гермионе. Они немного поворчали, но согласились сделать крюк до старого заброшенного магазина одежды. Поискав глазами стоящий особняком женский манекен, Гермиона тихо назвала ей цель визита и, дождавшись приглашающего жеста, прошла сквозь стекло. Она думала, что бессмысленно приходить вот так вот, просто с улицы. Она боялась, что ее не пропустит манекен. Она боялась, что привет-ведьма выставит ее вон, если она честно скажет, зачем пришла. Она боялась, что по пути к палате ее остановит дежурный целитель. Целитель и правда остановил ее, но, узнав о цели визита, пробурчал нечто нелицеприятное о «малолетних фанатках» и пропустил «только на пять минут и тихо». И она почти беспрепятственно дошла до палаты, в которой размещался Гилдерой Локхарт, бывший профессор и бывший много-кто-еще. Она не могла не приехать. Она должна была его увидеть. Хотя бы один раз. Чтобы… отдать дань? Что-то понять? Попрощаться? Она сама не знала. Гилдерой Локхарт спал и улыбался во сне. Его прекрасные светлые кудри разметались по подушке. Гермиона присела на стульчик для посетителей и всмотрелась в лицо человека, который сделал ее учебный год таким… нескучным. Человека, который почему-то стал ее первой влюбленностью. «Прощайте, мистер Локхарт. Вы владели умами сотен школьниц и домохозяек волшебной Британии. Вы были прекрасны и обворожительны. Вы кружили головы и играли чужими сердцами. Это была прекрасная судьба, не правда ли? Наверняка вы не хотели бы никакой иной. Вы никогда не были тем, кем хотели казаться. Вы вовсе не рыцарь без страха и упрека, вы даже не находчивый авантюрист, но самозванец, плут и мошенник. Но у вас был, был этот образ, в который вы так мучительно для меня и незаметно для себя не попадали. Вы обманывали не только других, вы обманывали и себя. Вы хотели жить в том прекрасном мире, где все восхищаются вами, кроме злодеев, погибающих через сотню страниц. Вы хотели бы жить в своей книге, не так ли? И вы жили в ней. Вы очень старались жить в ней. Те люди, чьи подвиги вы присвоили себе. Чьи жизни загубили. Помнили ли вы о них, ежедневно, ежечасно, так, как надлежало бы помнить тому, кто совершил подобные злодеяния? Сомневаюсь. Думаю, вы забывали о них, как только разживались очередной историей. Вы умели не обращать внимания на то, что вам неприятно. Игнорировать факты. Игнорировать реальность. Игнорировать собственные поступки. Вы не злодей, не жалеющий своих жертв. Вы тот, для кого этих жертв не было вовсе. Не могло быть. Потому что вы же герой. Порой мне кажется, что я все-таки поняла вас. Вам хотелось не денег и положения в обществе, правда? Вам хотелось наряжаться и красоваться, хотелось внимания и восхищения, любой ценой. И вы платили эту цену или эгоистично заставляли других платить ее за вас. Вы были ребенком. Капризным ребенком, не отличающим добро от зла, следующим за своими порывами, недолюбленным ребенком, требующим: «Посмотрите на меня! Смотрите, что я могу!» — даже если он не может ничего необыкновенного. Лишь бы смотрели именно на него, а не на кого-то другого. Детские вкусы. Детские выходки. Детская хитрость. Детская искренняя вера в собственную ложь, придуманную минуту назад. Детская ненасытность. Никакого количества любви не могло быть достаточно. Вы хранили все письма от поклонниц, да, мистер Локхарт? Верю, что хранили. Где-нибудь в этих бумажных завалах, которые теперь никому не нужны, наверняка лежит и моя валентинка. Интересно, как скоро кто-нибудь возьмет все эти письма и выбросит их или сожжет. Кто будет это делать? Кто будет ждать вашего возвращения из Мунго? Кто будет навещать вас здесь? Есть ли у вас хоть кто-нибудь, мистер Локхарт? Возможно, я слишком романтизирую вас, при влюбленности это неизбежно. Возможно, вы обыкновенный жулик, стремившийся нажиться на других. Но мне так не кажется. Мне кажется, вы хотели создать красивую сказку, но вы заигрались и проиграли. Я не могу сказать, что все это случилось с вами незаслуженно, и все же мне жаль, что вышло так. Мне жаль вас. Никто не заслуживает потери себя. Даже тот, кто проделал это с другими людьми. Можете ли вы быть счастливым теперь, в своем беспамятстве? Если да, то я прошу вас: будьте счастливы, мистер Локхарт. Будьте безмятежны. Будьте тем ребенком, которым были всегда. Верьте, что все любят вас и восхищаются вами. А я буду верить, что когда-нибудь, может быть, даже довольно скоро, маги научатся лечить то, что случилось с вами. И вы снова будете жить. Хорошо бы, с чистого листа. И хорошо бы, чтобы вы никогда снова не освоили заклинание «Обливиэйт». Прощайте, мистер Локхарт. Спасибо, что вы были. Спасибо за вашу красоту и за вашу глупость. Спасибо, что я была в вас влюблена. Вы не помните меня, и вряд ли вспомните, даже если вдруг обретете память. Но я. Я буду помнить о вас. Это все, что я могу для вас сделать». Она встала, чтобы уйти, но перед этим – всего на одну секундочку, всего один раз! – дотронулась до его руки. Он не проснулся, только вздохнул и повернулся набок. Гермиона вышла из больницы имени Святого Мунго, вышла и пошла, не оглядываясь, к машине родителей. Она шла, а за ее спиной что-то заканчивалось. Что-то, что имело огромное значение в ее жизни и одновременно не имело никакого. Потому что ничего не меняло. Что же, если что-то закончилось, возможно, начнется что-то иное. Надо лишь немного подождать.