Про ненависть

Тсуна не может не чувствовать эту жгучую ненависть, огнем сжигающую чужое сердце. Причем, тут можно обойтись и без хваленой интуиции Вонголы, затесавшейся где-то на уровне генов. Ему не привыкать. С первой их встречи ни на что иное рассчитывать не приходилось. Хотя есть в презрительном карминовом взгляде что-то отравляющее. Гокудера может сколько угодно кричать, что Тсуна - априори лучший босс, сам Савада может сколько угодно находить одобрение в улыбке Ямамото и даже в холодном молчании Хибари или в усмешке Мукуро, но этого вдруг становится недостаточно. Неожиданное восхищение, смешанное со страхом, является той еще взрывоопасной смесью. И Тсуна внезапно остро нуждается в признании того, кого считал своим врагом, кто пару лет назад горел желанием стереть его с лица земли. Странное чувство. В свои двадцать он все еще чувствует себя мальчишкой перед Занзасом. Тсуна никогда не страдал от безрассудства, но желание что-то доказать толкает в спину. Саваде вдруг хочется доказать, что он больше не слаб, что он способен защитить Вонголу. Потому отбрасывает опасения и страхи и с готовностью бросается в гущу любого боя. Видит, что и Вария готова признать его Десятым, но последнее слово остается за Занзасом, потому вслух о Тсуне как о боссе никто не говорит. Его имя вообще считается своеобразным табу для отряда элитных убийц. Обычная операция по устранению выбившейся из-под влияния Вонголы группировки сразу пошла не так, как планировалось. Потом уже стало очевидно, что то была ловушка, своеобразная мышеловка, захлопнувшаяся, как только в дело вмешался лично Десятый босс Вонголы. Именно его поджидали, явно желая раз и навсегда избавить мир от наследника Джотто. Не появись Вария, дело бы закончилось выборами нового босса, как факт. …В темном взгляде снова плещется давящее на плечи презрение. Занзас нависает над Тсуной, смотрит прямо в глаза, будто хищник присматриваясь к жертве. А Савада только сжимает ладони в кулаки, до острой боли впиваясь ногтями в кожу, но умудряется не сдвинуться с места, принимая безмолвный вызов, хотя ноги уже не держат, хотя хочется упасть без сил на грязный пол заброшенной фабрики, куда его так легко выманили. От Занзаса пахнет выпивкой и порохом, а еще опасностью, которая, наверное, никогда не исчезнет. Молчание складывается в секунды, затем выбирает минуты. Саваду держат на месте, даже не притрагиваясь. Тсуне с трудом дается каждый вдох, кажется, что воздух стал вязким ка кровь. - Идиот, - наконец, цедит Занзас, недобро прищуриваясь. Еще бы чуть-чуть и Тсуна бы точно огреб, но босс Варии степенно разворачивается и уходит прочь, всем своим видом показывая насколько ему неприятно общество Тсунаеши, неумехи, дорвавшегося до власти. И снова чужая ненависть опаляет, заполняет легкие огнем, а в глазах неприятно щиплет. Мужчины не плачут, но внутри словно обрывается натянутая струна, до острой внезапной боли полоснувшая по сердцу. Определенно Занзас имеет право на эту ненависть. Трудно не признать, еще сложнее найти оправдания себе. И Занзас действительно его ненавидит. Но Тсуне не узнать ее причин, не понять, как они изменились за последнее время. Не сейчас, не время. Может, он вообще никогда не узнает. Не суть. Занзас терпеть не может людские слабости, не прощает их своему окружению. Тем более, они непростительны Саваде, выскочке занявшем его место. Но куда больше – Занзас не может простить их себе. Когда бросая все, срываешься с места к попавшему в очередную передрягу ненавистному Саваде. А после так и не можешь свернуть зарвавшемуся, но храбрящемуся до последнего мальчишке шею. Чем не повод для ненависти?