Skin over.

Врачи вынесли жестокий приговор - шизофрения. Но я до сих пор не могу поверить, что этот милый, обаятельный, хоть и очень опасный малыш, лишь плод моего больного воображения. Из воспоминаний Савады Цунаеши. Я медленно повернул ручку и зашел в палату. Запах медикаментов щекотал нос, и хотелось чихнуть. Белый свет, лившийся из светильников, делал комнату какой-то ненатуральной. Я осмотрелся. Белые, покрытые в некоторых местах неглубокими трещинами, стены, небольшое окошко почти под потолком, прикрытое потрепанной занавеской. Сквозь него в палату лился слабый свет еще не зашедшего солнца. Небольшая прикроватная тумбочка, на которой стояла пластмассовая белая кружка. Пластмассовой она была потому, что этого требовала техника безопасности. Не для того, чтобы, если кружка разобьется, не порезаться останками, а для того, чтобы сами «питомцы» никого не порезали. В углу комнаты стояла узкая больничная кровать с крепкими железными ножками. Как видно, она была прикручена к полу. Для удобства, скорее всего. По ее бокам были размещены небольшие кожаные ремни, немного потрепанные от частого использования. Сейчас они были заправлены под матрас, виднелись лишь кончики, чтобы, в случае чего, успеть выдернуть их и применить по назначению. Когда я вошел, не обратил внимание на угол комнаты правее себя. Лишь сделав шаг вглубь помещения, со стороны угла мне послышалось шуршание и неразборчивый шепот. Повернув голову, я тут же встретился с огромными, цвета карамели, жутко напуганными глазами. В углу, завернутый в какую то непонятную, местами в чем-то испачканную, когда-то белую простыню, скрючившись, сидел подросток. Его длинные, достающие до лопаток, волосы были раскиданы по плечам и в некоторых местах спутались. Как я понял, изредка медсестры его все же причесывали, но, судя по виду малыша, это не происходило уже достаточно длительное время. Челка падала на глаза, и паренек то и дело поправлял ее своими тонкими пальчиками, убирая мешающие прядки за уши. Он был до ужаса худ. Его запястья были настолько тонкими и отливали синим, что я бы никогда не подумал, что такие запястья могут быть у живого человека. Мне было страшно представить, как выглядит тело подростка в полный рост. Я поставил на пол свой кейс и присел на корточки, чтобы наши с ним лица были примерно на одном уровне. Его глаза очень пристально следили за моими манипуляциями. Я мягко улыбнулся: - Привет, малыш. Паренек вздрогнул и посильнее закутался в простыню, натягивая ее до подбородка. Я провел рукой по волосам и вздохнул. - Меня зовут… - Зачем вы пришли? – перебив меня, еле слышно, пролепетал подросток. - Чтобы я помог тебе. – я вновь улыбнулся. Когда я учился в университете, мне всегда говорили, что улыбка всегда располагает человека к себе. Но мне не объясняли, что делать в ситуации, когда человек сам не в себе. Мальчик недоверчиво сузил глаза и прикусил без того обкусанные губы. - Мне никто не верит. – хрипло и отчаянно сказал он. – Уходите. Я покачал головой: - Я хочу тебе поверить. – я кивнул. – Ну? Как тебя зовут? Мальчик закрыл глаза и нахмурился. Спустя несколько минут он все же открыла глаза и сказал: - Тсуна. – потом покачал головой. – Савада Тсунаеши. Я протянул ему руку, чтобы помочь ему встать. - Давай переместимся на кровать. – я потряс рукой, призывая его к действию. – Там удобней разговаривать. Мальчик с недоверием посмотрел на руку. Неуклюже, путаясь в простыне, он приподнялся. Я чуть было не охнул. Пижама, выданная тут, висела на нем безразмерным мешком. Когда я сказал, что он был худ, я еще сделал ему комплимент... Он был обтянутым в кожу скелетом. Сгорбившись и немного хромая, он все же добрался до кровати. Забившись в самый угол, он натянул простынь на себя и стал ждать, пока я возьму стоящий рядом стул и усядусь на против него. Присмотревшись, я заметил,что на его скулах, запястьях, шее виднеются багровые синяки и порезы. Тсунаеши, проследив за моим взглядом, поправил простынь и прошептал: - Это санитары. - М? – не понял я. - Когда нянечка спит, они... Он замолчал. Но мне не нужно было знать продолжения фразы. Догадался. Руки непроизвольно сжались в кулаки. Протерев немного взмокший лоб, я достал из кейса папку. Развернув ее, я пробежался глазами по личному делу: Имя: Савада Тсунаеши. Возраст: 15 Диагноз: Запущенная шизофрения. Рекомендации врача: НЕ поддается лечению. Изолированная камера. Снотворное каждую ночь. Успокоительное по необходимости. Звери. Я бросил взгляд на мальчика. Видно устав от моего молчания, он прислонил голову к стенке и закрыл глаза. Его тонкие губы шевелились, будто он разговаривал с кем-то. - Я прочитал... – мальчик взглянул на меня. – ...твое личное дело. Там написано, что ты видишь маленького мальчика, который представился твоим репетитором. Парень кивнул, и мне показалось, что я увидел в его глаза блеск. Надежда? - Ты назвал его «Реборн». – взглянул я в папку. – Еще что ты являешься боссом мафиозной семьи Вонгола. - Еще не являюсь. – перебил меня паренек. – Я пока что не закончил школу. Мальчик поежился, и мне стало не по себе. Как сказать ребенку, что он уже больше никогда не пойдет в школу, а точнее вообще больше не выйдет за пределы этой комнаты. - Хорошо. – я перевернул лист. – Ты говоришь, что у тебя есть друзья. Кто они? Уголки губ паренька тронула легкая полуулыбка: - Они моя семья. – он глубоко вздохнул. – Знаете... Он рассказал мне, что он был неудачником, всю жизнь не получавшим выше 20 баллов, даже по самым элементарным предметам. Но после появления Реборна его жизнь кардинально изменилась. Он рассказывал про то, как познакомился со своими «Хранителями». Как им пришлось поучаствовать в заварушке с участием иллюзионистов, серийных убийц и отравленной кулинарии. Говорил о том, как им пришлось отвоевывать у организации убийц некие «Кольца Вонголы» и о том, что специальная организация устроила многочисленные поединки. А потом Тсуна уже думал, что все наладилось, но их отправили в будущее, где он должен был спасти мир и предотвратить уничтожение своей семьи. Говорил, что ему пришлось играть в очень странную игру, в которой он сражался за своих товарищей, но все кончилось хорошо. За это мальчик поблагодарил того же Реборна. Он рассказывал долго и много. Его речь была немного сбивчива, и он то и дело замолкал пытаясь получше донести до меня все события, которые он, якобы, пережил. Тон его голоса становился то тихим, то более уверенным. Он рассказывал о каждой детали, не пропуская ни единой. Я слушал его, затаив дыхание, боясь, что если что-то скажу этот мальчик замолчит и уже никогда не заговорит. Когда он закончил, мы еще долго сидели в тишине. Я обдумывал все то, что он мне рассказал, а он, приобняв подушку и облокотившись на стену, вырисовывал на белой наволочке непонятные узоры, то и дело что-то шепча. Но тут он отвлекся и повернулся ко мне все корпусом так, что простынь спала, открывая вид на застиранную бледно-голубую пижаму. Мальчик смотрел мне прямо в глаза. Я не знаю, что он видел в моих, но в его глазах я мог различить что-то детское, такое, что не поддается описанию. Такие глаза не могли принадлежать больному шизофренией человеку. Они были слишком честными и осмысленными. В них был блеск, который нес в себе целую гамму чувств. Я сглотнул. Мне стало так паршиво. - Вам пора, – мягко прошептал он. Я кивнул. Выйдя из больницы, я поклялся себе, что сделаю все, чтобы вытащить этого паренька оттуда. Глаза, что мне удалось увидеть, не должны потерять свой блеск. Но моим планам не суждено будет сбыться. Через неделю я узнаю, что этого мальчика нашли мертвым в его палате. На его лице замерла легкая улыбка, и у меня сложилось ощущение, что он почувствовал себя счастливым. Теперь он будет со своей семьей.