Семейное

А ещё у него был один дико раздражающий, но очень действенный способ, чтобы меня разбудить. Я заворочалась, трагично всхлипнула, свесила ногу с кровати, спряталась в одеяле, а затем и подушку сверху на голову присобачила – и даже это не помогло; тогда я, взвыв, откинула всё, перевернулась на спину и открыла глаза. И не ошиблась, потому что Натаниэль сидел рядом на кровати, вперив в меня задумчивый взгляд. Вот ненавижу, когда он так делает, потому что я буквально чувствую его взгляд и спать дальше просто не могу, как бы сильно я этого ни хотела. – Отъебись, – жалобно попросила я, вспоминая попутно, что я в чём мать родила, а так как я была редкостной неудачницей, то даже и без рубашки. – Воскресное утро, сессия в пятницу закончилась, ну Нат! Одеялом как-то не натягивалось, а потому я поджала ноги и тряхнула волосами – лучше стало ненамного, конечно, но хоть как-то. – У нас ЧП, – мрачно вздохнул уже-хер-знает-сколько-времени-как-не-староста. – Поэтому не отъебусь. У нас вообще табу на слова, имеющие в себе этот корень. – С каких таких пор? – озадачилась я, не совсем ещё проснувшаяся. – С этой минуты, – он приложил ладонь к лицу в своём коронном, призванном раздражать меня, жесте. – Моя мать стоит под домофоном. То, что меня тут вообще быть не должно, он добавлять не стал, потому что это я понять была в состоянии. *** Истеричный поиск одежды закончился ничем, потому что за моими шмотками, которые выглядели хоть сколько-нибудь приглядно, надо было либо лезть в дальний шкаф, либо ехать в мою квартиру. Вообще-то я с Натаниэлем не жила. Ну, то есть, как не жила – жила, конечно, но не слишком официально, хотя примерно четыре ночи из семи в неделе я проводила у него. Даже так – его мать думала, что я с ним не жила. Даже так – его мать не имела представления о моём существовании. Я натянула его рубашку и, так и не найдя трусы, сжалась в комочек. Сжиматься в комочек у меня получалось даже стоя – удивительное умение; и я стала мало того что перепуганной казаться, так ещё и в росте уменьшилась, и если я раньше доставала Натаниэлю до плеча, то в этой оборонительной позиции это получилось бы только чисто гипотетически. Трусов моих в поле зрения так и не было, а в дверь позвонили. – Может, ты меня в шкаф спрячешь? – безнадёжно спросила я. – А потом я домой поеду? – В таком виде? – скептически прищурился Натаниэль. – К своим прорванным трубам? Будешь вместе со штукатуркой брассом плавать? – Может, кролем, – ещё более безнадёжно вздохнула я. Нат, улыбнувшись, привлёк меня к себе, одной рукой всё ещё держась за дверную ручку. – Не переживай, – ласково поцеловал меня в лоб он. – Ты ей всё равно не понравишься. Я двинула его локтём под рёбра и насупилась. – Потому что ей не нравится никто, – закончил он уже немного сдавленней, отпуская меня – я поспешно юркнула за его спину. – Здравствуй, мама. *** Никаких «о, мой сыночек!» и жарких обжимашек, которые я, не имея родителей, рисовала в своём воображении раз за разом – светловолосая сухопарая женщина, жилистая, как курица, и суровая, как целый военный батальон, поджала искусно подкрашенные губы и выдавила из себя улыбку. – Здравствуй, сын, – она пробежалась взглядом по общему беспорядку – разложенному дивану, куче одежды на кресле, вчерашней бутылке из-под колы и опущенной вниз семейной фотографии, а потом уже перевела взгляд на Натаниэля. – Ты один? Это надо было спрашивать до того, как она сюда заявилась, проворчала я мысленно, выглядывая из-за его спины. – Это кто? – если меня не просканировали оценивающим взглядом, то, видимо, только потому, что сканировать было нечего – я высунула из-за Ната только голову и кусочек плеча. – Она уже уходит? – Я раздетая, я не могу никуда уйти, – буркнула я. Вообще-то я умела быть гипер-милой, могла даже слезу пустить по собственному желанию, но почему-то желание любезничать и нравиться этой женщине у меня отшибло напрочь. – Меня зовут Ханахиме. Мы встретились глазами, и мне показалось, что я чувствую исходящий от неё холод; глаз я, однако, не отвела, вместо этого губы поджала почти так же, как и она. Натаниэль беспокойно завозился. – Ханахиме – моя девушка, – объяснил он абсолютно спокойным голосом, но мне почему-то захотелось его как-то поддержать, и я крепко сжала его пальцы рукой. – У неё дома прорвало трубы, и пока там идут ремонтные работы, она живёт здесь, мама. Последнее слово было сказано с нажимом, и мне стало ещё более неуютно, чем раньше. Я старалась смотреть куда угодно, только не на эту чокнутую семейку, и… …твою же ж нахрен. Мои трусы аккуратно приютились на тумбочке, и поверни мама Натаниэля голову, она бы увидела их. А двинься я с места, она обязательно её повернёт. Я истерично задёргала Натаниэля за руку. – Ты ведь ещё не завтракала, мама? – спросил он всё таким же спокойным тоном, отпуская мою руку, чтобы взять её за плечо. – Идём на кухню. Мой прыжок в сторону тумбочки мог соперничать с олимпийскими прыжками в длину. *** Облачённая в нижнюю часть нижнего белья, я чувствовала себя немного увереннее, и, поджав ноги, болтала ложкой в кофе с молоком. – Я, наверное, слишком рано, да? – теперь я, кажется, начинала понимать, откуда взялись железные нотки в голосе Натаниэля – этим ноткам нельзя было перечить даже в том случае, если тебе говорили прыгать с моста. Но Натаниэль – это одно, а женщина, которую я вижу в первый раз – это совершенно другое. – Нет, – он бухнул чайник на подставку. – Да, – одновременно с ним выдала я. Если бы взгляд мог испепелить, меня бы уже здесь не сидело, но я выдержала оба взгляда практически с достоинством, только немного поведя плечами, представляя, будто бы я стряхиваю паутинку. – Вы знаете, что у вашего сына недавно закончилась сессия, во время которой студенты, как правило, довольно плохо спят, и, приехав без предупреждения утром в воскресенье, думаете, что это может быть не слишком рано? – я закрыла глаза и глубоко вдохнула. – Но это рановато, серьёзно. Я уже предчувствовала головомойку, которую мне устроит Нат, но прикусывать язык вовремя всё ещё было выше моих сил. – Прямолинейная девочка, – удивлённо протянула его мать, разглядывая меня так, как будто увидела только что, а не полчаса назад. – Хорошо. Что в этом хорошего, не поняли ни я, ни Натаниэль. *** – Нат? – позвала я достаточно тихо, чтобы сквозь шум воды меня можно было и не услышать, но у уже-давным-давно-не-старосты был поистине уникальный слух. – Заходи сама, я не буду вылезать, чтобы тебе открыть, – отозвался он, и я, оглянувшись, не видно ли его матери, приоткрыла дверь и юркнула в ванную. – Ты злишься? – я присела на бортик ванной, опираясь ногами на пол, чтобы не чебурахнуться в воду. Он провёл пятернёй по мокрым волосам, взъерошивая их, и чуть прищурился, глядя на меня снизу вверх. Смотреть с прищуром у него получалось удивительно, как у кота. Мне безумно нравился этот лукавый и многообещающий взгляд. – Не злюсь, – признал он наконец. – Хочешь ко мне? Меня поставили перед очень_сложным_выбором – залезть в тёплую ванную к тёплому Нату, или вернуться к женщине, которая взглядом способна заморозить. Я сделала вид, что очень серьёзно задумалась, но дольше пяти минут меня не хватило. – Отвернись, – буркнула я, пряча улыбку. – Чего я там не видел? – поинтересовался Натаниэль с коротким смешком, прикрывая глаза ровно настолько, чтобы ничего не пропустить. На самом деле, уже того, что он не злится на меня, хватало, чтобы я могла бултыхнуться в ванную в одежде и сразу же. *** – Натаниэль, ты там? – раздался голос его матери примерно минут через пятнадцать, и я, намыливая его спину, едва не уронила мочалку в ванную. – Да, мам, – сдерживая смех, отозвался он. – Ты что-то хотела? – Да, я хотела поговорить с тобой по поводу твоей… девушки, – заминка перед последним словом заставила подавить короткий смешок уже меня. – Я вхожу, – продолжила женщина, открывая дверь. Если и существовало в моей жизни что-то более неловкое, чем этот момент, то это что-то явно ждало меня впереди. – Здрасьте, – поздоровалась я на автомате, складывая руки на груди крест-накрест и поджимая под себя колени. Выражение лица его матери можно было назвать обалдевшим вкрай. Спина Натаниэля тихонько тряслась от смеха. Дверь в ванную хлопнула с невероятной силой. – До свидания, – брякнула я на автомате уже пустой ванной. Натаниэль расхохотался. *** – А готовить ты умеешь? – женщина, снова поджимая губы, уже полтора часа мучила меня расспросами, и если я в действительности страдала, то Нат от этого прямо удовольствие получал. – Умею, – отозвалась я устало. – Правда? – озадачился он. – А я почему не знаю? А вот тут я почти обиделась, потому что издеваться-то он издевался, но я действительно готовила, и готовила неплохо, хотя и редко. – Потому что это была демо-версия заботливой жены, – буркнула я самое баянистое, что смогла вспомнить. – Полная версия будет доступна после регистрации. Он тихонько фыркнул, утыкаясь обратно в компьютер и снова оставляя меня наедине с его матерью. – Где вы познакомились? – продолжала она допрос с пристрастием. – В школе, – у меня уже медленно уезжала крыша. – Меня в начале последнего класса перевели. – Почему начали встречаться? Ответ застыл в горле, и я растерянно захлопала ресницами. – Почему? – переспросила я неуверенно. – Да, почему, – повторила женщина, съедая меня глазами. Может, сказался недосып. Может, я себя слишком неуютно чувствовала. Может, на меня навалилось это всё, когда я не ожидала. Но я сползла по дивану на пол, прохныкав неразборчивое: «Я не знаааааааю!» Натаниэлю пришлось оторваться от компьютера. *** – А ты забыл предупредить Каса и Шайри, – заявила я самым что ни на есть ябедническим тоном, тыкая Натаниэля пальцем под рёбра. – А ты забы-ы-ыл! – А ты сама почему не предупредила? – отмахнулся Нат. – Я развлекала твою маменьку! – праведно оскорбилась я. – О чём забыл, кстати? – его лицо выражало искреннее недоумение. Далее произошло сразу несколько вещей, следующих друг за другом по порядку. Сначала раздался звонок. Затем открылась дверь. Женский голос растерянно проблеял «здрасьте». Мужской поинтересовался, не ошиблись ли они квартирой. Я торжествующе улыбнулась. То, что он забыл именно об этом, Натаниэль понял и сам. *** – Спасибо, молодой человек, вы меня успокоили, – похлопала Каса по плечу Натаниэлевская маман, когда мы все уселись на кухне пить чай и делить принесённую пиццу. – Это чем? – озадачился тот. – Я думала, из всей компании на уголовницу больше всего похожа девушка моего сына, но, – женщина улыбнулась с удивительной теплотой. – Но вы её переплюнули. Спасибо. – Да уж, спасибо, – ошарашено пробормотала я. Шайри тихо хихикнула. *** – Погоди-ка! – зашептала я, когда женщина вышла в туалет. – Ты что, ей больше меня понравился?! – Тян не нужны, – брякнула Шайри весело. Сказать, что у меня была истерика – не сказать ничего.