Эрика Рейес плачет

Эрика Рейес плачет. Размазывая по губам ярко-красную, как сочные лепестки роз, помаду, Эрика плачет. Поправляет макияж и снова его смывает безутешными слезами. Она плачет, вытряхивая из себя липкие горсти страха и стыда. Эрика боится быть отвергнутой. Эрика стыдится быть доступной. Завивая шикарные волосы в локоны, Эрика опускает глаза. Она не может смотреть на своё отражение слишком долго. Очень уж многое там говорит о бесполезности попыток. Слишком многое говорит о бесполезности самой Эрики. Затягивая фигуру в узкие юбки и облегающие топы, девушка ненавидит себя за слабость. Эрика ненавидит себя за побег от прошлого. Потому что ей ни к чему светлое, идеальное будущее, обновлённое укусом Дерека, если рядом нет его. Такого смешного и неуклюжего Стайлза, который говорит слишком быстро, а думает ещё быстрее. Который улыбается так, что Эрика готова порвать глотку кому угодно, лишь бы эта улыбка принадлежала ей. Она, Эрика Рейес, может заполучить любого. Но любой ей не нужен. Ей нужен он. Стайлз не помнил её или не хотел помнить. Когда она была простой девчонкой с приступами эпилепсии, он дарил ей улыбки и иногда подмигивал. Он не помнит, потому что в этом весь Стайлз. Он дарит юмор и тепло окружающим, не концентрируясь на ком-то отдельно. Он — портативное солнце. Эрика Рейес была готова продать душу, чтобы Стайлз Стилински посмотрел на неё хоть раз так, будто она хоть что-то для него значит. Дерек подарил ей силу и здоровье, но в то же время он что-то испортил. Сделал Эрику мстительной и жестокой. Теперь она не могла остановить эти потоки желчи и грязи, что выплёскивались вместе со словами. Эрика стала совершенной внешне, но сломанной внутри. Эрика чувствовала себя игрушкой, которую испортили и не выбрасывают лишь по старой памяти. Жалко такую красивую куклу с накрашенным лицом. Пусть она сломана, зато теперь она только твоя. Потому что никому не нужна бракованная вещь. Эрика Рейес была бракованной. *** Стайлз Стилински помнил Эрику. Помнил её приступы, помнил, как улыбался ей. Помнил, как толпа одноклассников стояла над бьющейся в припадке девушкой и снимала всё это на камеру. Он помнил, как бегал за медсестрой. Помнил, как сочувственно улыбался Эрике Рейес, когда та снова возвращалась из больницы в школу. Стайлзу было стыдно. Он стыдился, что ничего не делал, чтобы защитить одноклассницу от унижений. А теперь было уже слишком поздно, он понимал это. И чувствовал горький привкус сожаления, смотря на то, что осталось от робкой, но мирной Эрики Рейес. Стайлз Стилински считает, что он виноват в её унижениях. Стайлз Стилински считает, что именно он сломал Эрику Рейес. И некому его разубедить. Пытаясь справиться с бессонницей, юноша выбирается из дома, стараясь не потревожить отца. Он идёт по темным, слабо освещённым улицам и чувствует, как вина переполняет его. Вспоминая самодовольные ухмылки ярко накрашенных губ, Стайлз сжимает руки в кулаки и идёт быстрее. Он видел, что творилось с девушкой, почти слышал, как что-то рассыпается в её душе на тысячи мелких осколков. Стайлз не понимал, что как бы быстро ни шагал он по безлюдным улицам, не разбирая дороги, он опоздал. Он не мог повернуть время назад, поэтому просто шёл всё быстрее и быстрее, пока не почувствовал боль в груди. Тогда Стайлз остановился и вдохнул поглубже, огляделся. Он одинок в своём безумии, одинок на этой полуночной улице, где каждая тень, кажется, живёт своей собственной жизнью. Дойдя до автобусной остановки, юноша замер. На лавочке сидела одинокая фигура. Рядом стояла полупустая бутылка мартини. Стайлз до боли в глазах вглядывался в смутный силуэт в широкой куртке, которая была явно не по размеру полуночному бродяге. Юноша смотрел на белоснежные волосы, завитые в локоны, и не мог поверить своим глазам. Затаив дыхание, будто боясь вспугнуть неожиданное видение, Стайлз подошёл ближе и опустился на скамью. — Иди к чёрту, Стилински, — выплюнула Эрика с перекошенным лицом. — Если попытаешься вызвать папочку, я тебе горло перегрызу. Вот потеря-то для МакКола. — Дай. — Стайлз протянул руку к бутылке, но девушка отреагировала быстрее. — Даже не думай! — возмутилась Эрика. У неё был хриплый, будто прокуренный голос. Так думал юноша, глядя на размазанную помаду и тушь девушки. Ему было невдомёк, что последние четыре часа Эрика Рейес рыдала в голос, лёжа на этой самой скамье и пугая соседских собак. — Прежде чем ты получишь эту бутылку в руки, я допью мартини до самой последней капли. Понял, Стилински? — Я тоже хочу, — сказал Стайлз, ещё не полностью осознавая, что это происходит на самом деле. — Не тебе же одной напиваться, Рейес. Поделись с одноклассником. Эрика удивлённо и даже восхищённо посмотрела на юношу. Она забыла, что её макияж далёк от идеального, что ноги в босоножках замёрзли, а в голове стоит дурман опьянения. Она просто смотрела на то, как Стайлз собирался с духом, а потом прижимал бутылку к губам. Как глотал, а потом вдруг зажмуривался и передавал бутылку обратно Эрике. — Это явно не мартини, — хриплым голосом констатировал Стайлз, прикрывая ладонью рот. У него было чувство, что его сейчас вырвет остатками ужина и содержимым бутылки. Девушка оправилась от удивления и забрала бутылку обратно. Усмехнулась. — Само собой это не мартини, — сказала она, делая глоток и еле заметно морщась. — Виски. Спёрла из отцовского тайника. — Мило, — оценил Стайлз, чувствуя, как алкоголь ударяет в голову. — Что ты здесь делаешь, Эрика? Улыбка тут же пропала с лица девушки. Она почувствовала, как к горлу подступают слёзы. Голова гудела от рыданий и выпивки. Эрика чувствовала себя разбитой и выпотрошенной, как рыба на столе у заботливой хозяйки. — Не твоё дело, Стилински, — огрызнулась девушка, пряча глаза. — Тогда дай мне ещё выпить, — попросил юноша. — Тебе хватит, — усмехнулась Эрика. — Нет, я должен напиться так, чтобы ты рассказала мне всё, что на душе. Давай бутылку. — Стайлз настойчиво протягивал руки, практически обнимая девушку. — Тебе хватит, Стилински, — твёрдо сказала Эрика, пряча улыбку. — Тебе не стоит так напиваться в первый раз. Стайлз убрал руки и ткнул девушку в плечо. — Эрика Рейес, — твёрдо и уверенно произнёс юноша. — Если ты сейчас же не отдашь мне бутылку… я расскажу всё отцу. Отдай! Девушка во все глаза смотрела на юношу, который неумело пытался отобрать у неё выпивку. Ей было чертовски приятно, когда Стайлз касался её щеки или лба. Но долго так продолжаться не могло. Это понимала Эрика, но юноша отказывался осознавать эту простую истину. — Держи. — Девушка сдалась. — Но нет такой стадии опьянения, Стилински, в которой ты бы мог меня разболтать. *** На следующее утро Стайлз заподозрил, что из его головы торчит топор. Большой и острый, он засел в самой макушке и создавал огромное количество боли. Еле разлепив глаза, юноша тут же пожалел об этом. Солнечный свет, бьющий в окно, лишь усугублял положение. Со стоном скатившись с кровати, Стайлз нашарил на тумбочке будильник, который определённо хотел убить его своим трезвоном. Наконец, собравшись с силами и открыв глаза, Стайлз сделал первый шаг к пробуждению. Оглядевшись, он понял, что спал в одежде. На тумбочке он обнаружил стакан воды и две таблетки рядом. Издав ликующий стон, Стайлз бросил их в воду и торопливо размешал пальцем. Выпив бурлящее содержимое стакана, юноша почувствовал, как головная боль медленно отступает. На тумбочке юноша нашёл ещё кое-что неожиданное. — Ты не виноват, Стилински, — прочитал Стайлз написанное на бумаге. Юноша нахмурился и попытался вспомнить, что произошло ночью. Память подсовывала ему случайные картинки. Одна из них заставила Стайлза похолодеть. — Эрика, — выдохнул он и снова впился взглядом в заветную бумагу. «Ты не виноват, Стилински». Юноша облегчённо улыбнулся и спрятал записку в нагрудный карман мятой рубашки. Эрика Рейес забрала его боль. Теперь был его черёд. И в этот раз Стайлз не оплошает.