«ПАРИ»
Сама погода располагала к празднованию: ночь выдалась удивительно теплой, а потому ни рядовым шиноби, ни их главнокомандующим не было никакого резона оставаться в палатках. Это давало Юихиме отличную возможность, исключая каких-либо оглазок и ненужных свидетелей, обработать раны пострадавшему в недавней потасовке брату. Девушка отвела его в принципий*, куда априори не мог зайти ни один из шиноби. — Сядь, — строго скомандовала она, кивая в сторону своеобразного комода, больше похожего на огромный ящик. Тобирама не стал с ней и дальше спорить, послушно, хоть и нехотя, выполняя все указания сестры. С каждой минутой боль в боку все больше походила на адскую, но Сенджу старался не подавать тому вида и это, признаться, получалось у него очень даже не плохо. Со стороны постороннего наблюдателя мужчина выглядел вполне здоровым, разве что могло сложиться впечатление, будто у него немного закололо в боку, как обычно бывает при неправильном дыхании во время бега, но ни на что более серьезное это никак не походило. Быть может, раньше Юи и не предала бы подобному должного значения, но сейчас она знала Тобираму, как никто лучше. Он и под страхом смерти не выказал своей слабости, ни перед врагом, ни перед членами своей семьи, предпочтя со всем справляться в одиночку, при условии конечно, что не существовало смертельной опасности. А с такой ерундой, как эта, он вполне был способен справиться и самостоятельно. Юи была уверена, что не встреть она брата, Тобирама бы принялся самостоятельно обрабатывать рану. — Что за упрямец, — ворчала она, не скрывая своего искреннего негодования. — Вот накачаю тебя обезболивающим и будешь лежать овощем, пока швы не срастутся, — без тени юмора прыснула на него Юи, на что Тобирама не смог сдержать веселой усмешки. Девушка любила его улыбку и считала самой красивой из всех, когда-либо видимой из людей. Быть может, свою роль в этом сыграло и то, что увидеть ее было большой редкостью. С самого детства Тобирама был слишком серьезен, вероятно, того требовали и сами обстоятельства их неспокойной жизни, тем не менее Хашираме они ни коем образом не мешали радоваться каждому подаренного судьбою дню. Юи любила Тобираму, очень. Но из-за его непростого характера это было крайне непросто. Со стороны могло даже показаться, будто Сенджу ненавидел свою сестру, вечно придираясь к ней и отчитывая за каждый, даже малейший, проступок, а бывало мог силой заставить ее делать то, что велено. За очень большим исключением Тобирама внушал девушке неподдельный ужас. В гневе он был воистину страшен и неумолим. В подобном состоянии пелена застилала глаза и праведный гнев мужчины мог запросто превратиться в слепую ярость, незнающую ни виновных, ни виноватых, а видящую всех одинаково, точнее сказать не разбирающую ничего вокруг. При первом знакомстве Сенджу обычно принимали за флегматика, возможно, так оно и есть, но при всем при этом нельзя упускать из виду тот факт, что Тобираме были присущи приступы неконтролируемой агрессии, которые, в большинстве своем, шиноби успешно и вовремя пресекал. Причем делал он это столь успешно, что сам Хаширама за все дни жизни с братом был свидетелем подобного проявления эмоций лишь трижды. Юи же, к счастью, не застала такого амплуа своего брата, но чувствовала, что он способен на нечто ужасное, а неизвестность, несомненно, всегда пугает только сильнее. — Неужели ты можешь быть столь жестока? — смеясь одними глазами, произнес Тобирама, пронзительно глядя на сестрицу, словно стараясь заглянуть прямо в душу. — Уж поверь, братец, — в тон наигранному голосу шиноби молвила девушка, успевшая несколько оттаять перед несравненной улыбкой мужчины. — Тебе еще повезло со мной. — Верю. Несчастный Хаширама, — прискорбно произнес Сенджу, — как же он тогда с тобой мучается, — схлопотав на последний свой комментарий слабый удар в плечо от несколько обиженной на подобное замечание сестрицы, Тобирама не остановился в своих милых издевательствах. — Бьешь пациента? Как непрофессионально. — Сейчас договоришься, — уже не в силах скрывать улыбки произнесла Юи, доставая наконец из ящика долгожданную аптечку. — На Вашем месте, господин пациент, я бы не стала испытывать свою судьбу, и дальше продолжая провоцировать человека, в чьих руках сейчас находится, — Тобирама был уже уверен, что девушка скажет «жизнь», но нет; недолго покопавшись в аптечке, Юи произнесла следующее, вместе с тем доставая из коробки орудие убийства: — ножницы. — То были маленькие ножнички с короткими резцами, которыми не то что ранить кого-то, поцарапать было сложно. — Я смотрю, в ход пошла тяжелая артиллерия, — в недоумении изогнув бровь, проговорил Тобирама, на что девушка залилась звонким смехом, которым очень скоро заразился и ее брат, но веселиться ему предстояло недолго: острая боль эхом отозвалась в боку. — Так, — вмиг посерьезнев, произнесла Юи. — Давай, раздевайся, — как ни в чем не бывало сказала девушка, стараясь скрыть свое подступающее смущение, вызванное подобной фразой. Странно было пускаться в краску перед родным братом, Юи и сама это прекрасно понимала, но порой Тобирама смотрел на нее таким пронзительным взглядом, что она невольно чувствовала некую неловкость, оставаясь с ним наедине, как это было сейчас. Повисла неловкая пауза, столь резко сменившая непринужденную обстановку. Как и всегда одежда Тобирамы отличалась лаконичностью; даже в столь, казалось бы, праздничный вечер мужчина не мог долго оставаться в парадном кимоно. Служба для него была всегда оставалась превыше всего, особенно в столь неоднозначный день. Хоть Сенджу и презирал Ишимару, как человека и как личность, в одном молодые люди были все же схожи — недоверие к Учиха. До сих пор не верилось, что вся эта вражда, наконец, закончена. Тобирама готов был поклясться, что кожей чувствовал некий подвох со стороны Мадары, ну не мог этот лис так просто принять свое поражение. Судя по данным, предложенным особой разведкой Тобирамы, о существовании которой не знал даже его родной брат, Учиха был вынужден согласиться на мир, поскольку так решило большинство голосов их совета. Но Тобирама прекрасно знал, Мадара был бы не Мадарой, так просто пойдя на уступки, он явно что-то задумал. Кимоно, бесспорно, вещь куда более подходящая под данное мероприятие, но крайне неудобное, ни в плане разведки, ни лично Сенджу. Потому мужчиной было принято решение переодеться в привычный костюм прямо после официальной части, за исключением пожалуй доспехов. Потому сейчас на нем были черные брюки и подвязанная бледно-желтым поясом, синяя рубашка с короткими рукавами, из-под которой едва виднелась сетчатая броня. Пусть кое-как, но шиноби удалось самостоятельно остановить кровотечение, а потому кровь в некоторых местах даже успела немного застыть, из-за чего теперь приходилось болезненно отдирать одежду от открытой раны. И если с рубахой Тобирама мог справиться самостоятельно, то с так называемой «сеткой» ему требовалась помощь. Не успел было мужчина избавится от рубашки, как Юи уже закончила с приготовлением всего необходимого и вернулась к больному, без лишних слов предложив свою помощь. Тобирама ненавидел себя за то преступное удовольствие, какое испытывал всегда, стоит рукам Юи коснуться его кожи. Он боялся однажды не сдержаться, потому на поле боя имел дополнительный стимул не попадать в передряги, а попадая в лазарет молил богов о том, чтобы в те минуты сестра оказалась занята другими, более нуждающимися в ее помощи больными. И обычно боги оставались к нему милосердны, обычно, но не сегодня. Сегодня их близость оказалась губительна для него: одни, в отдаленной палате, куда никто из празднующих не зайдет даже с точки зрения теории вероятности, предмет его страсти столь близко, что Тобирама может слышать не то что ее дыхание, а, казалось бы, даже ее пульс, к тому же сегодня девушка необычайно красива. Что ни говори, а кимоно ей шло куда больше костюма шиноби. Тонкие нежные пальцы скользнули под сеть, своим касанием пробуждая эмоций столько, что чуть ли не наглухо заглушали режущую боль. Рана снова открылась, горячая кровь струилась по пальцам, окрашивая и их, и предмет одежды в темно-красный цвет. Медленно продвигаясь по торсу вверх миллиметр за миллиметром, девушка максимально мягко старалась отделить сеть от запекшейся раны, но вопреки представлениям юной Сенджу сжимал кулаки и опускал голову ее брат далеко не от боли. Посмотри он на нее, меж их лицами было бы сантиметров семь от силы. «Проклятье. Слишком близко». В самом аду не было пытки безжалостней и мучительней той, что испытывал сейчас Тобирама. Никакая физическая боль несравнима с тем душевным и моральным противоречием, которые терзали сознание шиноби. Он был омерзителен самому себе, томимый безудержной страстью к той, на которую не смел и смотреть. Она могла бы стать ему кем угодно: заменой матери, другом, родственной душой, но никак не женщиной в полном ее проявлении. Тобирама старался от нее всячески оградиться, следуя прописной истине «с глаз — долой, из сердца — вон», но подобная практика была невозможна, как ни старайся. Обстоятельства, словно нарочно, с каждым годом сталкивали их вместе все чаще и чаще, будто само провидение измывалось над ним. Мужчина старался держаться с Юи максимально на расстоянии, но ее непосредственность и теплая привязанность к брату так же сыграли с ним злую шутку. Ночью подсознание также не отпускало Тобираму. Вот и сейчас ему явственно вспомнился тот сон, что привиделся месяц-полтора назад. В том сне она была его. Целовала его грудь, шею, губы; шептала что-то на ухо, опаляя горячим дыханием; нежно покусывала мочку; дерзко проводила язычком в его собственных эрогенных точках, тем самым дразня и провоцируя к решительным действиям. И равно, как сейчас, столь же медленно и провокационно стягивала с него элемент одежды. — Что с тобой? — обеспокоенно произнесла Юи, заметив странное выражение лица у своего подопечного, в следующую секунду проверив его лоб. — Бог ты мой, да ты весь горишь, — ни на шутку испугалась девушка и более не мешкая, преступила к осмотру раны, опасаясь воспаления. — Заражения нет, но придется наложить новый шов. — через некоторое время констатировала она. — Как тебя вообще угораздило так схлестнуться? Словно знал, куда бить, — последняя фраза была произнесена, словно в воздух, если бы Юи рассуждала вслух. — А он и знал. Подонок. — Глухо обронил Сенджу, стойко снося малоприятный процесс наложения швов. — Знал? — Угу. Дружок твой, Ишимару, будь он неладен. — Стоило речи зайти о Нара, как и тон, и манера разговора Тобирамы кардинально изменились. — Да быть того не может. С чего бы ему.? — Будешь его защищать?! — Подобно дикому зверю, рыкнул на нее шиноби, да так, что девушка даже невольно дернулась со страху, но на проводимой операции это никоим образом не отразилось. — Не собиралась я, — тихонько произнесла Юи, дабы больше не давать брату поводов для волнения, — странно это, вот и все. И нечего на меня беспричинно поднимать голос, — спокойно молвила девушка без тени упрека. — Прости, — виновато обронил мужчина, усмиряя свой гнев. — Просто я не могу видеть такого, как он, среди твоего окружения. — Равно, как и других молодых людей его возраста, — как бы невзначай дополнила девушка. — Брось, Юи, дело ведь даже не в этом. — Пламенно начал было он, но быстро сник, прекрасно понимая, что доказывать и объяснять что-либо этой упрямице бесполезно, проще сухо поставить перед фактом и запретить им общение. — Ты же понимаешь, что я это делаю не из собственной прихоти. «Да, Тобирама, врешь и не краснеешь, — горько усмехался про себя Сенджу. — Но не могу же я ей сказать правду». — Знаю, — смиренно произнесла Юи, выдохнув. — Знаю, что волнуешься, — на следующих словах она подняла голову, взирая тем самым на брата снизу вверх. Из удобства шитья ей приходилось сидеть перед шиноби на коленях, в то время, как он сам должен был принять более высокое положение, исходя из тех же причин. Хотя со стороны это смотрелось как-то неоднозначно. За все время работы Юи впервые, прерываясь, взглянула в лицо брату. — Но пойми, я уже не маленькая девочка, — мягко говорила она, сопровождая все сказанной нежной улыбкой, но следующие слова звучали скорее игриво и вместе с тем с едва различимой в голосе ноткой угрозы, — и в случае чего смогу за себя постоять, — если бы она могла знать, какие мысли промелькнули на мгновение в сознании ее брата, в то время, когда Юи смотрела на него таким неоднозначным, пусть и шутовским взглядом. — Ох, и не завидую я твоему мужу, — снова возвращался Тобирама к милым семейным издевательствам. — Угу, если он еще будет. — Да, если.***
— Вечер добрый, — за спиной Хаширамы раздался ненавязчивый оклик, послуживший поводом переключить внимание мужчины от разговора с Учиха на свою скромную персону; и у него получилось. — Мне тут птички напели, будто ты ищешь со мною встречи. Не уж-то так и тянет расстаться с деньгами? Али соскучился? — Ишимару! Ну наконец-то. Где ты ходишь? — А глава Сенджу, похоже, тоже слабо знаком с понятием мера. Не сказать, чтоб он был пьян совсем уж в стельку, как часом ранее наш герой, но речь уже была не совсем четкой. — Садись, — скомандовал он довольным тоном, указывая на соседнее место на бревне, — знакомься, мой лучший друг, а теперь и соратник. — Учиха Мадара, — холодно представился мужчина. — Нара Ишимару, — не снимая со своего лица привычной всем не то издевательской, не то надменной улыбки проговорил шиноби, однако на какую-то долю секунды постороннему наблюдателю могло показаться, что при знакомстве с Учиха на лице Ишимару скользнула тень некой серьезности, которой обычно не наблюдалось даже во время боевых действий. — Рад встрече, — сухо бросил он, бегло рассматривая Мадару с ног до головы, после чего решил воспользоваться предложением друга и присел рядом, при этом не отрывая глаз от загадочной персоны, напротив. — Утолите мое любопытство, Ишимару-сан, — вдруг начал Мадара. — Извольте. — Какие такие птички напевают вам столь забавный мотив? — дежурно улыбаясь, если это конечно можно было назвать улыбкой, произнес Мадара. Конечно, он проверял его, в ходе беседы стараясь нащупать слабости, дабы отметить факторы, подтверждающие его теорию, касательно личности данного человека. Но не успел Ишимару было открыть рот, чтобы ответить на этот вопрос, как за его спиной раздался знакомый и больно уж суровый голос: — Я. — Чик-чирик, — не оборачиваясь на говорящего, непринужденно произнес Нара, чем вызвал хохот со стороны Хаширамы. — Летят года, а ты продолжаешь оставаться для меня загадкой, — высоко духовно, отчего и наигранно, произнес старший Сенджу, обращаясь к брату. — Стараюсь, — сухо бросил ему Тобирама, усаживаясь за свободное (уже третье) бревно, оказываясь таким образом между братом и Мадарой. Кажется, младший Сенджу оставался единственным из присутствующих здесь, кто не разделял общую веселость. — Что ж, наконец-то все мы в сборе, — воодушевленно начал Хаширама, настроенный на некую речь, специально подготовленную для данного круга своих ближайший товарищей. Глупо было бы рассчитывать на то, что столь разные молодые люди смогут поладить только лишь за один вечер, Хаширама, признаться, и не преследовал этой цели. Мужчинам, пусть и немного, но удалось сгладить некоторые углы в их непростых отношениях, по крайней мере открыто они уже не демонстрировали друг другу явной неприязни, за исключением Тобирамы, который не рискнул покидать общее сборище исключительно из переживаний за брата; тот был заядлым любителем азартных игр и вполне мог за один только вечер спустить немалую сумму, особенно будучи в не вполне трезвом состоянии. В пару к нему выступал Ишимару, такой же любитель азартных игр, но в отличие от Сенджу играющий с умом и высчитывающий чуть ли не каждый свой шаг. Ишимару являлся мастером анализа и с завидным мастерством мог проводить грандиозные расчеты, не задействуя при этом ни кисти, ни пергамента. Принципов, в особенности моральных, у мужчины было немного, но что касается игры, здесь у него действовал один непреложный обет: не делать ставку на то, где по теории вероятности выигрыш составляет меньше 67%, включая все неизвестные для расчета коэффициенты. Благодаря четко проработанной системе, в покере Ишимару практически не было равных. Распаленного Хашираму трудно было остановить, однако старейшине деревни, неподалеку с которой и расположился их общий лагерь, это удалось. В качестве особого подарка мужчиной были приглашены бродячие артисты, успевшие сколотить определенную славу в их землях. Представление обещало быть интересным, а потому главе Сенджу пока не грозило остаться с пустыми карманами. На импровизированной центральной площади должно было состояться главное представление: гимнасты и акробаты, певцы и музыканты — и все это труппа из каких-то шести человек. Демонстрируемое ими в самом деле производило неизгладимое впечатление. — Я опоздала, — констатировала только что подошедшая Юи. — Ну что ты, они только начали, — как ни в чем не бывало отозвался Хаширама. К тому моменту младший из Сенджу успел раствориться в общей толпе, посему компанию молодому предводителю клана составляли лишь его добрые друзья в лице предводителя Учиха и наследника Нара. Юи поприветствовала Мадару сдержанной улыбкой, после чего вновь обратилась к брату, на этот раз склоняясь к его уху. — А я не про представление. Это правда, что ты снова играл с Ишимару на деньги? — подобно противной учительнице, начинала отчитывать его девушка. — Тобирама уже успел разболтать, — поникши пробурчал мужчина, чувствуя грядущие разборки. — Ах, Тобирама был с вами? Прекрасно! Ничего, я с ним отдельно поговорю, — строго отчеканила Юи, сохраняя свой спокойный ангельский голосок, отчего все сказанное ею казалось еще более пугающем. На этих словах Хаширама невольно втянул голову в печи, состроив соответствующую гримасу, мол: «упс, прости, Тобирама, я не хотел». Мадара не мог слышать, что говорила брату Юи, но по реакции Хаширамы догадывался, что о картах. Подобная картина казалась крайне комичной для постороннего наблюдателя. Юихиме отчитывала старшего брата, подобно матери, воспитывающей нерадивого сыночка. Причем под данное описание подходила как сама Юи, так и Хаширама. Благо, юная Сенджу была умной женщиной, а потому не устраивала «очевидных» семейных разборок, а потому сопровождала все сказанное спокойным тоном и милой улыбкой, хотя было предельно очевидно, что она крайне недовольна произошедшем. Закончив с Хаширамой, Юи не стала проделывать подобную процедуру и с Ишимару, а лишь очень красноречиво взглянула на мужчину тяжелым уничтожающим взглядом, при этом продолжая сохранять на лице непринужденную улыбку. Все было ясно и без слов, потому Ишимару не видел нужды лишний раз акцентировать на том внимание и нагло игнорировал мечущую в него взглядом молнии Юи. Напряженную атмосферу, невольно созданную девушкой, рискнул прервать Мадара. — Желаете присесть, Юихиме-сан? — вальяжно поднявшись со своего места, произнес мужчина. Таким образом он вырастал над девушкой, подобно огромной скале и не давая нормально дышать. Неожиданная близость этого человека просто выбила Сенджу из колеи так, что она чуть было не начала заикаться. Сидячих мест у главного костра было немного и находились они необычайно близко друг другу. Так, например, короткие скамьи (на одного-двух человек), на которых сидели шиноби были поставлены перпендикулярно друг другу, а потому Юи, общавшаяся на тот момент с братом, невольно оказывалась стоять меж ним и Мадарой. — Ну что Вы, — едва замявшись, молвила юная Сенджу, — я и не собиралась столь долго обременять вас своим присутствием. — В таком случае, — опустившись к ее уху произнес мужчина, мало приветливым тоном, — позвольте поинтересоваться, с какой целью Вы вообще почтили нас своим визитом? Юи даже не знала, что на это ответить, чувствуя себя перед Мадарой глупой маленькой девочкой. А ведь действительно, зачем она пришла? Просто чтобы отчитать брата? Так она могла бы это сделать и после, к тому же без лишних свидетелей. Значит, карты были лишь поводом, чтобы наведаться к Хашираме. «А к Хашираме ли?» — вдруг всплыл вопрос в сознании Учихи, после чего мужчина невольно бросил тяжелый взгляд в сторону Нара, на тот момент искренне увлеченного представлением. А смущение девушки являлось лишним доказательством к догадке мужчины, однако и оно продлилось недолго. Юихиме очень скоро взяла себя в руки, натянув дежурную улыбку. — Вы гоните меня? — в шутку бросила она, решив для себя, что лучшая защита — это нападение. — Напротив, — не меняя интонации, произнес Мадара; говорили молодые люди негромко, так что у их короткой беседы не было посторонних ушей, но следующую фразу он постарался высказать в голос. — Я наделся, что Вы скрасите нам вечер. — В самом деле, Юи, — невольно услышав друга, произнес Хаширама, — брось эти предрассудки, оставайся. — Д-да, брат, — замявшись на долю секунды, сказала девушка, после чего вынужденно приняла предложение Мадары сесть подле него. Сердце Юи бешено колотилось так, что у нее создавалось полное впечатление, будто еще секунда и оно выскочит из груди. Роковая близость предмета ее трепета удушливой волной заставляла щеки Юи наливаться краской всякий раз, стоило молодым людям едва соприкоснуться рукавами. То было самой настоящей пыткой. Юихиме была сильной женщиной, очень сильной, способной вынести многое, но только не то, что так или иначе касалось Мадары. Мужчина был и оставался для нее единственной слабостью. Стоило только ему появиться на горизонте юной Сенджу, как вся ее независимость обращалась в прах. Она была уверена, что за эти пять лет сумела воспитать свою волю таким образом, что ни один, даже самый обаятельный и напористый мужчина не сможет подчинить чувства Юи своей воле. Ишимару, чьи победы на любовном фронте не знали числа, уважал девушку именно за это. Юихиме была и оставалась единственной женщиной, не польстившейся ни на его сладкие речи, ни на страстный темперамент, общаясь с молодым человеком лишь в холодных рамках деловых отношений. Но вскоре они переросли в нечто большее; Сенджу стала его другом, его единственным на сегодняшний день настоящим другом. Но сплетникам подобное разве интересно? Молодые люди уже успели привыкнуть к косым взглядам в свою сторону, осуждениям, сватовству, для них это стало настолько естественно, что на сегодняшний день они практически не обращали на то внимания. Юи и подумать не смела, что Мадара мог уподобиться большинству и начать разделять общие подозрения, касательно ее с Ишимару отношений; хотя о том ей стоило бы догадаться. В голове Мадары же сейчас происходил судорожный анализ действий юной Сенджу и каждый раз напрашивалось единственное объяснение: между ней и Нара что-то было или же, скорее всего, находилось в стадии активного развития. Учихе было искренне жаль бедную девушку; Ишимару был далеко не из тех молодых людей, что меняли свои привычки, даже после свадьбы. Бесконечные измены с его стороны были неизбежны и Юи должна была это понимать, но, видимо из большой любви к этому подонку, спускала все на самотек. Это вызывало жалость. Мадара искренне не мог понять, что такого особенного она могла найти в этом самодуре, ведь при желании вполне могла очаровать чуть ли не любого мужчину. — Потрясающее представление, не правда ли? — раздался столь неприятный для Юи голос. Он принадлежал старику-Хакидзаве, питавшего особую «любовь» к нашей героине. — Химе, и Вы здесь, — издевательски произнес он, лишний раз давая девушке понять, что не признает ее положения. — Рада Вас видеть, Хакидзава-сан, — как ни в чем не бывало улыбалась мужчине Юи. — Как Ваше здоровье? — О, прекрасно, моя дорогая. Назло недругам цвету и пахну, — противно улыбаясь, говорил старейшина. — Не знаю насчет цветения, — едва слышно произнес Ишимару, — но вот про запах он не соврал. На данный комментарий Учиха невольно усмехнулся; единственное, пожалуй, в чем Мадара и Ишимару были солидарны, так это в обоюдной неприязни к данному человеку (ну, может еще и к Тобираме). Хотя, положив руку на сердце, стоит отметить, что особой любовью Хакидзава не пользовался даже у собственных соклановцев, терпевших старого ворчуна только лишь из его положения и связей. — Потрясающе, — не скрывая своего искреннего восхищения, говорил Хакидзава, имея в виду выступление приглашенных актеров. — Никогда не слышал ничего подобного. — Вы уверены? — с сомнением произнес Мадара, краем глаза взглянув на Юи. Шиноби ясно помнил, сколь сильно юная Сенджу любила музыку и все, что с ней было связано. Но судя по всему, после воссоединения девушки с семьей от былого хобби ей пришлось отказаться. — Абсолютно. В чем-чем, а в искусстве я разбираюсь, — деловито говорил Сенджу, на что девушка лишь обреченно закатила глаза, благо это было почти незаметно. Ишимару в непонимании выгнул бровь; его неповторимая «живая» мимика воистину могла бы сделать мужчину гениальным пародистом всех времен и народов, но по иронии судьбы ему была уготована судьба шиноби. — Более того, я считаю, что человек, способный воссоздавать нечто прекрасное, будь то музыка или изобразительное искусство, избран самим Богом нести Его свет, обличенный в столь необычайно прекрасную форму. — Хотите сказать, — вмешался в дискуссию Хаширама, — что талант человека, ни что иное, как божественный дар? — необычайно серьезно произнес молодой человек; непохоже на него. Однако, Хакидзава, казалось, и вовсе не заметил этой странности. — Именно, мальчик мой. Лучше и не скажешь, — воодушевленно заключил старейшина. — Какая чушь, — едко усмехнувшись, бросила Юи; она рассчитывала на то, что ее не услышат. — Простите? — до глубины души пораженный подобной бестактностью, произнес старик. — Какая чушь, — не скрывая своего раздражения, проговорила Юи уже в голос, при этом с вызовом глядя на Хакидзаву. — Вы считаете гениальность продуктом одного лишь везения. Поцелован Богом, избранный, посланник неба — и это, по-вашему, все, что нужно, чтобы стать гениальным художником? Если Вы и в самом деле так думаете, Хакидзава-сан, то все Ваши познания в искусстве столь же глубоки, сколько мои в учении шиноби. — Хлестко парировала девушка; старик-Сенджу не раз высмеивал ее неспособность к становлению профессиональным наемником, а потому сейчас оказался унижен вдвойне. Ведь его признание в девушке война заставило бы автоматически отказаться мужчину от своих же слов, что считалось крайне недостойным такого высокочтимого господина, как Хакидзава. — Юи, что ты творишь? — сквозь натянутую улыбку шипел ей Хаширама, дабы старейшина не заметил. Не сказать, чтобы самому главе Сенджу очень импонировал господин Хакидзава, но он был и оставался почетнейшим членом клана, к чьему мнению прислушивались многие ветви. Разумеется, Юи была права и брат оставался полностью солидарен с ее мнением, готовый подписаться под каждым словом, однако, мужчина прекрасно понимал, что с таким, как старейшина, лучше не спорить, а дипломатично промолчать. Но Хаширама не знал, что старик, сам того не зная, сумел задеть Юи за живое. — К Вашему сведению, — не унималась девушка, словно не замечавшая очевидных намеков со стороны старшего брата, — талант это лишь десять процентов природных способностей человека и девяносто — ежедневной изнуряющей работы. Хотя я допускаю, что везде есть свои исключения, — на последней фразе девушка вроде бы и поостыла. — Вот как, — выдержав напряженную паузу, произнес старейшина, пребывавший до сих пор в легком шоке от услышанного. — Вы беретесь утверждать, — вполне себе спокойно для фактически униженного мужчины проговорил Хакидзава, — что фактически любой человек способен достичь подобного уровня? — Именно, — твердо заверила его девушка, скрестив на груди руки. Подобное заявление поначалу вызвало у старшего Сенджу сдавленный смешок, очень скоро переросший в полноценный смех, а затем и в откровенный хохот, который поддержали его сторонники, невольно заслышавшие о предмете спора. Хаширама же натянул смущенную улыбку, надеясь, что подобная атмосфера несколько сгладит общее напряжение, если, конечно, Юи не станет продолжать настаивать на своем. Мужчина верил в благоразумие сестры, ведь она прекрасно знала, кем является ее оппонент и на что он способен. Но Юихиме была гордой женщиной, ни за что не позволившей над собой смеяться, особенно такому темному и высокомерному типу, как Хакидзава. Еще большего масла в огонь праведного негодования юной Сенджу подлил и сексистский настрой мужчины. — Женщины, — как бы оправдывая невежество Юи, говорил старейшина своим единомышленникам по данному вопросу, — вечно услышат какую-нибудь глупость, а после позорятся, высказывая ее в приличном обществе. — Это вы-то приличное общество? — вдруг вмешался в дискуссию Ишимару. Выражение его лица было, как никогда, серьезно и непроницаемо; мужчина даже не скрывал своего раздражения, испытываемого к данному контингенту. — Посмотрите на себя: четверо взрослых уважаемых мужчин из интеллигентной семьи глумятся над бедной девушкой, своей единокровной племянницей. Или кем там Юи вам приходится? Уж не знаю ваших внутри семейных отношений, да и это не мое дело, но уверен, что высказывать нечто подобное в отношении соклановца, да еще в присутствие своих союзников, неприемлемая вольность; по крайней мере для представителей «приличного общества», — передразнивая манеру говорить Хакидзавы, смело произнес мужчина. — На Вашем месте, Ишимару-сан, — сквозь зубы процедил старейшина Сенджу, — я бы трижды подумал прежде, чем что-то сказать. С кланом Нара союз еще не подписан, а соглашение о перемирии со дня на день потеряет свою силу. Не усложняйте и без того непростую политику своего отца. — Это угроза? — странно улыбаясь, уточнил Ишимару. Данный вопрос заставил старейшину Сенджу невольно бросить взгляд в сторону посерьезнейшего Хаширамы. Сказанное Хакидзавой в самом деле можно было принять за политическую угрозу. Нара был самым настоящим провокатором, к тому же пользовавшимся определенной долей доверия у главы Сенджу. — Конечно нет, — напряженно улыбаясь, заключил Хакидзава, после чего бросил испепеляющий взгляд на Юи. — Однако, — протянул мужчина, даже не пытаясь скрыть своего раздражения, — чтобы внести ясность, — пояснил он, — я не собираюсь извиняться перед Вами, Химе-сан, за свои слова. Мои убеждения непоколебимы. И я готов поспорить на что угодно, отстаивая свою точку зрения по данному вопросу. — Хотите сказать, — игриво заметила девушка, различив для себя маленькую лазейку в словах старейшины, — если вдруг, случайно, по каким бы то ни было сверхъестественным причинам Вы разочаруетесь в своих убеждениях, то принесете мне свои искренние извинения? На этих словах Мадара не смог сдержать довольной ухмылки: «Вот же чертовка; он уже на крючке. Ловко, ловко, ничего не скажешь. Браво, Юи». — Хах! Это просто смешно. Я уже говорил, что мои убеждения непоколебимы. — Что лишний раз доказывает правдивость ее слов, — серьезно заметил Хаширама, явно пребывавший не в восторге от действий своего соклановца. — Если «вдруг», как выразилась госпожа Сенджу, Вы разочаруетесь в своих непоколебимых убеждениях, — необычайно строго заверил он Хакидзаву, — то принесете Юи-саме обещанные извинения. Все честно. — Как глупо, — продолжал усмехаться мужчина. — Я ведь знаю, что не разочаруюсь: талант к музыке — бесценный дар богов, это факт, проверенный мною лично. — Интересно, каким образом, — буркнул Ишимару. — Но так и быть, в конце концов, я ничего не теряю; если госпоже Сенджу каким-то воистину волшебным образом удастся переубедить меня, в чем лично я очень сомневаюсь, то я, так и быть, принесу ей свои искренние извинения. Все это время Мадара отстранено наблюдал за ситуацией. Казалось, что никто и вовсе не замечал его присутствия здесь все это время. Создавалось полное впечатление, что мужчине глубоко плевать на все происходящее; Учиха дико устал от всего этого шума, ему хотело, наконец, побыть наедине со своими мыслями или же, в крайнем случае, в обществе действительно дорогих ему людей, хоть таковых практически и не осталось. Большинство людей, с которыми в последнее время мужчине приходилось общаться, ему были крайне противны, отчего пропадало всякое желание что-либо праздновать. Признаться, Мадару несколько удивила реакция юной Сенджу. Мало, кто мог заметить это с самого начала, Учиха же это удалось исключительно из-за того, что они сидели рядом, но стоило только этому чванливому старику затянуть свою никому неинтересную, унылую речь об искусстве, в котором никто из присутствующих не был глубоко сведущ, за исключением Юи, как пальцы девушки непроизвольно сжались в кулаки. Следуя чисто из логики, Мадара придерживался скорее точки зрения девушки: никакие природные способности, как бы хороши они не были, ничто без ежедневных тренировок. Такой вывод напрашивался из его личного опыта шиноби, но он был уверен, что в каком-либо искусстве, равно как и в мастерстве ведения боя, данный принцип сохранялся так или иначе. Но большей неожиданностью для мужчины оказался сам Нара, столь бесцеремонно вклинившийся в беседу (если это, конечно, можно было назвать беседой) двух Сенджу. Молодому человеку явно не хватало чувства такта, хотя в тоже время Мадара чувствовал, что оставь их компанию женские уши, то лексикон у юного Нара претерпел бы колоссальные изменения. Сколько неприкрытой злобы и раздражения отражалось на его лице в моменты дискуссии со стариком-Сенджу; шиноби явно задевало подобное отношение кого бы то ни было к своей возлюбленной. Теперь у Мадары не осталось и капли сомнения в их связи. Не сказать, что он ненавидел Юи, скорее был разочарован, но только лишь поначалу. После неожиданного выпада со стороны Ишимару относительно столь влиятельной персоны, как Сенджу Хакидзава, Учиха убедился, что в этом молодом человеке есть стержень и кишка у него не тонка; Нара был достойным соперником (пусть и старательно пытавшимся внушить обратное) и это заставляло по-другому взглянуть на его персону. То, что испытывал Мадара, глядя на их пару, не совсем укладывалось в понятие ревность, скорее это была зависть; зависть их счастью, которое молодые люди обрели друг в друге, зависть их идиллии, их взаимопониманию. Как же он ошибался. Тем не менее, Мадара не мог позволить Нара быть единственным спасителем бедной Юи, а потому и поспешил ей помочь, сам не ведая на то причин. Скорее всего, причиной в данном аспекте выступала не столько сама девушка, сколько чувство соперничества, возникшее меж молодыми людьми в первые же минуты их знакомства. И то было абсолютно взаимно. — Господин Хакидзава, разрешите нескромный вопрос, — проговорил Мадара, ненавязчиво обращая на себя внимание всех из их компании. — Смотря насколько нескромный, — осторожно ответил мужчина, явно не желавший о чем-либо говорить с Учиха. — Считаете ли Вы Юихиме удостоенной этого «божественного дара», как Вы изволите выражаться? — Никому из присутствующих было невдомек, как вообще подобное касалось предмета общего спора. — Конечно же нет, — не скрывая усмешки, отмахнулся мужчина, как и все, не понимая причины подобного вопроса. — В таком случае, если госпоже Сенджу удастся покорить Ваше сердце больше, чем это сделал тот молодой человек, — если вычленить данную фразу из контекста, она звучала крайне двусмысленно, а потому Мадара ее окончание (начиная со слов «покорить Ваше сердце») рискнул произнести как можно громче, дабы сказанное им достигло ушей не только их скромной компании. Молодой Нара на секунду прыснул смехом от такой двусмысленной формулировки, но после искусно сделал вид, будто у него просто першит в горле, — то победа в данном споре останется за ней. Не успел было мужчина закончить фразу, как его верный друг едва заметно, но с немалой силой дернул за локоть: Какого черта ты вытворяешь? — в непонимании восклицал Хаширама едва различимым шепотом так, что слышать мог только Учиха. — Юи опозорится перед десятками людей, ты этого добиваешься?! — Оказывается, Хаширама мог сердиться на своего лучшего друга; ну надо же. — Ты так веришь в свою сестру? — издевательски заметил ему Мадара, вырывая локоть из стальной хватки друга. — Это не смешно. — Хахаха! Согласен. Я даже готов поставить на это свои кровные, — Хакидзава как никогда был уверен в своей победе. — Но кто согласиться принять такую ставку; это все равно, что деньги на ветер. Юихиме ненавидела, когда ее недооценивают, а потому сейчас даже не стала сопротивляться данному предложению, хотя еще какими-то секундами ранее была готова придушить Учиха на месте за подобное предложение. И да, было бы крайне неплохо вернуть те деньги, которые ее братья проиграли Ишимару в покер. Жаль, что сама на себя девушка поставить не может; это бы вызвало ряд подозрений. Но кто в здравом уме вообще рискнет на нее поставить? — Я приму, — как ни в чем не бывало, произнес Учиха, а когда все присутствующие, включая Юи, в шоке уставились на него, пояснил. — Риск — привилегия настоящих мужчин, — говорил он, обращаясь к Юи. Судя по тому, как заговорчески блестели глаза Учиха, он все продумал заранее и таким образом хотел помочь девушке поставить этого самодовольного старика на место. — Я прав? — последнее относилось скорее к Ишимару. «Посмотрим, рискнет ли твой благоверный расстаться с деньгами, когда его обожаемая схема не работает. Хотя, я уверен, он поставит против, ведь не в курсе твоего маленького хобби». Ход оставался за Юи. В актерской игре девушке не было равных, а потому Мадара с неподдельным удовольствием наблюдал ее маленький этюд безвольной девочки, предчувствующей свой грядущий провал. На деле же, в тот короткий миг, когда мужчине удалось заглянуть в глаза ошарашенной было его поступком девушке, он смог заметить, как на короткое мгновение в ее несравненных голубых очах сверкнуло неподдельное пламя по-хорошему отчаянной решимости. Такой он когда-то полюбил Юми, Юи. Такой стойкой, отважной, порой даже сумасшедшей, готовой рискнуть всем на свете ради высшей цели. И пусть ее авантюризм в большинстве своем ничем хорошим не заканчивался, в нем было свое неповторимое очарование. Но главное, этот пресловутый авантюризм и жажда приключений на одно место выступали отличным поводом для молодого человека находиться подле предмета его трепета двадцать четыре часа в сутки, под предлогом защиты от неминуемых передряг, в которые так стремиться (пусть и неосознанно) попасть девушка. — Ты сошел с ума, — продолжал твердить другу Хаширама, не оставляющий попыток переубедить Хакидзаву. — Хаши, — нежно произнесла Юи, ненавязчиво беря его за руку; основной ее задачей было незаметно для остальных присутствующих убедить брата поставить на ее победу, и это весьма несложно, — обещаю, что сделаю все возможное. Я знаю, что ты веришь в меня, — ангельская улыбка в довершение к последней фразе и у Хаширамы просто не остается выбора. — Что, Хаширама, присоединишься к своему другу и поставишь последнее? — издевательски подначивал его старик. — Но ты же была против азартных игр, — хотел было воспротивиться Сенджу, но вдруг поймал себя на мысли, что Мадара просто так никогда бы не стал рисковать, заблаговременно зная о своем проигрыше, да и амплуа такого себе простачка ему было явно не свойственно. Блеф? — Хотя, — задумчиво протянул мужчина, — я все же рискну. Глядишь, не в картах, так в пари мне повезет, — пожимая плечами, отозвался шиноби, философски подходя к проблеме вопроса. — А ты, Ишимару? Не желаешь присоединиться? Молодой человек, все это время старательно анализировавший предложенную ситуацию, никак не мог разобрать мотивов подобного предложения со стороны Мадары. «Какую цель он преследует: хочет опозорить Юи на глазах у обоих кланов? Бред. Тогда он запросто может спровоцировать новый конфликт. Хотя, стоп. Мадара не был в восторге от идеи с альянсом. Неужели он таким образом хочет рассорить… Да нет, это как-то глупо. А если зайти с другой стороны. Ему так же не нравится этот старикашка, так может, Учиха хочет таким образом поставить его на место. В таком случае, он должен быть уверен в победе Юи. Но это невозможно. Никем из присутствующих здесь не было замечено у Юи интереса и способностей к музыке. Так откуда это знать Мадаре? Они ведь познакомились пару дней назад. Или я чего-то не знаю? А что, если они встречались раньше? Никто не знает подробностей того, как жила Юихиме прежде, чем вернуться в семью. Вполне может быть… Уууу! Под нужным соусом это может выльется в грандиозный скандал. Если верхушке станет известно о каких-либо связях Юи с представителем Учиха, ее запросто запишут в шпионки, если не хуже. Насколько мне известно, некоторые из клана до сих пор сомневаются в ее принадлежности Сенджу, взять того же самого Хакидзаву. Если Юи выиграет этот спор, у меня лично не останется никаких сомнений в том, что они с Учиха были знакомы задолго до вчерашнего дня».