Тепло

      По карнизу ничуть не застенчиво барабанит едва моросящий дождь, по стеклу бегут чистые, словно слезы, дорожки, игриво петляя рядом. Мне хочется открыть окно, но здесь слишком много людей. Я хочу ощутить запах дождя, но вместо этого чувствую смешанный запах духов и свежезаваренного кофе. За учительским столом классный руководитель умеренно потягивал что-то из высокой белой кружки. Жмурится от удовольствия.       Я тоже люблю кофе.       Горячая чашка греет его руки, греет и заледенелую улыбку типичного преподавателя. Ему тепло. Мне — холодно. Даже несмотря на натянутый поверх школьной формы шерстяной синий свитер. К тому же, меня снова начинает грызть изнутри что-то ледяное. Это только добавляет соли. Холодные щупальца прокрадываются в душу, под ребра, в грудную клетку и жизненно важные органы. Я... устала. И мне тяжело дышать.       Действительно тяжело. Будто вместо кислорода в легкие поступает вода. Однако я не задыхаюсь. В голове что-то жужжит, роится и не дает покоя. О чем я думаю? Ни о чем. Это еще больше загоняет меня в тупик, и я заново натыкаюсь на пустоту. Этой пустоте около полугода, она еще не совсем окрепла, но уже в состоянии добивать. Хотя она только учится, я ее чувствую.       Либо я болею шизофренией, либо все это должно пройти со временем. Но мне страшно. Так еще никогда не было.       Мне страшно ставить в своей жизни жирную точку. Даже если у меня будет причина.       Два месяца назад я потеряла маму. Авария на двадцать первой улице, скорая помощь приехала слишком поздно. А я до сих пор не могу понять, осознать, что это произошло. Да, действительно, а что случилось на самом деле?       Два месяца назад моя жизнь практически разрушилась, оставляя лишь небольшую часть — даже не надежду, а часть —, чтобы жить дальше.       Два месяца назад я осталась одна, не считая отца, который приходил ужасно поздно и уходил так же рано, и рыжего кота, который только и делал, что мурлыкал самому себе у пустой миски. Ждет, пока я приду из школы и покормлю его, а дальше мы с ним, словно чужие, разбредаемся по своим темным углам. Очереди на них никогда нет.       В моих глазах этот кот стал бы человеком, если бы я не продолжила учиться. Люди всегда все портят, ей-богу.       Сейчас единственное, что я хочу, — перестать дышать. Просто так, неожиданно, непреднамеренно умереть прямо здесь, в классе биологии.       Два месяца назад все и перевернулось. Я изменилась, начала курить — это немного заглушало щемящую боль. Однако средства лучше я все же не нашла, потому как жить в сигаретном дыме — не самое лучшее явление.       Этот чертов мир поменял меня, хотя с самого начала все должно было быть наоборот. Я пошла другой дорогой, а сейчас об этом жалею. Глупо.       Все, что я сделала — стала слабой.       Я сижу за школьной партой, прижимая к груди сумку с учебниками. Место рядом со мной опустело со звонком, сосед всегда исчезает на перемену. К тому же, его не видно и среди одноклассников: они толпятся у доски, по-очереди расчерчивая что-то на ней белым мелом. Смеются, фотографируют получившуюся картину. Счастливые.       Я проглатываю какую-то несуществующую обиду, но все равно ощущаю немой осадок.       Когда я понимаю, что меня уже некоторое время трясут за плечо, приходится неловко кашлянуть и переспросить, сославшись на невнимательность.       Еще некоторое время меня продолжают сосредоточенно рассматривать, будто бы я была экспонатом в музее. - Черт, Дин, ты где опять витаешь? - подруга, бойко размахивая рыжими кудрями, сощурила глаза. В негодовании. Я грустно улыбаюсь, высвобождая свою руку. Забавная.       Я невольно думаю о том, как выскользнуть из класса.       Однако приходится еще раз переспросить, о чем идет речь. - Я говорила о планах на осенние каникулы и хотела спросить, как ты отнесешься к тому, что я... - огонек в серых глазах понемногу начал потухать. Рыжая опустила взгляд на свои руки, нервно оттягивающие нижнюю пуговицу серой рубашки. - В общем, я хотела собрать весь класс. Чем дружнее, тем лучше, верно?       Она задорно мне подмигнула. Ее зовут Элла. Не знаю, полное это имя или же сокращение — никогда не интересовалась.       Я смотрю на нее, хмуро и с открытым недоверием. На пару секунд я решаю, что собрать весь класс — это ее инициатива, но в памяти всплывает, что она только выдает себя за активистку. Притворяться человеком, которым когда-то являлась, но не являешься сейчас — слишком сложно. Но Эллу это не испугало.       Я изменила ее, когда менялась сама.       В ее жизни появилась я - человек, который искал себе напарника, но одновременно мечтающий причинить кому-то боль так же, как когда-то поступили и с ним. И я сделала. Не будь здесь меня, Элла была бы идеальной подругой, идеальной старостой класса, идеальной девушкой и дальше по списку. Но так сложились обстоятельства.       Как ни странно, я ни в чем себя не виню. Хотя должна.       Кстати, что она говорила насчет каникул? Собрать всех вместе? У меня планы. По крайней мере, будут точно.       Теперь-то.       Черт, она же прекрасно осознает, как я к этому отношусь. — Прости, я... — я почти слышу, что голос дрогнул.       И Элла понимает. Секунда — и полыхающие локоны скрываются среди темных и светлых макушек. Я опускаю взгляд на сумку, которую я все еще прижимала к груди, и вздыхаю. Все еще тяжело дышать.       Убедившись, что на меня никто не смотрит, я расстегиваю молнию на заднем кармане сумки и достаю пачку сигарет и упаковку спичек. Я не люблю зажигалки. Это как-то не по-человечески, пусть и очень удобно. Сумка оказывается рядом со стулом. Я выскальзываю из кабинета биологии в коридор, машинально петляя среди учеников. Немного подумав, оттягиваю рукава своего свитера и прячу сигареты со спичками, делая вид, что у меня замерзли ладони.       Коридор. Второй, третий, пятый, ступени. Еще немного — и передо мной заветная дверь. Я в кладовке, которая и не кладовка вовсе: пустая комната, не считая коробки с консервированными огурцами для школьной столовой. Здесь есть еще одна дверь, она ведет на крышу. Не многие знают, как вскрыть замок, и не у всех есть отмычки. Поэтому я здесь. Одиночество ощущается острее, но я привыкла к этому. Даже не бороться — переносить.       Убедившись, что дверь за мной по-новому заперта, я сжимаю вытянутую из пачки сигарету между губ и дрожащими пальцами пытаюсь поджечь спичку. Выходит только с третьего раза.       В лицо бьет ветер, дождь прекратился, но все еще ощущается та неземная свежесть, которую принято упоминать после дождя. Я поднимаюсь по нескольким ступеням. Ветер усиливается, но я лишь чувствую себя свободнее. Это приятно. Это до ужаса приятно.       Если два месяца назад от меня оторвали что-то очень важное и приказали "живи дальше", то пару недель спустя я решила доделать картину самостоятельно.       Просто поэтому я хочу умереть.       Мне хочется вдохнуть полной грудью, но не получается. Шаг, еще — и я уже на краю крыши, носки моих туфель чуть выступают за устойчивую линию. Я раскидываю руки в стороны и жмурюсь от сильного ветра, который заставляет меня чуть покачнуться. В губах тлеет сигарета, но я не спешу вдохнуть едкий дым. Мне и без него сейчас нечем дышать, несмотря на огромное количество озона вокруг.       Через пару минут я сосредоточенно наблюдаю, как тлеющий огонек в виде не докуренной сигареты летит вниз.       У входа в школу одиноко бродит дворник, сгребая мокрую золотистую листву.       Я прихожу сюда уже год. Сначала — просто, для развлечения, потому что отсюда видна почти вся территория школы. А потом... потом — побыть наедине с собой, покурить или, может, черкнуть что-нибудь на бумаге. Стихи или короткие заметки. Так, небольшое увлечение.       Как-то странно все выходит.       Сейчас, когда я смотрю вниз, когда до земли четыре этажа, когда рядом со мной никого нет, я невольно представляю свое падающее тело. Почему именно здесь и сейчас? Я не знаю.       Понятно — это глупо и неестественно, я столько не видела в жизни, столько хотелось попробовать... Но я и сама какая-то неестественная и неправильная.       Небо — серебристо-коричневое, осеннее и грубое. Мне не нравится такое небо. Однажды мы с котом встречали рассвет: он мяукнул и на первой же минуте прошмыгнул с балкона в мою спальню. Наверное, ему понравилось бы то небо, которое я вижу. Хотя кто его знает.       У каждого свои чертовы привычки.       Снова раскидываю руки в стороны, на этот раз носки туфель выступают почти на половину. В одной руке я сжимаю пачку сигарет, в другой — спички, и мне приходится задержать дыхание, чтобы не потерять равновесие. Это тяжело. Это очень тяжело, но я не могу иначе.       Почему я это делаю? Почему?       Обо мне никто не будет вспоминать. Ни кот, который ждет меня каждый день, ни отец, для которого я готовлю ужин, ни Элла, для которой я всего лишь вещь под номером один. Я почему-то грустно усмехаюсь, вспоминая нашу ссору с ее нелепыми словами "ты вторглась в мою жизнь и перевернула в ней все с ног на голову". Но разве на такое можно обижаться? Мы обе это понимали, поэтому приходилось держаться вместе. Ведь мы похожи.       Однако держаться вместе — еще не значит быть лучшими подругами.       Я делаю глубокий вдох. — Привет, — голос хриплый, прокуренный и... будто заледеневший от холода. Я покачнулась от внезапного звука, но смогла удержаться на ногах. Определенно, парень. И судя по всему, я его не знаю. Он кашляет. — Что это ты делаешь?       Сказать, что я удивлена — ничего не сказать. Я уже давно никого здесь не встречала. — Разве не видно? Пытаюсь покончить жизнь самоубийством, - бросаю я. Раздраженно, обидчиво, будто я была ребенком, у которого отняли нечто очень важное. — Самоубийство? Кхм... — он снова кашляет, на этот раз с неодобрением. — В таком случае, можешь не обращать на меня внимания. Я просто пришел покурить. Так же, как и ты.       Готова поспорить, он смотрит на выступающий угол сигаретной пачки в моей руке. И усмехается. Что ж.       Словно в доказательство сказанных и еще витающих в воздухе слов, я слышу, как щелкнуло колесико зажигалки. Через пару секунд потянуло совсем знакомым сигаретным дымом. Возможно, я глупая. Возможно, это ничего не значит. Но мне кажется, что мы курим одинаковые сигареты.       Разумеется, по дыму это не определяют, но черт возьми.       Я все еще жмурюсь от сильного ветра и не спешу открыть глаз. — И что, ты даже не спросишь, почему?       Я, несомненно, снова удивлена. Разве это легко — наблюдать смерть? Неужели он даже не спросит, почему я хочу сделать это именно здесь? Не спросит, что у меня случилось и не выслушает? Вопросы летят подсознательно, выбирая из всей той кучи слов в моей голове те, которые я больше всего хочу услышать.       Как бы то ни было. — Ну, у каждого найдется причина, чтобы покончить с собой, — парень снова хрипло смеется. Мне нравится его голос. Глубокий, с постоянной легкой улыбкой. — Это не мое дело.       Я отчего-то хочу его ударить, но вместо этого шагаю назад и разворачиваюсь. До края крыши остается всего два шага, но мнимый собеседник настолько близко, что я могу дотронуться до него рукой.       Теперь я узнаю его: он нравился мне в средней школе. Темные, длиннее положенного, волосы, выцветшая красная прядь у одной из скул, тонкие губы с трещинками, будто он часто улыбался и... глаза. Глубокие, бездонные, карамельного цвета. Казалось бы, можно потерять точку опоры, лишь один раз взглянув в них.       Сейчас они не улыбаются, но уголок губ все равно чуть приподнят.       Парень держит в руках тлеющую сигарету и сосредоточенно смотрит на меня. — Не твое дело? — с губ сорвалось только злое шипение. Конечно же, зачем ему ценить чужую жизнь? — Зачем ты пришел? — Я же сказал: покурить, — парень кивает на сигарету в своей руке.       Он слишком спокойно говорит. — Нет, — взвизгнула я, отчего мне захотелось закрыть рот рукой. К черту. Он, кажется, ничего и не заметил. — Зачем ты на самом деле пришел?       Пусть я и кричу на него, я понимаю, что некая симпатия все еще осталась. Как такого оставить без внимания? — Честное слово, я не знал, что ты собралась прыгать, я просто покурить зашел, — он поднес сигарету к губам. — Кстати, тут всего четыре этажа. Даже если ты прыгнешь, то максимум — попадешь в больницу с переломами. А тебе этого не нужно. — Твои слова только и делают, что заставляют меня придумывать местечко повыше, — бормочу я, обхватывая себя обеими руками. Так холодно. — Ты не прыгнешь, глупая. — Кого это ты назвал глупой? — Тебя.       Я молчу. Приходится сделать один вдох, чтобы успокоиться. На этот раз определенно срабатывает. Юноша чуть наклоняет голову вбок и улыбается.       Мы никогда не разговаривали, он учится на класс старше меня, а в этом году выпускается из школы. Мы иногда пересекались в коридорах и столовой, но исключительно в роли прохожих. Однако я все равно влюбилась в эту его внешность, в эти губы с трещинками и глаза. Не знаю, почему.       Сейчас мне не нужна очередная влюбленность, поэтому я сужаю глаза, делая вид, что рассматриваю парня. С презрением. На самом деле, я делаю это лишь для того, чтобы видеть его не полностью, а только частично.       Он мне мешает. Ну, или хочет мешать. В любом случае, я хочу... А чего я хочу? Чтобы он ушел? В том-то и дело, что нет. — Меня Никитой зовут, — юноша протягивает мне руку и все еще улыбается. Видимо, свято верит, что я не смогу прыгнуть и заработать себе парочку качественных переломов. — Диана, — я киваю, пожимая его руку.       Меня отчего-то греют его глаза, потому что я больше не обхватываю себя руками. Он такой... дружелюбный, ненавязчивый. — Буду всем говорить, что познакомился с почти-самоубийцей, — Никита смеется, крепко сжимая мои пальцы. Не отпускает, черт бы его побрал. Отпусти, отпусти, отпусти. Пожалуйста, отпусти. — Еще немного — и ты уже будешь знаком не с почти-самоубийцей. — Да ладно тебе, это всего лишь шутка, — он махает рукой. Странный и равнодушный жест. Я усмехаюсь.       Он уже отпустил мою руку. Сигарета свисает с одного уголка его губ.       Я еще долго смотрю на него, пытаясь отыскать что-то в его глазах, но натыкаюсь только на усмешку. Не верит.       Я разворачиваюсь. Я снова на краю крыши, смотрю вниз, чувствуя, как тело охватывает нестерпимая дрожь. Мне приходится снова задержать дыхание, чтобы сохранить равновесие.       Никита перехватывает меня за руку. — Эй, если у тебя кончились сигареты, я отдам тебе свои, — уговаривает меня он.       Хватка на руке все еще не ослабевает. — Нет, у меня не кончились сигареты. — Может, ты наркоманка? Дай мне телефон поставщика, я все устрою, — в его голосе слышится раздражение. — Нет, я не наркоманка и зависимости у меня нет. Разве что сигареты.       Я постепенно начинаю понимать, что усмехаюсь и улыбаюсь одновременно. — Тогда какого черта ты собралась прыгать?       Он зол. Когда я снова оборачиваюсь, на его лице играет багровый румянец, в глазах застыл страх. Он дрожит так же, как и я. Улыбка сползает с моего лица. Медленно, понемногу, будто я сама не понимаю, что происходит.       Секунда — и Никита обнимает меня. Я хочу, чтобы он отпустил меня. Хочу, чтобы он ушел. Хотя кого я сейчас обманываю? — Говоришь, я неосознанно назвал тебя глупой? — произносит он, его руки прижимают меня к чужой клетчатой рубашке, пахнущей мятой и сигаретным дымом. — Мы хоть и не совсем знакомы, но я вижу тебя не впервые. И я не могу позволить тебе умереть прямо сейчас. Здесь.       Черт. Я почти чувствую, что к глазам подступают слезы. Он заставляет меня то смеяться, то плакать. Какая-то неопределенность.       Я не позволю себе разрыдаться у него на глазах. Он все равно когда-нибудь уйдет.       На счет три я отстраняюсь. Раз, два...       Три.       И ничего не происходит. Я все еще стою в его руках и пытаюсь что-то сказать.       Не получается.       Никита проводит кончиками пальцев по моим волосам и отпускает меня. Его глаза теперь настороженно наблюдают за тем, как я кусаю губы.       Я вижу его удаляющуюся спину. Он идет к выходу. — Думаю, нам обоим нужно в класс, — Никита щелкнул пальцами и скрылся за дверью. Она скрипнула, но не закрылась полностью.       У меня урок. Еще одна биология.       Я улыбаюсь, обхватывая себя руками.       Ветер усиливался, ласково перебирая мои волосы. В кожу впиваются мелкие холодные капли, снова начинается дождь.       А мне почему-то... тепло.