*****
Этот эпизод из своей жизни, невыразимо яркий, особенный и самый запоминающийся, Шерлок называл «Этюдом в розовых тонах». Сама Судьба в тот день столкнула с ярким человеком, отставным военным врачом, Джоном Ватсоном. И дело было не в его блестящих качествах врача, не в его беспрецедентной человечности и доброте, не в его терпимости ко всем тараканам в кудрявой голове детектива. Нет, все дело было в его коротких волосах цвета спелой пшеницы, его голубых, с оттенками лазури и бирюзы, глазах, в его клетчатой черно-серой рубашке, в его слегка загорелой коже… Он был цветным. Он был ярким. Он был его родственной душой. И Шерлок никогда не сказал бы, что хотел разделить свою жизнь с первым встречным, но встреча с Джоном Ватсоном в тот день изменила слишком многое. Незримо, неуловимо, но изменила. Шерлок чувствовал себя счастливым, живым и целым, как склеенная воедино старая статуя. Он был переполнен бурлящим коктейлем эмоций и сил, он был готов голыми руками сдвинуть горы ради одной теплой улыбки этого человека. Он был готов на многое, и ему даже казалось, что Джон разделял все его чувства и эмоции, а потому решился открыться в тот же самый вечер, когда они, запыхавшись от бега и смеясь, ворвались домой. И он бы открыл все карты, он бы признался в своей симпатии к этому бесконечно яркому человеку, если бы тот, улыбаясь и опираясь спиной об стену, не сказал: – Ты просто потрясающий человек, Шерлок. Особенно для Серого. Давно я столько не бегал… Джон, продолжая улыбаться радушной улыбкой, говорил что-то еще, делился впечатлениями, а Шерлок мог поклясться, что слышал звон от осколков разбившегося вдребезги сердца.***
Время неторопливо шло дальше, зачеркивая в календаре один день за другим, лениво меняя погоду, а затем – время года. Дела раскрывались, делались записи в блоге Джона, уютные вечера с бутылкой вина на двоих устраивались почти каждую пятницу, а Шерлок продолжал существовать, как мог существовать кто-то с разбитым сердцем. Было больно смотреть в яркую лазурь и понимать, что неотвратимо тонешь в ней. Еще больнее было понимать, что человек, заменивший само солнце, видел его в скучном и безжизненном сером цвете. Не видел румянца на щеках, когда обнаруживал Шерлока в одной простыне, небрежно наброшенной на обнаженное тело, не видел блеска в серых глазах, когда Холмс украдкой наблюдал за ним, не видел его так, как он видел его самого. И Шерлок ничего не рассказывал Джону, боясь потерять то дорогое, что у него появилось. Так неспешно шли дни, недели, а затем – месяцы…*****
Все это время Джон считал себя человеком, находящимся в активном поиске, ведь никогда не поздно найти свою родственную душу, другого цветного человека. Но совместная жизнь с таким человеком, как Шерлок, не позволяла с головой окунуться в поиски той единственной (Джон был убежден, что это должна быть именно она), не позволяла постоянно пропадать на улицах города или в каких-то заведениях, где можно было с легкостью завязать знакомство, задерживаться после работы да и вообще оставлять этого несносного социопата одного. И Джон, поначалу не привыкший к такому образу жизни, потом уже и не помнил, как могло было быть по-другому. Шерлок стал для него кем-то особенным, значимым и дорогим. И Ватсон не понимал, как настолько сильно смог привязаться к этому Серому, как он смог стать тем спутником, который неустанно кружится вокруг своей планеты. Холмс ведь был в самом деле целой планетой, неизведанной и хранящей в себе множество тайн и загадок. Но он был бесцветным. Невообразимо ярким, живым, по-своему невыносимым и порой даже смешным, но все-таки… бесцветным. И Джон прикладывал много усилий, чтобы не привязаться к этому человеку всеми нитями души, всем сердцем и разумом, но незаметно для самого себя не мог думать уже ни о ком другом, кроме Шерлока. И это причиняло ему боль, ведь все казалось таким неправильным, противоречащим естественному порядку их жизни и природы. Так, почти спустя целый год совместной жизни, они скрывали друг от друга свои чувства. Так жизнь каждого из них превратилась в персональный ад.*****
– Пожалуйста, застрели меня до того, как я тебя поцелую. Пожалуйста, убей меня, и я буду скучать по тебе… – напевал себе под нос Шерлок, сидя спиной к Джону на кухне. Джон неловко откашлялся, поправляя свой халат, и встретился взглядом с серыми глазами. Он почти не задумывался, какого цвета могли бы быть глаза у Шерлока, но почему-то был уверен, что они были именно серыми. Ему нравился серый. Ему нравился Шерлок. Но он никогда не признается в этом самому себе, не говоря уже об объекте своей симпатии, бессонных ночей и вечной вереницы мыслей в голове. Меж тем Шерлок выглядел немного смущенным, словно его застали за чем-то непристойным, а затем, видимо, взяв себя в руки, гостеприимно указал на стул возле себя, прежде чем поднялся со своего и включил чайник. – Не знал, что ты поешь, – тихо сказал Джон и тепло улыбнулся, продолжая смотреть на Холмса. – У тебя красивый голос. – Спасибо, – смущенно пробормотал тот, деланно увлеченно разглядывая электрочайник. – А что это за песня? – Обещай не смеяться, – попросил Шерлок, прикусив губу, и Джон согласно кивнул головой. – Gothkiller. Это немецкий рок. А у самой песни даже есть целая история. – Расскажи. Все равно сидим, ждем, пока чайник закипит. Шерлок кивнул и сел обратно на свой стул, положив руки на стол и улыбаясь уголками губ. – Примерно два года назад я работал над одним делом, довольно необычным, должен сказать. Убийца оставлял послания с помощью песен своих же жертв. Ты ведь знаешь, сейчас многие хранят свои плейлисты в соц.сетях, предоставляя к ним практический неограниченный доступ. В общем, чтобы найти нужную, в которой могло содержаться послание, нам с инспектором пришлось прослушать несколько сотен песен последней жертвы. И в каждой мы пытались найти особенный смысл, который мог указать либо на убийцу, либо на следующую жертву. Либо на способ убийства, как мы поняли позже. Но в этой песне было что-то особенное, понимаешь? – Понимаю. Кажется… – Как выяснилось позже, эта песня и оказалась посланием. «Я – яд в твоих венах. Яд правды». Жертву нашли отравленной в постели ее любовника, о котором муж, разумеется, ничего до этого не знал… – Но ты ведь нашел убийцу? – спросил Джон, замечая легкую тень отрешенности на лице Шерлока. – Конечно. И именно я убедил судью ускорить его казнь. Джон понимающе кивнул, а Холмс, вновь поднявшись со стула, принялся доставать из шкафа кружки, банку кофе и пачку чая. Джон наблюдал за ним, в его голове крутился отрывок, который напевал себе под нос Шерлок: «Пожалуйста, застрели меня до того, как я тебя поцелую». Он не мог понять, что в нем было особенного, но казалось, что именно эти слова олицетворяли его состояние и чувства, словно Шерлок испытывал тоже самое… Ватсон спешно одернул себя. Вздор, это просто отрывок из песни, не более того. Не нужно накручивать себе невесть что. Но слова все равно крутились в его голове. «Пожалуйста, застрели меня до того, как я тебя поцелую. Пожалуйста, убей меня, пока я все не разрушил…»*****
Время по-прежнему шло дальше, оставляя за собой череду недель и месяцев, которые в итоге сложились в полтора года совместной жизни. Джон привык к тому, что делит крышу с самым невозможным человеком в истории человечества. Шерлок привык к цветному Джону ровно настолько, что научился скрывать все свои чувства к нему, научился врать и делать вид, что он для него такой же Серый, как и он сам для него. Время шло. Боль от невысказанных чувств прочно застряла в сердцах обоих, но никто из них не решался сказать правду. Между тем миновала и история с Доминанткой, почти поставившей на колени целую нацию, и небольшое приключение с ужасной Собакой Баскервилей, и теперь все внимание Шерлока было сосредоточенно на главном злодее, Джеймсе Мориарти. Злодей-консультант, который пообещал выжечь его сердце, который пообещал ему падение. И Шерлок знал, чем закончится его история, но ничего не говорил об этом Джону, боясь разбить его сердце, боясь, что тот сможет вмешаться и в итоге пострадать. Время утекало, как вода сквозь пальцы, и Джон не мог представить, насколько расточительно тратил его, не мог представить, что вот-вот потеряет самого дорогого сердцу человека…*****
Он никогда не смог бы забыть те гудки, тот крик, который разрезал тишину улицы, словно острое лезвие ножа, то падающее с крыши тело, облаченное в такое родное и привычное твидовое пальто. Он никогда не смог бы забыть то яркое пятно крови на асфальте, то запястье, лишенное пульса, ту страшную боль. Он никогда не смог бы забыть всех ужасов того дня, которые испытал, никогда, даже если бы сильно этого захотел. И все, что ему оставалось – в одиночестве переживать настоящую боль потери, смертоносную и медленную пытку, которая с каждым днем убивала все его чувства и вместе с тем его самого. В тот день Джон перестал жить. Он начал влачить свое жалкое и одинокое существование. И мир вокруг казался ему безобразно серым, холодным и мертвым…*****
Шерлок не мог представить, насколько это тяжело и больно – заставить дорогого себе человека смотреть, как ты умираешь. Это страшная пытка, даже если Джон считал его просто другом и невыносимым соседом. Это нисколько не умалило бы его вины за содеянное и никак не смогло бы оправдать его, даже если бы он рассказал всю правду о планах, о сети, об их с Майкрофтом операции «Лазарь» – обо всем. Едва ли Джон был настолько великодушен, чтобы простить настолько отвратительный с моральной точки зрения поступок. И Шерлок был уверен, что не найдет прощения, даже если вернется домой. Даже если будет вымаливать это прощение, стоя на коленях. Такое невозможно простить, никому и никогда. И Шерлоку было больно от таких мыслей, от осознания содеянного и мыслях о последствиях. Но он уже перешагнул за невидимую грань, сломал ту палку, о которой все вечно говорят…*****
Время шло дальше, и так миновало еще полтора года, полных серых и бессмысленных будней. У Джона появился привычный график работа-дом-работа-дом, который он никогда не нарушал. Каждый день он возвращался на Бейкер-стрит, готовил или разогревал себе ужин, ел в привычном одиночестве, а затем поднимался в свою спальню и ложился спать. Так повторялось изо дня в день на протяжении полутора лет. До сегодняшнего дня. В этот день он познакомился с милой женщиной, которая стала для него настоящим подарком Судьбы. Светлые волосы, большие голубые глаза, нежно-розовая помада на губах и приметное красное пальто – Джон заметил ее еще выходя из здания больницы, и не был глупцом, чтобы упустить свою родственную душу из вида. И хотя неприятный осадок остался на его душе, как и глубокие рубцы на израненном сердце, но все же осмелился попытать свое счастье. И у этого счастья было имя – Мэри Морстен.*****
Еще почти спустя полгода Джон осмелился и на другой, более серьезный и осмысленный шаг – он решился сделать Мэри предложение. Несмотря ни на остатки своих чувств к другому человеку, ни на полтора года безумной и невероятной совместной жизни с ним, которые были перечеркнуты годом черной и смертельной скорби, несмотря ни на что Джон не хотел хоть как-то возвращаться к старой жизни, твердо решив шагнуть в другую, более светлую. Но та другая жизнь, от которой Джон старательно прятался последние полгода, нагрянула к нему сама. И в тот вечер, когда Шерлок объявился из мертвых именно в ту минуту, когда он собрался делать предложение Мэри, Джон не помнил самого себя то ли от злости, то ли от ненависти, то ли от радости, что это сукин сын был все-таки жив…*****
– Я тебя ненавижу, – в девятнадцатый раз повторил себе под нос Джон, пока Шерлок рассказывал ему об очередном гениальном плане. Или о какой-то гениальной системе. Джон почти не слушал его, блуждая взглядом то по острым скулам, то по худому телу, то по отросшим кудрям волос, которые совершенно точно были короче два года назад. Он смотрел и не верил, что Шерлок в самом деле сидел перед ним в своем любимом кресле и что-то рассказывал своим приятным и низким голосом. И казалось, что вся злость, ярость и ненависть куда-то испарились, оставив на душе лишь легкий горьковатый осадок. И казалось, что теперь-то все точно будет хорошо, но теперь было несколько «но»: другая жизнь, другой дом, женщина, на которой он скоро женится, будущая семья, а там, того и гляди, дети. И в такой жизни не было места такому человеку, как Шерлок. И от этого горьковатый осадок становился невыносимо горьким, а рубцы на сердце снова начинали предательски кровоточить.*****
Шерлок пытался держать язык за зубами, видя легкую улыбку Джона, пока они сидели на кухне. Пытался не сорваться и не высказать все, что накопилось на душе за эти долгие два года. Он не мог позволить себе обрушить на Джона все известные ему слова любви на нескольких языках, и лишь потому что боялся, что тогда совершенно точно потеряет его. Особенно теперь, когда шаткое равновесие было с трудом, но восстановлено, когда Ватсон собирался связать себя нерушимыми узами брака с женщиной, которая была его родственной душой. Он не имел права влезать в жизнь Джона, и уж тем более не имел права ее рушить. – Так что ты об этом думаешь? – спросил он у Шерлока, продолжая улыбаться. – Думаю о чем? – Я уже несколько минут расписываю тебе все твои обязанности, а ты даже меня не слушаешь, – Джон нахмурился и обреченно вздохнул. – Ладно, давай еще раз, только теперь, пожалуйста, спустись с облаков ко мне, на землю. Что ты думаешь насчет того, чтобы стать моим шафером? Шерлок почувствовал, как сердце пропустило удар, а затем стало нестись сумасшедшим галопом, словно вот-вот выскочит из грудной клетки. Он хотел избежать визита на эту свадьбу, не хотел видеть этой атмосферы праздника и счастья, но теперь… Он не смог бы отказать Джону. Не теперь, когда он сидел перед ним и смотрел, нет, гипнотизировал своими топазовыми глазами. И коротко кивнув, Холмс потянулся к кружке с чаем, жалея только о том, что не решил вернуться на месяц позже.*****
Несмотря на все ожидания, Шерлок вполне смог справиться со своей ролью шафера, а еще попутно раскрыть пару преступлений и спасти жизнь майору Шолто. И, казалось бы, вечер был не так уж безнадежно испорчен, но острая боль где-то в области сердца давала понять, что было испорчено и предано огню абсолютно все. Золотая нить на безымянном пальце Джона теперь стала точкой невозврата. Возвращать теперь было нечего, да и некого. Джон теперь был частью другой жизни, и Шерлок в нее не вписывался так, как хотел. И он ушел незаметной тенью, оставив лишь ноты к свадебному вальсу в белоснежном конверте. «Доктору и миссис Ватсон…»*****
Время шло дальше, и теперь жизнь Шерлока была наполнена серыми и однотипными буднями, становясь похожей на некогда серую и обыденную жизнь Джона. Клиентов он не принимал, также как и отказывался помогать инспектору Лестрейду. Он заперся в себе, живя от одного визита Джона до другого. Но тот приходил всего лишь пару раз в месяц, по пятницам, приносил с собой еду из соседнего китайского ресторанчика и покупал бутылку красного вина, как дань старым-добрым традициям, которые родились еще три года назад, когда все было спокойно, когда не было никакого Магнуссена и никакой Мэри. Когда они могли быть рядом круглосуточно. Когда… все было по-другому. И тогда, когда Джон пришел к нему снова, неловко улыбаясь и расставляя тарелки на столе, Шерлок умудрился испортить абсолютно все. – Мне нравится твой джемпер, Джон. Это один из моих любимых… – Правда? – Джон мельком оглядел себя и свой джемпер, а затем улыбнулся, глядя на Шерлока. – Почему? – Потому что он цвета твоих глаз, – отозвался Шерлок, пожав плечами. – Ч-что… Что ты сказал? В топазовых глазах Джона читалось удивление, сменившееся почти откровенным ужасом. Шерлок же, глядя в эту леденящую бездну, понимал весь смысл сказанной фразы, как и понимал свою оплошность. Конечно, это было первое, что сорвалось с его языка, ведь это было правдой. Шерлок привык говорить правду, но вот говорить ее Джону было слишком рискованно. Джон не дождался, пока Шерлок скажет ему хоть слово, и молча покинул стены его квартиры. Шерлок был уверен, что Джон уже больше никогда не вернется.*****
Джон не объявлялся три месяца. Игнорировал любые звонки и сообщения, дома его невозможно было застать, а редкие разговоры с Мэри можно было свести к: «Его нет дома, Шерлок. Извини». И хотя Шерлок ждал либо в доме Ватсонов, либо возле него, Джон все равно не появлялся, словно знал, кто его там ожидает. Однако Шерлок все равно продолжал ждать, продолжал следить за домом и звонить Джону. Им было необходимо обсудить то, что произошло тем вечером. Им нужно было поговорить. Хотя, Шерлок был бы рад даже просто услышать его голос…*****
Так прошел еще целый месяц. Мэри ничего нового не говорила, повторяя лишь то, что понятия не имеет, куда Джон уехал. Майкрофт не мог отследить передвижения Ватсона, а Грег не мог задействовать Ярд для поисков. Шерлоку оставалось лишь надеяться, что Джон вернется. И они могли даже не затрагивать ту волнительную тему, могли делать вид, словно ничего не произошло, словно того вечера никогда и не было. Шерлок уже был готов пойти на что угодно, абсолютно на все, лишь бы вернуть Джона. Лишь бы снова заглянуть в теплую лазурь, снова услышать неторопливый мягкий голос или любоваться переливами света в светлых волосах…*****
Джон вернулся в Лондон спустя еще три недели, минуя дом и устремившись прямиком на Бейкер-стрит. Шерлок, укутанный в привычную простыню, скрывающую собой его исхудавшее тело, несколько секунд смотрел на Джона ошалевшим взглядом, а затем, пригласив в квартиру, бросился в спальню, чтобы одеться. Ватсон неспешно прошел на кухню, глубоко и медленно дыша, словно впитывая в себя эту родную обстановку через воздух. Здесь почти ничего не изменилось, разве что холодильник был совершенно пуст, а на полках не осталось ничего, кроме специй. Джон недовольно хмыкнул – этот идиот совсем перестал питаться! Ну разве можно было доводить себя до такого состояния? До этой худобы, до этих кругов под глазами, до этого болезненного вида… Шерлок вернулся через пару минут, одетый в какие-то потрепанные спортивные штаны и растянутую футболку, в которой могли бы уместиться и два таких Шерлока. Джон снова недовольно хмыкнул, а затем указал на стул. Когда Холмс послушно сел, продолжая смотреть на него странным, почти безумным взглядом, Джон встал напротив него, позволяя столу сохранять между ними дистанцию. – Значит, ты в самом деле видишь меня в цвете? – спросил он, на что Шерлок лишь коротко кивнул. – И ничего не сказал? – Ты сам сказал, что я для тебя Серый… – Да, но ты мог сказать, черт тебя подери, правду! – к концу фразы голос Джона повысился, заставив Шерлока чуть заметно вздрогнуть. – Так было лучше. – Лучше для кого? Для тебя? Для меня? – Для нас обоих, – глухо отозвался Холмс, вперив взгляд в столешницу. – Шерлок, послушай. Если бы тогда сказал мне правду, до своего… падения, то все могло было быть по-другому. – По-другому быть не могло, и ты знаешь это. – Нет, могло. И знаешь почему? Потому что я знаю, что у тебя темно-каштановые волосы, потому что я знаю, что у тебя серые глаза с желтыми крапинками у зрачков, потому что я знаю, что ты обожаешь носить свою лиловую рубашку. Потому что… тогда я мог позволить себе любить тебя. – Подожди, ты… ты видишь меня цветным? – шепотом спросил Шерлок, пораженно глядя на Джона. Он и представить не мог себе подобного, даже в самых смелых мечтах. – Раньше видел, но лишь иногда. Когда был особенно сильно подвержен своим чувствам. Когда любил. Сейчас ты Серый, как и все время, начиная с твоего возвращения. – Джон, мне жаль. Правда, мне… очень жаль. – Мне тоже жаль, Шерлок. Джон обошел стол, почти невесомо коснувшись ладонью плеча Холмса, и хотел было уйти прочь, но тот взял его за руку, прижавшись к ладони щекой. Джон позволил себе задержаться на минуту-другую просто любуясь этим проявлением чувств, этими тенями на щеках от угольных ресниц, этими очерченными и чуть приоткрытыми губами, которые, как раньше думал Джон, так и напрашивались на поцелуй. Но сейчас все было по-другому – он был женат на женщине, которая, наверное, успела известись, ища его во всех больницах, моргах и участках. Но отчего-то ему не хотелось уходить, не хотелось оставлять Шерлока одного, но и остаться он не мог. Пора возвращаться домой. – Шерлок?.. Мне уже пора идти. Холмс лишь тихо хмыкнул, но ладонь так и не отпустил, хоть и открыл глаза, бездумно глядя перед собой. – Шерлок. – Не хочу, чтобы ты уходил. – Я еще вернусь. – Не в том смысле, – ответил Холмс, переведя взгляд на Джона. – Я хочу, чтобы ты был здесь, всегда, как раньше… Чтобы все было, как раньше. – Я не могу, Шерлок. И ты знаешь, почему. – А если бы мог? – Тогда я бы никогда и не ушел. Шерлок понимающе кивнул, а затем отпустил руку Ватсона, напоследок с сожалением вздохнув. Джон же, словно завороженный, смотрел на Шерлока, не в состоянии найти в себе силы, чтобы уйти. Тело не хотело покидать стены этой квартиры, сердце не хотело покидать этого человека, а разум… Разум приказным тоном велел вернуться домой и успокоить жену. И Джон, будучи солдатом, привык подчиняться. Но напоследок он позволил себе совершить один-единственный неправильный поступок в этой непростой и в корне неправильной ситуации. Плавно наклонившись к Шерлоку и коснувшись своими губами его губ, он рассыпался на мелкие осколки. Целуя мягкие податливые губы он сгорал заживо и сходил с ума. Чувствуя теплые ладони на своих плечах он не хотел, чтобы этот момент когда-нибудь заканчивался. Скользя языком по этим губам и слыша приглушенный вздох, он был в секунде от того, чтобы повалить Шерлока на пол, срывая с него эту одежду, касаться руками его обнаженной бледной кожи и буквально вколачивать его в этот прохладный паркет, ловя губами его хриплые стоны… Но рассудок возобладал над телом, жаждущим этой животной и невыразимой страсти, и Джон с сожалением отстранился от Шерлока, глядя в его серые глаза, а затем с улыбкой замечая, что волосы Холмса стали бледно-каштановыми, кожа окрасилась в бледно-белый цвет, а губы приобрели столь восхитительный красноватый оттенок. – Ты снова приобрел цвет, но… не полностью, – прошептал Джон, горько усмехнувшись. – Что же… Думаю, теперь мне точно не стоит тут задерживаться. – Джон? – Да? – Ты еще вернешься? – с легкими нотками надежды спросил Шерлок, и Джон добродушно улыбнулся. – Конечно. Я загляну к тебе, когда будет время. И Джон ушел, оставив Шерлока с ошалевшим сердцем и губами, еще помнящими дурманящую сладость этого поцелуя.*****
Мэри не задавала вопросов, не устраивала истерик и скандалов. Она просто сидела в своем кресле и слушала Джона, иногда прося его что-то повторить или уточнить. Она была невозмутимо спокойна даже тогда, когда Джон упомянул, что перед возвращением домой он заглянул к Шерлоку, чтобы проверить, в порядке ли тот. Возможно, она знала, что он лжет. Возможно, она понимала, что этим двоим было бы лучше друг с другом. А может, ей уже было все равно. Джона она, конечно, ждала, но дождавшись, не проявила ни радости, ни удивления, ни единой эмоции. Встреча спустя несколько месяцев разлуки прошла спокойно и гладко, и Ватсон был даже удивлен, что все прошло настолько спокойно, но также был благодарен за это – ему меньше всего хотелось выслушивать крики и обвинения в свой адрес. Последние несколько месяцев скитальческой жизни выдались непростыми, и все, чего он хотел – это лечь на своей кровати и забыться крепким сном на много-много часов.*****
Процесс развода прошел быстро и безболезненно – Джон без всяких вопросов отдал Мэри дом, забрав машину и личные вещи, которые в тот же день перевез обратно на Бейкер-стрит. Мэри же не претендовала ни на что, даже отказывалась от этого самого дома, и в конце концов пожелала Джону простого и банального счастья, лишь отчасти жалея, что у них ничего не сложилось. Возможно, они смогли бы стать славной и примерной семьей, но не в этой истории.*****
Сказать, что Холмс был доволен, это значило сильно преуменьшить силу и объем его эмоций. Шерлок даже не пытался скрыть своей торжествующей улыбки, когда помогал Джону заносить вещи в его спальню. Он был уверен, что они оба заслужили спокойной и размеренной жизни, далекой от треволнений внешнего мира. И был готов приложить все усилия, чтобы загладить всю свою вину за падение, за два года скорби и ту страшную боль, бремя которой Джону пришлось нести на протяжении этих двух лет. Что касается самого Джона, то он был просто рад вернуться домой, в то место, которое он мог назвать своим домом, где он чувствовал себя, как дома. Но куда больше он был рад просто лежать на диване в обнимку с Шерлоком, любоваться его серыми глазами, мягкими каштановыми кудрями и красноватыми от поцелуев губами. Он был рад, что спустя несколько дней новой, совершенно не похожей на предыдущие, жизни он видел Шерлока также, как тот видел его самого – в цвете. В конце концов, они оба доказали, что любовь может быть куда важнее и сильнее, чем Узы. Оба доказали, что они созданы друг для друга несмотря ни на что. И их цвета не потускнеют, пока в любящих сердцах горит яркое пламя…*****