Саурон и пение

Саурон Жестокий сидел во главе пиршественного стола и наслаждался жизнью В одной руке он держал половину каплуна, в другой - кубок с вином, по подбородку его текли жир и сок, справа верный Шаграт с чавканьем обгрызал мясо с кости, слева какое-то мурло (возможно, верный Гришнак) жрало так, что трещало за ушами. Вообще все вокруг жрали. Темное воинство праздновало захват Тол-Сириона. Во внутреннем дворе крепости горели десятки костров, вокруг которых пили, ели и веселились простые воины. Волколаки пили, ели и веселились за крепостной стеной, решая заодно проблему с утилизацией трупов. Но более или менее важные орки - командиры отрядов, клановые вожаки и просто заслуженные ветераны - собрались в главном зале, где в шести огромных очагах пылал огонь, а стол, занявший весь зал от одного конца до другого, ломился от яств. Возможно, какого-нибудь темного эльфа из Ангбанда непринужденная атмосфера, царящая за столом, привела бы в ужас. Здесь ели руками - а некоторые даже ели ногами. Здесь чавкали, рыгали, давились и утирались кольчужным рукавом. Здесь разговаривали (очень громко) с набитым ртом и швыряли друг в друга обглоданными костями. Но Саурон, у которого Ангбанд с его рафинированными интеллектуалами-эльфами уже сидел в печенках, просто отдыхал здесь душой, и лишь одно обстоятельство немного омрачало его счастье: на массивном кресле, игравшем роль трона, было неудобно качаться. Он заметил, что возле дверей, там, где сидел народ попроще, появилась буза - орочий вариант лютни. Вокруг началось оживление. Саурон послал на тот конец стола баранью ногу, а затем велел орку с бузой приблизиться. - Я совсем не знаю орочьих песен, - сказал он. - Спой мне что-нибудь такое, что вы обычно поете в походах. Орк с бузой смутился. - Как бы, повелитель, наши песни не показались тебе слишком грубыми, - пояснил его замешательство верный Шаграт. - Не покажутся, - ответил Саурон. - Если там ничего не говорится про черные маки и серебряные крылья, то мне сойдет. Благодаря рогу с элем орк-менестрель вернул себе присутствие духа. Он ударил лапой по струнам и запел. Первые две песни Саурон выслушал с восторгом - там действительно ни слова не было о черных маках, а он от такого уже отвык. После третьей песни его кольнуло некое предчувствие. После пятой предчувствие это превратилось в уверенность, а после седьмой Саурон сунул менестрелю еще один рог с элем и таким образом вынудил сделать паузу. Ему надо было обдумать услышанное. - Ну как, повелитель? - спросил верный Шаграт, которого переполняла гордость за национальный фольклор. - Нравятся тебе наши песни? - Да, - твердо сказал Саурон. - Очень нравятся. Отличные песни. Меня только одно немного удивляет: почему они такие мрачные? - Мрачные? - переспросил Шаграт в изумлении. - Ну да. У вас там все время герой либо собирается умереть на войне, либо уже умер и рассказывает о том, как все было. Есть хоть одна песня, в которой герой остается жив? Шаграт и орк-менестрель тяжело задумались. Затем морда Шаграта просветлела. - Есть! - воскликнул он. - Есть такая песня! Там парень, понимаешь, все хочет, хочет погибнуть на войне, но у него никак не получается. - Почему? - удивился Саурон. - Да его все время верный варг выносит из огня. - Ясно, - сказал Саурон. Орк-менестрель, видимо, уловил в его голосе какое-то неодобрение и поспешил пояснить: - Мы поем такие песни, повелитель, потому что для нас счастье - сражаться и проливать кровь за тебя! - Да! - пылко подхватил Шаграт. - Сражаться за тебя и умереть в бою! - Ясно, - снова сказал Саурон. Как раз перед отъездом из Ангбанда он узнал об интересном исследовании аналитического отдела: при том уровне физической подготовки, воинского умения и экипировки, которым располагали орки, доля погибших в их рядах должна была быть куда меньше, чем была в действительности. Аналитический отдел выдвигал по этому поводу разные малоубедительные гипотезы, и Саурон предчувствовал, что сможет сильно удивить их в во время очередного сеанса связи по палантиру. Для чистоты эксперимента, сказал он себе, надо сочинить для орков несколько песен, в которых герой будет сражаться за меня и выживать в бою. И посмотрим, как это скажется на… В это время орк-менестрель ткнул верного Шаграта в бок и молвил: - Повелитель, все знают, как ты хорошо поешь. Саурон удивленно поднял брови. - Ты пел еще при сотворении мира, - подхватил Шаграт. Это не вполне соответствовало действительности, но Саурон решил не углубляться в подробности. - И? - спросил он. - Для нас будет честью услышать, как ты поешь! - выпалил Шаграт, а менестрель сунул Саурону бузу со словами: - Покажи нам, как надо! К такому повороту Саурон готов не был. - Нет, - начал он. - Нет, я не пою… - Просим! - воскликнул орк-менестрель. - Просим! - гаркнул Шаграт. - Дело не в том, что... - Просим! - подхватили сидевшие поблизости, а затем и те, кто сидел подальше. - Вы не понимаете... - Про-сим! Про-сим! - гремело под высокими сводами. Саурон поднял руку, и наступила тишина. - Ну хорошо, - сказал он и взял бузу у орка-менестреля. - Отчаянные безумцы, вы не ведаете, о чем просите, но будь по-вашему. Знаете песню про козлика? Шаграт, уже настроившийся внимать какой-нибудь героической балладе, икнул и выпучил глаза. Саурон пробежался пальцами по струнам. Бузу он держал в руках впервые в жизни, но если вам понятна самая суть Музыки, то способ звукоизвлечения становится пустой формальностью. - Про козлика, говорю, знаете? - повторил он. Нестройный хор голосов подтвердил, что да, они знают про козлика. - Отлично, - кивнул Саурон. - Тогда можете подпевать. И заиграл. Когда музыка смолкла, вежливый Шаграт хотел сказать, что ему очень понравилось, но не смог издать ни звука. Никто в зале не мог издать ни звука. Конечно, Шаграт знал песню про козлика - он слышал ее еще в колыбели. Сейчас вроде бы и мелодия была та же самая, и слова - кроме последнего куплета, которого Шаграт прежде не слышал - но он и подумать не мог, что песня про козлика может звучать _так_. Сколько кромешного ужаса и безнадежности, оказывается, было скрыто в истории о сумасшедшей старухе, которая пережила детей и внуков и всю любовь своего исстрадавшегося сердца отдала козленку! Одна за другой вставали перед глазами Шаграта мрачные картины: вот растрепанная бабка стоит у околицы и, срывая голос, уже ни на что не надеясь, выкликает своего любимца; весело цокают острые копытца - дальше и дальше от дома; все теснее сплетаются над головой ветви, отрезая солнечный свет; что это за тень мелькнула во мраке? кто глядит из-за кустов? чей рык всколыхнул душный воздух чащи? Шаграт слышал и этот рык, и короткое испуганное блеяние, и хруст костей. Он чуял запах крови и желчи - который в обычной жизни находил довольно приятным, но только не сейчас. Он видел остатки страшного пиршества. И - момент наивысшего ужаса - он видел, что было дальше: поднятый безумной старухиной любовью, козлик _все_равно_ вернулся домой. Даже в конце Войны Могуществ, стоя в строю под стенами Утумно и глядя на поднимающийся над миром сверкающий стальной вал - воинство Валинора - Шаграт не испытывал такого страха, как сейчас, когда его повелитель пел песню про козлика. - Ну вот, - промолвил Саурон в гробовой тишине. - Когда я пою, я всегда немножко Искажаю. Профессиональная деформация. Он протянул бузу орку-менестрелю. Тот безмолвно принял инструмент. Лапы его дрожали. - А еще, - продолжал Саурон, устремив пристальный взгляд на двери, - когда я пою, я всегда немножко Творю. И в этот миг за дверями послышались шаги - тяжелые спотыкающиеся шаги, порождающие зловещее эхо. - Поэтому, - заключил Саурон, поднимаясь с трона, - я стараюсь без необходимости не петь. Подайте-ка мне меч и отойдите к стенам. Двери содрогнулись от мощного удара. - Кто там? - прохрипел Шаграт, с трудом проталкивая слова через стиснутое экзистенциальными переживаниями горло. Саурон обнажил клинок. - Козлик, - ответил он. - И молите Эру, чтоб он был без бабушки. А восемь лет спустя Финрод был обескуражен и едва не утратил необходимую для поединка концентрацию, когда с галерки… простите, с крепостной стены до него донеслось: ““Козлика”, повелитель! “Козлика” давай!”