Мертвый цветок

Отчего-то все как один сравнивали ее с цветком. Быть может, потому, что она работала в цветочном магазине; быть может, потому, что голубые глаза ее напоминали окружающим цветущие незабудки. Волосы, словно два лепестка белой лилии: один – короткий, прикрывающий глаз и часть красивого лица, второй – длинный и плавный, закрывающий спину до тонкой талии. Губы, темные от крови, словно маки в сумерках. Ни дать, ни взять – цветок, взращенный жизнью. Мертвый цветок. Этот парень, он никак не может взять в толк, что ухаживания прошли впустую. Пытаясь спрятать гримасу растерянной злости, он резко тычет букет алых роз ей в руки. Белые пальцы – еще одна страсть поклонников – сжимают хрустящую, блестящую обертку. Божественное, искушенное благоухание, багровые лепестки, сияющие капельки. Все как обычно. - Я не люблю цветы. - Но ты ведь… - Это ничего не значит, это просто работа. - И почему… - Эти цветы были живыми, а ты убил их. - Я не… - Значит, ты купил трупы. Благоухающие, прекрасные, увядающие… мертвые. - Но… - Просто. Красивые. Трупы. – Алые губы чеканят приговор, букет отправляется обратно к парню, последний отправляется за двери магазина. Над дверью легонько позванивают колокольчики. - Кто там?.. - шепчет Яманака, прикусывая указательный палец, а после отвечает сама себе, - никого. Никого. * * * Говорят, что все забывается. Плохое и хорошее, в памяти они со временем тускнеют и становятся воспоминаниями. Вот воспоминания – они живут вечно, всегда свежи. Только Ино не верила в это. Кто говорит, что забыть возможно все на свете, не испытывал боли. А она – Яманака Ино, прекрасный цветок Конохи – она испытала эту боль. Кто же заставит ее забыть унизительное похищение, когда она и пискнуть не успела, как ее уже отключили? Кто утолит боль от многократного изнасилования? Кто сотрет синяки от толстых, грязных пальцев на ее белой коже? Кто закроет ей глаза, чтобы не видеть мерзких улыбок? Кто? Кто?! Кто закроет уши, чтобы она не слышала хриплого «цветок» из губ насильников? * * * Первый из парней, с которым она могла хотя бы держаться за руки, постоянно восхищался ее волосами. «Пшеничные, солнечные, платиновые» - он болтал без умолку о светлой волне, которая раскинулась на спине куноичи. Когда он попытался добиться от нее интимной близости у себя в спальне, он держал их, накручивал на руку, окунался в них и вдыхал запах. Цветочный, говорил он. «Не надо!» - молил он. «Что ты делаешь?» - со страхом выпытывал он. «Пожалуйста, не убивай меня…» - плакал он. Выписывая на запотевшем стекле печать для призыва почтового ястреба – развлечения ради – девушка приняла решение. Лезвие куная сверкнуло, отражая свет одинокого фонаря – и столь обожаемые локоны скользят по спине, ложатся на подоконник, прилипают к окну, летят на пол. С головы вдруг снимается большой груз, и из головы тоже. Теперь Ино знает, что делать. Второй удивился смене прически, но тактично выразил свое восхищение и больше к этой теме не возвращался. Зато теперь комплименты посыпались на глаза. Сравнения с цветами больно кололи, благо, настойчивый молодой человек не хватался за ее глаза, когда залез своими потными ладонями к ней под юбку. Но он прошептал что-то вроде «твои глазки так блестят», так что выбора не оставалось. К первому трупу в свитке прибавился еще один, могилу отца только-только присыпали землей, все старательно не замечали связи между пропавшими парнями и их отношениями с Яманака Ино. - Пап, папа… - шептала девушка, царапая ногтями мраморную табличку, укладываясь прямо на могилу. Ей казалось, что папа совсем рядом, он обнимает ее за плечи, он жалеет свою девочку. Что это? Паутинка скользнула по руке или папины пальцы ободряюще коснулись? Это ветер шумит или папа шепчет ей короткое «держись»? - Я больше не буду плакать, обещаю. – Еще пара кунаев застыла в сантиметрах от сияющих незабудок. Она знает технику, которая лишает зрения, но цвета глаз она не лишит. Остается только одно. Пара несложных печатей – обезболивающее. «На счет «три» - выдыхает она. - Раз… Два… И вопль, полный боли и облегчения. Вот и все. Третьего не испугали ни короткие волосы, ни слепота, ни скоропостижное исчезновение без вести двоих своих предшественников. Он держал ее за руки – очень часто – и целовал ее пальцы. В голосе сквозило неприкрытое восхищение белыми руками и длинными, как у музыканта, пальцами. Он все не верил, что она может с такими ручками работать шиноби. Она улыбалась, кивала, а потом при помощи этих пальцев распечатывала свиток с ошибками прошлого и помещала еще одно тело. Мамина могила по сравнению с папиной была темнее – земля еще не высохла. Почему же ей предначертано терять все, ради чего стоит жить? Положив пальцы на дверной проем, куноичи крепко сжала в зубах кляп. Надо будет это сделать несколько раз, чтобы кости были раздробленны в порошок. Глубокий вдох. Толчок. Боль. Глубокий вдох. Толчок. Боль. * * * Ее признали психически неуравновешенной. Лишили титула чунина, лишили свободы, заперли в палату без окон и дверной ручки. Без выхода обратно. Будь Асума-сенсей жив, он бы взял ее к себе, она знает. Будь Шикамару и Чоуджи главами своих кланов – они бы выручили ее. Будь Лобастая влиятельнее – она бы спасла подругу. Но теперь ее ожидает только тьма. - Яманака Ино. Девушка слышит, как в замке возятся ключи. Как обувь на плоской подошве едва слышно скрипит, соприкасаясь с ковром. Как часто и резко дышит ее посетитель, словно бежал к ней. - Ино-сан. - Сай?.. – она удивлена настолько, что забывает о суффиксе. - Я пришел забрать вас. Вам тут не место. - Я… Я… Она живет тут уже несколько недель. Он не сравнивает ее с цветком или еще чем-нибудь – он просто называет ее красавицей. Проявления нежных чувств чужды ему, но когда она трясущимися руками обвивает его шею – доверяя – то он заливается румянцем и старательно делает вид, что ничего не происходит и он тут ни при чем. Спокойные чувства – пока без названия – убаюкивают девушку, и она готова признать, что все забывается. Она – Ино Яманака, с короткими волосами, с выколотыми глазами, с переломанными пальцами – улыбается и забывает. Она не помнит, как выглядят цвета, но теперь у нее есть кому напомнить.