Роберт стоял перед обшарпанной дверью, колеблясь постучать в нее. «Букер Девитт, частный детектив». Дверное стекло давно помутнело и потрескалось, а ручка начала ржаветь. Ученый с каким-то извращенным удовольствием подумал, что хоть кто-то живет хуже, чем он.
Его жизнь пошла крахом. У него не было достаточно денег, чтобы опытным путем доказать свою возможность поднять в город воздух. В ученом мире нужно было сделать все на практике, и лишь потом надеяться на признание. Он поторопился. Был слишком уверен в себе, привык к череде успехов, и даже не задумался о возможном исходе. Он надеялся найти спонсора на ярмарке открытий, постфактум попробовав вознести в воздух хотя бы дом, но увы. Желающих потратить свои деньги на недоказанный эксперимент в научном сообществе не нашлось, и Лютес остался с давно сгнившим яблоком и сломленным эго. Он начал работать преподавателем в университете, чтобы хоть как-то свести концы с концами, но с каждым днем становилось все труднее и труднее. Почти все деньги уходили на его новое изобретение, подтверждающее существование бесконечного множества вселенных и доказывающее теорию струн. Потому его связь с Розалинд была похожа на дар свыше. «Мой спонсор»... -отбивали атомы морзянку, «Город в небе»... «Планы, макеты»... «Твоя помощь».
Всего лишь укради ребенка у отца, и твоя жизнь перевернется.
Всего лишь.
Легко же вам говорить, Розалинд Лютес.
Роберт осторожно постучал по стеклу.
-Мистер Девитт? Букер... Девитт? Откройте, пожалуйста.
Роберт действительно не знал, как начать разговор. «Я знаю, что вы по уши в долгах и к вам могут нагрянуть коллекторы, поэтому не могли бы вы продать мне свою дочурку?»
-Открыто, - просипел голос откуда-то из глубины, и Роберт, повернув покрытую рыжими хлопьями ручку, вступил в квартиру.
Запах был удушающим. Сигареты, дешевый алкоголь, запах несвежих пеленок ребенка били в нос, заставляя задыхаться. Прямо возле двери на полу стояли бутылки, и Роберт, ступив вперед, уронил одну из них. Мужчина, сидевший в кресле, застонал от неожиданного звона. Откуда-то из квартиры раздался громкий плач.
-Да заткнись же ты, чтоб тебя! - рявкнул мужчина и внезапно переменился в лице, бросившись к боковой двери.
Лютес встревоженно кинулся за ним. Кто знает, что пришло в затуманенный алкоголем разум? На секунду в его эгоистичном мозгу промелькнула мысль о том, что он не сможет перейти в другую вселенную без ребенка, но ученый со стыдом постарался ее отогнать. До чего же ты докатился, Роберт...
Девитт стоял на коленях, прижимая ребенка к груди, и давился рыданиями.
-Анна... Анна... Девочка моя, прости... Прости меня, Анна. Прости...
Ну что это такое, Господи?
Роберт помог абсолютно незнакомому всхлипывающему мужчине залезть в душ, где оставил того отмокать в воде. Девочка (Анна?) продолжала надрываться, и ученый в растерянности посмотрел по сторонам. Ребенок рыдал. Роберт задумался, во что он ввязался.
Анне пришлось менять пеленки. Сняв пиджак и закатав рукава рубашки до локтей, он занимался тем, чем уважаемому ученому не подобает заниматься. С другой стороны, сначала престижная работа ученого, затем намного менее престижная - преподавателя, так что такая смена занятий не должна была удивлять.
После получаса мучений с ребенком, Роберт, напрягая мозг, сумел вспомнить колыбельную, которую ему мать пела в самом детстве.
'Baby mine, don’t you cry
Baby mine, dry your eyes'
-Кто ты такой? - холодная сталь была приставлена к его макушке, а сиплый голос звучал угрожающе. Роберт сглотнул.
-Я тот, кто пытается ухаживать за вашей дочерью, пока вы находитесь в пьяном угаре, - едко проговорил ученый, стараясь скрыть свой страх за сарказмом. Он рефлекторно старался говорить тише - Анна только что уснула, и ему не хотелось рушить плод своих усилий. А еще ему не хотелось нервировать человека, который приставил револьвер к его голове.
Мужчина колебался с долю секунды, после чего щелкнул затвор предохранителя. Когда ученый осторожно повернулся, стараясь не делать резких движений, бывший детектив выглядел пристыженным. Он повторил еще раз, но уже тише:
-Это не было ответом на вопрос. Кто ты такой?
Лютес облизнул губы, пытаясь на ходу придумать подходящую ложь.
-Я.. Социальный работник. Ваши соседи, они оформили заявку, и ваша дочь...
Букер схватил его за руку с силой, которая вполне могла оставить синяки на бледных запястьях. Широко распахнутые глаза мокро блестели.
-Нет, не надо... Пожалуйста. Я исправлю... Исправлю все. Мне нужно немного времени. Не больше месяца, я молю вас...
Роберт кашлянул, неловко вырывая запястье из захвата мужчины. «Это для меня. Для моего будущего. Для Розалинд».
-Думаю, что месяца будет достаточно. Но вы же понимаете, мне будет нужно иногда заходить к вам и проверять состояние ребенка.
Роберт был трусом.
«Иногда» довольно быстро превратилось в «каждый день». Букер жутко мучился в попытках отказаться от своей зависимости, поэтому Роберт предложил пить только по вечерам, после того, как засыпает Анна, не больше двух бокалов. Спустя две недели ежедневных посещений и немного неловких бесед,Роберт присоединился к распитию спиртного. Девитт начал понемногу рассказывать ему про сражения, в которых участвовал, а Роберт, оценив доверие, оказанное ему, рассказал про свой научный крах. Букер подшучивал над ним, Роберт язвил в ответ, и в эти моменты ученый забывал об их сделке с Розалинд.
К сожалению, каждую ночь она напоминала об этом, становясь все более раздраженной. Видимо, ее заказчик торопился и давил на нее, но Роберт не мог. Все еще не мог.
-Сегодня, брат. -Роберт поморщился, услышав примененный ею термин. -Ты обязан сделать это сегодня. Иначе Комсток останавливает свои инвестиции, и мы оба остаемся ни с чем. Я не хочу возвращаться к тому, что было. А ты не хочешь остаться без своей карьеры и со своим унижением. В конце концов, девчонке будет лучше в Колумбии. Ты знаешь о планах города. Ты знаешь, какими деньгами ворочает Комсток. Ей будет лучше у него, чем у пьяницы. Ты же знаешь, что он сорвется. Ты знаешь.
Роберт механически кивнул, зная, что она этого не увидит, и выключил устройство.
Он не был уверен в словах Розалинд.
***
Букер был пьян. Он поприветствовал ошеломленного ученого развязно, смазывая буквы - («Привет, Робби») - и дружелюбно похлопал рукой по софе, предлагая тому присоединиться.
-Мистер Девитт, что это значит?
Букер помахал бутылкой виски.
-Я отмечаю, Робби. От-ме-чаю.
Лютес присел рядом с ним, недовольно хмурясь. «Ты же знаешь, что он сорвется».
-Мистер Девитт, вы же знаете, чем это чревато...
Букер не дал договорить, прижимая пальцы к его губам.
-Тссс... Сегодня праздник. Праздник, Робби. У Анны сегодня день рождения.
Ах. День, когда скончалась его жена. Эту тему Букер жестко пресекал, не упоминая даже имени женщины, которая отдала свою жизнь при родах.
-Ты знаешь... Иногда я ее ненавижу. Анну. Она отобрала ее у меня, мою прекрасную... мою любимую. И я смотрю на нашу дочь, и я помню те крики, и я помню ту агонию... и я ненавижу ее. Но у Анны глаза матери, и она улыбается мне, когда я беру ее на руки, и она так похожа... Так похожа. Ее частичка, точная копия. И я ненавижу себя за то, что не люблю ее без остатка, и ненавижу за то, что так будет всегда, и за то, что пытаюсь, но не могу этого исправить.
Голос у Девитта срывался, и рука, а которой он держал бутылку, дрожала. Роберт осторожно отобрал дешевое вино, которое сам купил три дня назад, и поставил его на стол, заваленный давно просроченными счетами и окурками. Он сжал ладонь детектива обеими руками, успокаивающе поглаживая кожу кончиками пальцев. Он знал, что ему сказать. Что не все бы выдержали. Что Букер пытается исправить свои ошибки, из кожи вон для этого лезет. Знал. Но не мог. Его самолюбие так глубоко засело в мозгу, желание вырваться из города было слишком сильно. Он обещал Розалинд. Он обещал себе. Остаться тут, жить так, как сейчас, встречаясь с насмешливыми взглядами бывших друзей, подстраивая свою ранее безмятежную жизнь под то, что было так отвратительно, унизительно и непривычно, было невыносимо. Поэтому Роберт молча прижал ладонь к своей щеке, пытаясь выдавить из себя утешающую улыбку и поднимая взгляд на Девитта, в трусливой попытке молча показать то, что он боялся высказать словами.
Он понял, что произойдет еще до того, как потрескавшиеся губы грубо прижались к его собственным.
«Он так пьян», думал Роберт, ощущая терпкий запах алкоголя у себя во рту и вздрагивая от прикосновения горячих рук к замерзшей от уличного ветра коже.
«Он же даже не соображает», скользили в его мозгу мысли, когда он выгибался на покрытом пеплом диване от ласк теплого языка.
«Может быть, это мой шанс», стучало у него в голове, когда он выстанывал чужое имя, прикусывая губы.
«Может быть, может быть»... - исступленно повторял он про себя, изливаясь в ладонь Девитта.
Он говорил сбивчиво, придумывая историю на ходу, о богатом джентльмене, желающем ребенка, о шансе, который ему предоставлялся, о выкупе долга и о хорошей жизни, и обо всем-всем-всем, о всем том, во что Роберт ни капли не верил. Букер молчал, изредка механически кивал головой, водя заскорузлыми руками по бледному животу, и у Роберта замирало сердце.
-Ты ему веришь? Ты... веришь, что Анне лучше будет там? Не со мной? - полусонно спросил Букер, переворачиваясь на бок. Роберт облизал пересохшие губы. «Нет, нет, нет».
-Да. Да, я верю.
-Ну а я тогда верю тебе.
«Он так пьян», думал Роберт, поспешно натягиваю на себя одежду. «Господи, так пьян».
Ученый накрыл его прожженным сигаретами пледом перед тем, как поспешно выйти из знакомой квартиры в два часа ночи и спустя несколько шагов сорваться на бег по пустым улицам.
Ему надо было поговорить с Розалинд.
***
-Мистер Девитт! Мистер Девитт. Откройте эту дверь, сейчас же! У нас был уговор, Девитт.
Проржавевшая ручка все так же открывала дверь в темную квартиру.
Букер стоял рядом с колыбелью Анны, прерывисто напевая знакомую мелодию.
'Rest your head close to my heart
Never to part, baby of mine'
-У нас нет времени, Девитт.
Мужчина смотрел на него непонимающими, стеклянными глазами.
«Он так пьян».
-Какой еще выбор у меня есть?
«Боги, что же я творю».
-Мистер Комсток отпускает все твои грехи.
«Боже, что я делаю».
Анна радостно загукала, узнавая его запах, а Роберт захлопнул дверь в комнату с мужчиной, держащимся обеими руками за пустую колыбель.
«Анна... Прости меня, Анна».
***
Он тянул время. Зачем? Ради чего? Надеялся ли, что Букер придет? Что вся эта затея просто выгорит, он извинится за то, что воспользовался уязвимым состоянием и унес его ребенка, и Букер будет жить чуть более счастливо, чем до встречи с ним?
Да, он надеялся, как последний идиот, молился Богу, в которого не должен верить, но все же, все же, хоть один раз...
-Ты не застрянешь, все будет хорошо!
-Хорошо? Да ты с ума сошла.
-Анна!
«Пожалуйста. Пожалуйста. Я не смогу сам».
Он стоял рядом с Розалинд, неосознанно прикасаясь рукой к ее руке, и неотрывно, умоляюще смотрел на Комстока (его лицо так знакомо) и Букера, в чьем взгляде плескалось упорство, смешанное с отчаянием.
На секунду их глаза встретились. Немая просьба. Роберт моргнул, отводя взгляд в сторону.
«Я трус. Прости. Прости.»
-Выключай машину, выключай!
«Нет, нет, нет, нет...»
-Верни мне мою дочь.., Анна, нет!
Из разрубленного пальца малютки лилась кровь, и она рыдала, не понимая, что случилось, протягивая ручки к единственному знакомому лицу. Роберт, не задумываясь, потянулся к ней, когда по его голове словно ударили обухом. Его мозг начал затмеваться картинками, воспоминаниями — не его. Не своими. Чужими. Или же... Или же это он? Тогда что.. что...
-Роберт? Роберт, у тебя кровь. Роберт!
Прежде чем осесть на пол, прижимая одну руку к кровоточащему носу, а другую — к горящей под тяжестью видений голове, он постарался уцепиться за отрывочное воспоминание о жестких руках и бессмысленной колыбельной.
«Анна... Прости меня, Анна».
