История Тома Реддла

14 января 1939 года Том вышел из своей спальни только на следующий день, прямиком в пропахшее морозным солнцем, искрящееся на голубоватых льдинках субботнее утро. Внутри слизеринской гостиной царила благостная безмолвная пустота, и вся она, от низа до верха, полнилась осколками разбитых бутылок из дорогого стекла, красочными обертками лучшего шоколада, прибывшего с совами прямиком из австралийской Академии Шоколада и Волшебства. Под креслами, в примятом темном ворсе белели остатки порошка, камин тускло и нехотя потрескивал слабым пламенем, и его мраморное изголовье было небрежно заляпано белесыми кляксами. Посреди гостиной сидела Эйлин Принц, в мешковатом сером костюме, который явно шился не по ее заказу. Она вяло прищелкивала пальцами по едва ворочавшимся на доске плюй-камням, блаженно улыбалась и блуждала огромными глазами, впрочем, не видя ничего вокруг. — Эйлин, — сухо поздоровался Том, и сел в кресло. Она подняла на него замутненные глаза, и на Тома накатило привычное, подбирающееся к горлу ощущение тошноты чужих эмоций. В этот раз он словно медленно погружался в торфяник, который могут поджечь в любой момент. А могут и не поджечь. После вчерашнего у него даже не было сил сопротивляться, поэтому он сделал, как говорил Чарлус — расслабился в мягком кресле, мягко вдавив замерзшие пальцы в бархатистые подлокотники и просто закрыл глаза. Сознание качнулось туда-сюда, расплылось, будто разбитое яйцо, и сделалось вязким, как загустевший туман. Он очнулся, лишь когда Эйлин неловко, но настойчиво подергала его за рукав отглаженной рубашки, тут же отдернув посиневшие от холода маленькие пальцы. — Ты не двигался несколько минут, — сказала она, близко наклоняясь к его лицу, так, что Том из всего ее лица увидел только ее глаза и толстые черные брови аккурат над ними. — Я беспокоилась. Некоторые люди так просто бросают такие важные слова. Том нахмурился, вжался в кресло, и Эйлин послушно отступила, улыбаясь все так же блаженно и опуская неуклюжие угловатые руки по обеими сторонам туловища. — В последнее время ты выглядишь не очень, — задумчиво сказала она. — Хочешь? — И доверительно протянула ему плюй-камень на раскрытой ладошке. — Нет. — Ну ладно. Она села обратно на ковер и принялась мучать камешки уже обеими руками. Портрет в гостиной распахнулся настежь, и внутрь вплыл франтоватый Натан в сюртуке и белоснежной блузе. Реджи семенил за ним, как огромный лоснящийся бобер и любезно улыбался. Трость, конечно же, была при нем. — Том! — вспыхнул Натан каждой клеточкой тела, завидев друга и решительным шагом направился к нему, по пути сбив несколько камешков с доски Эйлин. — Что происходит? Вчера вся школа видела тебя с Чарлусом! Он же с Гриффиндора! — Ну и что? — тупо спросил Том, чем поверг Натана и Реджи в кромешный ступор. Эйлин за их спинами тихонько хихикнула. — Но… — протянул Натан, неуверенно кося глазами. — Он — чистокровный, — отрезал Том. — Остальное неважно. — Пожалуй, ты прав… — неловко пожал плечами Натан, совершенно потерявшись. — С этим сложно спорить, но когда Генри Поттер объявил в Визенгамоте про… — Натан, — тихо произнес Том, и друг тут же замолчал. — У меня есть к вам кое-какое дело. — Он внимательно и строго посмотрел на обоих. — Гораздо важнее каких-то там пересудов о Поттере и мне. — Мы слушаем, Том, — Натан подобрался. — Вы слышали что-либо о легилименции? — Все о ней слышали, — протянул Натан. — Это крайне сложное и… — Я хочу изучить ее, — перебил его Том. Повисла неловкая тишина. Эйлин Принц, позабытая всеми, сидела на ковре позади мальчишек и не мигая смотрела прямо на Тома снизу-вверх, будто наткнулась на говорящую жабу. — Ты хочешь… что? — Я хочу изучить легилименцию, Натан. — Том… — осторожно, словно подбираясь к взбесившемуся животному, начал Натан. — Это невероятно сложная вещь. Посуди сам, людей, которые им владеют — наперечет. Дамблдор, вроде бы Диппет… И среди них уж точно нет ни одного первокурсника. — Ты не понял меня, Натан. Я сказал, — Том тяжело наклонился вперед, крепко переплетая пальцы рук, — что хочу изучить легилименцию. Я не спрашивал твоего совета. Реджи неловко, испуганно хрюкнул и тут же отодвинулся подальше, хоть Том и не обратил на него никакого внимания. — Что у тебя на уме, Том? — тихо спросил Натан. — Я не хочу лезть в голову к грязнокровкам. Это… грязно. И я не смогу проверить правильность увиденного. Натан помолчал с несколько секунд, неотрывно глядя Тому в глаза и вздрогнул. «Ты спрашиваешь моего… разрешения, Том?» — говорил его взгляд. Том едва заметно кивнул. Натан медленно повернул голову и взглянул на Реджи. Он в отчаянии зажал губы, совершенно растерявшись, разрываемый меж двух огней. Реджи тут же съежился под жуткими взглядами двух мальчишек и вжался в спинку кресла. — Вы…. Вы что это так на меня смотрите? — Это не больно, Редж, — ласково произнес Натан, чуть бледнея от сказанного. –Ты просто как бы поделишься с Томом парой воспоминаний и только. Все равно, что расскажешь вслух. — Я не хочу! — Реджи, здесь совершенно нечего бояться, — продолжил увещевать его друг. — Это как будто бы… — Почему ты сам не попробуешь? — взвился Реджи. — Я… — Ты очень поможешь мне, Реджи, — тихо, доверительно молвил Том, перебивая Натана и меняясь в лице, будто расплавленная карамель. — Я… — Он сделала паузу, и Реджи напрягся. — Я прошу тебя, Реджи, оказать мне эту услугу. Повисшая тишина вздрогнула и потекла, как кисель. Реджинальд, до этого совершенно оторопевший от ужасной перспективы вновь быть замученным этим страшным пареньком с лицом дьявола, неуверенно и вяло улыбнулся. Чуть шире. И еще. И еще. Натан и Том зеркально заулыбались в ответ, косо и искусственно, но Реджи, захваченный перспективой оказаться полезным самому потомку Салазара, этого не заметил. Он все больше погружался в потрясающие картины, где был важен и нужен тем, кого уважал весь Слизерин. — Я… Том, ты бы сказал сразу!.. Я подумал, что ты… А ты… Конечно, Том! — залебезил он. Том расслабился, откидываясь в кресле. Пальцы его разжались. На Натана, в чьих глазах застыло щемящее душу сострадание и чувство вины перед другом, смотрела только Эйлин Принц, но никто не смотрел на нее саму. — Славно, Реджи. Очень славно, — бархатисто произнес Том, совершенно безумно улыбаясь. — Ты очень поможешь мне.        Они собрались поздним вечером в комнате Тома. Сиротливо горели несколько свечей, кровать, что была тщательно заправлена, чуть приминалась под весом трех мальчишек. Том сидел по центру, прислонившись спиной к подушкам, прямо перед Реджи, который слегка дрожал от страха, но был счастлив невероятной перспективе. Натан застыл сбоку от них в неудобной, одеревеневшей позе, готовый в любую минуту оказать помощь или… Натан боялся об этом думать. — Что я должен делать, Том? — с придыханием спросил Реджи. — Совершенно ничего, Редж. Достаточно твоего присутствия здесь. Просто подумай о чем-нибудь таком… о чем-нибудь интересном. Запоминающемся. Расслабься и вспомни это. Реджи кивнул. Том вздохнул и попытался расслабиться. Бархатистое покрывало на кровати. Прохладный зябкий сумрак подземелий. Огоньки свечей, едва-едва пробивающиеся сквозь закрытые веки. Чужое дыхание, чуть сбитое, взволнованное. Дрожь своих и не своих пальцев. Сквозняки, гуляющие то тут, то там. Едва слышно капающая из протекающего крана вода в ванной. — Натан, — медленно сказал Том. — Не переживай. Натан вздрогнул и закрылся. Том явственно почувствовал, как он, неумело, по-детски испуганно, попытался спрятать мысли, задвинуть их внутрь, как они смазались, теряя краску, а затем упорно полезли обратно. И чем больше он стремился загнать их внутрь, тем ярче они вылезали. Том не планировал этого, но страх Натана за друга оказался в разы сильнее восторга, что испытывал Реджи. И тот, кого Том полагал, будет сложнее читать, раскрылся, как книга. Натан будто подсовывал ему свои воспоминания взамен чужих, совершенно того не желая. Том, следую наказу Чарлуса, не стал сопротивляться потоку сознания, послушно расслабился, и на него разом нахлынула целая мешанины ощущений и чувств, ровно поделенная на двоих. Они ведь были вместе всегда. Реджи и Натан. Натан и Реджи. Такие… неразлучные. Чернота под закрытыми веками дрогнула. Исчезли пятна света от огоньков свечей. Исчезла комната и бархат покрывала. Тепло чужих тел и дыханий. Картинка, смазанная, похожая на дурной спутанный сон, проступала внутри головы Тома, постоянно меняясь. Их было двое, и он попеременно видел происходящее то глазами одного, то второго, и оттого все прыгало и смазывалось, бледнело и наливалось цветом. Будто в голове Тома кто-то установил маятник, и тот все никак не мог определиться. Подвал, затхлый и пустой, совершенно обыкновенный. По углам стекается и копится липкая темнота, серая и плесневелая, едва касаясь пальцами-тенями двух семилетних мальчишек посреди комнаты, что крепко взялись за руки. Они дрожат так, будто их бьет озноб, а внутри — настоящий мороз. То, что сейчас произойдет, то, что они задумали, многим приносит лишь смерть. Это запретно и страшно. Может, такое случится и с ними. А если взрослые узнают… Они трясутся от холода и ужаса предстоящего, но они не отступят. Они — друзья. Они вместе до последнего. Так было решено. Как будто бы еще до их рождения. Щуплый мальчик с изящным лицом, словно у статуэтки, принимается что-то шептать. Молитва? Тот, что покрупнее, дрожит меньше. Его плотное лицо выглядит спокойнее, как у бывалого пловца перед очередным прыжком с трамплина. Он крепко сжимает руки почти что своего брата и громко, не стесняясь темноты подвала, читает на латыни. Слова путаются, акцент получается слишком корявым, неправильным, но его голос только усиливается, ударяясь о стены. Щуплый начинает вторить ему. Тихонько, а потом все громче и громче повторяя слова. И вот они вдвоем уже почти кричат нестройным хором в пустоту диковинные витиеватые письмена, что заучивали перед тем целых два месяца. Комната дрожит. Дрожит вместе с ними. Дрожит огонек в лампадке. Дрожат едва светящиеся, но все больше разгорающиеся кончики двух волшебных палочек, что родители любезно подарили обоим еще на шестое день рождения. С потолка сыпется штукатурка и пыль, прямо на них, они отплевываются, но рук не разрывают. Палочка Натана дрожит едва-едва, все равно, что тлеет. Он приоткрывает веки совсем чуть-чуть и едва не захлебывается от увиденного. Из его палочки исходит свет! Настоящий живой свет! Магический! Неужели… получается?! Реджи почти перекрикивает друга, и его палочка разгорается лютым, ослепляющими даже сквозь закрытые глаза огнем. Бело-зеленым, чуть отдающим в серебро. И чем дальше, тем больше тускнеет теперь палочка Реджи, а палочка Натана разгорается. Вспышка! Вспышка! Вспышка! Оба с диким криком разрывают касание, не в силах удерживать раскаленные ладони вместе. Роняют палочки, падают на пол и катаются, будто пытаются сбить пламя. Комната перестает дрожать, лишь тлеет в белом магическом свете древнего ритуала. Едва светящиеся палочки валяются неподалеку, перемигиваясь, словно передают друг другу зашифрованное послание. — Получилось… — шепчет Натан, обезумевший от счастья. — Получилось… Внутри него разливается широкой вольной рекой чуждая до сих пор энергия. Наполняет изнутри, будто обмелевшие берега в сезон прибоя, колеблется, дышит, тепло трогает за сердце. Он спасен! Он спасен! Больше не нужно бояться. Его никто не выгонит из дома, никто не посмотрит на него косо. Он спасен! Натан бросается к Реджи, обнимает его крепко и плачет. По-настоящему. Его друг, невменяемый, осоловевший, вяло похлопывает Натана в ответ. Они сидят так вместе еще с полчаса, приходя в себя, совершенно ничего не соображающие, не думающие о том, что будет потом. Они рискнули всем, и у них получилось! Разве может быть что-то важнее?.. Они еще не знают, что в ближайшую неделю Натана свалит с ног страшная горячка, которая так или иначе кончится, а вот Реджи… станет другим. Чуть глупее. Чуть неуклюжее. Чуть… нестабильнее. — Хватит, Том! — заорал Натан, с силой отталкивая друга и хватаясь за голову. По лицу его градом текли слезы. Том, резко вырванный из сна чужих воспоминаний, поначалу совершенно теряется, глупо хлопая глазами, обхватывает горло руками, удерживая внутри жуткую тошноту и молчит, захлебываясь. Огонь ходит и по его телу — ненастоящий, чужой, но такой болезненный. Реджи сидит рядом с ними, чуть отупевший, но ничего не понимает. Он почувствовал лишь легкие касания внутри головы, будто кто-то пощекотал его перышком. Это и правда было совсем нестрашно, почему же Натан так кричит? — Реджи, — вдруг говорит Том тихо, со страшным ужасом, что еще отпечатался на нем и не успел из него выйти. — Реджи, ты очень помог мне. Но нам нужно поговорить с Натаном. Наедине. Натан лежит рядом на кровати, накрыв голову руками и плачет. Реджи ничего не понимает, но Том повторяет снова и снова, не злясь, не ругаясь, и Реджи уходит. Ретируется, неловко и испуганно оправляя запутавшуюся в ногах мантию. Скрывается за дверью, плотно-плотно ее прикрывая и так и стоит в коридоре у закрытой двери, не зная, что ему делать и куда идти. Без Натана. — Зачем ты… — плачет Натан. — Зачем… Ты же хотел… — Я не могу это контролировать, — тихо говорит Том. Он сражен чужими эмоциями и воспоминаниями, тонет в них, чувствуя жуткую вину перед обоими друзьями, но не понимает, сколько в этом действительно его чувств. Натан захлебывается в рыданиях. — Ты был сквибом, — тихо произносит Том, не в силах держать эту правду внутри. — Я знаю, что магия конечна. Ты был сквибом, и вы провели с Реджи ритуал. Он отдал тебе часть магии… Что с ним стало? Натан еще дрожит. Он лежит на расстоянии вытянутой руки от Тома, но тот не касается его. Он сидит, не колыхнувшись, пораженный увиденным. — Мы сделали что-то неправильно, — куда-то в свои руки и в покрывало говорит Натан. Очень тихо, но его отчетливо слышно в этой лютой от ужаса тишине. — Что-то… Я не знаю. Он потерял очень много своей магии. Тронулся. Может быть, он просто не подходил для всего этого, я не знаю… Но он… потом… Он все позабыл. Он даже не помнит этого. Это так глубоко в его памяти. И я не могу ему сказать. Это сломает его. Я его сломал. Я погубил его. — Я не скажу ему, — искренне говорит Том. — Спасибо. Натан медленно садится, вытирая еще слезы. Он дрожит и не знает, куда деть глаза. — Теперь я понимаю, — тихо рассуждает Том. — Понимаю, почему вы всегда вместе. — Я умру за него, — просто говорит Натан. — Он дал мне все. А я его уничтожил. Поэтому, Том… — Натан поднимает на него глаза, полные слез, ужаса и готовности биться насмерть. — Я знаю, что ты делал с ним до этого. Твои игры… Издевательства. Но если ты… если ты только решишь причинить ему настоящий вред, я… я тебе не позволю! Тебе придется иметь дело со мной! Ты понял, Том?! Том просто кивает, а потом вдруг, совершенно потерявшись в собственных эмоциях, коротко обнимает Натана, неловко хлопнув его по плечу. Они просидели так в тишине с минуту, пока Натан не взвился и не вырвался. Он убежал резко, ничего не сказав, и громко, рассерженно хлопнул дверью, будто невыносимо стыдился произошедшего. Том не возражал. Только сейчас, чуть погодя, он ощутил внутри себя запоздалое чувство, принадлежащее только ему и никому другому. Восторг.        14 февраля 1939 года Мир вращался вокруг Вальбурги, совершая один оборот за одним, начиная и заканчивая день, каждый похожий на предыдущий. Четырнадцать лет она билась с братом, которого презирала, за крохотную часть уважения своего отца, которого ненавидела. Хогвартс спас ее душу, вдоволь напоил властью, рассказал ей о том, что здесь, под сводами старого, чудовищно холодного замка с выщерившимися горгульями, древними пыточными и нитями запутанных коридоров она может быть королевой, несмотря ни на что. Наконец-то. Новое препятствие возникло, откуда не приходилось ждать. Вошло в залу трясущейся походкой первого сентября тысяча девятьсот тридцать восьмого года. У препятствия дрожали колени. Грязнокровка, сирота… Ублюдок! Вальбурга скрестила на груди руки, вцепившись ногтями в кожу, будто пыталась выцарапать сама из себя всю кровь. А Реддл просто… болтал. С Поттером. Стоял между гриффиндорским и когтевранским столом, и непринужденно разговаривал с огромным долговязым Поттером, задрав голову вверх, пока тот, широко и круто расставив ноги, улыбался ему и медленно кивал в ответ. — Идиот, — тихо прошептала Вальбурга. — Он сожрет тебя так же, как всех остальных. Как немца. Как Реджи. Как Натана. Он ни перед чем не остановится. Ведь он точно такой же, как она. Том повернул голову, бросил взгляд в сторону стола и остановился на лице Вальбурги, маленьком, сморщенном от злости и бессилия. Сначала удивился, а потом усмехнулся просто и недобро, и что-то щелкнуло внутри ее головы. Вальбурга задохнулась коротко, схватившись рукой за выбеленное пудрой горло и с ужасом ощутила подступающую против всяческих увещеваний мозга тошноту. В голову ударило воспоминание острое и точное, как стрела кентавра. Мать удерживает отца за руку, в ее глазах тщательно спрятаны тонкие, как льдинки, слезы. Поллукс смотрит на нее в ответ равнодушно и презрительно, выдергивает руку, едва не ударив ее и уходит. Вальбурга прячется за дверью, а мать медленно, как утопающий баркас, погружается в рыдания, оседая на пол у бархатного потертого кресла и зажимая рукой рот. Вальбурга очнулась спустя несколько секунд, первым делом внимательно оглядевшись, не заметил ли кто. Коротко, с ужасом взглянула на Тома, но тот уже снова беседовал с Чарлусом, а Поттер качал головой и нахмурено говорил ему что-то, утратив былую доброжелательность. Что это было?! С дробным стуком маленьких каблучков она вылетела прочь из залы, едва сдерживая дрожь в коленях и тонких губах. Пробежала по огромному холлу прямо к закрытым воротам залы, не надев любимого полушубка, прохладно-черного, как шерсть Гримма, и позабыв про лайковые тонкие перчатки и муфточку. Ноги несли Вальбургу далеко-далеко, лишь бы побыстрее оказаться там, где… нет никого из проклятых чистокровных выродков. Она рухнула в февральский снег на колени, пошатнулась и косо, как дерево уронила себя вбок на шершавый плотный ствол дуба. Черное Озеро затянулось шатким льдом по всей глади, и осьминог, теперь опустившийся на глубину подземелий Слизерина, таился в тиши. Только изредка его мягкие пупырчатые щупальца поднимались под водой, едва-едва касаясь льда с той стороны. Он тоже был заперт. Как и Вальбурга. Шум в кустах сухим треском ударил Вальбургу под дых. Она встрепенулась, растрепанная, с выбившимся волосом и совершенно растерянная, вспорхнула с места и черной птицей скрылась в деревьях. Из чащи, откуда ни возьмись, мелькнул рыжий завитой локон и алые ногти. — Ингрид, — тихо произнесла Вальбурга, вцепляясь в ствол замерзшими ладошками, будто желала поскорее слиться с корой, как лесная дриада. Рыжая девушка скользнула вперед, меж деревьев, сосредоточенная и сжатая, как пружина. Ее роскошные фривольные наряды сменились теплым коротким полушубком, охотничьими штанами и теплыми унтами. Она шла, не таясь и не оглядываясь, но цепко сжимала в руках палочку, похожая теперь на охотницу на оборотней, взявшую след. Вальбурга моргнула, оглянулась на замок, полный спасительного тепла и пищи, мотнула головой, и пошла вслед за Ингрид, на ходу нашептывая заклинание, которого ей еще знать не полагалось. Теперь невидимая, будто бесформенный мыльный пузырь, она беспокоилась лишь об издаваемом шуме и о том, как предательски синеют пальцы и стучат зубы. Ингрид оборачивалась несколько раз, в упор глядя сквозь прозрачную Вальбургу. По-птичьи наклоняла голову, щурилась, но никого не найдя, с пути не сходила. В тот момент, когда широкие необъятные ветви и корни Запретного леса вздыбились перед Вальбургой крепостной стеной, она остановилась, с бессильным страхом глядя, как удаляется спина проклятой чужестранки, незнамо что забывшей в Хогвартсе. Вальбурга приказывала и приказывала себе идти дальше и не могла. Так и стояла, пока Ингрид не скрылась в зыбкой тьме проклятых ветвей, и даже ее медовые локоны совершенно потерялись в мешанине заколдованного леса.        — Она нас позабыла, — кратко, раззявив рот перед тем, как затянуться, словно уродливый гриф, произнесла Мелина. — Эта сука. По ее плечам струились причудливые жемчужные блики, будто свет танцевал на водной ряби. Наплечья роскошного струящегося платья Мелины Селвин были украшены тонкими, почти что прозрачными чешуйками из хвоста русалки. Отец Мелины входил в состав департамента Министерства по защите прав магических популяций. Миранда только хмыкнула, безо всякого стеснения затягиваясь. Уже втроем они стояли за высокой витой колонной в один человеческий обхват, что возвышались вереницей в Большом Зале в честь Дня Святого Валентина. Виноградная лоза спускалась неправильной спиралью по нежно-розовому мрамору и стелилась по полу. Пространство по центру залы заполонили искрящиеся всполохи прекрасных бальных платьев, шлейфы взвивались, светилась волшебная пыльца на обнаженных плечах прелестных девушек, что рискнули сегодня обрядиться в декольте. Мелисса, заливисто хохоча, танцевала с Ракешем, разодетая, как и он, в причудливые цветастые наряды, трансфигурированные, собственно, из его собственной одежды на манер шикарного сари. Золотые нити звериных узоров сверкали при каждом ее взмахе рук. По залу летали разноцветные пузыри, на сцене выступали «Вейлы», группа прекрасных беловолосых музыкантов и музыканток, взявших свое начало в Шармбатоне, а потому особенно радостно встреченные французскими беженцами. — Ненавижу, — просто сказала Мелина, и машинально равнодушно улыбнулась, поймав чуть испуганный, пустой взгляд Моники. — Мы должны что-то сделать, — меланхолично подытожила Миранда. — Я бы простила ей любую выходку, но Гриффиндор… — Ты же знаешь эту историю, — поморщилась Мелина. — Бедная деточка бежала из отцовского дома и теперь «скрывается» под крепким крылышком светлого и доброго волшебника Поттера из детских сказок. — А что насчет Герберта? — робко спросила Моника, неловко кутаясь в прозрачную накидку из струящейся органзы. — Этот тюфяк не способен присмотреть даже за собственным членом. Думаешь он справится с Поттером и его бандой? Николас Гринграсс, одетый с иголочки в безупречный черно-белый фрак с дурацкой бабочкой, подплыл к их компании, обворожительно улыбаясь. Он зачесал лакированные черные волосы на манер вампира из старых маггловских фильмов и выбелил лицо пудрой. — Сегодня не Хэллоуин, Гринграсс, — остудила его пыл Миранда. — А я и не к тебе, — обиделся Гринграсс и галантно подал руку Монике, немедленно сменив курс. Они ушли, сопровождаемые совершенно презрительными и завистливыми взглядами двух ее хищных подруг. — Твое мнение, Мэл? — Миранда отбросила окурок прямо на блестящий, будто отлитый из чистого серебра, пол. — Ее надо кончать, — просто подтвердила Мелина. Стайка шармбатонских прелестниц, не стесняясь весьма откровенных на вкус английского сообщества нарядов, с визгом влетела прямо в центр танцующих, создав оживленную и радостную кучу-малу, в которую угодили даже Натан и Друэлла, выполнявшие изящный классический танец, словно на чемпионате. Спустя пару минут, когда все со всем разобрались и расхватали друг друга на пары, в воздух ударили вспышки магии и тончащие розовые лепестки посыпались на головы студентов вместе с медленной тягучей мелодией. — Фу, — коротко сказала Миранда. Ее рука задумчиво поглаживала чрезмерно длинную тонкую палочку из светлого ореха. — Ты… хочешь прямо здесь? Сейчас? — Повсюду десятки людей. Магия бьет ключом, этого заклинания никто и не заметит. К тому же, всегда можно свалить на какую-нибудь ревнивую итальянку. А вон, — Миранда устремила взгляд коршуна на лавку у противоположной стены. Там сидела прехорошенькая черноволосая девушка с алыми напоказ губами и взглядом волчицы, с которым она взирала на галантного Поттера и Дорею Блэк. — Например, вот эта. — Наверняка, он ее трахнул и сбежал, — лениво протянула Селвин, чуть наклоняясь к пудренице и шумно втягивая похожий на пудру порошок. — Поттер не сбегает. Он показательно уходит. — Какая разница? — Мелина откинулась на колонну, устремив расплывшийся взгляд в потолок, заколдованный Гербертом Бири так, что весь он превратился в настоящий разноцветный душистый сад, украшенный нежными белыми, розовыми и кремовыми розами. Миранда пожала плечами, не без усмешки глядя на неумелый смешной танец будущих молодоженов — Лукреции и Игнатиуса. — А если будут проверять палочки? Миранда прищурилась и наклонила голову: — А ты права. Лицо ее сделалось совершенно довольным, будто она обожралась свежей человечинки. — К чему ты клонишь?.. — Как считаешь, Мэл, — очень-очень тихо, наклоняясь к самому ушку подруги, что было чуть заостренным, спросила Миранда. — В таком вот платье, как у малышки Мелиссы, есть куда спрятать палочку?.. — Разве что в задницу, — коротко ответила Мелина, чуть вскидывая голову, и на лице ее растекшимся желтком появилось нежное предвкушение чужой крови. — Осталось выбрать того, кто это сделает, — Миранда обошла глазами зал, как если бы выбирала себе будущий обед в мясной лавке. — Нужен кто-то, на кого не обратят внимания, не подумают… Ее глаза впились в Эйлин Принц. Девочка, наблюдающая за весельем у дальней стены и неловко переступающая с ноги на ногу в такт музыке, вздрогнула, выходя из забытья, неловко оглянулась и встретилась взглядом с Мирандой. Та немедленно поманила ее пальцем. — Самая незаметная из всех, — сладко пропела Миранда, глядя, как Эйлин в темно-синем, чуть выцветшем и слишком длинном платье бредет к ним. — Не будь она такой тихушей, сошла бы за красивую девку. — Не будь она такой бедной, ты хотела сказать. — Ну или так. Эйлин робко приблизилась к ним, обойдя по кругу танцующих и глянув на них с робкой стыдливостью. — А вот и наш храбрый капитан команды в плюй-камни, — весело произнесла Миранда, на ходу хватая кубок с пуншем с подноса расторопного домовика. — Незаменимый и… — Мелина сделала паузу, подбирая слово и в итоге просто смолкла. — У нас есть просьба, — мягко, будто кошка играющая с юной мышью, сказала Миранда. — П-просьба? — Ага. Видишь ли, Мелисса, наша старая подружка забрала у нас кое-что наше, а мы… — Миранда притворно вздохнула. — Не хотим прерывать ее танец. Ты могла бы принести это нам?.. — Почему вы сами не возьмете? — Потому что мы не лакеи, — пожала плечами Миранда, и резко вытянув руку, ухватила Эйлин за выбившийся темный локон, больно натягивая его на себя. — Понимаешь, Эйлин? Эйлин сжалась, совершенно потерявшись, попыталась было оглянуться, но Мелина перегородила ей проход с другой стороны. — Сделаешь это, и мы, так уж и быть, тебя отблагодарим? — ласково улыбнулась она. — От-отблагодарите? — Когда это ты начала заикаться, Элли? Конечно, отблагодарим. Если тебя кто обидит, можешь смело обращаться к нам, — Миранда склонилась к ней. — Ты же наша маленькая сестренка, понимаешь?        — Проще, чем отнять конфету у ребенка, — молвила Миранда чуть позже, когда они вдвоем с Мелиной наблюдали за первым полетом своего маленького птенца. Эйлин ступала мягко и плавно, споро обходя всех танцующих и веселящихся в этой своей удивительной незаметной манере. Она ни в кого не врезалась и никого не потревожила. Такая маленькая, тихая и… удобная. Раздался очередной взрыв магических вспышек и лепестков, все закружилось, Мелисса засмеялась особенно громко, и ей вторил громогласный хохот Зоуи, одетой в простецкое льняное платье со звериным принтом. Эйлин появилась с противоположной стороны через пару минут, неловко прижимая к себе простецкую холщовую сумку Мелиссы. — Смотри-ка, а мы уже потеряли тебя из виду! — воскликнула Миранда напряженно, чуть потрепав девушку по макушке. — Приходи завтра, Эйлин. За благодарностью. Скажем, к полуночи. Та кивнула наполовину затравленно, наполовину испуганно и тотчас сбежала прочь из залы, так и не обратив на себя ничьего внимания. — Вот так и приходи без кавалера, — промурлыкала Мелина, припудривая нос в маленьком зеркальце с золотистой каймой и маленьким алмазиком в тонкой раме. — Кто угодно сможет тобой воспользоваться. — Ах, как жесток этот мир!.. — патетично, в тон ей ответила Миранда, прячась за колонной и роясь в сумке Мелиссы. — Есть! Заклинание едва различимой темной лентой скользнуло змеей по полу, юрко лавируя между десятками чужих ног в лакированных туфлях и блестящих босоножках, среди прозрачных чулок и плотных колготок, длинных строгих юбок и залихватских расклешенных одеяний. Прямо туда, где чуть покачиваясь на почтительном друг от друга расстоянии, по-детски невинно взявшись за руки, танцевали Дорея и Чарлус. Лента обвилась вокруг тонкой лодыжки Дореи в белых колготках, поднялось выше и исчезло под узкой атласной юбкой. — Сколько у нас времени? — Пара минут, по моему опыту, — пожала плечами Миранда. — Нужно вернуть сумку? — Глупости. Это вызовет уйму подозрений, просто бросим ее неподалеку. Она быстро засунул палочку Мелиссы обратно, затянула завязки на сумке и, взяв под руку Мелину, неспешно двинулась в обход. Наспех брошенные вещи студентов, сгруженные все в углу у стены позади раздвинутых столов, вызвали в Миранде легкое раздражение. Сумка, как бы невзначай оброненная в куче чужих вещей с разноцветными значками гриффиндорцев, пуффендуйцев и когтевранцев, мягко упала на чужой рюкзак и спряталась там, ожидая своего часа. Миранда схватила еще один кубок с пуншем, и отсыпала едва-едва порошка в питье из красивого витого перстня на безымянном пальце, после чего отхлебнула со вкусом. Зал дернулся и вспыхнул перецвеченными красками и огоньками многочисленных канделябров и хрустальных люстр. Танцующие ускорялись, Мелина рядом тихонько насвистывала в такт музыке, голоса «Вейл» взметнулись до небес. Мелисса Кэрроу, раскрасневшаяся и совершенно счастливая, с растрепанными белыми, как у вейлы, волосами совершила вокруг своей оси оборот, едва не врезавшись в Дорею, которая в то же самое время проносилась мимо, кружась вместе с Чарлусом, а потом вдруг упала… Вспышка. Лепестки. Струны арфы хрусталем разбились о воздух. Взрыв смеха. Чей-то испуганный вскрик и поднесенные ко рту ладони. Мир растекался в глазах Миранды, и она хихикнула, глядя, как тягуче медленно и неуклюже расступались люди, а прямо по центру, подбитой птицей, больше не смеясь и не шевелясь, лежала Дорея Блэк. А из-под спины ее медленно и тягуче расползалась почерневшая вязкая кровь.