История Тома Реддла

25 февраля 1939 — Ты… что? Том отложил газету, с главного разворота которой глядел хмурый, сосредоточенный Леонард Спенсер-Мун, настолько неподвижный, что колдография казалась маггловской. Сразу под ней следовала пара скупых строчек про пополнение в антикоминтерновском пакте и глубоко художественные инсинуации на тему «Черчилль и Спенсер-Мун — дальние родственники?» Чарлус мельком глянул на колдографию нового министра магии, вздохнул и повторил: — Том, я правда-правда прошу твоей помощи. Том оцепенело уставился на Поттера, позабыв про недописанный трактат по зельям и недочитанный «Пророк». — Я понял это, но… — медленно кивнул он, щуря глаза в библиотечном сумраке. — Ты ведь понимаешь… — Послушай, Том, — Чарлус придвинулся к Реддлу, и его глубоко запавшие, посеревшие глаза смотрели с отчаянной злобой. — Пойми, если бы не Дорея, я бы никогда тебе не помог. Кто знает, во что бы ты превратился? Был бы жив? — Чарлус, я же не… не легилимент! — шепотом воскликнул Том. — Ты просишь меня покопаться в мозгах у нескольких десятков слизеринцев! Вот так просто! — А кого еще я должен просить? — Поттер неловко хлопнул по столу ладонью, стушевался и тут же отодвинулся под внимательным взглядом появившийся за дальним шкафом библиотекарши Сильвии Белл. — Ты — единственный легилимент, которому я доверяю. Никто из преподавателей на это не согласится… Да о чем я говорю? На это способен лишь Дамблдор, а у него сейчас и без меня проблем хватает… — Каких проблем? — мгновенно уцепился за ниточку Том. — Грин-де-Вальд, война, — недоуменно пожал плечами Чарлус. — Все знают, что каждый второй винит Дамблдора в бесчинствах старого друга. Мол, тот должен был его остановить. Речь не об этом! Речь о Дорее! Я хочу знать, какая трусливая шавка покусилась на ее жизнь! — Мракоборцы уже предъявили обвинение Мелиссе. Послезавтра ее забирают в Азкабан. — Спасибо, Том, — едко отозвался Чарлус. — За то, что держишь в курсе. Я не идиот. Мелисса никогда не пошла бы на подобное. Я говорил с ней и верю в ее невиновность. — Говорил?.. Она в башне… — Мерлиновы подштанники, Реддл! Да, я взобрался на чертову метлу, отсидел себе яйца, но взлетел к окну, оглушил пару мракоборцев и задал несколько вопросов! Ты поможешь или нет? Реддл покосился на библиотекаршу, что хищным грифом продолжала маячить в отдалении за его спиной, медленно, едва заметно кивнул. Чарлус впитал этот простой жест жадными глазами, после чего облегченно опустил веки. — Спасибо. Он откинулся на стуле, совершенно потерянный, приложив пальцы к переносице. За последние полторы недели, что Дорея лежала в Больничном крыле, он стал похож на Пивза. Такой же бледный, усыхающий с каждым днем, с подчеркнутой линией узких посеревших губ. Чарлус Поттер больше не сидел на подоконниках в расстегнутой мантии, не курил напоказ и не участвовал в общем веселье. Не клеил девчонок, не гоготал, как сумасшедший, не подначивал преподавателей — почти не появлялся на уроках. Он неусыпно дежурил в крыле, отлучаясь лишь, когда ему на смену приходила Вальбурга. Зачастую он навещал Дорею еще и по ночам, и каждый слизеринец, издалека завидев Поттера в темном коридоре, тут же нырял в боковой проход, убираясь с пути. — Начни со старших курсов, — устало произнес Чарлус бесцветным голосом. — С «четверки». Даже если сучки не причастны, они не могут не знать… чего-то. — И что ты будешь делать? Если я узнаю, кто виноват? Чарлус поднял глаза с огромными серыми кругами на Тома, похожий сейчас на гигантского енота. Улыбнулся зло и резко, все равно, что оскалился. Затем придвинулся так, что запах одеколона пополам с потом ударил Тому в нос, и вкрадчиво, почти нежно спросил: — А что ты сделал с Хельмутом Фальком?..        Он знает. Вальбурга знает. Пусть не в подробностях, но саму суть — да. Они чувствуют. Кто еще в курсе? Кто догадывается? Как дешево ценится чужая жизнь, если всем наплевать? Или они просто не понимают, в чем подозревают его, Тома… Том пришел в Больничное крыло поздним вечером, всего лишь за час до отбоя. Мисс Шерман доброжелательно взглянула на мальчишку и понятливо кивнула на дальнюю огороженную койку. В косынке, под которой пушились нежные волосы, она излучала саму суть доброты, совершенно не замечая многих вещей, творившихся под самым ее носом. Для Дореи Блэк выделили отдельное пространство в самом углу, заменив покореженную койку на деревянную кровать с балдахином и завесив ее роскошными покрывалами. Виолетта Блэк лично руководила домовиками, что обустроивали уют для ее дочери, не приходящей в сознание с самого бала. Здесь всегда кто-то был, повсюду стояли цветы, уже не помещавшиеся в палатах, густо пахло ароматическими свечами, перебивавшими лекарственный дух. Повсюду тепло золотились язычки десятков огоньков, бережно зажигаемых Вальбургой, чтобы в Крыле всегда был свет на случай, если Дорея очнется. Том остановился за тонкой преградой расшитых серебром и золотом тканей, ощущая чужое присутствие на границе сознания. Он научился распознавать некоторых учеников на расстоянии, и насыщенная, темно-фиолетовая аура Вальбурги Блэк, похожая на колодец с черным золотом, сейчас полыхала особенно ярко. Том едва-едва приподнял покрывало и прерывисто вздохнул. Дорея Блэк, всегда полная ласковой, чистой красоты, теперь лежала, положив руки по обе стороны от тела. Костяшки запястий неестественно остро выступили на руках, почти белая кожа сухим картоном обтягивала заострившиеся скулы и ключицы. Ее живот и часть груди, перебинтованные, пахли лекарствами и свернувшейся кровью, жуткой и черной. Потускневшие, волосы, идеально расчесанные заботливой племянницей, безжизненными прядями покоились на белой подушке. Казалось, поднеси зеркальце к чуть приоткрытым синеватым губам, и на нем не появится испарины. Шерман смогла лишь остановить кровотечение, но разрыв не регенировал, и Дорее каждые два дня переливали кровь, потому что Кроветворящее зелье больше не помогало. Виолетта желала забрать ее в Мунго, но перевозка бы только добила бедняжку. Прослышав про Мунго, Чарлус и Вальбурга на пару устроили настоящий скандал. Вдвоем, тощая маленькая девочка с черными глазами и рослый парень в гриффиндоском шарфе, в два голоса орали на профессоров, сжимая волшебные палочки. Они бесновались, пока не пришел Диппет и не вправил обоим мозги. Вальбурга кратко обернулась, почувствовав чужое присутствие, смерила Реддла глазами, коротко, с ненавистью вздохнула и тут же взяла себя в руки. — Зачем ты здесь, Реддл? — Не знаю, — честно ответил он. Вальбурга усмехнулась едко и зло. — Видишь, какая она? — с пронзительной нежностью молвила Блэк, переводя красные от слез глаза на тетушку. — Удивительная. Даже такой, как ты, не выдержал и пришел ее навестить. Она осеклась, стремительно смолкнув и забираясь глубоко внутрь себя самой, словно барсук спрятался в глубокую норку. Вдвоем они помолчали, прежде чем Реддл развернулся, собираясь уходить, а Вальбурга коротко окликнула его. Она с усилием поднялась с кресла, на котором сидела, должно быть, не один час, приблизилась к Реддлу, тяжело шмыгнув носом. Глаза ее горели ненавистью, как и у Чарлуса. — Он рассказал мне про тебя, — тихо сказала Вальбурга, обжигая Тома холодом внутренней ледяной злобы. Прекрасно. Том молчал, и юная Блэк, скрипнув зубами, продолжила: — Ты недостоин ничего из того, что у тебя есть, но если… — она усилием проглотила комок гордости. — Если ты найдешь виновного, приди сначала ко мне. Не к Поттеру. — Почему? Вальбурга усмехнулась, наклонив головку с аккуратной, затянутой черной лентой прической. Ее глаза мерцали, что два камушка, полные черной, непримиримой злобы, которую до того она всегда тщательно прятала за надменной улыбкой. — Потому что Поттер — гриффиндорец, а мы с тобой — нет, — отрывисто молвила она, наконец. — Потому что он попытается спасти и Дорею, и Мелиссу, а в итоге проиграет обеих. Потому что он слишком несдержанный и не думает головой. Поверь, Реддл, он не способен придумать то, что могу я. — У тебя есть план? — У меня всегда он есть, — она изогнула сухие губы. — Не знаю, зачем тебе все это, — Вальбурга повела рукой в сторону кровати Дореи. — Но только я способна удовлетворить твои самые черные и чудовищные фантазии. Никак не Чарлус. И кстати… Я видела, как рыжая Ингрид ходила в Запретный лес. Понятия не имею, зачем ей это понадобилось, но мне кажется это подозрительным.        Том снял мантию, школьную форму и переоделся в уютную темно-синюю пижаму с шерстяными носками. Холодные подземелия, ранее спасительные, остужавшие его пылающий больной разум, теперь вновь стали просто темными, промозглыми пещерами с жуткими сквозняками и студенческими кельями, обставленными по последнему слову. Два письма, что Том получил за завтраком, лежали на серебряном подносе на тумбочке. На самом деле, Том получал гораздо, гораздо больше писем, но только некоторые из них удостаивались чести не быть выкинутыми прямо в камин. Для такой почетной цели и был приобретен поднос: Эйвери Эгберт по поручению Реддла украл его с кухни домовиков. А Натан тем временем говорил, что пик славы скоро закончится, и если Том не сделает чего-то эдакого, то не видать ему ни престола, ни короны. Том забрался с ногами на мягкую кровать, приспустил балдахин с одной стороны и распечатал первый конверт. Совершенно обычный, незапечатанный, с обыкновенными лондонскими марками. Строчки, выполненные старательным почерком, таким, когда человек переписывает заготовленное уже на чистовик, ударили под дых. «Том! Ты не представляешь, как было трудно уговорить миссис Коул выдать мне твой новый адрес! Она все равно не сказала, говорит, что не знает, но я ей не верю. Наконец, она согласилась отправить тебе мое письмо. Через каких-то людей. Если она не солгала, и ты получишь его, прошу, напиши мне ответ. Твоя новая школа — какая она? Там лучше, чем у нас? Я бы хотела учиться вместе с тобой. Мы целыми днями только и делаем, что обсуждаем всякую политику. Лиза, мне кажется, совсем на ней помешалась. Мне кажется, она поддерживает… ну… эти идеи. Не знаю, чем истребление людей может помочь, я не согласна с ней. Кстати, у нас пополнение в этом году. Еще целых трое, а Стаббс завел себе новое животное. Теперь это барсук. Не спрашивай, где он откопал его, я не знаю, тем более…» Том тупо пялился на строчки. Коул. Лиза. Стаббс. Барсук. И подпись. Эми Бенсон. Маггловское письмо как будто на краткое, очень неприятное мгновение пробило брешь в совершенной защите его, Тома, нового мира. Ворвалось внутрь зябким лондонским туманом, запахом отсыревших перестиранных простыней, подсохшего хлеба, мерзким привкусом металла в проточной воде, ночными кошмарами и шепотками из-за углов о том, что он ненормальный. Острым росчерком кинжала напомнило о том, что всего через четыре месяца ему придется вернуться в опостылевшую развалину на целый шестьдесят один день! Безумие. Том вздохнул глубоко и резко, коротко смял письмо в левой руке вместе с конвертом и бросил его на поднос. — Инсендио! Ало-золотые язычки пламени жадно взвились вверх, безвозвратно пожирая дешевую бумагу с потекшей кляксой чернил. Второе письмо, скрепленное благородной печатью Блэков, написанное быстрым, убористым, уверенным почерком Поллукса, коснулось изнутри глубоким удовлетворением. Оно было коротким: «Том! По этой книге учился Геллерт». К письму прилагался сверток с небольшим томиком, будто в нем содержались лишь сказки, но на деле — краткий, любительский список заклинаний. А еще, была вложена записка на парселтанге с наименованием трудов, что Поллукс рекомендовал Реддлу прочитать. И краткая приписка: «Дамблдор». Том написал в ответ благодарность и подготовил конверт к переправке. Теперь можно было заняться кое-чем поинтереснее. Последние недели он научился тому, чего так жаждал: не впускать внутрь чужие эмоции. Порой, едва-едва касаясь чужого сознания, он улавливал посторонние мысли и ощущения, но аккуратно сторонился их, как бывает, когда обходишь людей в толчее. Теперь же, после просьбы Чарлуса, азарт с новой силой захватил его голову. Покопаться в мозгах сокурсников! Он ведь действительно может это сделать. По-настоящему. Хотя бы попробовать. Ничего себе! Том растянулся на кровати в полный рост, покорно вспоминая наставления Чарлуса, закрыл глаза и положил руки вдоль тела, ладонями вниз. Как будто погружаясь в мягкий матрас, как в теплые океанские воды. Сознание поплыло, растворяясь в чужих мыслеформах и потоках чувств, сделалось вязким и гибким, как нагретая глина, и растеклось в стороны проткнутым яичным желтком. Он еще не умел целенаправленно читать чужие мыслеобразы и влезать в нужные головы. Такое можно было провернуть лишь с теми, кто в настоящий момент думал о самом Томе или хотя бы смотрел на него. Головы же всех прочих были похожи на котелки с разноцветным зельем, обернутые прозрачным полиэтиленом. Вроде бы видно все до последней капли, но не прикоснуться. Первая волна мыслей качнулась и настигла комнату неподалеку. Эйлин Принц, свернувшись клубочком на кровати, читала сказки Барда Бидля. Ее разум едва-едва отдавал свежестью перечной мяты, такой же прохладный, терпкий и остужающий. С момента произошедших событий Эйлин стала еще реже показываться в обществе, всеми силами избегая слизеринскую троицу. Почти каждую минуту, что Том проводил в спальне, он ощущал Эйлин в соседней комнате, будто она и вовсе не выходила из подземелий. Том отпустил кусочек сознания, позволив тому приземлиться в комнате Эйлин и отправился вглубь по коридору. Натан и Реджи. Снова засели вдвоем в комнате, шушукаются о чем-то и строят планы по завоеванию Хогвартса. Они принялись его избегать с тех самых пор, что Реддл поставил свой первый маленький эксперимент. В любое другое время его бы это взволновало, но не теперь, когда он с легкостью мог залезть в их маленькие, испуганные головы. Реджи и вовсе превратился в открытую книгу. Пара недель, может быть, месяцев, а потом они приползут обратно, когда увидят очередное письмо с гербовой печатью Блэков, что Том получит за каким-нибудь завтраком. Он следовал дальше, и чем глубже уходила его мысль, тем слабее она становилась. Поттеру легко сказать — начни с «четверки». Том же не может сидеть у каждой из них под дверью и гипнотизировать стену! Легкая вспышка обиды, похожая на сгоревшую хлопушку, на миг оглушила Реддла. Друэлла Розье, прибывавшая в худшем расположении с момента объявления ее помолвки, то и дело ударялась в чернейшие размышления о будущем. За прошедшее время она как будто повзрослела на пару лет, остепенилась, насколько это возможно для одиннадцатилетней девочки и утратила половину былого задора. Она перестала повязывать кудри бантами, аккуратно зачесывая волосы в безжизненную конструкцию по примеру Вальбурги. Там, где ранее Том ощущал темно-фиолетовый ореол Вальбурги Блэк, сейчас была лишь пустота. Так же, как и в спальне Дореи. Зато логово Мелины Селвин расцветилось многоликими эмоциями, как будто в голове Тома запустили фейерверк с петардами, которые неудержимо взрывались без какой-либо логики и порядка. Радость. Удовлетворение. Злорадство. Легкий оттенок страха. Наслаждение. Моника МакМиллан с очаровательным личиком и белыми ручками, ощущалась, как свернутая кольцом змея. Миранда Яксли, хищная снаружи и изнутри, казалась огромным грифом с торчащими во все стороны перьями, словно после петушиных боев. Мелина Селвин, белокурый ангел Слизерина, как некоторые в шутку звали ее за мелкие черты лица и кукольные ручки, совершенно пустая и безвкусная, вызывала в мыслях лишь образ лающей болонки. Они что-то знали, но Том не был в силах вникнуть внутрь. Одно из многих открытий, что снизошли до него: если человек участвует в разговоре с кем-то, читать его невыносимо сложно. Он не только думает собственные мысли, он отражает чужие и, к тому же, приправляет это поверх эмоциями. Чем больше людей — тем сложнее разлепить мысли, похожие на клубок длинной лапши. Сейчас образы смешивались в его голове тремя равноценными потоками, припудренные, как следует, разгоряченными эмоциями, замиксованные с десятками других сплетен, мыслей и выдумок. Если у Моники, единственной из троицы, в разуме царил почти рациональный порядок, то Мелина, основной сочинитель разномастных историй, превращала попытки Тома прочитать ее в изощренный мазохизм. Чем старше был человек, тем сложнее Тому было влезть в его разум. Помимо защиты, он не мог пробраться через то, что ему было непонятно. А взрослые действительно мыслили странно, и еще в них постоянно присутствовал премерзкий налет чего-то, что Том однажды ощутил, случайно наткнувшись на рисунки одного из мальчишек в приюте. С голыми людьми. Это действо называлось секс, и Тома выворачивало всякий раз, как он размышлял об этом. Он поспешно втянул «щупы», убираясь из омерзительных голов «четверки», ненароком «качнулся» вправо и влево и с размаху влетел в чужой разум, похожий на душистый хвойный лес, покоящийся под снежными шапками. Как будто из горящего торфяного болота нырнул прямо в океан безупречно белого снега. Обладатель потрясающего разума пил травяной отвар из глиняной пиалы, пахнущий летним сбором мелиссы, чабреца и лимона. Жидкость сладкими каплями оседала на языке и полнила тело настоящим теплом. Тепло нагретого дерева ласково грело пальцы. Человек, вдоволь насладившись, отставил чашку, поднялся, смахнув со стола странные картинки, похожие на карты, но с незнакомыми рисунками, и подошел к зеркалу. Прямо на Тома, глаза в глаза, уставились травянисто-зеленые омуты девушки с огненными локонами. Она насмешливо прищурилась, рассматривая свое отражение, не отрывая взгляда от собственных глаз, и Том глубоко сглотнул. Ощущение было такое, будто он по незнанию угодил в широко расставленные сети. — Кто же тут ходит, кто же тут бродит… — певуче произнесла она, но Том мог услышать лишь мысль, песней рождающуюся в голове. — Кто что-то ищет, тот и находит… — Она улыбнулась вновь, пронзительно и ясно. Реддл рванулся туда-обратно и с невообразимым ужасом понял, что застрял. Застрял в чужой голове. А в следующую секунду на него накатило воспоминание. Искаженное, как и все из них, чужой памятью, аллегоричное, но четкое до нереальности. Всполохи, конфетти, пары алкоголя, необычайно остро бьющие в нос, чужие раздражающие духи, смешивающиеся в неприятный дурман. Десятки теплых тел, чуть расцвеченные оттенками алого, оранжевого и желтого. Смазанное лицо блондинки с хищным носом и телом чудовищный птицы. Еще одна смеется, лицо ее выглядит, как кукольная маска. Маленький гномик, неуклюжий, похожий на темный валун в плаще. Они о чем-то разговаривают, потом… Хищный нос достает палочку и большая синяя птица, парящая по центру, падает на пол. Запах крови бьет по рецепторам ударной волной, смердя падалью и тьмой. Картинка мигнула, поблекла, и Тома, словно пробку из бутылки, выбросило из чужого сознания. Темнота под закрытыми веками вновь обесцветилась и опустилась чернеющим пологом. Том с глубоким, отрывистом вдохом попытался сесть, ощущая себя на спасительной кровати на излюбленном изумрудном покрывале. Он барахтался в целом котле мыслей, пытаясь отличить свои от чужих, его трясло и со лба тек холодный пот. Руки дрожали, непослушные пальцы лишь с шестой попытки смогли открутить кран в ванной, наполнив каменную чашу прозрачной водой. Реддл с головой ушел под воду, пока не кончился воздух, и легкие на загорелись огнем, вынырнул, и его вырвало прямо в воду.        Школа роптала, тревожный шепот, перерастающий в гул пчелиного роя, растекался по бесконечным коридорам, прятался в туалетах и на подоконниках. Повсюду сновали иностранцы, мракоборцы, преподаватели, и Реддл вспомнил слова смотрителя вокзала. Базар. Настоящий базар. В холле, вдоль стен, собрался весь цвет, и впервые преподаватели не делали замечаний за потрепанный, небрежный внешний вид, расстегнутые мантии, неглаженные рубашки и юбки, выбивающиеся локоны и терпкий запах сигарет. Слизерин в полном составе занял самую открытую и удобную из всех наблюдательных позиций прямо на входе в Большой зал. Младшие курсы набились в первые ряды, пока старшие пренебрежительно отошли назад с видом совершенно незаинтересованных, но глаза их алчно горели. Из «четверки» присутствовала лишь Моника, и ее рука, полная и изящная, ласково покоилась на плече Эйлин Принц. Гриффиндорцы сплотились вокруг большой банды Поттера, которого самого нигде не было видно. Место предводителя заняла хмурая Зоуи. Серьга осталась только в ее правом ухе, а под мантией виднелась простая сорочка. Среди когтевранцев Том разглядел нахмурившегося Гаррика. Темно-синие нашивки плотно слились со светло-желтыми, образовав собой нейтральную, тихо шепчущую массу. Когтевран и Пуффендуй, как и всегда, предпочитали соблюдать совместный нейтралитет. Гэри Грей, у которого руки чесались взять за шкирку каждого из присутствующих и засунуть в свой подвал, жадно блуждал взглядом старого педофила по лицам учеников, но профессора — Слизнорт и Мэррифоут, — значительно охлаждали его пыл. Наконец, на вершине лестницы показалась процессия, и все смолкли, словно околдованные. Первыми шел редкий ряд мракоборцев, затянутых в мантии своего отдела. Кольцом они окружали узницу, следуя группой как раз после Диппета и Дамблдора. Директор, чуть ссутулившийся, в темно-серой мантии с тонкими нитями серебра, медленно брел в самом конце, совершенно незаметный, но, тем не менее, определяющий скорость хода всей колонны. Дамблдор учтиво поддерживал его под руку, глаза его посерели и впали, внутри них металось бешенство, умело скрытое, но настолько мощное, что Том почувствовал ярость профессора даже сквозь толпу и собственные, неумело выставленные щиты. Яркое, пронзительное, будто укус корбры, злорадство ударило Тома со спины. Моника. Кто-то охнул, приложив ладони к губам, кто-то выругался — вслух, а кто-то — про себя. Среди последних был Герберт Бири, профессор травологии. Все смотрели на маленькую, тонкую фигурку, что едва шла, переставляя ноги, а по большему счету, ее просто тащили волоком на магической привязи. Хрупкая, побледневшая, с разлетающимся над головой нежным пухом белокурых волос, что сейчас поблекли и обвисли, Мелисса Кэрроу шла, сгорбившись, через холл школы. На ней все так же было надето шикарное, цветастое сари, теперь вывоженное в грязи и пыли, местами рваное. На щеках — разводы грязи и слез, глаза запали и на запястьях — пожелтевшие синяки от веревок, а еще, — ропот усилился, — следы будто бы от продольных порезов осколком или ножом. — Немыслимо, — тихо молвила Лукреция за спиной Тома. — Расправиться с Дореей, Мелиной и Мирандой… А выглядит, как невинная овечка! — Как она добралась до них из башни?.. — Говорят, у нее был сообщник… — Ты знал, что Монику… Ну, тоже того?.. — Ты что! Она же выжила! Вон за спиной стоит… Том коротко оглянулся. Моника, чье лицо не выражало ровным счетом ни единой эмоции, неотрывно смотрела на Мелиссу. На ее шее виднелись синяки и порезы. На правой щеке тонким росчерком проходила свежая царапина. И снова сутолока жадных голосов: — Ее приговорили?.. — Ну да… Вроде как… — А к чему? — Разве не знаешь, что делают с убийцами?.. — Азкабан. Пожизненное, — коротко молвил Николас Гринграсс, возвышавшийся над головами слизеринцев, и весь факультет притих. Том стоял вместе с ними, незаметный в волнующейся шепчущей массе. Натан трясся за его правым плечом, что-то торопливо и сумбурно пересказывая Эгберту и Реджи и даже слушавшей его Друэлле. Вальбурга Блэк, чье непроницаемое, выжженное горем лицо, теперь светилось опустошающим удовлетворением, стояла прямая, как стрела, и Реддл краем сознания ощущал заворачивающейся в ней спиралью алое злорадство. Гораздо более явное, нежели у Моники. По толпе пронесся ропот, и в центр залы, словно из воздуха, вывалилась фигура человека в разодраной мантии, лохматого, перекошенного, похожего на поднятого зомби. — Она невиновна, черт побери! Вы же дали ей Веритасерум! — заорал Чарлус Поттер. Он бросился вперед, растолкав учеников руками и палочкой, почти упал перед мракоборцами, что крепко удерживали Мелиссу магией, вскочил на ноги, попытался броситься вперед, но споткнулся и рухнул на колени. Мракоборцы остановились, ожидая указаний Диппета, а Поттер медленно поднял голову и посмотрел им за спины, сцепившись глазами с Мелиссой. Та подняла на него жуткие, обезображенные ужасом глаза, сглотнула, открыла было рот, но не смогла вытолкнуть из себя ни звука. Только неловко качнулась вперед, что-то неслышно прохрипела, и один из авроров немедленно преградил ей дорогу, вежливо, но настойчиво толкнув назад. — Мистер Поттер… — произнес второй, не пошевелившись. — Вы же дали ей ебаную сыворотку! Слизнорт сам ее сварил! Она ничего не знает! Этого недостаточно?! Школа взволновалась, как деревья под налетевшим ураганом. Разговоры возобновились с новой силой. Миниатюрный Флитвик тяжело закачал седеющей головой, сжимая маленькие ручки. — Чертовы уебки! — Поттер рванулся вперед. — Отпустите ее! Один из мракоборцев сделал краткий жест, и Поттер тут же упал сбоку от них, обездвиженный на краткие секунды, пока вся процессия продолжила ход под молчаливый кивок Диппета. Мало, кто знал за пределами Слизерина, но ранним утром в школу прибыли представители семей пострадавших. Виолетта и Сигнус Блэки; Урсула, мать Сигнуса, а также жена покойного директора — Финеаса Найджелуса; чета Яксли; стайка взволнованных МакМиллан, включая Меланию теперь уже Блэк, вышедшую замуж за Арктуруса Блэка; Селвины, обезумевшие от горя и смертельно опасные… Все, кроме Кэрроу. Паршивая овца, сбежавшая шлюха, сука, предавшая свою семью и осквернившая честь зачислением на Гриффиндор. Так думала о ней Вальбурга. Так думала и семья Мелиссы. Ее отец прислал краткое письмо, сообщив в нем, что отказался от дочери еще в ночь побега, и не имеет ровным счетом никакого отношения к происходящему. «Все объявления, предъявляемые семье Кэрроу беспочвенны. Выбрав Гриффиндор, Мелисса отказалась от опеки семьи, а значит, и от фамилии». Так он написал в письме Диппету. Вальбурга Блэк громко зачитала это утром всему факультету, стоя возле камина в длинном черном платье, победно подняв в воздух кулачок с зажатым в нем конвертом. Лунный камень, герб Кэрроу, мерцал на волшебной, треснувшей печати. Герберт, выглядевший, как приговоренный к казни, молчал с того самого момента, как Мелиссу забрали в башню на допрос. Он не появлялся в Большом зале, в гостиной и почти не ходил на уроки. Сейчас, когда его сестру вели на эшафот, он вновь отсутствовал. Поттеры тоже прибыли, хоть и с легким опозданием. Эдвард и Кэтрин, брат Чарлуса — Флимонт, его родители и даже сам Генри Флимонт. Последнего чистокровное сообщество встретило более, чем прохладно. Выступая против тогдашнего министра магии за идею помочь маглам в Великой войне, он подписал себе негласный приговор и был выдворен из Визенгамота, а значит, и из всего сообщества. Том посмотрел туда, где происходило теперешнее представление. Эдвард Поттер решительным шагом спустился по лестнице, вслед за Диппетом и Дамблдором, схватил за плечо Чарлуса и под сдержанные смешки слизеринцев потащил его прочь от Мелиссы и мракоборцев. Поттер орал так, что у Тома разболелась голова. Вальбурга лишь показательно приложила к ушам обе ладони, белые, как снег. Головы учеников повернулись вслед аврорам, неотрывно следя за каждым их движением и ходом узницы. Огромные двери холла распахнулись, впуская морозный, чистый воздух. Искрящееся на снегу веселое солнце ударило по глазам. Фигурка Мелиссы, источенная страхом и отчаянием, на мгновение замерла в ярко освещенном прямоугольном проеме, и на краткий момент она обернулась. Ее отчаянный, жуткий взгляд иглой вонзился в сердце тех, кто стоял ближе всего ко входу, провернулся несколько раз, втягиваясь в самое нутро. Секунда, и аврор, грубо тряхнув Мелиссу за плечо, толкнул ее в спину, мановением палочки захлопнув за собою и ней тяжелые двери. Двери захлопнулись, навсегда отрезав Мелиссу и Хогвартс друг от друга, погрузив присутствующих в мягкий сумрак. — УРОДЫ! — заорал Чарлус, что бился, как рыба, в руках родственников, после чего отец наложил, наконец, на него Силенцио, и вся чета Поттеров удалилась наверх, удерживая сына так же, как и Мелиссу — магическими веревками. Ученики в холле зашептались с новой силой, шорох голосов набирал обороты, перерастая в полноценный гул. Директор несколько раз хлопнул в сухощавые ладони, почти неслышный за роем голосов. Никто не обратил на старика внимание. Гриффиндорцы гомонили громче всех, но слизеринцы делали это язвительней. — ТИХО! — пророкотал Дамблдор, уперев палочку себе в гортань. Его бешеные глаза обвели залу, затем он убрал палочку прочь и медленно, веско молвил: — Прошу всех последовать на завтрак в Большой зал, а после — на уроки. Ученики, пойманные за пересудом произошедших событий, будут оставлены на дополнительные занятия после уроков. Гул мгновенно стих, только чтобы через несколько томительных минут набрать новые, куда более страшные тональности, подальше от преподавательских глаз, скрытый звоном столовых приборов и чавканьем. — Ей правда дали Веритасерум? — тихо спросил Том в спину Вальбурги, затянутую в лиловый шелк парадной мантии, когда все начали расходиться. Она оглянулась с презрительной усмешкой, глубоко удовлетворенная чужим горем, медленно кивнула. Помолчав и все же снизойдя до ответа, добавила: — Только это ничто в сравнении с единогласным решением Совета признать ее виновной. — Совета? — Совет чистокровных, Том, — поморщилась Вальбурга. — Когда уже ты перестанешь выглядеть маггловским недоумком? Негласное объединение самых великих чистокровных семей. Каждый из тех, кто явился, проголосовал против Мелиссы. Они давно хотели избавиться от члена семьи Кэрроу. Хотя бы и самого бесполезного, — она усмехнулась. — И Поттеры? — И Поттеры.        Уроки, которые по мнению половины Слизерина, стоило отменить ко всем чертям, прошли под эгидой «Кэрроу — враги человечества». Некоторые говорили, что даже поцелуй дементора не способен исправить их порченные души, другие украдкой замечали, что это наказание за идею замужества с родным братом. Особенно лицемерно это звучало из уст Вальбурги, чья семья совершила многочисленные браки-инцесты, стремясь помешать разбавлению крови. Третий урок, что вел Дамблдор, не состоялся по причине отсутствия последнего, а с зельеварения, что числилось после ужина, Слизнорт их заранее отпустил, сказав, что всем им «нужно время оправиться». Том спускался вниз, следуя на ужин в Большой зал, когда обнаружил на нижних ступеньках человека, так мало похожего даже на тень Чарлуса Поттера. — Ты идиот, — тихо молвил он, даже не глянув на Реддла. Том промолчал. Поттер сидел, уперев локти в собственные колени, взъерошив копну густых смоляных волос, и на нем не было мантии. Только откровенно маггловская одежда, мятая и незаправленная. — Ты идиот, что доверился ей. — Виновные наказаны, — ответил Том. — Отец Миранды снял проклятие с Дореи. Она поправится уже к следующим выходным. — Серьезно, Реддл? — Чарлус поднял лицо, искореженное жуткой усмешкой. — Трое пострадавших, один труп и невинный человек в Азкабане. Так ты понимаешь справедливость? — Ты бы не смог спасти Мелиссу, — сказал Том. — Ты ведь знаешь. — Знаю, что они все обратились против нее? Ну да. Но будь у меня доказательства, я бы смог хотя бы частично смягчить наказание. Ее бы выпустили! А что теперь? На ней одно убийство и еще два покушения. Ей этого не простят. Никто. Никогда. Том вздохнул. — Какие доказательства? — Я не знаю… Я придумал бы… — Чарлус уронил голову, закрывая глаза и тяжело вздрагивая всем телом. Вальбурга Блэк, напудренная до того, что ее лицо походило на творожную сыворотку, спустилась вслед за Томом, презрительно посмотрела на обоих, прошла было мимо, но остановилась через несколько шагов. От нее веяло дорогими духами, на руках темнели блестящие перчатки, под парадной мантией с меховой оторочкой — изящные туфельки и темно-зеленое платье с отливом. — Не было бы никаких доказательств, — молвила она в качестве огромного одолжения, оборачиваясь к Чарлусу. — Ты бы подставил еще и себя. Тебя бы упекли в Азкабан, а Дорея просто погибла. — Ты этого не знаешь, — зло выплюнул Поттер, глядя на нее снизу-вверх. — В твоем… — Он вскочил, опасно приблизился и протянул вперед дрожащую руку, словно хотел схватить Вальбургу за волосы. Только те, все как один, были зачесаны в тугой пучок. — В твоем больном разуме нет места состраданию и любви. Ты чудовище, натворившее настоящую трагедию. Загребать жар чужими руками! Ха! Это чертовски похоже на вашу убогую семейку! — На нашу семейку? — она подняла брови, и ее еще детское лицо приняло жуткое выражение. — Полагаю, ты говоришь про всех нас, и про Дорею тоже? — Ты знаешь, что она… — Да, я знаю! Но что бы ты сделал? — зашипела Вальбурга, бросаясь вперед, как гончая по приказу хозяина. — А? Ты трахал пол школы, наплевав на все! Удобно сидеть на двух стульях, Поттер! Сегодня ты чистокровный богач и тебе открыты все двери, а чуть что — и вот ты уже гриффиндорец и ничего не знаешь ни о нас, ни о своих предках. Ты сам втянул Мелиссу в эту драму. Сам отлучил ее от семьи. Притащил на Гриффиндор! Ты дал пощечину всему Совету! Каждому из нас! Ты прав. Это ты должен быть в Азкабане, а не она! И если бы этим ты не разбил Дорее сердце, я с радостью упекла туда бы и тебя! Она покраснела даже под слоем пудры, ее глаза сузились и ноздри раздулись. Через мгновение она напряглась, ее взгляд поднялся за спину Чарлусу, словно врезавшись в препятствие, и Вальбурга тут же развернулась на крохотных каблучках и поспешила прочь, злобно цокоча. Том обернулся. Эдвард Поттер в полосатом костюме, со строгим моноклем стоял на вершине лестницы и устало смотрел вниз. Порядком осунувшийся, как и сын, явно не спавший этой ночью, он, тем не менее, был опрятен и выглядел прилично. — Чарлус, ты идешь со мной, — низко молвил он. — Отец, я… — Сейчас же! Поттер сжал зубы до выступивших желваков, медленно, показательно презрительно кивнул и принялся подниматься обратно, волоча за собой ноги, но Эдвард не отреагировал. Лишь кивнул и поманил, наказывая следовать за ним. Том остался один. Повсюду туда-сюда сновали ученики, огибая его по большой дуге для надежности, но в свете последних событий никому не было дела до какого-то там змееуста. Хогвартс, полный горяченьких новостей, умел переставлять акценты между участниками своих многочисленных представлений. — Пойдем в зал, Том, — окликнул его ласковый голос у дверей в Большую залу. — Иначе всю еду разберут. Том поднял голову, захлебнулся краткой вспышкой страха и восхищения, и медленно кивнул. Рыжеволосая Ингрид в полурасстегнутой мантии, очаровательно улыбающаяся, кивнула в ответ и скрылась в гомоне голосов и перезвоне столовых приборов.        Том положил в тарелку немного сочного бифштекса, вареного картофеля с тыквенным пирогом и зелени. Кофе в чашке парило пряным ароматом, но слизеринцы, показательно накладывающие в тарелку еды, плевать на нее хотели. Пожалуй, впервые они делали вид, что хотят есть, а не наоборот. — Одного не могу понять, — Эгберт Эйвери, чуть рисуясь, щелчком отправил в рот сладкую зеленую горошину. — Как Кэрроу, будучи в башне, расправилась с «четверкой»? Моники за столом не было, так что слизеринцы вошли во вкус. — Ясное дело, — усмехнулся Николас Гринграсс, что сидел подле пустого места, ранее принадлежащего Герберту Кэрроу. — Послала своего домовика. — И он всех убил? — Ну нет, конечно, — покачал головой Николас. — Убил их всех кто-то другой. Тот же, кто подкинул Мелиссе в ее «камеру» угрожающее послание. В итоге птичка перепугалась, отправила домовика предупредить подруг, а дальше он оказался под Империо и… — он легонько дунул на раскрытую ладонь. — Ты это только что сам придумал, Никки, — едко бросила Дороти Флинт. — Ну да, — пожал плечами Гринграсс. — По крайне мере, если бы я хотел убрать Кэрроу, я бы сделал так. — То есть, это ты ее убрал? — Зачем? — искренне удивился тот. — Тут есть масса народу, кто с удовольствием сделает это сам. К чему мне пачкаться? Он недвусмысленно взглянул на Вальбургу, что чинно разрезала свой бифштекс аккуратными мелкими движениями. Она даже не подняла головы, лишь коротко изогнула уголок губы в ответ на слова Николаса. — А что с ними случилось-то? — встрял в обсуждение Реджи. — Я же тебе рассказывал! — Это домыслы твои были, Натан! А я хочу знать правду!        — Короче говоря, заходит туда домовик Миранды, а она — того, — Зоуи зловеще провела рукой по горлу. — Она же выжила, — удивилась Натали. — Ну да. Это потом он понял, что это Мелина, а Миранды вообще не было в комнате. Ее нашли в ванной, в кровавой воде. Обнаженную, с изрезанным телом и лицом. Она истекла кровью и потеряла сознание от боли. Ей сломали множество костей. — Откуда ты все это знаешь? — Подслушала разговор бледнолицых. — Чистокровных? — Ну, — раздраженно кивнула Зоуи. — Так вот, а Моника валялась голая рядом, на этом их мраморном полу, вся в собственной блевотине и крови, но гораздо более целая. Всех троих сразу увезли в Мунго, и принялись разбираться в произошедшем. Скажем так, — она заговорщически понизила голос. — Там поработала темная магия. Реальная темная магия. Ни один школьник на такую не способен. Кто-то хорошенько поразвлекся, пробравшись в слизеринские спальни и устроив местным ведьмам костер инквизиции. Ну, образно выражаясь. — Я был бы не против, если бы все подземелья выжгли до тла, — бесцветно сказал Ракеш, чей вид недалеко ушел от вида Поттера. — Согласна, — Зоуи сочувственно покивала и аккуратно хлопнула Ракеша по плечу, но тот даже не дернулся. — Мне, право, жаль эту Кэрроу, несмотря на то, что она та еще сука. — Она — слизеринка, — отозвался Дэвид. — Хоть в какой цвет ее перекрашивай, а все одно. — Никто не заслуживает гнить в Азкабане ни за что, — покачала головой Зоуи. — Так ли уж ни за что?.. — встрял в их беседу Ричард. Дэвид открыло было рот, чтобы ответить, но тут же ткнул друга со всей силы под ребра и зашипел, отчаянно кося глазами в сторону приближайшейся сутулой фигуры. — О, Чарли! — приторно запела Зоуи. — Садись, нынче подают твой любимый морковной пирог!        — Так, а кто это был то? — шепотом уточнил Эгберт у Лукреции, что перехватила эстафету и теперь принялась источать сплетни, как цветок — аромат. — Поговаривают, что некий темный волшебник, — произнесла она тихо, беспрестанно накручивая на палец локон и ласково поглядывая на Игнатиуса, что сидел рядом и только с интересом кивал в особо жаркие моменты истории, то и дело возвращаясь взглядом к Ингрид. — Который уже выпустился из Хогвартса. Он проник в гостиные и проклял всех троих. — И как он сюда попал? — Через тайные ходы, конечно же. Думаешь, раз существуют Комнаты, то в них нет чего-то эдакого? — Допустим, но кто это был? Я не хочу стать следующим из-за того, что случайно скажу что-то не то за ужином. — Ну, ты все время что-то мелешь… — фыркнула Лукреция. — Да ладно тебе! Мы все прекрасно знаем, кому больше всего не нравилась «четверка». — Блэки… — со значением протянул Эйвери. Вальбурга в ответ на собственную фамилию, произнесенную громким шепотом, лишь крайне несдержанно фыркнула. Ее вполне устраивали присказки, что теперь вся школа присваивала Блэкам, ибо они отлично служили их и без того черной репутации. Одно раздражало. Альфард нынче за столом отсутствовал, ибо Урсула решила во что бы то ни стало взять мальчика в Хогсмид, чтобы «погулять со славным правнучком». Расхлябанный идиот. Том отвлекся от глубоких, маслянисто-черных мыслей Вальбурги, по-своему прекрасных в завершенности ненависти, а также от шепота софакультетников и общего разворошенного гула. Его словно укололи острой хвоинкой в яремную впадинку. Он быстро поднял глаза, обводя по кругу слизеринский стол и, как приклеенный, прикрепился взглядом к ласковой, сдержанной улыбке Ингрид. Совершенно равнодушная ко всеобщему пиру во время чумы, она задумчиво глядела на Тома в упор. Он моргнул всего раз и на томительные секунды провалился в мешанину чужих мыслеобразов, будто его взяли за горло и втащили в самый круговорот. — Я помогла тебе, Том. Ты поможешь мне?.. Голос, такой сладко завораживающий, почти нежный, без капли угрозы и настойчивости… Как будто смертельно острое лезвие, обтянутое розовым плюшем. Только прикоснись — и сталь прорежет насквозь и его, и пальцы, рассечет плоть и кости… Том прерывисто вздохнул, выныривая из глубины, гораздо быстрее приходя в себя, нежели несколько недель тому назад, и лишь молвил про себя, все еще чуть дрожа: — Когда?.. — Комнаты. В девять вечера.        Она пришла ровно в девять. Аккуратно ступая ножками в туфлях на ужасающе высоком каблуке, за который Мэррифоут покарала бы ее сию же секунду. Тронула дверь рукой, и та открылась безо всякого скрипа. Том уже сидел в одном из зеленых, кожаных кресел, неподалеку от круглого столика, на которым мерцали хрусталем широкие низкие бокалы, в которых обычно покачивалось янтарное виски, а вокруг разлетались разноцветные фишки. После произошедшего никому не хотелось играть в карты, и Комната стояла пустой. Реддл вскочил, неловко оправляя мантию, когда Ингрид, потрясающе красивая, с прямой осанкой, ступила внутрь, сопровождаемая шлейфом духов. Идущая так, словно невидимая толпа около помоста рукоплескала своей королеве. — Чего ты хочешь? — прямо спросил Том, чуть сгорбившись. Так глупо, но он не учел, в который раз поверив в собственную уникальность, что дар легилимента может оказаться у кого-то еще. Сила девушки пугала его так же, как и собственная, с тем лишь отличием, что свою он кое-как приручил. Ингрид склонила голову, вежливо улыбаясь, вздохнула и, наконец, прошла внутрь, опускаясь в кресло напротив Тома. — Я не думала, что ты справишься, — пронзительно сказала она, глядя Тому вглубь души. — Но ты выжил. На самом деле. Потрясающе. — Ты знала?.. — Про твои таланты легилимента? Я заметила. Настолько мощные способности, что ты не мог их контролировать. Как правило, Том, люди тратят многие годы, пытаясь прорваться в чужой разум. А ты, напротив, не знал, как остановиться. — Я мог погибнуть. — Какая жалость, — вздохнула она. — Но это не мои проблемы. Кстати, ты довольно кроваво расправился с «четверкой». — Я?! Это была… Том открыл было рот и тут же прикусил язык. Незачем выскочке из Ильверморни знать правду. Потом он мысленно обругал себя за тупость. Конечно же, Ингрид знала, что это была Вальбурга. Наверняка, уже прочитала в ее или его мыслях. Ингрид согласно кивнула в тон мыслей Тома, усмехнулась. — Всего лишь хотела понять силу твоей преданности. — Преданности кому? — Вальбурге. — Что за чушь?! — А разве ты не восхищаешься юной слизеринской принцессой? Она — само воплощение всех таинств и ценностей вашего факультета. Его пороков и изъянов. Волевая, коварная, властная, опасная. Ты один из немногих не просто боишься ее, но и почитаешь. Том оскорбленно помотал головой и упал обратно в кресло, ненароком задев один из хрустальных бокалов, и тот обиженным дребезгом разлетелся по полу сверкающими брызгами. Ингрид молча вынула волшебную палочку, и вернула осколкам былую форму. — Возможно, ты не знаешь этого Том, но чем сильнее твоя способность к легилеменции, тем сложнее будет обучиться окклюменции. — То есть… — Том нахмурился, сбитый резким переводом темы. — Мои мысли читать проще, чем у других? — Совершенно верно. Тебе стоит разобраться с этой проблемой в ближайшее время, если ты не хочешь оказаться самым молодым заключенным Азкабана. — Дамблдор, — коротко молвил Том после секундного размышления. На мгновение он уловил его образ в мыслях Ингрид. Курносая, похожая на орла, птица с длинным скелетом и непомерно вытянутыми конечностями. Ее мышление, странное и звериное, тем не менее, обладало определенной притягательностью. Ингрид, к тому же, почти не скрывала собственных мыслей, что плавали на поверхности, как пылинки, и разговор полился так обыденно, будто Том говорил сам с собой. — Именно, — кивнула Ингрид, хотя Том уже уловил согласие в ее мыслях. — Пока что Дамблдор занят самобичеванием, но, поверь, рано или поздно, он возьмется за тебя всерьез. Тогда он сможет увидеть то же, что увидела я. Я слышала, что он очень искусен в легилименции. Впрочем… О чем я хотела поговорить… Мне нужна помощь. Том криво усмехнулся. Где-то он это уже слышал. — Ты и сам хотел стать популярным, разве не так? — Ингрид холодно усмехнулась в ответ его мыслям, поправляя медные локоны. Ее платье с соблазнительным вырезом на груди вызывало у Тома легкое отвращение. — Ты видел моих… подружек? — Тех, что перевели сюда вместе с тобой? — Да. — Они следят за тобой. Это твои охранницы, — догадка на мгновение ошеломила Тома, прежде, чем он понял, что это лишь мысль Ингрид, что та самолично вложила ему в голову секунду назад. — Именно. Прости за вторжение, Том, мне проще передавать мысли вместе со словами… — Она чуть запахнула мантию, скрывая нежную кожу шеи. — Я должна бежать из Хогвартса, но, к сожалению, сделать это не так-то просто. Я способна избавиться от них на некоторое краткое время, достаточное для побега или, например, для беседы с тобой, — она усмехнулась. — Но беда в том… — Ингрид сделала паузу, устало вздохнув, — …что мне нужно кое-что забрать. — Из Запретного леса. — Ах, малышка Вальбурга все-таки видела меня?.. Я чувствовала ее присутствие, но не думала, что ей хватит духу пойти за мной до конца. Так оно и вышло. — Чего ты хочешь от меня? — Все лишь кое-что узнать. Том поежился от ее размеренного, жестоко-холодного тона, сглотнул, чуть вжимаясь в кресло спиной. — Но я… — он сделал глубокий вздох. Прежде, чем согласие, продиктованное магическим очарованием собеседницы, слетело с губ, в голове Тома щелкнул предохранитель: — А что взамен? — Взамен? — Ингрид изумленно подняла брови. — Я помогла тебе найти виновного. Я не выдам тебя Дамблдору. Не расскажу про твою болезь лекарям из Мунго. И ты просишь что-то взамен? Том неловко пожал плечами, затем медленно, словно канатоходец над пропастью, сделал пробный «шажок». — Ты здесь под стражей. Одно слово твоим охранницам и прощай свобода. Разве нет? — Я могу превратить тебя в жучка-переростка прямо сейчас. И прощай свобода. — И как объяснишь мое исчезновение? — А зачем объяснять? — удивилась Ингрид. — Как я понимаю, в Хогвартсе смерть учеников и их исчезновения — в порядке вещей. Я здесь всего-ничего, а новостей хватит на пару некрологов и одну статью о мистическом и таинственном. — В этой Комнате не только я. Мои друзья слышат этот разговор. Ингрид жестко усмехнулась, склоняясь к Реддлу, проницательно глядя в его глаза, и низко, с хрипотцой произнесла: — Блефовать, глядя в глаза легилименту, гораздо более сведущему, чем ты?.. У тебя и вовсе нет инстинкта самосохранения, да, Том?.. Повисла нехорошая тишина, после чего Том сказал уже спокойнее, с трудом сдерживая внутри растущее чувство липкого, как жвачка, страха. — Тебе нужен именно я. Будь кто-то иной, постарше, ты бы попросила его, но его нет. А если превратишь меня в жука, толку от меня не будет. Ингрид легко, певуче рассмеялась. Сладко потянулась в кресле, разминая мышцы и шею, покачала головой. — Из тебя бы вышел славный волчонок, Реддл, — она улыбнулась. — Волчонок?.. — Помоги мне, и я научу тебя, как закрывать свой разум от других. Так, как это делаю я. Научу тебя путать собственные мысли, превращая их в однородный кисель. Так, что даже если кто-то проберется в твою голову, все равно ничего не поймет. — А что должен буду сделать я?.. — Сущие пустяки. В Запретном лесу спрятано то, что принадлежит мне. Кое-что очень ценное. Мои славные подружки знают, где, но я не могу прочитать это в их головах. Умельцы МАКУСа поставили славную защиту на их куриные мозги. Такую, что пробить ее может любой, кроме меня. Едва ли они ожидают подвоха от двеннадцатилетнего мальчишки и едва ли рассчитывают, что в Хогвартсе есть иные легилименты, кроме Диппета и Дамблдора. К сожалению, пока что ты совершенно не умеешь обращаться со своей силой и пользуешься ей, как топором. Я научу тебя, как превратить топор в скальпель, и тогда ты поможешь мне. Тебе понравится, Реддл, даю тебе свое слово.        Моника МакМиллан покорно сидела в директорском кабинете, сжав колени и положив поверх аккуратные ладони. На ней была примерная школьная форма в светлую полоску, выглядывающая из-за тщательно выглаженной, без вычурностей, мантии. Расплескавшиеся по плечам, густые смоляные локоны, вызывали у местной общественности недвусмысленную реакцию пополам с завистью, но никто не осмелился нарушить беседу ученицы и директора по такому пустяку. Тем более, что по правой щеке Моники тянулась тонкая длинная царапина, показательно алеющая на тщательно запудренной коже. А когда она ежилась и невзначай поправляла рукава, из-под мантии выглядывали жуткие синяки на запястьях, уходившие вверх по рукам разляпистыми следами. Теперь Диппет удалился в отдельную комнату вместе с преподавателями и львиной долей чистокровного сообщества, которое так нежданно собралось здесь, тихо, галантно переругиваясь и сверля друг друга ненавидящими взглядами. Лишь Селвины, совершенно безутешные, не участвовали в общем «веселье». Аглая Селвин, высокая, тонкая, как ива, женщина с гладкими светлыми волосами, сидела на стульчике, замотанная в траурную вуаль и, не скрываясь, плакала. Ее муж, потерянный, уставший мужчина с тонким носом и худыми усами, неловко поглаживал ее по плечу, глядя в пол. Рядом с Моникой, что чинно ожидала возвращения Диппета, остался лишь Поллукс Блэк, в шестой раз за последние полторы недели навестивший Хогвартс и Дорею в частности. Глубокая жестокая складка на его юном лице начала разглаживаться лишь этим утром, после объявления Мелиссе окончательного приговора. — Моника, милая, — мягко, улыбчиво молвил он, присаживаясь на краешек директорского стола. — Как ты? — Я… Я в порядке, господин Блэк, — ответила МакМиллан, чуть дрогнув огромными водянистыми глазами. Она коротко подняла взгляд, сглотнула, и вновь уставилась на собственные руки. — Моника, милая, я хотел бы объясниться теперь, когда у нас появилось краткое время для личной беседы. Моника чуть затравленно взглянула на дверь, за которую удалился директор. — И я хотел бы просить тебя перестать играть этот дешевый спектакль передо мной. Полагаю, что многие ведутся на него беспрекословно, но мне, право, претит подобное лицемерие. Моника едва заметно вздрогнула, подняла чистые, невинные глаза на Поллукса, что был старше ее лишь на двенадцать лет, а казалось — на целый век. Сглотнула еще раз, теперь по-настоящему, вздохнула глубоко и полно, отчего ее красивая грудь под мантией на миг высоко приподнялась. Поллукс не обратил на это ни малейшего внимания, продолжая почти нежно улыбаться. — Хорошо, мистер Блэк, — шелестяще произнесла Моника, меняя тембр и тон голоса, опуская грудь и становясь холодной, как кусочек льда. — Я слушаю вас. — Потрясающее самообладание, — искренне усмехнулся Поллукс. — О том, что произошло… Я не желал тебе навредить, — он повел рукой в сторону ее запястий. — Это было необходимое зло. Ты понимаешь? Моника медленно кивнула. — Поверь, у меня нет никакого желания ссориться с Арктурусом. Моя дочь выйдет замуж за его сына, и лишние распри были бы ни к чему. — Иными словами, мне сказочно повезло, что моя мать и его жена — кровные сестры. — Сказочно, — он посмаковал слово. — Я бы не сказал лучше. Мне пришлось, к сожалению, прибегнуть к некоторым неприятным заклятиям, чтобы не выставить тебя в дурном свете. Согласись, если бы из всей троицы не пострадала бы только ты, многие бы усомнились в твоей непричастности. Я прошу прощения за изуверский метод, выбранной мной, но поверь, твое прекрасное тело восстановится не позднее конца марта. Ты понимаешь, дитя? — Понимаю, мистер Блэк, — без эмоций кивнула Моника, храня на лице вежливое, почтительное выражение. — А что же Миранда? — Миранда не состоит в родстве с Арктурсом, — Поллукс улыбнулся чуть шире, плотно смыкая губы под конец каждой фразы. — Яксли, Кэрроу… Всегда были так опасно, неразумно обособлены, даже в рамках чистокровного сообщества… — И Селвин? Поллукс лишь коротко, жестко взглянул на дверь второй комнаты Диппетовского кабинета, и с безмолвной улыбкой кивнул. — Позволите ли вы спросить, мистер Блэк, почему вы убили ее? По-настоящему? — в глазах Моники мелькнул и пропал интерес охотника, взявшего след дичи. — Миранда осталась жива, но Мелина… — О… Позволю. Ее отец… Он несколько отдалился от нас. Тебе ведь известно, что он не последнее лицо в министерстве по защите прав всяких там русалок и гоблинов? Чудесно. Видишь ли, Розье не столь давно вполне удачно продвинули в министерстве закон, касающийся… — Поллукс пожевал губу. — …сокращения популяции полукровных рас? — мило подсказала Моника. — О да, моя прелесть. Именно так. И знаешь, что? — Моника помотала головой, подыгрывая Поллуксу. — Все бы сработало, если бы Гордон не уперся рогом. Насколько я понимаю, многоуважаемый мистер Селвин не желает отдавать из-под своего контроля русалочье сообщество, которое поставляет ему редкие вещицы и ингредиенты. Он сбывает их на черном рынке по неоправданно высокой цене, а его монополия отрицательно сказывается на… мне. — Иными словами, он не захотел делиться. — Не захотел. Полагаю, что теперь он станет гораздо сговорчивей. У него ведь остался только один-единственный сын. Впрочем… Поллукс поднял глаза вслед скрипнувшей двери и плавно закрыл рот, не меняя выражения лица. Армандо Диппет, еще более высохший и посеревший с момента нападения на Дорею Блэк, первым выступил из комнаты, ведя за собой вереницу людей со сдержанно-злыми лицами. Поллукс неспеша соскочил со стола, изящно отходя в сторону и доброжелательно кивая директору. Дамблдор хмуро взглянул на него, занимая место за спиной Поллукса. Тот лишь мило улыбнулся в ответ, едва качнув головой. — Вы можете идти, мисс МакМиллан, — хрипло молвил Диппет, кивая девушке. Та поклонилась, как требовал этикет, плотнее запахнулась в мантию, еще раз продемонстрировав публике ужасающие синяки и вызвав у профессора Слизнорта испуганный вздох. Повернувшись спиной, Моника ровно вышла из кабинета, ни на кого ни глядя, пока Поллукс Блэк, холеный и статный, смотрел ей вслед с задумчивой улыбкой сытого удава.