В плену шиповника и роз

Старый замок увил паутиной покой, Как ресницы плющи на глазницах окон, А в саду огнедышащий древний дракон Охраняет мой сон. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица Рассвет в Хогвартсе заставил бы трепетать перед величием творений природы и магии? Маглл - да. Мага? Определенно нет. Ученики школы чародейства и волшебства «Хогвартс» давно привыкли к этому великолепию. Да, поначалу, на первом курсе, дети ходили по коридорам с приоткрытыми от удивления ртами — пугало и завораживало одновременно абсолютно все: от лестниц, меняющих направление и двигающихся портретов, до превращений профессора МакГонагал и песенок полтергейста Пивза. Сейчас магия стала обыденностью и «Вингардиум Левиоса», казавшееся верхом магии на первых уроках, стало привычкой. Когда-то, так давно, что никто уже не помнит точного дня, четыре основателя Хогвартса выбрали «обиталища» для своих студентов. Храбрецам предстояло жить в одной из самых высоких башен, над потолком в обители хитрых и амбициозных огромный кальмар разрезал щупальцами воды Черного озера; ученикам Кандиды Когтевран предстояло ежедневно отвечать орлиному клюву на вопросы, чтобы пройти в свои спальни, а «барсуки» отбивали ритм по дну одной из перевернутых бочек невдалеке от кухни. Давайте же перенесемся в обитель самых отважных — жилище гриффиндорцев. Гостиная в это раннее время пуста и мы просто пройдем, не останавливаясь. А куда дальше? Посмотрим: из спален мальчиков раздается лишь мерное сопение и громкий храп. В спальне девочек сейчас явно интересней — может, одна или несколько из них сейчас не спят, судорожно листая каталоги магазина мадам Малкин в поисках платья на выпускной, до которого еще два месяца, или томно вздыхает, вспоминая о глазах симпатичного когтевранца и обворожительной улыбке одного брюнета — пуффендуйца с седьмого курса. В семь часов в спальне девочек спят единицы — остальные судорожно поправляют макияж, нервно шарят в шкафу в поисках галстука или перед зеркалом поправляют прическу. После, уже «во всеоружии», гриффиндорки садятся на кровати и, тихо хихикая, обсуждают нелепость наряда какой-нибудь слизеринки, а иногда, смущенно улыбаясь, прячут лицо в ладонях, когда речь заходит о их предмете воздыхания. Так они дожидаются завтрака, будят своих соседок — засонь и дружной стайкой семенят по коридорам в Большой зал. Сейчас Лаванда Браун сидит на кровати своей подружки Парвати и, высунув язык, сосредоточено красит ногти бордовым лаком. На вопрос Патил, почему не алый, девушка, кривясь, отвечает: — Фи, алый… По мне, слишком пошло! А оттенок бордо — самое то! Парвати пожимает плечами и вновь возвращается к статье в «Ведьмином досуге». Она не понимает слов подруги и ее отношения к алому. Будь у нее, Парвати, такие изящные пальчики, она бы делала лишь кокетливый, но изящный французский маникюр. Но у нее смуглая, будто терракотовая, кожа и белый лак будет смотреться, в лучшем случае, неуместно, а в худшем — вульгарно. У зеркала Кэтти, нахмурившись, как грозовая туча, разглядывает маленький прыщик у себя на лбу. — Девочки, не помните заклинания от прыщей? Парвати на секунду отрывается от журнала, но через несколько секунд вновь опускает глаза: — Не советую использовать заклинания, — равнодушно бросает она, сосредоточено перелистывая страницу. — Почему? — Лучше воспользуйся настойкой, — советует Браун, любуясь аккуратно накрашенными ноготками, — от заклинания наверняка потом будет чесаться кожа, — с умным видом поясняет она, при этом бросая на Бэлл такой взгляд, которым смотрят на глупого и несмышленого ребенка, не понимающему простых истин. — Ладно, — вздыхает Кэтти, зачесывая челку так, чтобы скрыть злополучный прыщ. — После завтрака зайду к мадам Помфри. Десять минут спустя девушки уже увлеченно обсуждают сильную, но не менее прекрасную половину Хогвартса. Когда Парвати перестает вздыхать о когтевранце Эрни Макмиллане с его «ослепительно сапфировыми глазами», а Кэтти перестает жаловаться Браун на коварство и подлость какого-то слизеринца, клявшегося ей, Кэтти, в вечной любви, Лаванда удивлено спрашивает: — Сегодня что-то очень уж тихо: ни Уизли с ее ворчаньем, ни Грейнджер с нотациями и лекциями о вреде недосыпания. Кстати, Гермиона все еще спит? Парвати кивает, мол, да, еще спит. А Кэтти внезапно бьет себя маленькой ладошкой по лбу. — Она просила ее разбудить — у нее испортился будильник и никакое «Репаро» не помогает. Лаванда встает, подходит к крайней кровати, одергивает полог и решительно сбрасывает на пол одеяло. Девушка на кровати никак не реагирует на ее действия. Парвати, немного удивившись, вытаскивает из-под головы сокурсницы подушку, но Гермиона даже не меняет позы, продолжая тихо сопеть со сложенными на животе руками. — Не находите, что как-то странно она спит? Лаванда и Кэтти кивают в знак согласия. — Девочки, может, сбегать за мадам Помфри? — неуверенно протягивает Кэтти. — Лучше сбегай за Джинни — у нее к Грейнджер свой подход. Через несколько минут сонная Джинни входит в спальню, попутно обещая наслать на Кэтти «Летучемышиный сглаз». Узнав, что от нее требуется, Уизли хватает с прикроватной тумбочки маленькую вазочку с цветами, опрокидывает ее содержимое над Гермионой. На девушку выливается поток холодной воды и падают белые розы, но она продолжает спать. — Кэтти, беги за мадам Помфри… — произносит, ошарашенная увиденным, Джинни. — Но… — пытается возразить Бэлл. — Я сказала… — договорить Уизли не успела — Кэтти уже и след простыл. *** Что мне солнце, что день, что мне ночь, что луна, Я лишь сплю — колдовством древним я пленена, Вместо злата в приданое мне суждена Лишь одна тишина. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица — Мадам Помфри, чего мы только не делали: и одеяло забрали, и подушку, воду даже на нее вылили! — загибая пальцы, объяснила Кэтти. Сейчас они с мадам Помфри поднимались по лестнице в башню Гриффиндора. Медсестра то и дело охала, то ли от состояния спящей ученицы, то ли от количества ступенек. Портрет пропустил мадам Помфри, даже не спросив пароля. При этом Полная Дама так сильно нахмурилась и скорчилась, что казалось, будто она сейчас расплачется. Пока мадам Помфри осматривала ученицу, ее однокурсницы тихо перешептывались. Лаванда же чуть не кинулась рассказывать Бон-Бону о неизлечимой болезни Грейнджер, но любопытство пересилило и она осталась дожидаться точный диагноз. Обеспокоенное и слегка растерянное лицо Джинни у мадам Помфри не видела никогда. Обеспокоенное - да, растерянное - нет. Она всегда знала, что и как делать. — Мисс Уизли, позовите профессора МакГонагал и профессора Снейпа, последнему скажите, что дело касается проклятий и ядов и не называйте имя студентки. А остальных попрошу заняться своими делами и не толпится около больной. **** Лунным бликом на серой холодной стене Снится сон драгоценный, а в дивном том сне Мой предсказанный рыцарь, и в башню ко мне Он спешит на коне. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица — Минерва, я не могу понять, что это за проклятье! — медсестра всплеснула руками, — даже когда я переносила ее в Больничное крыло, мисс Грейнджер не шевельнулась. МакГонагал приобняла чуть ли не плачущую Помфри за плечи: — Не волнуйся. Сейчас Северус придет из своих подземелий и выяснит, что это за проклятье. Ты же знаешь, Поппи, ему нет в этом равных! — Помфри согласно кивнула, но всё-таки у нее на щеках блеснули слезы. — Понимаешь, Минерва, — заикаясь, прошептала она, — я всегда могла чем-то помочь, но сейчас я ничего, ничего не могу сделать! В больничное крыло вошла сама мрачность — профессор Северус Снейп. Развивающаяся от быстрой ходьбы, черная мантия сейчас походила на огромные вороньи крылья. Сальные черные волосы и хмурое выражение лица также были неотъемлемой частью образа декана Слизерина и профессора зельеварения по совместительству. — Минерва, — вежливый, сдержанный кивок, — Поппи, — еще один. Помфри еще сильнее сжимает руку МакГонагал, будто боится упасть в обморок. Минерва приобнимает ее за плечи, давая нужную поддержку. — Северус, девочка не просыпается. Ни я, ни Поппи не можем определить точно, что с ней. Снейп уже подошел к одной из кроватей в Больничном крыле и сейчас сосредоточено отсчитывал удары сердца. — Просить мисс Уизли не говорить имя студентки с вашей стороны было глупо. Не думали же вы, что я не помогу мисс Грейнджер лишь из-за моей неприязни к ней? — посмотрев на своих коллег, он изобразил удивление. — Неужели, вы обо мне настолько плохого мнения? И потом, разве я мог лишить себя удовольствия отпускать язвительные комментарии по поводу всезнайства мисс Грейнджер? — после этого риторического вопроса профессор ухмыльнулся в лучших традициях своего факультета. — Северус! Не пудрите нам мозги! — кажется, терпение профессора трансфигурации уже на исходе. — А разве вы видите у меня в руках пудру? — ответил Снейп, приподнимая веки студентки, чтобы посмотреть на зрачки. — Северус! Профессор выпрямился и расправив мантию, достал палочку. Произнеся какое-то заклинание, он начертил в воздухе несколько рун и на кончике волшебной палочки появилось свечение мятного цвета. Снейп сделал пас рукой и луч скользнул к девушке. Покрутившись несколько раз, будто живое существо, сияние пролетело вдоль тела студентки, едва его задевая и вновь скользнуло к Северусу. Профессор аккуратно поймал луч в колбочку, которую, по его просьбе, ему протянула мадам Помфри и закупорил горлышко пробкой. Снейп долго рассматривал сияние в колбе, то подходя к окну, то наоборот, уходя в тень. Затем он приподнял колбу, при этом вытянув руку, чтобы ее содержимое могли рассмотреть стоящие рядом женщины. Помфри и МакГонагал принялись внимательно разглядывать мятное облачко в колбе. — Минерва, что вы видите? — поинтересовался Снейп. — Розы, — ответила женщина, немного растерявшись, — и шиповник. Да, — уже уверенней начала она, — стебли роз оплетает шиповник. — Если я не ошибаюсь, вы — полукровка. Ведь так? — Да, Северус, не ошибаетесь. — И эти розы и шиповник ничего вам не напоминают? — Снейп вопросительно приподнял бровь. МакГонагал нахмурилась, явно стараясь вспомнить. — Хм… Не могу вспомнить… Как же… А, кажется, «Спящая красавица», — лицо Минервы засияло, как новенький галеон. — Это старая магловская сказка — «Спящая красавица». В ней принцесса заснула вечным сном из-за проклятья ведьмы… — Погодите! — мадам Помфри вновь занервничала, — как это — «вечным сном»? Северус спокойно наблюдал за их реакцией, выжидая, когда дамы будут способны правильно воспринять правду. — Боюсь, вы, Минерва, как особа, незнакомая с темной магией, не знаете об этом обряде, — пас рукой. — Его используют в древних магических семьях, чтобы найти идеальную пару наследнику, — выделяет последнее слово. — Обычно девушка из чистокровной семьи и родители сразу распознают это проклятье. Похоже, мисс Грейнджер вскоре сменит свою маглловскую фамилию на более звучную. — Северус! — МакГонагал чуть не ударила коллегу свитком по руке, едва сдержавшись, -Перед тем, как делать предсказания, расскажите, как разбудить ученицу! А после, можете подняться на Астрономическую башню и погадать мисс Грейнджер по расположению звезд! Снейп фыркнул, слегка сморщившись. — Предсказывание будущего -прерогатива Сивиллы. Я же занимаюсь более точной магией, — ухмылка в лучших традициях родного факультета. — А способ один — поцелуй человека, для которого и совершался данный обряд, — Северус Снейп с ни с чем несравнимым удовольствием наблюдал, как МакГонагал сначала краснеет, а потом бледнеет. «Жаль, не пожелтела.»- С горечью подумал он. Минерва открывала рот, словно вытащенная на сухой берег рыба, помахивая в воздухе свитком. — Но, Северус… — заикаясь, начала профессор трансфигурации. Зельевар взял края мантии в ладони и скрестил руки на груди — создалось впечатление, что в больничном крыле поселилась огромная летучая мышь: — Это неэтично, оскорбительно для мисс Грейнджер. Вы так хотели сказать? — женщина смущенно кивнула. — Что ж, вы в своем репертуаре. По мне, этот способ просто банален. Но он единственный, поэтому советую оповестить директора и составить список чистокровных студентов с седьмого курса. Можете также добавить полукровок из знатных семей. С родителями, а не опекунами! — поспешно добавил Северус, заметив, что МакГонагал начала выводить на пергаменте имя мальчика, который выжил. ***** Высока моя башня, и ров преглубок, На воротах тяжелый железный замок, Но я знаю, придешь, и, ступив на порог, Ты развеешь злой рок. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица Студенты — семикурсники, пришедшие на завтрак, были удивленные и слегка обескуражены, когда директор назвал чуть больше дюжины фамилий, в основном, слизеринцев и сообщил, что ученики, попавшие в список, после обеда должны явиться в кабинет МакГонагал. Что это был за список и чем провинились — в этом никто не сомневался — студенты, никто не знал, что, в общем, не помешало Лаванде Браун с Парвати Патил и Пэнси Паркинсон по-быстрому отрастить эту историю невероятными подробностями и рассказывать каждому, кто был готов слушать. На уроках студенты сидели как на иголках — и попавшие в список, и нет. Девочки перемигивались, перешептывались и бросали друг дружке записки, пока никто из профессоров не заметил. Мальчишки нервно передергивали плечами, когда называли их фамилии, напряженно вслушивались в монотонную лекцию профессора Бинса или, наоборот, сидели за партами с отсутствующим видом и пропускали все мимо ушей. В этот день профессора сняли рекордное количество очков со Слизерина и даже Снейп со своим предвзятым отношением к Гриффиндору и слепой любовью к родному факультету не смог сравнять счет. После обеда из большого зала, попавшие в список, шли одинаково: опустив голову, студенты старались идти как можно медленней. К их сожалению, вмешался профессор зельеварения и ученики были вынуждены под страхом недельной отработки добраться до кабинета МакГонагал чуть ли не вприпрыжку. В кабинете профессора трансфигурации витал легкий, едва уловимый аромат маргариток. Ученики были вне себя от удивления. Профессор обошла каждого — помахала над головой палочкой, начертила в воздухе несколько рун и что-то продиктовала своему зачарованному перу. Затем она, не сказав ни слова ученикам, направилась к выходу, бормоча что-то себе под нос. Рон и Невилл переглянулись — МакГонагал сегодня странно себя вела. Невилл подался вперед, от волнения закусив губу: — Эм… — слегка замялся Лонгботтом, — профессор, мы можем пойти на урок? МакГонагал обернулась, недоуменно посмотрела на гриффиндорца и, вскинув брови, строго ответила: — Вы, мистер Лонгботтом, как и мистер Уизли, можете быть свободны. Также как и мистер Гойл с мистером Крэббом, — она перевела взгляд на двух амбалов, от страха жавшихся друг к дружке в дальнем углу. — Профессор, может вы сразу скажите, кому остаться, а кому идти на уроки? — лениво протянул, облокотившийся о колону и скрестивший руки на груди, Малфой. Нотт согласно кивнул. — Со мной идут, — МакГонагал стала медленно оглядывать студентов, — Блейз Забини, Драко Малфой, Энтони Голдстейн и Эрни Макмиллан. ***** Растревожив туман тишины вековой, В мой покой ты войдешь дождь — водою живой, И разрушит проклятое вмиг колдовство Поцелуй жаркий твой. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица — Да чтобы я поцеловал грязнокровку Грейнджер?! Да никогда, слышите?! — Мистер Малфой, мы понимаем, что вы до глубины души возмущены данным раскладом, но вы просто обязаны это сделать, — гневно воскликнула Макгонагал, прервав его тираду на корню, -Вы будете по очереди заходить в этот зал, что делать дальше, я думаю, вы догадывайтесь. Если ничего не происходит в течении пяти минут — вы просто уходите в небольшую дверь в углу комнаты. Там вы остаетесь, пока последний не выйдет в ту дверь. Заметив надувшегося, словно первокурсник, Драко, профессор добавила: — Вас, мистер Малфой, я ставлю последним. Может, до вас очередь не дойдет, — на этих словах Минерва мягко улыбнулась ему, как маленькому ребенку. Даже такой расклад Малфоя не успокоил. У него было смутное предчувствие, что ничего хорошего из этого не выйдет, особенно для него. Первым в дверях скрылся Голдстейн, за ним ушел Макмиллан. Забини, перекрестившись*, прошел следующим. С каждой секундой его время уходило все быстрей и быстрей. Оно, словно золотистый песок, утекало сквозь пальцы. Он судорожно хватался за последние минуты, за крохотные лучики надежды, сильнее сжимал пальцы, не давая песку времени уходит. Время найдет лазейку где угодно — золотой песок также стремительно исчезал. — Ваша очередь, мистер Малфой! Все, это конец. Шаг за дверь — все надежды рассыпались, как замок из песка, шансы на удачу улетучились вместе с легким ароматом маргариток. Профессора постарались на славу: высокие готические окна с цветными витражами, увитые плющом и розами колоны. Ни дать, ни взять, средневековая часовня. Посреди комнаты, на увитом все теми же плющом и розами, лежит Гермиона, скрестив на животе руки. Длинный шлейф ее персикового платья закрывает ноги. Шаг навстречу. А что, если это он? Еще шаг. Да нет, не может быть. Опять шаг. Он — аристократ, она — плебейка. Целых два шага навстречу судьбе. Будь, что будет! Еще три шага и он уже стоит, опираясь на постамент, боясь пошевелится. Ее веки слегка дрогнули, когда он провел по ее щеке холодными пальцами. Она так размерено дышит — будто просто прилегла отдохнуть. Стараясь ни о чем не думать, мягко касается ее губ своими. Минута. Ничего не происходит, значит — не он. Еще минута. В душе смесь облегчения и… разочарования? Несколько секунд и он чувствует, как ее губы приоткрываются. Он отстраняется, смотрит на нее. Ее веки дрогнули еще раз и глаза распахнулись. Она жмурится, привыкая к яркому свету, приподнимается, внимательно осматривает комнату. — Как много роз… — шепчет так тихо, чтобы он не услышал. Трясет головой, сгоняя остатки зачарованного сна и замечает его: — Малфой? Что ты здесь забыл? -Тебя, Грейнджер, тебя… **** И пусть пленница чар я, но верой полна: Расцветет розой белой однажды весна, И услышу сквозь полог столетнего сна Стук копыт скакуна. ©Велазария Ветровая — Спящая красавица Полтора года спустя В кабинете Люциуса Малфоя полно портретов. Они повсюду: большие, в посеребренных рамах, на стенах; миниатюры в книжном шкафу, на каминной полке. На рабочем столе и то миниатюра, самая «юная» среди всех — ей всего год. Лорд Малфой берет позолоченную рамку в руки, долго вертит ее. Семейство Малфоев. Он сам, его супруга, Нарцисса, сын, Драко и невестка, Гермиона. Вспомнив о происхождении последней, Люциус сморщился, как от зубной боли. Он не смирился и, наверное, никогда не сможет. Слишком глубоко въелись старые предрассудки. Не вставая из кресла, Люциус делает пас рукой и в руку ему опускается снифтер**, наполненный огневиски. Он долго осваивал этот прием, можно сказать, всю жизнь. Потягивая огненный виски, Люциус вглядывается в миниатюру в своей руке. Его сын так быстро вырос. Кажется, еще вчера он, девятилетний мальчишка, трясся при виде лошади и прикидывался больным, чтобы отвертеться от конной прогулки. А сейчас он женат, совсем скоро сделает своего отца дедом. Люциус вновь поморщился, подумав о крови своих внуков. Что ж, он сам виноват — спасибо деду Гипериону. — Ваше здоровье, дед! — Люциус отсалютовал бокал портрету какого-то старикашки. — По какому поводу пьешь, внучек? — дед на портрете ухмыльнулся, совсем как при жизни. — Как же? Моя невестка со дня на день родит внука — причем, полукровку, — вначале делано удивившись, Люциус вновь вернулся к своей обычной манере. Портрет ахнул, всплеснув руками, и погрозил своему внуку пальцем. — А я говорил, что нельзя позволять Драко женится на этом отродье! А я говорил! — Вы много, чего говорили. Не вы ли посоветовали провести мне этот дурацкий обряд?! А я вам послушал, и что из этого вышло?! Узнав, что перед свадьбой у него есть выбор — либо смерть, либо женитьба на грязнокровке — мой сын выбрал последнее. Он сам того не заметив, по уши влюбился. Да и прошлая мисс Грейнджер и нынешняя миссис Малфой стала питать к нему нежные чувства. И все это — ваших рук дело! Я бы женил Драко на одной из Гринграсс, но я послушал вас, дедуля. Пристыженный портрет опустил нарисованную голову. — Ну, я же не знал… — пролепетал, словно нашкодивший ребенок, почтенный Гиперион Малфой, мигом подрастеряв всю свою спесь. — Вы не знали? А кто знал? Кто должен был знать? В окно постучали. Люциус щелкнул пальцами и, появившийся из пустоты домовик, открыв раму, впустил птицу в комнату. Черный филин бесцеремонно опустился на подлокотник кожаного кресла и протянул лорду Малфою письмо. Приказав домовику отнести птицу в совятню и накормить ее, Люциус быстро пробежал по пергаменту глазами, читая сквозь строчки. Дойдя до конца, лорд блаженно улыбнулся, смакуя последнюю фразу. — Можете поздравить меня — моя невестка родила наследника. Дед, — насупившийся портрет посмотрел на своего внука, — вам это понравится, — портрет, в предвкушении замер; вдруг грязнокровка померла? — Драко уже придумал имя своему сыну, — Гиперион весь обратился в слух. — Скорпиус. Скорпиус Гиперион Малфой. Услышав второе имя праправнука, портрет схватился за сердце. *− у Гарри есть крестный отец, что характерно для христианства. Скорее всего маги — католики, поэтому Блейз вполне может перекреститься, правда, слева на право, а не наоборот, как привыкли мы с вами. ** − рюмка для коньяка. В моем воображении фигурировал именно этот бокал, поэтому пьет Люциус коньяк или огневиски, не принципиально.